Неокантианство. Десятый том. Сборник эссе, статей, текстов книг

Примечательно, что метафизика возродилась и в англосаксонском мире, который мы до сих пор любим считать оплотом позитивизма. Причем это касается даже тех течений, которые можно назвать эмпирико-позитивистскими в эпистемологическом смысле.

Если в немецкой метафизике, даже среди тех, кто стоит в авангарде современного движения, вся метафизика еще в основном связана с обычными основаниями опыта, из которых исходят и другие науки, так что метафизика лишь ставит более далекие вопросы и создает более смелые гипотезы для ответа на них, то на американской почве Уильям Джемс серьезно расширил основания метафизики. Джемс считает, что он может представить в качестве опыта то, что у Юкена является, по сути, лишь гипотезой и требует признания только при условии, что за реальностью стоит высшая духовная жизнь. В своей книге «Разновидности религиозного опыта» он показал на основе очень большого числа всевозможных религиозных самоописаний, первоначально имевших чисто психологическую цель, что в рамках религиозной жизни в очень многих случаях повышенной религиозности человек сталкивается с утверждением, что у него есть особые специфические переживания, которые не встречаются вне религиозности: Переживания супраментальных духовных потенций божественного или связанного с Богом характера. Джеймс не сомневается, что это не плод воображения, а действительность.

Поэтому его метафизика не является метафизикой в обычном понимании этого слова, а по своим претензиям на знание находится в одном ряду с эмпирическими дисциплинами. Среди мыслителей последнего времени он был также первым философом, признавшим важность парапсихических явлений. (Фактически он был научным первооткрывателем случая Мисс Пайпер, в котором сверхъестественные знания были установлены вне всяких сомнений в результате многолетних наблюдений за этой женщиной). И на этой основе, следуя идеям Фехнера, он перешел к предположению о существовании высшего сознания, в которое должны быть интегрированы индивидуальные человеческие сознания, т.е. также на эмпирической основе. Не менее значимым аспектом его метафизики является борьба с монизмом в той трудноописуемой форме, в какой он проявляется в традиционном теизме, согласно представлениям которого все вещи в конечном счете имеют свое начало в Боге. Он исходит из направления, которое также серьезно относится к дуализму в трансцендентной сфере и учит «плюрализму» (или «радикальному эмпиризму»), согласно которому существует независимая от Бога мировая потенция, существование которой объясняет несовершенство мира. Бог борется с этой потенцией и, по сути, уже победил, но определенная часть Вселенной еще не может быть им охвачена. Человек предстает в этой метафизике как соработник Бога, но не для того, чтобы, как хотел пессимистичный, утомленный миром Эдуард фон Хартманн, в конечном счете искупить мир от убогости бытия к небытию, а для того, чтобы полностью одухотворить Вселенную. Менее заметен поворот к метафизике в Англии, поскольку, в отличие от обычного континентального взгляда, который всегда считает, что в Англии у руля стоит эмпиризм, Гегель всегда пользовался большим уважением в академической философии, особенно в Оксфорде. Наиболее выдающимся его представителем до сих пор является Брэдли, самый известный современный английский мыслитель, отличающийся элеатской проницательностью. Хотя прагматистская реакция против этой интеллектуалистской традиции началась теперь в самом Оксфорде в лице Шиллера, она тоже сосредоточена на метафизике. Аналогичным образом, старый теизм вновь становится продуктивным (Джемс Линдсей). Английское движение, параллельное немецкой феноменологии, тоже не избегает этого.

Особенно поразителен поворот в Италии, где позитивизм долгое время имел глубокое влияние. В одной из итальянских характеристик сложившейся ситуации говорится (1915 г.): «Прошло всего несколько десятилетий [по 5 лет – wp], а кажется, что столетия, когда Комте и Спенсер торжествовали в Италии… Сегодня позитивизм на исходе». В частности, есть два мыслителя, от которых исходит интеллектуальный поворот. Один из них – Бенедетто Кроче, который видел спасение в обновлении и дальнейшем развитии философии Гегеля, нашедшей, кстати, нового пророка в Голландии в лице Болланда, и оказавшей огромное влияние в Италии. Другой – Вариско, наиболее значительный из современных итальянских мыслителей, который, начав с позитивистских идей, постепенно пришел к взглядам, близким к взглядам современного немецкого движения, восходящего к Лейбницу. Он склонялся к теистическому спиритуализму.

Как и немецкий позитивизм, итальянский позитивизм также делает поворот к метафизике. Энрикес хочет предоставить религиям абсолютную «свободу» как «продолжению поэтической жизни».

В России – я имею в виду Россию добольшевистскую – век позитивизма закончился и наступил век неоплатонического мистицизма. Важнейшим мыслителем последнего периода был Владимир Соловьев, пытавшийся примирить философию с откровением и верой Церкви в неоплатоническом понимании (1854—1900). —

Неогомизм занимает особое место в современной философии. С конца 70-х годов прошлого века он является официальной философией католической церкви и, как и сама церковь, международным интеллектуальным движением. Насколько простирается церковная организация и существуют на земле церковные учебные заведения, там сегодня преподается новокатолическая философия. Эта философия реалистична в эпистемологическом плане и теистична в метафизическом. Она, конечно же, и неовиталистически ориентирована, и логически связана с современным феноменологическим направлением. Таким образом, в философском плане она представляется вполне современной. Особое место в духовной жизни занимает ее религиозная приверженность. Существенные черты мировоззрения даны этим мыслителям авторитарной традицией церкви, и они признают еще один путь к истине, помимо знания, – откровение. Недооценка нового гомизма в научных кругах, сильно снижающая влияние его философского творчества, также основана на этой традиционной привязанности. Можно сказать, что эта недооценка часто заходит слишком далеко. Ведь в этой школе много солидных философских традиций и хорошей подготовки мысли. Многие натуралистические и психологические ошибки, получившие широкое распространение, никогда не попадали в нее. И в этом кругу появилось немало вполне самостоятельных мыслителей, чьи идеи заслуживали бы большего внимания, например, в Германии E. Л. Фишер, Лемен и особенно Иосиф Гейзер, связавший неосхоластику с современной логикой и психологией. Однако в целом преподавание в неосхоластике преобладало над исследованиями. Определяющей заслугой немецкой неосхоластики является ее обширная историческая работа по развитию философии средневековья, которая без нее никогда бы не состоялась в таком объеме. Благодаря современному феноменологическому направлению это исследование отчасти приобрело и актуальный систематический интерес, поскольку схоластическая логика уже поднимала и решала некоторые проблемы современной логики (Грабманн).

Поэтому общее впечатление от современной философии – это неуклонное, стабильное восхождение. Мы переживаем время, когда философия вновь начинает становиться всеобъемлющим мировоззрением, когда натурфилософия и философия истории также начинают становиться чем-то большим, чем методология и эпистемология. Конечно, исторический процесс формирования таких новых всеобъемлющих систематических попыток сегодня идет гораздо медленнее, чем сто лет назад, когда преемники Канта не утратили притязаний и стремления к научной строгости, но в значительной степени утратили ее, и поэтому новые системы возникали с поразительной быстротой. Потребность в научной строгости настолько присуща сегодняшнему дню, что работа по созданию новой системы, действительно способной заявить о себе как об убедительной, может разворачиваться только в процессе созревания, столь же медленном, как и тот, в котором формировался мир мысли Канта. Все романтические попытки каким-либо образом обойти интеллектуальный процесс науки и положить в основу философии либо сверхчувственную интуицию, быстро ведущую к цели, либо просто отказаться от доказательств как от чего-то низшего, чем жизнь, должны остаться неэффективными в силу зрелости современности. Новая философская система сможет завоевать власть над людьми только в том случае, если она будет интеллектуально убедительной.1

Фридрих Убервег

Неокантианство и неокритицизм [Продолжение]

«Леонард Нельсон выступает против всей теории познания. Вопрос об объективной истинности нашего знания неразрешим. Для того чтобы решить поставленную проблему, необходимо иметь критерий, на основании которого мы могли бы решать, является ли познание истинным или нет. Таким критерием может быть либо само познание, либо его отсутствие. Если бы это было познание, то оно относилось бы к области проблематического, истинность которого может быть установлена только с помощью эпистемологического критерия. Но если эпистемологический критерий не является познанием, то для того, чтобы быть применимым, он должен быть известен, т.е. мы должны быть в состоянии признать, что он является критерием истины. Но для того чтобы получить это знание о критерии, мы уже должны были бы его применить. Таким образом, в обоих случаях мы приходим к противоречию. Поэтому эпистемологический критерий невозможен, а значит, не может быть и эпистемологии».

Теоретико-ценностная критика. – Переход к Фихте. Примерно в то же время, что и Коген, Виндельбанд основал ценностно-теоретическую интерпретацию критики. Она разделяет отказ Марбургской школы от вещи-в-себе, но дистанцируется от нее в той мере, в какой еще больше сближает эпистемологию с этикой и эстетикой и полностью растворяет ее в теории ценностей. Как для действия и чувства, так и для мышления существует абсолютная обязанность, которая требует уважения и которая одна делает суждения истинными или ложными. Помимо сведения логики к ценностям, наиболее значимым предложением Виндельбанда стало разграничение номотетических наук (направленных на познание законов) и идиографических наук (направленных на познание личности). – Идеи Виндельбанда были подхвачены и развиты РИККЕРТОМ, который отчасти приблизился к взглядам ФИХТЕ. Последний ввел понятие трансцендентального сознания и провел обширные исследования соотношения естественных и культурных наук, вызвавшие широкую дискуссию. Если естественные науки ориентированы на общее, то науки о культуре занимаются индивидуальным, но только теми индивидуальными фактами, которые связаны с культурными ценностями. Неокритицизм Мюнстерберга напрямую связан не с Кантом, а с Фихте. Он также понимает всю совокупность философских проблем как проблемы ценностей и разработал целостную систему ценностей. Он отличает сферу жизни от объективированной реальности науки. Если последняя представляет собой закономерное временное событие, то еще не овеществленные процессы актуального опыта лежат вне времени и свободны.

Школа Виндельбанда-Риккерта с 1910 г. выпускала журнал «Логос, международный журнал по философии культуры» (Тюбинген), до войны выходили также русский и итальянский переводы. Влияние этого движения ограничивалось в основном юго-западной Германией.

Вильгельм Виндельбанд (родился в 1848 г. в Потсдаме, в 1873 г. приват-доцент в Лейпциге, затем профессор в Цюрихе, Страсбурге, Гейдельберге, умер в 1915 г.) был, наряду с Дильтеем, самым значительным и всесторонним немецким историком философии конца XIX века. В своем «Учебнике истории философии» он первым представил историю философии в терминах истории проблем. Несмотря на сравнительно небольшой объем его систематических работ, он оказал значительное влияние как философ своего времени. Он был интеллектуальным главой так называемой юго-западной немецкой, или баденской, школы, которая имела влияние и за рубежом (в России).

По мнению Виндельбанда, задачей философии является также теория познания. Она ставит вопрос не о его психологическом происхождении, а о его истинностной ценности.

Самое простое изложение фактов уже содержит ряд предпосылок, которые не поддаются дальнейшей дедукции, очевидны сами по себе, но осознаются лишь с постепенным развитием познавательной деятельности человека. Эти высшие принципы, имманентные всей познавательной деятельности, и следует искать на телеологическом пути, указанном Фихте. Они являются средством достижения общезначимого мышления и должны определяться с этой точки зрения. Решающим моментом в реализации этой задачи Виндельбандом является тесная связь, которую он устанавливает между эпистемологией и такими ценностными науками, как этика и эстетика. Доходит до того, что последняя также становится для него ценностной дисциплиной. Запечатленная теория познания также подвергается Виндельбандом перхоррезису [отвергается – wp], поскольку мы нигде не можем выйти за пределы нашего сознания, наших идей. Истинность идеи не означает, что она представляет собой независимую объективность, существующую вне нас. Скорее, по мнению Виндельбанда, идея истинна, если она принадлежит к тем, которые должны мыслиться, которые должны быть абсолютными. Над всем мышлением витает абсолютная необходимость (Кант: «правило»). Если, согласно общепринятой точке зрения, некоторые идеи должны мыслиться потому, что они истинны, то, согласно Виндельбанду, отношение обратное: идеи истинны потому, что они должны мыслиться. Соответствующую инверсию Виндельбанд проводит и в морально-эстетической сфере. Если в соответствии с обычным взглядом действия должны совершаться потому, что они хороши, то здесь, согласно Виндельбанду, над ними витает абсолютная необходимость. Есть поступки, которые должны совершаться абсолютно, без всяких дополнительных оснований: они называются хорошими. Точно так же существуют определенные эстетические модели поведения, которые должны быть приняты абсолютно, и другие, которые абсолютно предосудительны. Не какое-то оккультное качество произведения искусства делает его прекрасным, а именно обязанность, которая также витает над эстетическим переживанием этого произведения. – В жизни все смешано: правильные и неправильные суждения, хорошие и плохие поступки, наслаждение искусством и неискусством. Естественные события души порождают все без разбора. Задача философии – выделить из этого хаоса те ценности, которые имеют характер необходимости и всеобщности, т.е. те, которые соответствуют абсолютному долженствованию («критическая философия»). Необходимые и общие, т.е. в вульгарном смысле правильные, суждения и оценки сразу же открываются сознанию с доказательствами как таковые, и единственное, что может сделать философия, – это «позволить этому нормальному сознанию возникнуть из движений эмпирического сознания». Таким образом, философия – это наука о «нормальном сознании» и, следовательно, одновременно философия культуры. Само нормальное сознание – это система норм, которые действуют объективно, но должны быть реализованы и в субъективном сознании.

Убежденность в существовании этого естественного сознания является предметом личной веры, постулатом мысли; она не может быть доказана. С этой точкой зрения Виндельбанд вступает в самую резкую оппозицию к релятивизму, не признающему абсолютных ценностей. – В философии религии Виндельбанд также опирается на нормальное сознание. Религия характеризуется тем, что рассматривает обычное сознание как трансцендентную, надмирную реальность («священное»). Проблема существования зла оказывается неразрешимой. В выведении абсолютных ценностей из интеллектуальной истории человечества Виндельбанд также видит продвижение от неокантианства к своеобразному неогегельянству, которое должно освободиться от причудливых внешних проявлений и метафизических излишеств Гегеля, но вместе с ним рассматривает историю как важнейший орган философии.

В своей речи «История и естествознание» Виндельбанд дал основные положения теории истории, которые впоследствии были развиты Риккертом. Виндельбанд разделяет науки на номотетические и идиографические. Номотетические науки ищут законы («науки о законах»). В «науках о событиях», напротив, изучаются отдельные процессы. Эти два типа наук совпадают с противопоставлением естественных и гуманитарных наук. Однако это различие не является жестким. Биология, например, является одновременно номотетической и историко-идиографической как история развития Земли. Один и тот же объект при определенных обстоятельствах может рассматриваться и с номотетической, и с идиографической точки зрения. Важность идиографических наук основана на том, что все наши ценностные ощущения коренятся в уникальности и несравнимости объекта. Но не всякий факт является «историческим фактом». «Происходит много такого, что не является историческим фактом». К таким фактам относится и то, что имеет определенную значимость. Отбор фактов должен осуществляться историком в соответствии с системой общезначимых ценностей, определяемых философией. Эти два момента – закон и индивидуальность – не могут быть отнесены к общему источнику, поскольку закон всегда требует для своего воздействия данного индивидуального состояния системы, к которой он должен применяться. Сам по себе он ничего не может дать. – Виндельбанд отверг идею о том, чтобы философия истории слилась с эпистемологией истории.

В своем «Введении в философию» Виндельбанд также обратился к некоторым проблемам, которые не были подробно рассмотрены в его собственных работах (например, к эстетике). Согласно этой поздней точке зрения, философия должна удовлетворять двум потребностям – теоретической и практической. Она должна быть и взглядом на мир, и взглядом на жизнь. Ее проблемы распадаются на теоретические вопросы бытия и практические (аксиологические) вопросы ценности (этика, эстетика, религия).

Ученики Виндельбанда. Наиболее значимым из гейдельбергских учеников Виндельбанда был Эмиль Ласк (родился в 1875 г. в Вадовице, Австрия, доцент в Гейдельберге, умер в 1915 г.). «Studie über den Herrschaftsbereich der logischen Form», Tübingen 1911 г. «Die Lehre vom Urteil», Tübingen 1912 г. Придерживаясь виндельбандовской ценностной теории познания, Ласк стремится к систематическому расширению логики, в которой основная кантовская идея коперниканского вращения не ограничивается сферой бытия, а переносится на сферу нереального, которое, в свою очередь, делится на сверхчувственное и действительное. Необходима «логика философии», т.е. учение о категориях категорий («форма формы»), которое одновременно открывает перспективы для новой метафизики. – В своем «Учении о суждении» Ласк также устанавливает высшую сферу за пределами добра и зла. – Георг Пик, «Übergegensätzlichkeit der Werte», Tübingen 1921 – Ганс Эренберг (приват-доцент, затем профессор в Гейдельберге), «Kritik der Psychologie als Wissenschaft», Tübingen 1910, критикует психологию с трансцендентальной точки зрения. Она никогда не может быть чистой естественной наукой (наукой о праве), «но как феноменология (= трансцендентальная психология) она может быть чистой наукой о культуре», она не является «чем-то исключительно эмпирическим».

Фритц Мюнх (1879—1920, приват-доцент в Йене) в работе «Опыт и действительность» («Erlebnis und Geltung») также приводит аргументы в пользу превосходства действительности над бытием и ее независимости от него в смысле Виндельбанда. Пропозиция 2 x 2 = 4 западна сама по себе». То, что смысл этой пропозиции представляется нам реализованным в объектах и что он мыслится субъектами, для него совершенно неважно. Позже Мюнх обратился, в частности, к Фихте, а также к Гегелю.

Бруно Баух (родился в 1877 г. в Грос-Носсене, Силезия, 1903 г. приват-доцент в Галле, 1911 г. полный профессор в Йене) также взял за точку отсчета Виндельбанда и Риккерта, вместе с которыми он понимал философию как «самопонимание культурного сознания». Наряду с глубокими историческими исследованиями в области греческой эпистемологии и взаимоотношений кантовской философии и протестантизма Лютера, его работы были посвящены эпистемологии точных наук, с одной стороны, и этике – с другой. Он представляет эпистемологический взгляд натурфилософии: объектом исследования он делает естественные науки.

Его главный труд «Имманель Кант» объединяет систематические и исторические интересы. Стремясь к исторической объективности, идеи, лежащие в основе философии Канта, подвергаются систематической критике, которая взвешивает их и указывает путь в будущее. Дополнением служит трактат «О понятии естественного права» (Kant-Studien, т. 29).

Новым в концепции Канта Бауха является то, что он сближает докритический и критический периоды Канта. Контраст был лишь относительным, влияние Юма – лишь тем, что способствовало уже состоявшемуся развитию. Что касается критической эпохи, то здесь наблюдается сопоставление и смешение трансцендентально-психологического и трансцендентально-критического анализов, которые, будучи четко разделены, каждый сохраняет свое право. Наконец, существенным является перенос акцента на критику суждения. Наиболее глубокую мысль Канта Баух видит в учении о том, что «мир должен быть понят как происходящий из идеи». В отличие от реалистической и марбургской интерпретаций Канта, Баух занимает самостоятельную позицию, согласно которой Кант своими наиболее передовыми мыслями преодолел и реализм, и точку зрения Когена, а сам в основном остался на реалистической почве. Однако даже по мнению Бауха, опыт хочет сказать больше, чем: как бы ни было воспринято до сих пор, то или иное правило не терпит исключений. Это не проблема его существования, а реальная данность. Поэтому нужно спрашивать не о том, возможно ли оно, а лишь о том, как оно возможно, какова объективная достоверность его условий (с. 124). Трансцендентальный метод направлен на априорные основания возможности опыта. Однако речь идет не о временном возникновении опыта, а о том, что лежит в его основе. Речь также не идет о психологической фактичности познания, а о его логической обоснованности. Собственно, целью трансцендентальной философии является установление закона так называемого синтеза, который, как глубочайший момент, определяет весь опыт. Пространство и время являются априорно необходимыми условиями объектов опыта, но сами не являются объектами восприятия. Трансцендентальные законы, делающие возможным опыт, должны, чтобы он имел объективную достоверность, делать возможными и объекты, и опыт, т.е. природу. Всеобщность и необходимость опыта становится возможной благодаря трансцендентальным законам синтеза. Баух считает господствующую приверженность реалистически понимаемой вещи-в-себе «худшей ошибкой» Канта, это «самый неудачный догматизм, который Кант втянул в критику». В нем содержится «самый фатальный психологизм». Сам Баух хочет, чтобы «необходимость понятий» заняла место и вещей, и «Я». Если мерить научным мерилом, то вещь, принимаемая за реальность, в понимании Вайхингера является всего лишь фикцией. Объект познания отличен от самого познания, это то, что противостоит простой субъективности синтеза, которая, как говорит Кант, «dawider». Всякое познание есть познание х, выражение функции. Если понимать самостоятельность как аргумент (в математическом смысле), то надсубъективное «dawider» -бытие как логическая достоверность является функциональной величиной, а бытие объекта не дано абсолютно и par excellence, не просто оставлено, а является результатом. Объект сам по себе есть «тот логический закон познания», который действует для нашего понимания независимо от нашего понимания и в котором чистое понимание требует в качестве своего условия единства формы и материи для конкретного явления, причем это требование требует нового рода исполнения. Правомерность этого требования гарантируется чистым пониманием. В этом оно имеет свое логическое место и происхождение, независимое от нашего понимания, но тем не менее действительное для нашего понимания. С Марбургской школой Баух связывает мнение о пагубности дуализма представлений и категорий у Канта, который он, по общему признанию, пытался исправить, хотя и неадекватно, с помощью понятия схемы. В действительности решение проблемы следует искать в чистом понимании, но система категорий не должна рассматриваться как замкнутая, а в принципе должна пониматься как бесконечная в кантовском смысле актуального бесконечного. Прогрессивное познание всегда требует новых категорий.

Законы природы понимаются Баухом как понятия, даже если не все понятия являются законами природы без лишних слов и сами по себе. Они представляют собой общие категориальные порядки, посредством которых материалы опыта также единообразно отнесены друг к другу и определены таким образом, что индивидуальный опыт подчиняется им. Понятия имеют функциональный характер – обычная теория абстракции отвергается Баухом. Например, я могу сказать: треугольник качества х (= равнобедренный, прямоугольный и т.д.). Понятия являются общими, но не как «абстрактные», а как «абстрагирующие»; в то же время они «конкретны». В отношении телеологической структуры природы Баух согласен с Кантом в том, что объяснительным принципом является только механизм, а телеология – лишь эвристический принцип. На их сочетании основаны и достижения всей биологической теории развития. Кант ни в коем случае не отрицал механического порождения органического. – Бог приобретает трансцендентально-критическое значение и как трансцендентально-логическое условие возможности, дающее предельное основание не только для теоретической, но и для практической философии. Ведь только если мы предполагаем в Боге причину осуществимости необходимой нравственной конечной цели, то логически оправдано предположение о реализуемости ценностей как таковых, которое всегда делается в практической жизни. В одновременном регулятивном и конституирующем значении идеи Бога теоретическая и практическая философия объединяются в единство системы философии.