Мой враг по переписке

– Считай, я за. Как мне забрать билет? Купить в аэропорту?

– Ты серьезно никогда не летала?

– Будешь меня дразнить, я все отменю.

– Ладно, ладно. Но нет. В смысле, ты можешь купить билет в аэропорту, но онлайн будет быстрее. Я пришлю тебе ссылку.

У меня потеют руки, когда я вешаю трубку. Энн тут же присылает ссылку, и я кликаю на нее. Поверить не могу, что я скоро поеду в аэропорт и попробую сесть на самолет. Я вбиваю свои данные в форму и понимаю, что купить билет на удивление просто. Я боюсь, что, как только нажму кнопку и подтвержу заказ, раздастся сигнал тревоги, экран замигает красным и мне отменят билет. Может, в квартиру даже ворвутся агенты управления транспортной безопасности. Мой палец зависает над кнопкой. Сердце колотится в груди. Я закрываю глаза и стучу по экрану.

Ничего не происходит. Никакой тревоги, никто не вламывается ко мне домой. Я открываю глаза и вижу, что промахнулась. Снова жму и жду, задержав дыхание. Страница белеет, а потом перезагружается с подтверждением покупки билета. Я шумно выдыхаю, а потом напоминаю себе, что это было легко. Теперь придется пройти новое испытание – аэропорт.

Глава шестая. Взгляд Демона-Хаски

Я стою у дома с рюкзаком на плече и жду, пока меня заберет Энн. Передо мной туда-сюда ходит колесом маленькая девочка. Я отвратительно определяю возраст, но сказала бы, что ей где-то пять-шесть лет. Или десять.

Когда она делает колесо в четвертый раз, я оглядываюсь в поисках ее родителей. Вроде бы никто не заявляет прав на маленькую уличную акробатку. Подняв бровь, я смотрю, как она прекращает кувыркаться и садится на корточки рядом с палисадником. И, как будто зная, что за ней наблюдают, встает и поворачивается ко мне лицом.

– Посмотри!

У меня нет выбора: я вглядываюсь в протянутую ладошку девочки, которая внезапно оказывается куда ближе к моему лицу, чем мне было бы удобно. На пальце ребенка лежит что-то вроде накладных усов. Я хмурюсь, пытаясь понять, зачем мне это показывают, но замечаю, что усы двигаются.

– Что это? – ошарашенно спрашиваю я.

– Это гусеница.

– О. Как мило.

Это самая мохнатая гусеница, какую я только видела. Даже не знала, что они могут быть такими пушистыми.

– Хочешь подержать, Гномик?

Через секунду до меня доходит, что девочка не обзывается, а пытается произнести мое имя.

– Может, тебе лучше ее отпустить? – предлагаю я. – Вдруг она ядовитая?

– Глупая. Гусеницы ядовитыми не бывают. – Девочка подставляет гусенице вторую ладошку. Мы смотрим, как та переползает с одной руки на другую. – Эта превратится в мотылька.

– Неужели? – Я снова оглядываюсь. Энн приедет с минуты на минуту, и я боюсь, что после моего ухода ребенок останется без присмотра взрослых. – Где твои родители?

– Мама моет ванную. Она не знает, что я здесь.

– Тебе бы пойти домой, пока она не заметила, что ты пропала, и не начала волноваться.

Девочка корчит рожицу.

– А можно взять домой гусеницу?

Я на минуту задумываюсь.

– Лучше положи на куст, где нашла. Так она соорудит кокон и станет бабочкой.

– Мотыльком, – поправляет меня девочка.

– Ну да.

Энн сигналит, подъезжая к обочине. Девочка бежит к кусту отпускать гусеницу. Я бросаю рюкзак к Энн на заднее сиденье, а потом смотрю с пассажирского, как ребенок исчезает в подъезде.

– Чья это девочка?

– Без понятия, – говорю я. – Она живет в моем доме и считает, что меня зовут Гномик.

– Гномик? Я обязана это запомнить!

– Пожалуйста, не надо.

– Ну что, хочешь полетать в первый раз, Гномик?

– Я слегка нервничаю, Аннет.

Энн кривится.

– Ладно, ладно, прости. Забудь, что я тебя так назвала. – Мы обе какое-то время молчим, пока она везет нас в аэропорт. – А вот нервничать не надо. Знаешь, насколько редки авиакатастрофы?

– Я волнуюсь не поэтому.

И я сразу же сожалею об этой фразе. Бояться авиакатастрофы куда проще, чем объяснять, почему я так парюсь из-за перелета.

Энн хмурится на меня.

– А почему тогда?

– Неважно. Это глупо.

– Сама заговорила.

– Давай оставим это. Наверняка все будет хорошо. – Я сама себе не верю, но должна хотя бы притворяться нормальной.

– Ты боишься, что тебя стошнит, да? – уточняет она. – Тебя укачивает?

– Да, точно, – вру я. – Меня даже на «Русских горках» тошнит.

– Справишься. Меня раньше каждый полет тошнило. Я научу, как с этим справляться.

– Спасибо.

Теперь у меня есть два повода для волнения. Я даже не думала, что могу себя заблевать, если сяду в самолет.

Мы доезжаем до аэропорта, и Энн паркует машину на стоянке. Я делаю глубокий вдох. Теперь я нервничаю куда больше, чем отъезжая от дома.

– Я забыла загранпаспорт, – говорю я. – Наверное, уже поздно за ним ехать, да? Давай вернемся.

Энн закатывает глаза, хватает меня под руку и тащит к зданию.

– Чтобы лететь в Калифорнию, загранпаспорт не нужен.

Я чувствую себя невесомой, пока она тянет меня к разъезжающимся дверям в аэропорт. Я потею, но в то же время мне холодно. Если бы Энн обернулась, ее бы точно напугала моя бледность. Подходя к стоп-линии, я смотрю на агентов Управления транспортной безопасности. Один из них встречает мой взгляд, и я отвожу глаза, надеясь, что не привлекаю к себе слишком много внимания.

Мы доходим до рамок металлоискателей, и, наклонившись к Энн, я шепчу:

– А если меня не пропустят?

Та смеется. Явно считает, что я шучу.

– А что, у них есть причины?

– Не знаю. Может быть. Меня ведь не заставят снять одежду?

Энн осматривает очередь перед нами.

– Не вижу, чтобы еще кто-нибудь раздевался. На то и придумали эти сканеры. Но я не буду жаловаться, если тот парень с татухой на бицепсе скажет, что ему надо меня прощупать.

– Какой парень?

Не помню, чтобы у кого-то из агентов были татуировки.

– В синей рубашке, – уточняет она.

– Он не сотрудник, Энн. Он… – Парень с тату раскладывает коляску, и женщина, несшая на руках грудничка, кладет его туда. – Он пассажир. Женатый. И с ребенком.

– Все равно жаловаться не буду.

Я пихаю ее в руку локтем.

– Ты просто ужасна.

Неприличное замечание Энн слишком меня забавляет, и я даже не осознаю, что добралась до края очереди. Я прохожу досмотр и задерживаю дыхание, когда агент просит меня подождать. Понимаю, что сейчас сбудутся все мои страхи. Меня отведут в сторону и арестуют или скажут, что мне нужно…

– Все, можете идти, – говорит агент, прежде чем я успеваю додумать все ужасные мысли.

Я тороплюсь к конвейеру и хватаю вещи. Энн тоже проходит через сканер, и мы углубляемся в аэропорт.

Останавливаемся перекусить в одном из ресторанчиков и доходим до нашего гейта как раз ко времени посадки. Наши места находятся в самом хвосте.

Как только я сажусь, у меня вибрирует телефон. Увидев новое сообщение от Джейка, я чувствую укол радости.

Горячий сосед. Когда я спускался, лифт затрясся. Подумал о тебе.

Я улыбаюсь. Интересно, он это выдумал как предлог поговорить со мной?

Наоми. Ты застрял?

Горячий сосед. Не-а. Только слегка тряхнуло.

Горячий сосед. Ты уже на борту?

Наоми. Только села. И нам уже объявляют, что надо выключить телефоны.

– И как Взгляд Демона-Хаски отреагировал, когда ты все отменила?

Вопрос Энн отвлекает меня от телефона и сбивает с толку: комбинация слов в ее фразе такая странная, она будто говорит на другом языке. Я хмурюсь, и, когда Энн ничего не переспрашивает и даже не пытается все объяснить, приходится уточнить самой:

– Что ты сказала?

– Когда ты все отменила, – повторяет она.

– Это я уловила. А остальную часть предложения – нет.

– Взгляд Демона-Хаски, – она закатывает глаза. – Ну знаешь. Твой горячий сосед с пронзительными голубыми глазами, с которым ты должна была сейчас идти на свидание.

– О. – Я пожимаю плечами. – Нормально он все воспринял.

– Ты ведь ему сказала, да?

– Конечно, сказала. Я просто не поняла, как ты его назвала.

– Да брось. Ты не думаешь, что у него взгляд демона-хаски?

– Ну вот сейчас, когда ты так говоришь, мне тоже начинает так казаться. Но при чем тут демон? Это как-то жутковато.

– Если бы ты сказала, как его зовут, мне бы не пришлось звать его Взглядом Демона-Хаски.

– Он Джейк.

Энн заглядывает мне в телефон через плечо. Увидев, как я сохранила его контакт, она закатывает глаза.

– Серьезно? Парню с такой внешностью не надо тешить эго.

– Я просто хочу немного с ним развлечься, пока не съеду из квартиры. И потом, он сам так вбил свой номер.

– Если уж выбирать прозвище, то Взгляд Демона-Хаски звучит лучше, – говорит Энн.

– Мне не нравится часть про демона. Может, просто Взгляд Хаски?

Энн хмуро поджимает губы. Потом выхватывает у меня телефон.

– Эй. Ты что делаешь?

Я смотрю, как она меняет имя Джейка с Горячего соседа на Взгляд Хаски. Потом отключает мой телефон, и я не успеваю ничего сделать. Энн отдает его мне и поворачивается к окну.

– Ты посмотри, – говорит она. – Мы летим.

– О! Ничего себе. Ты права.

Я почувствовала, когда самолет взлетел, но была слишком поглощена разговором с Энн, чтобы как-то отреагировать.

– Видишь? Не так все плохо.

Я смотрю на крохотные дома и машины под нами, а потом открываю свой рюкзак под сиденьем передо мной. И достаю папку.

– Что это? – спрашивает Энн.

– Чтиво на следующие несколько часов.

Я открываю папку и показываю пачку писем, которые решила дать прочесть Энн. Ее глаза расширяются, и она берет первый лист в руки.

– Это от Луки?

– Письма, которые он посылал мне в старших классах.

Энн читает первое, хмурится, а потом смеется так громко, что на нас оборачиваются.

– Что ты на это ответила? – спрашивает она. Берет следующее письмо, явно огорчаясь, что это не мое, а очередное от Луки.

– Знаешь, мои он обратно не отсылал, так что тут только его письма. Но я помню все, как будто получила их вчера. И наверное, могу сказать, что написала в ответ.

Глава седьмая. Несчастная слепая женщина

Лука

В чем была фишка Наоми: как бы я ни хамил, в каком бы ужасном настроении я ей ни писал, она всегда отвечала. А я был очень, очень грубым. В течение года после ухода отца я использовал ее как виртуальную грушу для битья. Я никогда не говорил ей о произошедшем, потому что не хотел, чтобы она меня жалела, как все остальные. Если я выговаривался Бену или своей девушке, они предлагали решения, которые никогда не работали, или извинялись, хотя не были ни в чем виноваты. Но когда я выговаривался Наоми в письмах – обычно теми словами, что я хотел бы сказать папе, – она отвечала чем-то в равной степени грубым или возмутительным и часто заставляла меня смеяться.

Мы были в старших классах, когда тон наших писем начал меняться. Исчезли невинные оскорбления детей, лишенных жизненного опыта, который мог бы поддержать наши слова. Не уверен, в какой момент мы пересекли эту черту и кто первый это сделал, но ни один из нас не готов был отступить.

Дорогой Лука.

Я должна сейчас работать над эссе, но не могу сосредоточиться, потому что в комнате сидят мои кузины, делают друг другу макияж и пытаются уговорить меня заняться тем же. Кортни выщипывает Белле брови, а Белла визжит. Очень сложно в таких условиях писать про Гражданскую войну, но это заставило меня подумать о тебе.

Я бы с удовольствием повыдергивала тебе волосы на ногах пинцетом, по одному. Думаю, мне было бы очень приятно наблюдать, как ты вопишь от боли. А потом, когда они начали бы отрастать, надеюсь, у тебя появился бы вросший волос, ты расковырял бы его, заработал инфекцию и в итоге потерял ногу. А потом, когда врач выписал бы тебе протез, он был бы на пару сантиметров короче, что привело бы к ужасной хромоте до конца жизни.

С любовью,

Наоми

Дорогая Наоми.

Моя мама выщипывает себе брови и все время говорит про депиляцию воском. Не понимаю, зачем девочки причиняют себе столько боли. Просто пользуйтесь бритвой, что ли. Но лучше позволь кузинам сделать тебе макияж. Уверен, он тебе очень нужен.

Мне интересно, с чего ты так одержима волосами на моих ногах и мыслью о том, что я потеряю конечность. Потому что ты втайне хочешь приехать в Сан-Диего и позаботиться обо мне? Я дам тебе повыщипывать у меня волосы на ногах, если это будет значить, что ты встанешь передо мной на колени.

С любовью,

Лука

Дорогой Лука.

Как ужасно, что ты всегда все сводишь к сексуальной теме. Наверное, я не удивлена, ведь тебе никто не дает. Скорее всего, ты останешься девственником до пятидесяти и тебя удовлетворит какая-нибудь несчастная слепая женщина в доме престарелых, которая примет тебя за своего мужа. Тебе повезет, что у ее мужа тоже мелкий член, так что разницы она не заметит.

С любовью,

Наоми

Дорогая Наоми.

Ты ошибаешься. Я не девственник и у меня уже была куча подружек, так что я не закончу в одиночку в доме престарелых, в отличие от тебя. Похоже, это ты будешь той слепой женщиной, запутавшейся в микропенисах.

А еще у меня не мелкий член. Могу прислать тебе в следующий раз фото, если хочешь посмотреть сама.

С любовью,

Лука

Дорогой Лука.

Скорее всего, у тебя было много подружек потому, что ты ужасен в постели. Одно то, что у тебя большой член, не значит, что ты умеешь им пользоваться, а куча подружек не значит, что ты не закончишь в одиночестве. А еще – спасибо, но дикпика не нужно. Не хочу, чтобы мой несчастный почтовый ящик заработал хламидиоз.

С любовью,

Наоми

К концу моего предвыпускного класса многие наши письма обрели подобный налет флирта. Или я только воображал, что она заигрывает со мной, потому что был вечно возбужденным подростком. Бен встречался с Иветт с девятого класса и все свое время проводил с ней. У нас с ним остался всего один общий курс, так что виделись мы нечасто. И даже эти редкие встречи были совсем не такими, как раньше. Он завел новых друзей на других уроках, и я начал чувствовать себя изгоем. Я никогда особо не умел заводить друзей и, наверное, всегда считал Бена своим лучшим другом.

В отличие от Бена, которому сразу хотелось долгих отношений, мне было неинтересно мутить с девчонками дольше недели-двух. Пару лет это было забавно, но к выпускному году я перевстречался с половиной девчонок в классе. Вторая половина либо была не так привлекательна, либо я был для них неприкасаем, потому что встречался с их подругами. В итоге большую часть года я провел один. На табеле это отразилось блестяще, но мне было очень одиноко.

В конце того года, похоже, все мои друзья зарегистрировались на каком-то сайте под названием «Фейсбук»◊, а моя мать сидела там уже несколько лет. Сперва мне было лень этим заниматься, но я решил последовать трендам и завел себе страницу. В профиле стояло мое фото с Беном и еще парой друзей на пляже.

Скорее всего, от скуки с капелькой одиночества одним вечером я напечатал «Наоми Лайт» в строке поиска. Мы общались годами, и мне было любопытно, как она выглядит. Перед тем как нажать «поиск», я заколебался. Я не был уверен, что на самом деле хочу знать, как она выглядит. Во многих письмах я шутил, что она уродлива, но понятия не имел, какая она на самом деле. Я боялся, что, если узнаю правду, это может все изменить. В моих мыслях она была довольно миленькой. Отчасти поэтому с ней было забавно флиртовать. Захочется ли мне и дальше ей писать, если она будет похожа на огра?

Я аккуратно нажал на клавишу и подождал, пока появятся результаты поиска. Их было несколько – в основном пожилые женщины, – но была одна аватарка, на которой красовалась девушка-подросток из Оклахома-Сити. Кликнув на ее профиль, я задержал дыхание. Это не могла быть моя подруга по переписке. Я перепроверил ее профиль, убедившись, что она правда живет в Оклахома-Сити и тоже учится в выпускном классе. Потом кликнул на фотографию, чтобы рассмотреть ее получше.

У Наоми были золотисто-рыжие волосы и светлая кожа с парой светлых веснушек на носу. Глаза у нее были темно-синие, губы – пухлые и розовые, а зубы идеально белые и прямые. На щеках при улыбке появлялись ямочки. Я щелкнул, перелистывая на следующее фото. Наоми стояла среди других девочек в спортивной форме, подтянутая, с загорелыми ногами. Она показалась мне самой красивой. Я сидел с отвисшей челюстью. Потом посмотрел следующее фото и продолжал кликать, чтобы увидеть еще. Мне хотелось увидеть все кадры, которые она выложила.

Сложно было поверить, что все это время я писал ей. По сравнению с Наоми самая красивая девушка в наших старших классах была похожа на поганку. Внезапно я поймал себя на мысли, что хочу взять обратно все те гадости, что когда-либо ей написал.

Я думал отправить ей приглашение в друзья, но тогда она бы догадалась, что я ее искал. Не понимаю, почему я не хотел, чтобы она знала. Вместо этого я достал бумагу и ручку.

Дорогая Наоми.

Я наконец сделал себе профиль в фейсбуке◊. Наверняка я последний в своем классе, кто там зарегистрировался. Немного странно заходить на страницу и видеть случайные мысли, которые выкладывает у себя моя мать. Она всегда первой лайкает мои фото. Иногда я захожу в профиль, вижу пятьдесят уведомлений, и на секунду мне кажется, что я популярен, но потом оказывается, что это мама спамит мне на странице комментариями. Кажется, она мой единственный настоящий друг. Это не выглядит немного жалким?

Как думаешь, мы можем подружиться на фейсбуке◊? Если у тебя там есть страница, конечно. Ты скажи, я могу поискать тебя и добавить в друзья.

С любовью,

Лука

Дорогой Лука.

С чего ты взял, что нужен мне в друзьях на фейсбуке◊? Не утруждайся, не пытайся отправить мне приглашение. Даже не ищи меня, ладно? О, и веди себя хорошо с мамой.

Чмоки-чмоки,

Наоми

Не такого ответа я ожидал. Я думал, она прочтет мое письмо, а потом из любопытства зайдет в интернет и поищет меня. Неизбежно увидит, что я тоже лучше всех тех парней, с которыми она ходит в школу, и кинет мне заявку в друзья. Или по крайней мере будет не против, что я ее пришлю.

Я был так обескуражен письмом, что отложил его в сторону и не отвечал около месяца. Наверное, надеялся, что Наоми изменит свое мнение или, может быть, найдет меня и поймет, что упускает. Но этого не произошло.

Глава восьмая. Правила для сталкеров

Наоми

– Почему ты не захотела добавить его в друзья?

Энн закончила читать все письма, которые прислал мне Лука за три года в старших классах, пока я, как могла, вспоминала, что писала в ответ.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Если так подумать, даже немного жестоко получилось.

– Разве тебе не было любопытно узнать, как он выглядит?

Конечно, я нашла его в Сети, когда он прислал то письмо. Врать не буду, в какой-то момент я даже слегка запала на Луку, но никогда не признаюсь в этом Энн. Из-за закрытой страницы мне было видно только одну фотку, где он стоял на пляже с другими парнями, и все были в темных очках и со скрещенными на груди руками, как будто считали себя красавчиками. И в целом ими были – по крайней мере, в школе так казалось, – но это уже неважно.

– Когда Лука прислал мне это письмо, я встречалась с парнем. Мне было все равно, как он выглядит. Так и так профиль был закрыт.

Я упускаю тот факт, что заходила в его аккаунт много раз, пытаясь понять, который из парней на фото – Лука, и надеясь, что он откроет страницу и я смогу подсмотреть побольше без его ведома.

– Ты с ума сошла, – говорит Энн. – Я бы приняла его запрос в друзья.

Какое-то время я думаю об этом, вспоминая, как объяснила свой отказ Луке тогда.

– Ты читала его письма, – напоминаю я. – Он вечно грубил и обижал меня, а я не хотела, чтобы он оставлял такие комментарии у меня на странице, где любой может их прочитать.

А еще мне почему-то нравилось писать бумажные письма и опускать их в почтовый ящик, и я боялась, что, если мы с Лукой начнем общаться в Сети, эта магия закончится. Я не была готова положить конец той эпохе. И видимо, не готова до сих пор, раз уж лечу искать его, после того как не получала вестей два года.

– Наверное, это правильно. Но я бы его добавила хотя бы на минутку, чисто посмотреть, как он выглядит. На самом деле я сталкерила в интернете почти всех, с кем переписывалась по работе.

– Серьезно? Зачем?

– Люблю соотносить имена с лицами.

– Вот теперь мне любопытно. Как думаешь, он удалил страницу, чтобы его было сложнее найти?

Энн кивает.

– И наверное, заплатил, чтобы его информацию удалили с PeopleFinder. Ну или Лука Пичлер – не его настоящее имя.

– Наверняка настоящее. Это имя попалось мне в начальной школе, когда мы заводили друзей по переписке.

– А, ну да. Если так, значит, он серьезно постарался, чтобы скрыться от тебя.

– Ничего, – говорю я. – Нам не нужны фейсбук◊ или публичные архивы. Будем выслеживать его по старинке.

Неожиданно у меня мелькает мысль: а что, если он не развелся? Я даже жалею, что не подумала об этом раньше. Наверное, будет странно, если какая-то случайная женщина (я) придет к ним на порог искать Луку. Я понятия не имею, что меня ждет и куда я лезу.

– Это будет так прикольно, – говорит Энн.

Она кладет письма обратно в папку и сует мне в рюкзак, пока мы приземляемся. Нам еще хватит почитать завтра вечером в аэропорту.

– А если это плохая идея? Если он переехал в дом детства, а когда я приду к нему на порог, меня арестуют за сталкерство? Или хуже: вдруг мне брызнут в глаза из баллончика?

– Маловероятно, – говорит Энн. – И потом, он сам за тобой немножко следил, чтобы выяснить, где ты работаешь.

Я думаю, как Лука справлялся с теми же проблемами, что и мы с Энн, чтобы найти меня. Интересно, зачем ему это нужно и почему я наконец получила от него письмо? Почему сейчас? Ситуация бьет наотмашь: сперва меня так надолго забыли, а потом я снова получаю конверт и не могу написать в ответ. Хотя, наверное, «забыли» – это не то слово. Мы оба уехали, и я думала, что Лука живет своей жизнью. Хотя он все время мелькал в моих мыслях, так или иначе.

Нечестно, что мне сейчас так сложно его найти. Ему наверняка было проще, ведь он каждое утро видел меня в новостях.

Энн подняла меня ни свет ни заря, чтобы выследить Луку, и вот мы здесь, в восемь утра, стоим перед домом, где он вырос. Это бледно-голубое здание с белыми ставнями. На углу парковки стоит почтовый ящик. Интересно, тот самый? Куда падало бесчисленное количество писем, которые я годами присылала на этот адрес?

– Ему было несложно, – говорю я. – Надо было всего лишь найти в Сети мое имя и увидеть прогнозы погоды. Ему не пришлось лететь до Майами, чтобы это выяснить.

– Ну у тебя нет вариантов: приходится действовать так.

– Наверняка это отлично сработает в суде. «Я не виновата, ваша честь: он не дал мне иного выбора, кроме как сталкерить его!»

Энн закатывает глаза.

– Успокойся. Худший вариант – ты получишь запрет на приближение. И я сомневаюсь, что он так поступит. Зачем лезть из кожи вон в поисках тебя, а потом подавать запрос в суд?

Я знаю, что она права, но тяну время. Делаю глубокий вдох и еще минуту смотрю на дом. Пытаюсь представить Луку ребенком, выбегающим из входной двери к почтовому ящику, чтобы проверить, нет ли там письма для него. Вот интересно, волновался ли он, как я, проверяя почту? Было время, когда я думала, вдруг он и правда меня ненавидит. Некоторые послания были такими мерзкими и такими личными, что я удивлялась, зачем он вообще утруждает себя перепиской. Иногда он даже угрожал больше мне не писать, но никогда не воплощал эти угрозы в жизнь.

Может, Лука просто рос озлобленным ребенком? Или ему просто нравилось надо мной издеваться? Я представляю, как он, уже постарше, все равно проверяет почту в поисках моих писем. Правда, представить это сложно, ведь я не знаю, как он выглядит. Каждый раз воображаю его по-разному. Иногда у него светлые волосы, иногда каштановые. Иногда он высокий, а иногда низенький.

– Тебе страшно? – тихо спрашивает Энн, выдергивая меня из раздумий.

– Немножко.