Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба

А точнее, два Фабиана…

– Раймонд, познакомься, это Ноэль, моя красавица дочка! – папа широким жестом указывает в мою сторону, но я вижу, как при этом дрожит его рука.

– Копия мамы! Такая, какой я ее запомнил… – вздох сожаления, – ну а вот и мои парни, – улыбка, и Раймонд отступает на шаг. При этом в его лице отлично просматривается гордость за своих сыновей. – Каетано и Фабиан.

Итак, их действительно двое. И они не просто братья, они близнецы.

Я стою на вершине лестницы и не чувствую своих ног. Не могу даже шага ступить.

– Вот это да! Уже такие взрослые! Рад, очень рад! Вы уже пьете в обществе своего отца? – папа отчаянно пытается спасти положение. – Может быть, пройдем на террасу? Все уже готово для барбекю, мы можем приступить к обжарке стейков. А моя дочь присоединится к нам чуть позже.

Папа бросает короткий взгляд на Люцию, но это и не нужно, она уже и так двигалась в мою сторону.

– Я хочу побыть одна! – выдыхаю я, и у меня в горле что-то булькает. Срываюсь с места и несусь по галерее в свою спальню. Больше ничего не помню. Когда прихожу в себя, подушка насквозь пропитана слезами. Отрываю от нее голову, которая весит теперь целую тонну. Не хочу смотреть на свое отражение, но взгляд невольно цепляется за стеклянную раму. Слезаю с кровати, подхожу к зеркалу, лицом и руками прижимаясь к человеку по ту сторону. С убранными волосами я похожа на него, как две капли воды. Ной и Ноэль. Мы были не просто сестрой и братом, мы были близнецами, двойней, если говорить по-научному.

Его убили через полтора года после смерти мамы. Нам было пятнадцать, мы с Карлой и Лукасом возвращались из кинотеатра в Бенидорме. Сбежали от водителя, потому что хотели побродить по ночному городу в одиночку. Свернули не туда. Потерялись. К нам с Карлой пристал пьяный незнакомец. Он шлепнул меня по заднице, сгреб в охапку и потащил в неосвещенный тоннель. Лукас и Ной набросились на него вдвоем. Все произошло очень быстро. В темноте сверкнуло острое лезвие и дернулось вправо.

Тот ублюдок не понимал тогда, что убил сразу двоих. Невидимое лезвие пронзило и меня. Навсегда половинка. Близнец-одиночка. Говорят, когда умирает один, второй очень быстро гаснет следом. Но я вот… выжила.

Нервно растираю запястье, силясь унять невозможный зуд. Ведь там, под татуировкой «Una Vida» скрывается моя неудавшаяся попытка отправиться следом за своим близнецом.

Последние два года я живу за двоих, как никогда бы не жила, будь я целой, а не половинкой. Вчера случилось лучшее приключение в моей жизни, последствия которого сегодня выбили из меня дух. Исчезнувшая ямочка на щеке, появившаяся щетина и веснушки, потемневшие глаза. И как же я не догадалась, что повстречала близнецов? Фабиан спустил меня с барной стойки, Каетано спас от полицейского и отвез на мотоцикле домой. Один из них вернул мои босоножки. Оба сидят теперь в патио с нашими отцами.

Люция стоит под дверью, я знаю. Она не постучит и не войдет, просто будет терпеливо ждать, когда я справлюсь. А я справлюсь.

Она ласково треплет меня по плечу и расплетает потрепанный колосок, когда я молча обнимаю ее за талию. Завившиеся волосы рассыпаются по плечам.

– Рано или поздно я бы все равно встретилась с близнецами. И не была бы к этому готова, – шепчу я и позволяю последней слезинке сбежать по щеке.

Не хочу портить папе вечер, так что натягиваю на лицо улыбку и выхожу в патио, уютно освещенное золотистыми лампочками, развешенными на кустах граната, гибискуса и туи.

Папа и Раймонд хлопочут у летней кухни. Близнецы сидят в плетеных креслах перед чашей с огнем. Взрослые мальчики, нет нужды развлекать их. Киваю папе и ухожу в дальний конец террасы к большим и мягким качелям, на которые забираюсь вместе с ногами. Раскидистые лимонные деревья создают живую крышу, а вплетенные в их листву маленькие огоньки источают покой.

Мое одиночество длится не долго. Один из близнецов, на нем – персиковое поло, огибает качели и мягко улыбается.

– Привет.

Я молча поджимаю под себя ноги, уступая ему место. Он садится ко мне вполоборота, и качели чуть сильнее раскачиваются. Ветерок доносит до меня слабый аромат сидра.

– Что же, будет правильным познакомиться еще раз. Я Фабиан.

– Ноэль.

Протягиваю руку, и он осторожно пожимает мои пальцы. Сердце летит кувырком, стоит мне поднять на него глаза. Да, он все так же невозможно хорош собой, а цвет поло идеально подчеркивает загар на мускулистых руках.

– Хочу извиниться за моего брата, – тихо и серьезно произносит Фабиан. – Каетано частенько забывает, что он не я, и прикрывается моим именем ради собственной выгоды. Ваша домоправительница передала тебе коробку?

– Я чувствовала, что это был ты, – вырывается у меня. – Прости за этот цирк, просто я…

– Не извиняйся. С твоей ногой все в порядке?

– Да, спасибо, Фабиан, – впервые зову его по имени.

Смотрю, как уголки губ ползут вверх, а на щеке появляется ямочка. И в это же мгновение вспоминаю, что он такой не один.

Глава 4. О руках

Сегодня у меня совершенно нет желания разбираться в своих чувствах. Я даже не знаю, настоящие ли они? Или возникли к суммарному образу близнецов, а не к кому-то конкретно. Мне нужно поймать момент, в который ускользнуть из-за стола будет наиболее вежливо. Карла уже отправила мне фотографии ключей от кабриолета и трех бутылок «Кристалла»9, которые купил для нас Лукас.

А наш ужин даже не думает сворачиваться. Виски и сидр для мужчин льются рекой вместе с моей колой без сахара. Большая миска овощного салата не планирует пустеть, фокачча будто научилась размножаться, а мяса на гриле столько, будто ради этой трапезы забили не одного быка. Я сижу между папой и Фабианом, и моя нога под столом бьется в нервном припадке.

Краем глаза изучаю Каетано. На нем – простая белая футболка, джинсы и щетина, от которой он кажется старше своего близнеца. В разговоре не участвует от слова совсем, предпочитает жевать или смотреть в телефон под столом. Раймонд, сеньор Дельгадо, не в первый раз пытается втянуть Каетано в беседу, но тот стойко уклоняется от наводящих вопросов. То ли дело Фабиан. Он на равных общается со взрослыми, обсуждая финансы и бизнес, не трудно догадаться, как он умен. Мне даже неловко, ведь близнецы, как выясняется, старше меня всего лишь на год.

Когда с моря долетает прохладный ночной ветер и кожа покрывается мурашками, Люция выходит из кухни, чтобы предложить нам переместиться в гостиную. Я мгновенно реагирую на этот случайно предоставленный шанс улизнуть. Благодарю гостей за приятнейший вечер и прошу прощения за свою усталость и желание прилечь. Целую папу в щеку и желаю всем доброй ночи. Мужчины гремят посудой, перебираясь в залитый светом теплый дом, а я взлетаю по лестнице и, очутившись в спальне, меняю босоножки на удобные кеды.

Прихватив толстовку, выбираюсь на свою террасу и беспрепятственно сбегаю по лестнице, ведущей в маленький цветочный садик Люции. Пригибаюсь к земле, чтобы меня не заметили из кухни, и бегу прямо к каменному забору, скрытому за роскошными миндальными деревьями. В самом темном углу у меня надежно припрятана старая виноградная шпалера, которую я использую вместо лестницы, чтобы перелезать через забор. Привычно и ловко я взбираюсь по шпалере, хватаясь за холодный камень, перекидываю ногу и благополучно встаю на коленки, держась за края широкой каменной стены. Теперь мне предстоит отползти на три метра влево, чтобы попасть в слепую зону камер наблюдения и спрыгнуть в кусты со стороны улицы.

Я проделывала это бесчисленное количество раз, и только сегодня все идет не по плану. Холодея от страха, слышу, как поехали вправо откатные ворота: кто-то выезжает из нашего дома. Я ложусь на камни, надеясь слиться с ними в темноте и остаться незамеченной. Секунда, вторая… это мотоцикл. Свет фары бьет по глазам, я дергаюсь и едва не теряю опору.

Рокот двигателя заглушается у меня за спиной.

– Скажи, это нормально, что ты вечно от кого-то сбегаешь? – спрашивает уже знакомый голос. Каетано слезает с мотоцикла и, руки в карманах, приближается ко мне.

– А это нормально, прикрываться именем своего брата? – легко парирую я, садясь на заборе верхом.

Каетано разводит руками, признавая поражение.

– Я не претендую на то, что желает мой брат. В качестве извинения предлагаю свою помощь в твоем очередном побеге.

– Если ты сболтнешь кому-то, я проколю тебе колесо, – обещаю я.

– Я не выдаю чужих секретов, – отвечает Каетано, явно не желая перенимать мой игривый настрой. Я теряюсь, потому что в его голосе слышится усталость и даже некая враждебность.

Закрадывается мысль, что с парнями, которые нравятся, нужно говорить на другом языке. Карла специально дышала в морозилку перед одним из свиданий, чтобы придать голосу сексуальную хрипотцу. А я, что? Шантажирую проколотым колесом?..

Каетано подходит ближе и останавливается прямо подо мной.

– Прыгай.

– А если ты меня не поймаешь?

– Если не поймаю, дам тебе тысячу.

– Ты оценил мою жизнь в тысячу евро? – прищуриваюсь я.

– Я не сказал тысячу чего. Это ты сразу же подумала о деньгах, – Каетано невозмутимо вскидывает одну бровь и вытаскивает руки из карманов. – Давай же, Ноа, чем дольше ты сидишь там, тем меньше времени у тебя остается на что бы ты ни задумала.

– Друзья зовут меня Эль! – бросаю я и прыгаю. Он ловит меня еще в воздухе. Крепко заключает в кольцо своих рук с проступившими венами и медленно опускает на землю.

– Но я тебе не друг, – невозмутимо замечает он. Я согласно киваю и отступаю на шаг. Собираюсь уйти, но он останавливает, мягко поймав за локоть.

– Ты плакала.

Мой рот озадаченно приоткрывается, но звук из него не идет.

– Почему?

Воспоминание о Ное проносится в мозгу короткой вспышкой. Я качаю головой, отгоняя предвестников тоски.

– Я… обиделась, что вас двое.

Что же, это почти честно.

– Мы с братом не стоим твоих слез, – тихо отвечает Каетано, заглядывая мне в глаза, – поняла?

В нем нет и тени дружелюбия Фабиана. Темно-карие глаза смотрят пытливо и серьезно. Прядки волос спадают на лоб, и он не беспокоится о том, чтобы их убрать.

– Не тебе решать, чего стоят мои слезы, – храбро заявляю я.

В этот момент из-за угла очень кстати выползает матово-красный кабриолет матери Лукаса. Карла, выставив за борт пассажирского сиденья стройные ноги в босоножках, отпивает брют прямо из горлышка.

Лавиной на нас обрушиваются типичные шутки про сладкую парочку, прежде чем я успеваю представить друзьям Каетано.

– Еще утром его звали Фабиан! – Карла поигрывает черными бровями и окидывает парня с головы до ног оценивающим взглядом.

– Это его брат-близнец, – коротко сообщаю я.

Каблук Карлы громко стукается о дверцу, а бутылка в руке дергается, от чего игристое брызгает Лукасу на макушку. Но он никак не реагирует, лишь взволнованно вглядывается в мое лицо.

– Дерьмо…

– Согласен, иногда я бы и сам не отказался существовать в единственном экземпляре, – качает головой Каетано. А мне хочется его ударить. Ударить так, чтобы выбить из головы эту дурь! Но вовремя вспоминаю, что он ничего не знает. Ни об одиночестве, ни о куске сердца, который отмирает в момент гибели близнеца.

– Не гневи Бога, дружок, – задумчиво бросает Карла и прикусывает губу. Взгляд из-под накрашенных ресниц сверлит татуировку на моем запястье, заставляя спрятать руку за спину. Повисает неловкое молчание, прежде чем Лукас приглашает Каетано присоединиться к нашей ночной вылазке.

Я уверена в его отказе, но Каетано, уточнив название пляжа, седлает мотоцикл и с рокотом уносится в темноту. Карла тут же перебирается на заднее сиденье ко мне и вручает бутылку. Я благодарно улыбаюсь и делаю три больших глотка. Лукас жмет на газ, и кабриолет срывается с места. Они не спрашивают, как я пережила встречу с близнецами. И так знают, что это был удар поддых. И дыхание мое восстановится далеко не сразу. Не нужно усугублять мое положение жалостью.

– Он такой красавчик! – Карла блаженно закатывает глаза, откинувшись на сиденье. – Как считаешь?

В ответ я протягиваю ей свою чистую руку запястьем вверх, и она тут же кладет на нее четыре пальца, чтобы проверить пульс. Это наш своего рода ритуал: когда эмоции не выразить словами, больно нам или хорошо, одна протягивает руку, вторая высчитывает пульс. И его частота порой отражает состояние лучше любого слова.

– Он тебе понравился! – выносит Карла свой вердикт.

– А я ему нет, – поджимаю губы я. – Он ведет себя так, будто делает одолжение своим вниманием. Фабиан улыбается за них обоих.

Карла прищуривается и шлепает меня по коленке:

– Подружка! Ты решила укротить сразу двоих?

Я растерянно хлопаю ресницами и делаю большой глоток брюта для своего признания.

– Дело в том, что я не пойму, кто из них заставляет меня так волноваться, Карлита. Я запуталась.

– Значит, стоит попробовать с ними обоими, Эли! – кричит Лукас, не отрываясь от дороги. – Слушай меня, я знаю о любви больше, чем Карла!

– Любовь к полудню не заканчивается, как это обычно случается у тебя, – коварно улыбается моя подруга.

В ответ Лукас на полную громкость врубает «Like a Virgin» в исполнении Мадонны. Уловив намек, Карлита фыркает, и отпитое шампанское орошает ночь.

– Сердце подскажет, просто не сопротивляйся, – тихо напутствует Карла, когда кабриолет сворачивает к пляжу у подножия холма.

Шумное дыхание невидимого в темноте моря, как и всегда, пронимает меня до мурашек. Подставляю лицо его соленым брызгам и чувствую, как они оседают в моих волосах. Разувшись, мы бредем по прохладному песку к самой кромке воды, где песок блестит, точно черная алмазная крошка.

Там и здесь располагаются компании, кто у костра, кто просто на покрывале с фонариком. Неподалеку от нас парень неумело подбирает на гитаре мелодию, чтобы впечатлить своих друзей.

Карла расстилает плед, и они с Лукасом, нежно обнимающим новую бутылку «Кристалла», устраиваются на песке. Каетано все еще нет, он мог запросто свернуть к себе домой. Ну а я не могу усидеть на месте. Море, сливающееся с горизонтом в сплошную черную бездну, так и манит в свои соленые объятия.

– Хочу искупаться! – выдаю я.

– А я хочу собственный Бентли с салоном из теленка и звездным небом на потолке, сядь на попу, – строго говорит Карла, отпивая брют.

– Я быстро!

– Господи, Лу-Лу, скажи ей…

– Детка, море сегодня беспокойно, и спасатель уже не дежурит, – начинает Лукас, и моя рука замирает у молнии комбинезона: ну давай, скажи это. – У тебя сегодня был трудный день, и…

Я решительно тяну молнию вниз.

– Десять минут, и буду сушить волосы об твою рубашку, Лу-Лу!

Со мной все в порядке! Я в состоянии справиться с чем угодно! Не нужно меня жалеть! Эту жизнь я живу за двоих, и ничто не помешает мне ею наслаждаться каждую минуту!

Вода прохладным шелком окутывает мое разгоряченное тело, и я охотно отдаюсь ее пенящимся волнам. Доплыв до буйков, остаюсь один на один со стихией. Ложусь на спину, раскинув руки, и слушаю разговоры морских течений. И вот, улавливаю его голос:

– Как ты, Эли?

– Ной…

– Ты молодец, лето вышло чудесным! Я здорово повеселился, наблюдая за тобой. Так держать!

– Как мама?

– Просит тебя быть…

– Берегись!!! Справа! – громкий крик застает меня врасплох. Вот дьявол, течение отнесло мое тело от буйков в открытое море, и слух улавливает нарастающий рокот мотора. Доза адреналина впрыскивается в кровь, когда я вдыхаю и ухожу под воду, всеми силами помогая себе уйти как можно глубже и отплыть подальше от столкновения с катером. Волна бьет меня в затылок, крутит и вертит в черной холодной воронке, но я не боюсь. Вода – моя стихия, я с ней точно справлюсь.

Чья-то рука находит меня в складках моря и с силой выталкивает на поверхность. Сердце рвется из грудной клетки, и я вбираю полные легкие воздуха. Кто-то опускает мои руки на буек и убирает с лица скрывающие обзор волосы.

– Ты цела?! – кричит на меня Каетано.

– Да… да! – выдыхаю я. – Вот это да… ты, что же, снова меня спас?

– Ты что творишь?! Ты могла умереть!

– А могла и не умирать, – с улыбкой шепчу я. – Все очень просто.

Каетано сердит и взволнован одновременно. Брови собираются в одну сплошную линию. С темной челки капает вода. Она очерчивает скулы и скатывается к приоткрывшимся от частого дыхания губам. Луна подсвечивает голые мускулистые плечи, от вида которых мне становится почти физически нехорошо. Каетано пробуждает во мне все те чувства, что описываются в любовных романах у Карлы под подушкой.

– У тебя такие плечи, ты пловец? Кто быстрее до берега, я или ты? Спорим на желание?! – спешу я занять неловкую паузу и, не дав Каетано выступить с возражениями, отталкиваюсь от буйка и гребу в сторону берега, откуда доносятся рассерженные вопли Карлы.

Я профессионально занимаюсь кролем, так что мне не составляет труда угадать в Каетано спортсмена. В два гребка он догоняет меня и дышит в спину на протяжении всего нашего заплыва. Он дает мне фору, и это меня здорово злит. Я ненавижу подачки, в том числе и спортивные. К счастью, он тоже, поэтому обгоняет меня практически у самого берега. Он предлагает мне руку, чтобы помочь выйти из воды, но я гордо игнорирую этот жест. Слушаю гневную тираду в исполнении Лукаса и Карлы и тянусь к последней бутылке брюта.

– Как говорится, никогда не было такого, и вот опять! – беспомощно вздыхает Лукас и ерошит мои спутавшиеся волосы.

– И всегда, что?.. – спрашиваю я.

– И всегда все заканчивается хорошо, – отвечает Карла наигранно оптимистично, явно подражая моему голосу.

Лукас заворачивает меня в свою рубашку вместо полотенца, а Каетано натягивает джинсы поверх мокрых боксеров, в которых кинулся меня спасать. При этом пялится на него вся женская половина пляжа. В восемнадцать лет незаконно иметь такое роскошное тело. Лукас тоже спортсмен, но с него до сих пор не сошел подростковый налет.

Тело Каетано роскошно до мурашек. Я слышу, как у меня за спиной Карла громко глотает брют. Мышцы перекатываются под кожей, пока он застегивает пуговку на джинсах. Знаю, что нужно перестать, но не могу отвести глаз. А потом замечаю татуировку на ребрах. Она до смешного похожа на воздушный шарик, но лучше рассмотреть не успеваю, ее уже скрывает белая ткань футболки.

– Шоу закончилось, куропаточки, – хмыкает Лукас у меня под боком. Я вздрагиваю и отвожу глаза к горизонту. Лукас усаживает Каетано рядом с собой и вверяет ему остатки нашего алкоголя.

Лу смог бы найти общий язык даже с ламой, так что Каетано без труда втягивается в разговор о недавнем чемпионате Европы по футболу, откуда наша сборная вышла победителями.

Естественно, эта дискуссия не может уместиться в два рта. Мы не успеваем даже моргнуть, как с соседних пледов уже поворачиваются головы ярых фанатов футбола.

Карла с болезненным стоном закатывает глаза.

Парень, бренчавший на гитаре, когда мы только спустились на пляж, начинает подбирать на струнах «Despasito». Он бьется и так, и эдак, но инструмент не хочет ему подчиняться. Не выходит ни одной даже близко похожей ноты. Бедняга краснеет от усилия и смущения, потому что чувствует на себе заинтересованные взгляды.

Гитара почти упирается грифом в живот Каетано, но тот и не думает отодвигаться. Дожидается, пока окончательно угаснет надежда исполнить одну из любимых нами футбольных песен, и разговор повернет к неназначенному пенальти в матче с Германией. А после незаметно подкручивает колки, натягивая струны. Каетано думает, никто не смотрит. Но, как минимум, мы с Карлой выпадаем из общей болтовни. Чтобы, не отвлекаясь, наблюдать, как мягко и легко он помогает пареньку привести в чувства расстроенный инструмент.

– Начни с Hm, и дальше G, D, A, – тихо подсказывает он, – всего четыре аккорда.

– Давай лучше ты, а? – предлагает ему хозяин гитары. Каетано качает головой в знак отказа.

– Пожалуйста, сыграй! – просит одна из девушек. – Если твоя игра такая же горячая, как и ты, я уеду с тобой, даже не знакомясь, красавчик!

Каетано издает короткий смешок. Пути назад уже нет, гитара лежит у него на коленях. Он берет ее и перекладывает гриф в правую руку, из чего становится понятно, что Каетано – левша. Он проводит по струнам с такой мягкостью, что вдох замирает в моей груди. А потом он поднимает глаза на меня. А может, и не на меня, а на кого-то поблизости. Сложно сказать, учитывая, каким плотным кольцом мы теперь сидим.

Каетано подбирает мелодию меньше, чем за минуту. И вот, знакомые подвижные аккорды уже заполняют ночной воздух. Но того, что происходит дальше, не ожидает никто. Каетано начинает петь.

Сначала его голос звучит тихо, почти смущенно, но по мере усиления волны восторга и поддержки, которая нарастает с каждым словом, голос раскрывается, набирая силу, игривость и задор. Он не хриплый, как это сейчас модно, а чистый, многогранный и глубокий.

– Он гоняет на мотоцикле, плавает, как Посейдон, поет, как Энрике10, и играет на гитаре. Есть что-то, чего он не умеет? – роняет Карла, рядом с моим ухом.

– Может быть, это компенсация за семь сантиметров трусах? – отшучиваюсь я.

– О, нет, дорогуша, там совершенно точно не семь сантиметров даже после ледяной воды. – Возражает Карла. – Пока ты пялилась на звезды, я все детально рассмотрела. Он идеален.

Я густо краснею и хлопаю подругу по коленке, призывая закрыть эту тему.

На припеве девушки уже подпрыгивают и начинают танцевать. Пьяный и довольный Лукас скачет вместе с парнями и скандирует песню вместо футбольной кричалки. Пляж взрывается и расцветает от музыки и звона наших голосов. Каетано больше не слышно, но он и не поет. Только доигрывает «Despasito» и начинает «Bailando». Мы подхватываем мотив и поем уже сами.

Я кружусь в центре вместе с Карлой и стайкой незнакомых мне девчонок. А потом Лукас находит меня и подхватывает на руки, чтобы усадить к себе на плечи. Я довольно визжу, когда он кружит нас, и поднимаю руки к черному небу. Мне кажется, я почти касаюсь пальцами звезд, Ноя и мамы.

У кого-то оказывается колонка, и музыка теперь льется на полную громкость. Под ногами –песок, над головами – небо самой жизнерадостной страны, между пальцев – песок и соль, за спиной – невозможно прекрасное Средиземное море. Я кружусь в рубашке Лукаса, у меня мокрые волосы и улыбка во весь рот. И я счастлива быть частью этого праздника жизни, не имеющего конца.

Замечаю Каетано, который танцует с фигуристой брюнеткой с ногами от ушей. Я отвожу от них глаза очень вовремя. Как раз, чтобы увидеть, как мои дорогие друзья, Карла и Лукас, покидают территорию пляжа. Без меня. Кидаюсь к телефону, завернутому в комбинезон, но звонить не приходится. Меня уже ждет сообщение от Карлы:

«Эли! Лови момент! Мне нужно вернуться до рассвета. А ты встреть его с красавчиком, поняла?! Пусть прокатит тебя на своем мотоцикле. Можно и не на мотоцикле!»

Когда Карла писала это сообщение, она явно не видела, что Каетано собирается прокатить на чем бы то ни было вовсе не меня. Не хочу смотреть в его сторону, но голова сама поворачивается. Он весь растворился в брюнетке: она исполняет овуляционный танец, а его руки блуждают по ее роскошным формам. Голова склоняется, так что волосы спадают со лба, скрывая от меня его глаза.

Так вот, какие ему нравятся. Совершенно точно, не тощие маленькие блондинки. Я встряхиваюсь, прогоняя разочарование, подбираю с песка свой комбинезон и милостиво забытый друзьями плед и бреду босиком в сторону парковки. Там еще полно машин, наверняка кто-то согласится подкинуть меня до пропускного пункта Холмов Алтеи.

Но мне не приходится искать попутку. Каетано нагоняет меня прежде, чем я успеваю зашнуровать кеды.

– Уезжаешь? – спрашиваю его, ища глазами фигуристую подругу.

– Подвезти?

– Но как же твоя… – начинаю было я, но осекаюсь. Каетано вопросительно склоняет голову. – Неважно, поехали.

Он жестом пропускает меня вперед и не говорит ни слова, пока мы не поднимаемся по песчаному склону к парковке.

– Ноа, – зовет Каетано, когда я торможу у его мотоцикла, – думаю, тебе стоит одеться.

– Но я одета… – неуверенно возражаю я, а потом понимаю, что, вероятно, неоднократно продемонстрировала ему свое белье, пока карабкалась наверх. – Боже… – лепечу я, заливаясь краской смущения, – извини.

И почему-то именно в этот момент Каетано улыбается. Улыбка выходит мягкой, почти нежной. И такой мимолетной, будто померещилась.

– Кожа слишком грубая, – понизив голос, объясняет он, кивая на сиденье, – тебе будет неудобно.

– Хорошо. Ты уже видел меня сегодня без одежды, – нервно отшучиваюсь я, – так что отвернись.

Каетано закатывает глаза, но слушается. Я быстро запрыгиваю в комбинезон и поверх повязываю рубашку Лукаса.