Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба

– Ола, сеньора Каталина! – чирикаю я, когда она целует воздух подле моей щеки и обволакивает восточным дурманом своего парфюма. – Карла готова?

– Ах, – она рассеянно машет рукой в сторону лестницы, – сама разбирайся. У нас сегодня очередной кризис семнадцати лет. – Хочешь Беллини?

Я отказываюсь и поднимаюсь на второй этаж, минуя герб Каталонии, украшающий стену. Отец Карлы яростно боролся за независимость автономии и никому не дает об этом забывать. Да, его волю сломили, когда для семейного гнездышка сеньора Аурелио-Лурдес выбрала Холмы Алтеи, входящие в состав Валенсии, но преданность Каталонии при этом не пошатнули.

По слухам, сеньор Аурелио сыграл не последнюю роль в присвоении Каталонии автономного статуса, но мать Карлы всегда пресекает подобные разговоры. Ей неудобно перед теми, кто считает, что эта борьба не стоила свеч и каталонцы занимаются ерундой.

Карла плакала. Ее лицо выглядит потерянным и несчастным, когда она оборачивается на стук моих каблуков. Карла блуждает по комнате в расстегнутом корсете и трусиках и подбирает с пола разбросанные вещи. Я поджимаю губы и прикрываю дверь. Сегодня случился тот самый день, когда юная принцесса виноделия получила по башке.

Такое иногда бывает между матерью и дочкой. Моя мама тоже могла на меня рассердиться. Но никогда после нашей ссоры я не чувствовала себя мухой у фуры на лобовом стекле. Я ни разу не слышала конфликтов в доме Аурелио-Лурдес, мне всегда доставались только руины. И сейчас эти руины близки к тому, чтобы отказаться от свидания, ради которого купили корсет с вышивкой Венеры Боттичелли.

У нас есть минут сорок. Я быстро сажаю Карлу за туалетный столик и вручаю ей утюжок. Сама заталкиваю вещи в шкаф, а туфли ставлю на полку. Нахожу нужную атласную юбку и лодочки, но Карла протестующе шмыгает носом, так что я меняю их на босоножки на космической шпильке. Пока она, всхлипывая в перерывах между прядями, делает прическу, я затягиваю корсет и завязываю ленты. Мы собираем ей волосы крабиком, и Карла одним махом рисует себе роскошные стрелки. Алая помада себе, нежно-розовая мне.

Обреченно цыкнув, Карла сажает меня на свое место и поправляет макияж: проходится хайлайтером и нежно-розовыми румянами, так что я становлюсь похожа на куколку. На веки ложатся тени, на ресницы новый слой туши.

– Это совершенно необязательно, Карлита, – шепчу я. – Свидание сегодня только у тебя.

Я получаю пуховкой по носу и тихо фыркаю. Закончив со мной, Карла влезает в юбку, которая делает ее округлые бедра просто сногсшибательными. Застегнув босоножки, она встает перед зеркалом и расправляет плечи. Я вижу, что чего-то не хватает. Но не понимаю, чего. Украшения на месте, сумочка тоже… потом вспоминаю руины.

Из карих глаз-вишен пропал их фирменный блеск.

– Нужен какой-то комплимент, – вздыхает Карла.

– Ты роскошна, Карлита! – шепчу я. – Просто роскошна!

И это чистая правда! Пыльно-розовый корсет с нежной Венерой смотрится потрясающе на смуглой загорелой коже, а бордовая юбка струится по телу, точно фамильное вино. Но это нам не помогает. Вся надежда на красноречие Фабиана.

Мы спускаемся по лестнице, держась за руки. Сеньора Каталина нас не провожает. У Карлы нет официально озвучиваемых временных рамок, как у меня, она просто сама знает, когда нужно вернуться, чтобы миновать ураган «Каталина».

Фабиан там, за дверью. Мы слышим тихое урчание двигателя автомобиля. Прежде чем открыть дверь, Карла замирает.

– Я сегодня недостаточно хороша.

Я накрываю ее запястье своими пальцами, чтобы считать бешеный пульс.

– Ты убийственно хороша!

Открываю дверь и первой схожу на широкие мраморные ступеньки. Фабиан поднимается с пассажирского сидения черного Вольво и шагает навстречу. А после он видит Карлу за моей спиной.

Что бы ни сказал он после, что бы ни совершил, ничто не сравнится с его первым взглядом на мою подругу. Я буквально вижу, как все мысли и эмоции в его взгляде затмеваются одним единственным чувством. Это восхищение. Оно большое, неподдельное, тянется к Карле через лужайку, словно ток по оголенному проводу, и зажигается блеском в ее глазах.

Фабиан идет ей навстречу, чтобы проводить до машины, как истинный джентльмен. Он даже не догадывается, что уже пробил потолок в балльно-рейтинговой системе Карлиты.

Я чувствую себя третьей лишней на этом «не свидании», совершенно не понимаю, зачем меня на него взяли. Оглядываюсь на дом. Если прошмыгну внутрь, смогу выскочить через внутренний двор и пошлепать к себе, тут не далеко. А птичники по кустам не прячутся.

В момент моих неистовых сомнений хлопает водительская дверца машины. Оборачиваюсь, чтобы увидеть шагающего на меня Каетано. Дьявол. Он может успокоиться и перестать выглядеть, как популярные ребята из Тик Тока, которые томно глядят через экран? Простое белое поло, не застегнутое на верхние пуговки, синие брюки и небрежное гнездышко на волосах. У них с Фабианом, что, одна расческа на двоих? Не мог он убрать эти невозможные прядки со своего лба по примеру брата?

– Выглядит так, будто ты затеяла очередной побег, – приветствует он меня.

– Не нужно делать вид, что ты что-то знаешь обо мне, – мягко огрызаюсь я. – Я не хотела в этом участвовать. Все вопросы и претензии оставляйте у секретаря синьорины Аурелио-Лурдес.

Каетано мягко усмехается себе под нос и жестом приглашает меня к машине.

Карла уже внутри, едва не растекается лужицей по сиденью. Я счастлива видеть ее такой довольной. На щечках загорелся прежний румянец, и я обещаю себе приложить все усилия, чтобы ничто не омрачило ее сегодняшний вечер.

Вольво плавно трогается с места. Каетано включает тихую музыку на случай неловких пауз, но разговор Карлы и Фабиана скользит, как на коньках. Я сижу по диагонали от водительского сидения. Прислоняюсь головой к окну и наблюдаю за тем, как Каетано управляет машиной. Мягче, чем мотоциклом. Одна рука покоится на руле, вторая – на колене. Есть что-то действительно успокаивающее в этой картине, учитывая, что обычно из Каетано иголки торчат во все стороны.

Спустя каких-то десять минут мы уже сворачиваем к высоким металлическим воротам с острыми пиками на концах и заезжаем на асфальтированную подъездную дорожку. Я настороженно взираю на трехэтажный особняк из белого кирпича с серой крышей, искренне не понимая, почему Карла издает один вздох восхищения за другим.

– Какой стильный дом! В духе старых денег, кто занимался дизайном?

– Маман, – роняет Каетано.

Фабиан подает Карле руку, помогая выбраться из машины. Я помогаю себе сама. Пока Карла восторгается внешним минимализмом, я схожу с дорожки на сочно-зеленый газон и почти тут же об этом жалею. Идеально ровно подстриженная трава колет ноги, словно иголками. Поваляться на такой я бы точно не захотела.

Мы поднимаемся по каменным ступенькам, и Каетано едва успевает подхватить меня под локоть, когда нога цепляется за высокий порог.

Ледяной воздух из кондиционера покрывает кожу крупными мурашками, а цокот наших каблуков по черно-белой плитке крошит на куски гробовую тишину пустынного холла. Испанские виллы обычно полны теплого света, южной белизны и природных оттенков в интерьере, мягких диванов и кушеток, маленьких столиков и открытых пространств.

Но от этого дома разит холодом и чопорной сдержанностью. Никакой мебели, чтобы присесть и скинуть на пол босоножки. Тут есть лишь черные металлические перила широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Начищенная до блеска плитка напоминает шахматную доску, где нет права на ошибку. Я в нерешительности замираю на белом квадратике и уставляюсь на Каетано. Они с братом и отцом кажутся такими теплыми, почему же от их дома разит почти могильным холодом?

– Показать вам библиотеку? – Фабиан взглядом приглашает нас следовать за ним на второй этаж. Но когда моя нога становится на ступеньку, я замечаю, как Карла, поднимающаяся впереди, делает едва заметный жест рукой: не ходи. Я улыбаюсь себе под нос и отступаю:

– Я хочу пить.

– Идем, – зовет Каетано. Он тоже видел сигнал Карлиты.

Все двери на нашем пути заперты, от чего коридор с голыми стенами напоминает госпиталь. Я в таком была. Там умирали люди. В таком госпитале в Бенидорме зафиксировали смерть моего брата.

Спотыкаюсь, и каблук с пронзительным скрипом царапает плитку.

– Дьявол… – шепчу я.

– Эти каблуки точно удобные? – интересуется Каетано.

– Хочешь примерить?

Каетано фыркает. Фыркает?

– Ноа, перестань.

Я торможу посреди этого белого тоннеля и уставляюсь на Каетано.

– У тебя есть планы на этот вечер, скажи честно?

– Очевидно же, ты – мои планы на этот вечер. Ты на мне, пока Фабс обхаживает твою подругу.

– Ты напихал такое количество двусмысленностей в два предложения, что я даже не знаю, как на это реагировать. Предполагалось, ты ответишь иначе. Что тебя ждет какая-нибудь красотка, которой не терпится покричать благодаря тебе, а я могу отправиться домой и устроиться перед телеком с развратной тарелкой углеводов.

Каетано сначала просто хмыкает, но в конце концов не сдерживает смех. Звонкий, задорный и такой притягательный. Дьявол, для баланса вселенной, такой красавец мог хотя бы смеяться, как поросенок. Но, нет. Вселенная явно отыгралась на ком-то другом.

Улыбка преображает лицо Каетано, наполняя жизнью и светом. Им хочется любоваться. Сейчас он кажется более настоящим, чем со своей привычной угрюмостью. Словно он пытается обмануть всех вокруг, демонстрируя лицо и взгляд равнодушного убийцы.

– Что за развратная тарелка углеводов?

– О… – я моргаю, сосредотачиваясь на его вопросе, – это когда в одну большую миску одновременно попадают сырные Читос, карамельный и соленый попкорн, какие-нибудь чипсы и красные мармеладки. Ты ешь это все разом и представляешь, будто тренер по плаванию за тобой наблюдает и не может ничего предпринять. М-м-м.. – я почти урчу от удовольствия.

– Это просто убийство. Мне даже жаль, что у нас на ужин лосось на гриле.

– О, я люблю рыбу.

Еда кажется вполне безопасной темой для разговора. нужно сохраниться перед следующей репликой.

– Сколько времени нужно твоему брату, чтобы покорить девушку?

Каетано хмыкает и качает головой:

– У этого вопроса явно есть корыстный подтекст.

– Разумеется! Ты раздразнил меня лососем, и я действительно хочу пить. И мне холодно! Почему в вашем доме такой могильный холод? Вы что, помешаны на вечной молодости кожи?

Каетано издает мягкий смешок. Еще одна новинка.

– Холодно только здесь. Таковы пожелания дизайнера, для сохранности арт-объектов.

Я осторожно кошусь на черную вазу на стеклянном постаменте: из нее во все стороны торчат сухие черные ветки.

– Мне тоже не нравится, – хмыкает Каетано.

– Я не…

– Все нормально, это действительно убожество.

– Карла будет в восторге.

– Но ты не Карла.

– Да, у нас совершенно разные вкусы. Но это не мешает нам быть лучшими подругами.

– Ты очень любишь своих друзей.

Я предостерегающе кошусь на Каетано: даже не начинай.

– Нас многое связывает.

В том числе и одно убийство.

Я снова поеживаюсь, когда мы заходим в огромную черно-белую кухню. Глянцевые фасады сияют чистотой на закатном солнце, которое льется через стеклянные двери. Мне нравится, что я вижу во дворе признаки жизни: ужин пройдет там, значит, я не умру от обморожения.

Каетано достает из большого холодильника графин домашнего лимонада. Я смотрю, как он мягко, почти лениво перемещается по кухне, достает бокалы и заполняет их льдом. Здесь совсем не чувствуется рука хозяйки. Кухня выглядит стерильной, как операционная. Я поеживаюсь в миллионный раз.

Каетано, подхватывает наполненные бокалы и останавливается передо мной.

– Холодно, – признаюсь я, – люблю тепло. Выйдем на улицу?

– Конечно, – кивает он.

Я толкаю дверь и выскакиваю из этой морозилки в теплый влажный вечер.

– Ух ты, а здесь красиво! Думала, у вас все лужайки пустые и колючие.

– Все, которые видны со стороны главного входа, – отзывается Каетано. Стол накрыт белой скатертью и сервирован на четверых. Куча тарелок и приборов. Мне нужно сесть поближе к Карле, чтобы во всем этом разобраться. Нас приветствует повар в стильном черном кителе. Он делает заготовки на летней кухне: нарезает овощи, смешивает ингредиенты для соуса, подготавливает гриль.

Кухня выполнена в белом мраморе, почти сливается с домом, если смотреть прямо. Здесь нет цветов, ни единого яркого пятнышка. Скромные кипарисы, подстриженные по линейке, и молодые апельсиновые деревья высажены лишь для эстетики и небольшой тени, не для души. Но все равно они придают лужайке уюта. Я снимаю босоножки и блаженно улыбаюсь, тут трава гораздо мягче.

– Можно? – уточняю на всякий случай. Каетано обводит меня взглядом с головы до босых ног. Я стала ниже на десять сантиметров. Дышала бы ему в грудь, стой мы рядом.

– Не спрашивай, ты можешь делать все что хочешь.

Довольно улыбаюсь и спускаюсь к прямоугольной чаше бассейна. Выложенный черной плиткой, он выглядит мистически и загадочно. В нем, как в зеркале, отражаются небо и деревья, а из-за светло-серой плитки вокруг кажется, будто бассейн парит над землей.

Он приведет Карлу в восторг. Так и вижу ее на этом белом шезлонге в алом бикини и шляпе с широкими полями. Я бы искупалась. Сажусь на корточки, чтобы коснуться прохладной воды. Идеально.

– Так смотришь, будто хочешь прыгнуть, – говорит Каетано.

– Не волнуйся. Я обещала вести себя прилично, сегодня вечер Карлы.

– Это и твой вечер, Ноа, – тут же возражает Каетано.

Я оборачиваюсь к нему через плечо.

– Мы с тобой здесь вдвоем только потому, что этого пожелала Карла. Сегодня я ее спасательный круг. На следующем свидании мы уже не будем нужны, не переживай.

– Ноа, я не… – начинает было Каетано, но осекается, услышав стук каблуков Карлиты.

Она чирикает без остановки. Немного раскраснелась от волнения, но ни один волосок в прическе не сбит, помада все так же алеет. У Карлы есть принципы и чувство собственного достоинства. Она никогда не допустит поцелуев на первом свидании.

У меня этих принципов нет. Я хотела, чтобы Каетано поцеловал меня еще в первую ночь, когда я думала, что они с Фабианом – один человек. И я все еще этого хочу. Но битва проиграна. Со мной не желают знаться. Думаю, в выходные мне стоит найти кого-то, чтобы отвлечься от этих мыслей. Они слишком настойчивы. Особенно сейчас, когда я смотрю на него у летней кухни вместе с поваром.

Думаю, Каетано любит готовить. Шеф выделяет ему рабочую зону и полностью переключается на гриль. Каетано прокручивает нож и принимается шинковать огурцы для салата. После принимается за гуакамоле. Подкидывает авокадо и ловит его лезвием ножа. Отправляет на свободную часть гриля подрумяниваться куски чиабатты. На кубики нарезает томаты и слабосоленый лосось, ножницами срезает стебельки микрозелени и листочки базилика. Его движения расслаблены, он не старается произвести впечатление, уверенный, что никто за ним не следит. Но я слежу, слежу во все глаза, сидя на шезлонге. И я следила бы вечно, если бы Карла не умостилась рядом.

–Ты раздобыла Остин? – спрашиваю я, когда она заканчивает восторгаться бассейном.

– Да! Эли, Фабиан такой умный, такой галантный, – шепчет она, а глаза блестят, как два бриллианта, – такой горячий. Не уверена, что с ним рядом можно оставаться девственницей дольше недели.

Мы дружно прыскаем, привлекая внимание обоих близнецов. Фабиан не готовит, просто о чем-то тихо переговаривается с Каетано, который отвечает, не отвлекаясь от подготовки брускетт к отправке на стол.

– Я еще нужна тебе? Ты отлично справляешься, не хочу мешать вам, – тихо говорю я.

Карла строго сводит брови:

– Даже не думай, дорогуша! Эту вечеринку мы покинем только вместе! И почему ты босая, черт возьми черт? Голыми пятками парня не склеить, особенно когда в тебе меньше ста шестидесяти пяти сантиметров!

– Каетано это не в кайф, Карлита, а я устала от каблуков. Но если для тебя важно, я обуюсь.

– Нет, Эли, все нормально, – Карла удерживает меня подле себя. – Действуй так, как чувствуешь ты. Остаток вечера я буду следить за Каетано, хочу понять, что с ним такое. Не верю, что он ничего не чувствует. Возможно, он просто хочет ничего не чувствовать. Он пытается не чувствовать. Только я не знаю, почему.

Я целую Карлу в плечо и еще пару минут мы смотрим на черную бездну бассейна. Включается подсветка, и вода интригующе мерцает в сгущающихся сумерках.

Близнецы расставляют на столе закуски и зовут нас ужинать. Я втихую копирую за Карлой все действия за столом. Расстилаю салфетку на коленках и держу спину прямо. Моих манер хватает минут на десять, после я плюю и ем в свое удовольствие, потому что брускетты с клубникой и лососем восхитительны, а салат с овощами, апельсином и морепродуктами тает во рту. Официант предлагает нам небольшую винную карту, и я хрюкаю, увидев в ней вино семьи Лурдес. Боже, Люция отлупила бы меня полотенцем за такое. Карла ожидаемо выбирает игристое, а я копирую за ней.

Я боялась неловкости за столом, но темы для разговоров у нас не заканчиваются. Фабиан – очень хороший собеседник, он обращается с беседой так же ловко, как Каетано – с ножом или гитарой.

– Чем занимаются ваши родители? – спрашивает Карла, прокручивая пальцами ножку своего бокала.

– Отец – инвестор, – отвечает Фабиан, – играет на бирже.

– А мама?

– Маркетинг. Реклама.

– Ой! Круто! Это мой любимый школьный курс! – оживляется Карла. – Было бы чудесно поболтать с ней.

– Она с нами больше не живет, – отрезает Каетано.

Только глухой не уловил бы холода, идущего от этих слов. Карла хочет спросить еще, но я толкаю ее ногой под столом. Иначе велик шанс, что и к нам в трусы залезут.

– Расскажите лучше о себе. Карла? Что ты любишь? – спрашивает Фабиан после смены блюд. Горячие стейки из лосося на гриле со спаржей и свежими салатными листьями вызывают мой довольный вздох. Слышу мягкий смешок Каетано.

– Я люблю деньги, – говорит Карла, – и мне не стыдно. Потому что деньги дают остальное: власть, связи, статус. Моя фамилия очень древняя, вино семьи Лурдес до сих пор подают на приемах у знати. Я очень горжусь своим родом, силой женщин моей семьи. Я люблю командовать и видеть результат того, над чем я бьюсь долгими месяцами. Моя команда поддержки – лучшая на побережье. – Карла не скрывает своей гордости. Я вижу улыбку Фабиана и зарождающееся обожание в его глазах. Его совершенно не пугают заявления Карлиты. – И я люблю свою подругу, – неожиданно добавляет она, – потому что без Ноэль в моей жизни не было бы адреналина и драйва, риска и огня. Было бы скучно тащить корону принцессы виноделия без нее.

В этих словах есть капелька горечи: наверно, Карла вспомнила недавнюю ссору с мамой. Я ободряюще пожимаю ее пальцы, лежащие на столе.

– Что любишь ты, Фабиан? – улыбается она.

– Книги, – не задумываясь, отвечает он. – Информация. Люблю наблюдать, люблю знать. Мне спокойно, когда контроль – в моих руках. А книги помогают отвлечься от реальности, когда в ней становится слишком сложно. Мечтаю о своей собственной библиотеке, чтобы собрать первые издания моих любимых книг. Вы улыбаетесь. Считаете, парню в наше время смешно о таком думать?

– Фабиан, парню в наше время вообще очень сложно думать, – улыбаюсь я, – поэтому ты просто находка. В твоих силах мечтать, о чем хочешь.

– Каетано бы с этим поспорил. Он говорит, мечты – это не рационально.

– Поясни! – тут же просит Карла.

– Мечты – это фикция, слова, – пожимает плечами Каетано. – Кому нужны слова в наше время?

– Девушки любят ушами, – возражает Карла.

– Разве? Девушки любят всеми органами чувств. Признания для ушей, ароматы для ваших носиков, прикосновения для осязания, поступки для ваших глаз. Я ничего не забыл?

– Ты забыл о вкусе, языке.

Каетано улыбается в свой бокал, а после устремляет глаза на меня:

– Поцелуи.

– Хорошо. Хоть ты и отрицаешь силу слова, Ноэль покраснела именно от них, – заявляет Карла.

Что происходит?

– Тогда представь, что будет, если уйти от слов к действиям? – склонив голову, спрашивает Каетано. Я едва не давлюсь вином. Карла присвистывает совсем не как принцесса, чем срывает новый смешок Фабиана.

– Умоляю, прекратите! – прошу я, мечтая спрятаться под столом.

– Ладно, ладно. – Карла, легонько похлопывает меня по коленке. – Что любишь ты, Каетано?

– Спорт, – решительно начинает он и вдруг замолкает. Я вижу, как складка задумчивости ложится поперек его бровей. Пламя свечей пляшет в его бездонных глазах, пока он наблюдает за их колебанием. Он будто не знает, что добавить. – Люблю, когда мои близкие в безопасности.

И все. Больше он ничего не говорит. Я растерянно хлопаю ресницами. В сердце появляется знакомое покалывание.

– Живое доказательство того, что я был прав, – приходит на выручку Фабиан. – Каетано любит готовить, петь, плавать, возиться с мотоциклом. Он даже умеет шутить и дурить, но для этого на небе должна быть определенная последовательность звезд, день недели, месяц и так далее. Ноэль, твоя очередь! Что ты любишь?

Я расплываюсь в довольной улыбке. Это самый простой вопрос.

– Я люблю море, тепло и жизнь. Я очень люблю жизнь! Хочу успеть все на свете. Проще сказать, что я не люблю. Ненавижу ложь. Не люблю, когда медленно, не люблю безделье. Не выношу, когда время тратится впустую. И я не люблю думать, прежде чем что-то сделать.

– Ты всегда была такой? – спрашивает Каетано. Мы с Карлой переглядываемся. Она отвечает за меня:

– Да.

Шрам под татуировкой начинает зудеть. Едва заметным жестом Карла отодвигает мой бокал. Я засовываю в рот огромный кусок лосося. Фабиан что-то говорит, но я стараюсь унять шум в ушах. Мне стыдно и больно одновременно. Жизнь приобрела для меня ценность после потери двух самых дорогих сердцу людей. Но прежде я пыталась сама себя убить. С моей кожи этот шрам никуда не денется.

Когда официант забирает наши тарелки и выносит блюдо фруктов и маленьких пирожных, Фабиан просит включить музыку. У них явно подготовлена подборка, потому что с ходу включается «A thousand years» в исполнении Кристины Перри.

– Потанцуем? – предлагает Фабиан. Карла хочет отвертеться, но я пинаю ее под столом. Ничего нового Каетано не продемонстрирует, не нужно так пристально за ним следить. Тем более Карлита обожает танцевать парные танцы. Это мне больше по душе дрыгаться, как селедка под разрядом электрошокера.

– Хорошо, – мяукает Карла, элегантно вкладывая свою маленькую ручку в ладонь Фабиана. Смотрю, как его пальцы смыкаются поверх ее, как мягко он увлекает ее за собой. Всего на одну секундочку я представляю себе, что это я и Каетано.

Они безупречно смотрятся в танце, движутся плавно, синхронно, Фабиан кружит Карлу, так что ее юбка плывет по воздуху бордовым лепестком. Меня так поглощает красота их танца, что я не сразу замечаю выросшего передо мной Каетано.

Растерянно гляжу на протянутую мне руку.

– Ты чего?

– Потанцуем?

Я фыркаю:

– Мы не на свидании, сядь и поешь бунуэлос15, пока Карла до них не добралась.

– Я не хочу.

– Ну а я не хочу танцевать под эти слюни.

Каетано склоняет голову на бок.

– Я не умею, – признаюсь я, потупившись, – и я босая.

– Это все твои аргументы?

– Да.

– Отлично, – кивает Каетано, – идем.

Он выводит меня на лужайку, и я растерянно взираю на него снизу вверх с высоты своего роста. Босые ноги приятно ласкает мягкая трава.

– Какую ногу оттоптать тебе первой?

Каетано лишь усмехается, а затем обхватывает меня за талию и ставит себе на ноги. Вот так просто. Будто я ничего не вешу. Он большой, его тело пышет теплом и так потрясающе пахнет, что все мои пять органов чувств разом отлетают в стратосферу. Я кладу одну руку ему на плечо и поднимаю подбородок. Каетано принимает вторую и обнимает за талию. На его ногах я выше и, признаться, так гораздо удобнее.

Каетано вслушивается в музыку и плавно вступает с первым куплетом «Young and beautiful» Ланы Дель Рэй. Я смеюсь, потому что мы едва не падаем, но он решительно обхватывает меня покрепче и танцует за нас двоих. Моя грудь упирается в его, и я чувствую его дыхание. Мне все равно, что там делают наши ноги, все, что я чувствую, это сила его объятий. Мучительно приятно.

Моя рука против воли смещается с его плеча и поднимается к шее. Пальцы касаются волос на затылке. Танец Каетано замедляется. Он отпускает мою руку. Все, конец? Нет, он обнимает меня обеими руками. Они с нажимом скользят по талии вверх, туда, где кончается сарафан и начинается моя кожа. Я тихонько вздыхаю.

Обнимаю его второй рукой и отваживаюсь поднять глаза. Взгляд Каетано рассеянно блуждает по моему лицу. Пушистые ресницы бросают на щеки веера теней. Красивые губы приоткрыты. Прядки темных волос неизменно скрывают высокий лоб. Боже, у меня сердце почти что болит от невозможности дать волю чувствам.