Штрихи к моему портрету. Рассказки смешные и не очень

– Не сомневайся, твою фамилию я запомню. Тебе будет по-настоящему жарко. Примерно, как в преисподней.

Похоже, Мартынов невзлюбил меня с первого взгляда.

Силён, как бурлак

Смена начиналась в семь утра. Работать дорожники начинали по холодку, а обеденный перерыв приходился на полдень, когда самое пекло. В четыре часа дня смена кончалась. Такой распорядок дня казался разумным, но именно в послеобеденные часы духота усиливалась. В тропиках рабочий день разделяли на две равные половины – в жару прятались в тень. Я сказал об этом Гетману и сразу же пожалел. Мартынов просто рассвирепел:

– Яйца курицу не учат, – прошипел он.

В то же время мне в какой-то мере повезло. Была суббота, которая стала выходным только четыре года спустя. То есть, только в воскресенье можно было отдохнуть после трудов праведных. А Гетман сдержал своё слово: гонял меня, как сидорову козу. Спасло ещё и то, что бригада заканчивала ремонт дорожного полотна на улице Пушкина. Движение транспорта здесь не было интенсивным, поэтому асфальт не укладывали в четыре слоя, как потом, под Татаркой. Но всё равно работы хватало. Тогда ещё не придумали поливомоечных машин, вручную чистили щётками основание дороги от пыли и грязи.

Кое-где, впрочем, оставались островки неснятого старого асфальта. Их нужно было выдолбить ломом. Оставлять нельзя: в едва заметные трещины и выбоины проникает влага. Зимой из-за перепадов температуры дорожное покрытие разрушается.

Бригадир поручил эту работу, конечно же, мне. Лом был тяжёлым.

– Можно было бы и отбойными молотками обзавестись, – сказал я в сердцах.

– Поговори ещё у меня! – выругался Гетман. – Через час приду проверю. Не сделаешь – вылетишь из бригады, как пробка.

Но у меняя ничего не клеилось. Время сгорало, как бикфордов шнур, а я справился только с одним напластованием. Всего же их было шесть.

За моими безуспешными попытками сокрушить твердыню уплотнённой смеси щебня, песка и битума наблюдали другие работяги.

– Иди, подсоби хлопцу, – сказал Жора Ивану.

Тот действительно силу имел немереную. Ровно через пять минут старый асфальт превратился в труху. Мартынов недоверчиво посмотрел на меня, но ничего не сказал. И никто не стукнул ему, что новичку помог другой новичок. Похоже, Гетмана никто не любил.

Во время общего перекура я спросил Жору:

– Откуда у Ивана такая силища? У вас в роду случайно бурлаков не было?

– Были, – сказал он. – Наши предки – волжане. А раньше самым распространённым видом транспорта был водный — о нормальных дорогах ещё только мечтали. С незапамятных времен ходили по Волге гребные суда. Потом гребцов сменили бурлаки, шагавшие «бечевой» или «шахмой» — уже протоптанной тропой – по берегу реки. Наш прадед – мы ещё с Иваном застали его в живых, а сравнялось ему 102 года, – был у бурлаков «шишкой». Так в то время называли самого сильного и опытного бурлака, тянувшего лямку первым. За ним шли «подшишельные», а потом и все остальные.

Есть друг, да не вдруг

Бригада была довольно большой. Машинистом асфальтоукладчика считался сам Мартынов. Машинистом катка – без пяти минут пенсионер Кравчук, недавно схоронивший жену и сына. На работу шёл, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Когда дорожников перебросили под Татарку, за бригадой закрепили автогрейдер, бульдозер и три самосвала. Они доставляли асфальтобетон с завода, щебёнку и гравий. Разнорабочих было десять.

Этот разношёрстный народ объединяло, пожалуй, только одно: неприятие бригадира. Но открыто выступить против него всем скопом опасались. У каждого были какие-то грешки, за которые могли просто уволить. А увольняться никто не хотел, поскольку летом дорожники получали довольно прилично.

В понедельник, когда определился новый фронт работ, и бригада переезжала, особого напряга не наблюдалось. Мышцы мои по-прежнему болели – такую нагрузку с непривычки никто не выдержит. И больше всех был недоволен вынужденным бездельем Мартынов. Ему хотелось поручить новичку что-то явно невыполнимое.

Он остановил меня, когда тросом крепили вагончик-бытовку к машине (она была на колёсах).

– Я не верю, что ты в субботу сам раздолбал весь старый асфальт. Кто тебе помогал?

Я не знал, что ответить, как выкрутиться. Как назло, именно в этот момент нарисовался Иван.

– Стой! – окликнул его Гетман. – Ты помогал в субботу Степанову?

Видимо, всё-таки кто-то донёс. Иван мог в два счёта меняя выдать, но мне показалось, что на плоском лице просияла лучезарная улыбка.

– Я буду молчать, – сказал Иван. – Жора запретил мне говорить.

– Так кто твой бригадир: я или Жора? – вскипел Мартынов.

И услышал исчерпывающий ответ:

– Жора – мой брат.

Гетман сорвал свою злость на мне.

– Если я узнаю, что он тебе помогал…

– Что тогда со мной будет? Разнесёте на куски? – Я перешёл в атаку: – Кстати, новичку следует помогать, а не третировать. Лучше бы позаботились о внедрении передового опыта. Немцы стали удалять старый асфальт с помощью фрез, применяют синтетические материалы при ремонте дорожного покрытия. Я второй день у вас работаю и об этом знаю. А вы? Бригадир всегда должен быть в курсе всего нового.

– Не учи, ишак! – огрызнулся Гетман, но как-то не очень агрессивно.

– А вот за ишака вас можно привлечь к ответственности. В суд на Мартынова ещё не подавали?

Бригадир молчал, сжимая кулаки. Расправиться бы с этим огольцом, да слишком много свидетелей. Нужно выбрать другое время.

И опять Иван оказался поблизости. Он всё слышал. Случайно это или неслучайно?

– Иван, ты опять будешь молчать? – спросил я его.

– Я не буду молчать, – против своего обыкновения ответил он.

– Кто тебя так подучил? Жора? – поинтересовался Гетман.

Но Иван огорошил и его, и меня.

– Я сам так решил, – сказал он.

Это означало, что я приобрёл соратника. И самое главное – он не дебил. И я подумал: «Есть друг, да не вдруг». И почувствовал себя победителем: преподал предметный урок беспредельщику.

Драка

Когда Гетман понял, что я умею огрызаться, он решил отыграться на Иване. Своё раздражение он выплёскивал на самых беззащитных. Но у Ивана была «подушка безопасности» – Жора. Нужно было его нейтрализовать.

Бригадир проделал хитрый маневр – своим волевым решением назначил Жору себе в помощники. Купил его прибавкой к зарплате, говорил о производственной необходимости. И Жора потерял контроль над братом.

Но Гетман не учёл одного обстоятельства: рядом с Иваном оставался я. Жора попросил меня позаботиться о брате и направлять его действия. Хотя и без этого я был готов взять шефство над большим ребёнком, которому исполнилось 38 лет. За кажущейся инфантильностью скрывалась добрая душа, жаждущая справедливости.

Первая стычка с Иваном произошла у Гетмана в четверг или в пятницу, когда привезли новое оборудование. Выгружали его я с Иваном. И тут произошло непредвиденное: вибратор, ещё в заводской смазке, выскользнул из огромных ручищ Ивана и упал на землю. Его проверили – он был в полной исправности, но бригадир никак не мог успокоиться.

– А если бы ты патроны вёз? – начал он свой монолог с этой расхожей фразы и кончил проникновенным матом, пригрозив уволить Ивана. А тот почему-то улыбался сладкой, ничего не объясняющей улыбкой, – вероятно, думал об оранжерее.

Это вконец взбесило Гетмана.

– Чему веселишься?

Жоры поблизости не было, Иван не знал, как ответить. Он молчал.

– Ты долго будешь молчать, дубина стоеросовая? Бригадир тебя спрашивает.

Я бы за словом в карман не полез. На языке вертелись бесчисленные вопросы. Главный их них можно было сформулировать так: а кто такой бригадир? Пуп земли? Почему он может безнаказанно оскорблять тех, кто с ним вместе работает? Ведь он условный начальник, как ефрейтор в армии. Тем сильнее такие калифы на час стремятся покомандовать, чем особенно грешат дворники и уборщицы…

Но Иван упорно продолжал изображать из себя глухонемого. И тут случилось то, что никто не ожидал: Гетман накинулся на него с кулаками.

Это была странная драка. Двухметровый верзила только пятился, а бригадир наседал и бил его по лицу. Жора не инструктировал брата, как ему поступать в подобных ситуациях. Всего не предусмотришь.

Я не выдержал:

– Дай ему сдачи, Иван! Неужели не можешь?

– Что ему дать? – не понял тот, продолжая отступать к бытовке.

Я уточнил:

– Вмажь ему по наглой морде. Ты же ведь сильнее его. Вспомни о своём прадеде-бурлаке.

Я ничуть не жалел о том, что мечта о море накрывается медным тазом. Как, впрочем, и мечта братьев Дутцевых об оранжерее. Голубые мечты, взлелеянные воображением, почти всегда утопичны.

Видимо, напоминание о прадеде возымело действие. Иван как будто пришёл в себя. Он сграбастал своими неандертальскими лапами Гетмана и стиснул его в своих железных объятьях. При этом что-то хрустнуло, а Мартынов завопил, как будто его режут:

– Эта горилла сломала мне руку!

– Сам виноват, – сказал прибежавший на шум Жора. И добавил: – Больше с тобой рядом мы работать не будем.

– Вам ничего не заплатят – я закрываю наряды, а формально вы в бригаде не числитесь.

– Плевать – сказал Жора. – Себе дороже видеть каждый день рожу такого подонка.

– Все слышали, что он меня оскорбил? Кто будет свидетелем?

В ответ – тишина.

– Никто вас не оскорблял и никто вам не ломал руку – мы же ведь формально в бригаде не числимся, – сказал я.

– Числитесь, – пошёл на попятную Мартынов. – Я соврал, чтобы вас напугать.

– Это меняет дело, – снова взял слово Жора. – Тогда скажешь врачам, что у тебя производственная травма. Я проверю. Если что не так, можно получить и перелом второй руки.

После этого на автобусе, который доставлял бригаду на объект, Гетмана увезли в больницу. Его сопровождали Жора и я – как свидетели его мифической травмы.

На следующий день я написал заявление об увольнении по собственному желанию и получил расчёт. Денег хватило на поездку в Геленджик.

30 лет спустя

Со временем эта история подзабылась. Но оказывается, что у неё было продолжение.

В 1994 году я поехал в Ставрополь. Высадился в Невинномысске, где также три года жил и работал, навестил друзей и родственников.

В Ставрополь добирался автобусом. И надо же такому случиться: именно в это самое время налетел бешеный ураган с Каспия, сшибая всё, что попадалось на его пути. Он валил деревья, как снопы, обрывал провода. В небе толпились, наползая друг на друга, слоистые тучи. Всё это сопровождалось глухим ворчаньем грома и высверком молний.

Кто-то из дальнобойщиков позвонил в МСЧ: размыло федеральную трассу Астрахань-Ставрополь. У села Татарка, это всего в двух шагах от краевого центра, образовалась гигантская пробка.

Дождь уже стих, когда на место выехала бригада асфальтобетонщиков из спецуправления дорожных работ. Понагнали и технику: автогрейдер, бульдозер, асфальтоукладчик. Только она простаивала. А пробка пухла, как дрожжевое тесто.

Татарку так нарекли не потому, что там жили татары. Село основали вроде бы ногайцы. Но для русского населения они тоже были басурманами, всё равно, что татарами.

Неожиданно возникла ещё одна заминка. Дождь вымыл из-под сползшего асфальта человеческие кости. Их уминали катком вместе с гравием – другого и быть не могло.

Машинист асфальтоукладчика Фёдор Афиногенов, ветеран Специализированного управления дорожных работ (СУДРа), высказался по этому поводу так:

– Здесь в округе до фига всяких древних захоронений. Закатали, небось, в асфальт могилу какого-нибудь аксакала. Надо археологов поспрошать – они в курсах…

Действительно, поблизости от Татарки найдены два древних городища. Одно их них датируется вторым тысячелетием до нашей эры. Это – самый крупный археологический памятник Северного Кавказа. Здесь обитали разные племена. Разными были их обычаи, строения, орудия труда, охоты и рыбной ловли, предметы быта, украшения. Когда-то именно здесь горделиво шествовали караваны верблюдов, нагруженные тюками шёлка и хлопка, тончайшей посудой из китайского фарфора, бумагой, специями, чаем, рисом, бронзовыми зеркалами. Назад по Великому Шёлковому пути отправлялись ферганские аргамаки, семена люцерны, виноградная лоза.

Но это было давно. Сейчас население села убывает. Обмелела река Татарка – правый приток Егорлыка. Уже не стоят впритык к селу дубовые рощи, исчезли в округе буковые леса. На смену им пришли клёны и кривые берёзы. Редко можно увидеть здесь ясени, а тем более – грабы. Это очень прихотливые деревья – они очень медленно растут, предпочитают известковую рыхлую почву, плохо переносят любые хвори. Меньше стало и яблонь-дичков, алычи, каштанов, захирела акация. Не выносят растения шума автотрассы, автомобильного смога. Не адаптировались.

Зато стало больше коренных степняков – полыни, житняка, колючих бодяков, ковыля, овсяницы. Да ещё расплодились ивняк и борщевик – они постепенно вытесняют всякую другую поросль.

К обеду всё-таки разыскали археологов. Они битый час возились с костями и, наконец, вынесли вердикт: какими-то древностями здесь и не пахнет. В драповое пальто из асфальта упрятаны кости относительно свежие.

Неужели убийство?

Я вышел из автобуса покурить и сразу же встретил своего одноклассника Володю Пономарёва, которого все теперь называют по имени-отчеству – он заместитель краевого прокурора.

Мы обнялись.

– Извини, – сказал он, – Я сейчас страшно занят. Поговорим позже.

– Да я только хотел сказать, что менял это самое дорожное покрытие ровно тридцать лет назад, когда работал в ДРСУ-2.

– Да ты что! – удивился Пономарёв. – Мы же тогда ещё в школе учились.

— А я подрабатывал летом…

Эксперты-криминалисты сразу же подтвердили, что всё случилось лет тридцать назад.

Местный пинкертон, начальник убойного отдела угрозыска Влад Скворцов, рвал и метал.

– А нельзя ли поточнее с датировкой? – сказал он довольно желчно костеизучателям. – Тридцать лет назад мафия у нас, кажется, ещё не ночевала. Как вести расследование? За что зацепиться? Опять висяк?

Ему пробурчали в ответ что-то нечленораздельное, и это вконец разозлило Пономарёва. Тот прямо упрекнул Скворцова в незнании истории:

– Ты, Влад, тогда ещё пешком под стол хаживал. Именно тогда у нас мафия появилась. Своя, доморощенная. Похлеще итальянской. Мочили конкурентов среди бела дня, не моргнув глазом, в стены трупы замуровывали, чтобы не нашли. Как водится, нет трупа – нет дела. Даже гранатомёты изымали…

Скворцов предпочёл отмолчаться – с историей он действительно был не в ладах. И снова обратился к экспертам.

– А идентифицировать жертву нельзя? – спросил он. – Мне нужно знать хотя бы, кто это был: мужчина или женщина?

– Кости раздроблены едва ли не в порошок: и черепная коробка, и конечности, – сказал начальник экспертной службы Юрий Иванович Есипенко, которого все звали Юрычем. – Сохранилась только одна неповреждённая большеберцовая кость. Можно предположить, что грохнули здесь какого-то гиганта

«Уж не Ивана ли?» – мелькнула шальная мысль.

Бывший полицай

Перед отъездом из Ставрополя я заглянул к своему бывшему однокласснику.

– Ты знаешь, нам удалось восстановить картину преступления, – сказал он.

Было это так. Накануне уволился один только старший Дутцев. Мартынов больничный не взял, ходил на работу, хотя рука в гипсе. Асфальтоукладчиком теперь управлял кто-то другой. Ничего, кстати, сложного.

Жора тоже сидел в тюрьме. Было это по малолетству – украл в колхозе с дружками два мешка комбикорма. Ему легче было завести разговор о прошлом Гетмана. Но рассказ его о себе был путаным, в нём имелось немало нестыковок. Бригадир утверждал, к примеру, что был в немецком плену, откуда сбежал. Но был осуждён не за измену родине, а за уголовное преступление. В этом-то и была главная нестыковка.

Потом, по словам Мартынова, он работал шофёром. Сбил человека. За это получил новый срок. Отбыл его от звонка до звонка, а сверх того получил два года за попытку побега.

– Тут проверять надо, но мы не из КГБ, – сказал как-то Жора мне. – Но тут непонятка какая-то есть. За автотранспортные преступления шоферюг обычно отправляют в колонии-поселения. Там режим содержания не такой строгий, как в лагерях. Зачем оттуда бежать?

Это было в Краснодоне

Первых предателей и участников казни молодогвардейцев судили в 1943 году. Всего в допросах, пытках и казнях членов «Молодой гвардии» принимали участие около 70 человек из числа сотрудников немецкой полевой комендатуры и полиции. Задержать тогда удалось только троих – следователя Михаила Кулешова, тайного осведомителя Василия Громова и его пасынка Геннадия Почепцова. 18 августа 1943 года военный трибунал приговорил всех подсудимых к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение на следующий день при большом стечении народа.

Два года спустя, в победном 1945-м, нашли часть немцев из числа сотрудников полевой жандармерии, которые были причастны к расправе над молодогвардейцами. Отто Шен, Эрнст-Эмиль Ренатус, Отто Дрецитц, Гидо Штрупперт, Вальтер Айхгорн, Эрих Шредер, Якоб Шульц и ещё несколько человек были осуждены на длительные сроки заключения. Но за решёткой провели они всего около семи лет. В 1955 году всех их, за исключением Ренатуса – он скончался в тюрьме, передали правительству ГДР. Объяснить этот «гуманный» акт, честно говоря, трудно.

Большинству фашистских прихвостней удалось скрыться. Их вылавливали поодиночке. Василий Подтынный был офицером. В августе 1941 года попал в окружение под Киевом, бежал из лагеря для военнопленных. В Краснодоне добровольно стал полицаем. За проявленное усердие его назначили комендантом поселка Первомайка, присвоили звание фельдфебеля. Принимал непосредственное участие в расстрелах. В конце декабря 1942 года возглавил операцию по уничтожению группы советских парашютистов в районе хутора Нижний Батырь. Четыре десантника были убиты, пятому удалось скрыться. Наконец, Подтынный конвоировал изувеченных пытками юношей и девушек к месту их казни и там, возле шурфа №5, снимал с них верхнюю одежду и делил её между полицаями.

После освобождения Краснодона Подтынный подделал документы и был призван в Красную армию, воевал. В мирное время работал в совхозе, женился. Его арестовали, сначала приговорили к 15 годам лишения свободы, а потом, когда выяснилась его истинная роль в расправе над молодогвардейцами, расстреляли. Это было в 1960 году.

Позже добрались до Ивана Мельникова. Он, как и Подтынный, был призван на службу в Красную армию, его наградили даже медалью «За отвагу». Мельникова судили в декабре 1965 года. Приговор – смертная казнь.

Иван Лукьянов – таковы настоящие имя и фамилия Гетмана – оказался самым хитрым из палачей «Молодой гвардии». Его тоже хотели призвать в армию в 1943 году, но накануне, чтобы скрыть свои следы в Краснодоне, он вместе с дружками совершил вооруженный налёт на почтовое отделение. Получил срок, а потом якобы ещё два.

Но угроза разоблачения, тем не менее, существовала. Бывший полицай в очередной раз запасся поддельными документами и решил исчезнуть. Уехать подальше и перейти границу. Его вдохновлял пример бывшего шефа полиции Василия Соликовского, избежавшего возмездия.

Соликовский участвовал в расстреле 394 человек, именно он выжег глаза Тоне Иванихиной и нанес увечья Анатолию Попову. Этот изверг жил под чужой фамилией в Северной Италии, Австрии и Западной Германии, а потом уехал в США. Умер своей смертью в Бразилии. Лукьянов-Мартынов тоже хотел безоблачной старости, солидного счёта в банке и возможности опубликовать свои «героические» мемуары.

Драма под Татаркой

Драма разыгралась после того, как Гетман всё хорошо продумал. В конце смены он собрал дорожников и сказал:

– До 25 июня нам надо отремонтировать 13 километров трассы. Но у нас ещё конь не валялся. В график не укладываемся. Придётся работать в две смены. Сверхурочные выплатят. Дело это добровольное, силой заставлять не буду. Кто не согласен, может отправиться домой. Смена продолжится до часа ночи. Ехать в это время по домам уже не имеет смысла. Как-нибудь перекантуемся. Не зима на дворе. А сейчас двинем в столовку, поедим. Ужин оплачен конторой.

Всё это выглядело вполне логично, несмотря на то, что ночную смену Гетман придумал, чтобы обтяпать свои дела. Для этого он приехал на объект не вместе с бригадой на развозке, а на своём мотоцикле. Никто не насторожился. Общий ужин бригады в столовой был оплачен самим Мартыновым. Такого в ДРСУ раньше не практиковалось, и это тоже заслуживало внимания.

Какова погудка, такова и пляска. Все согласились с бригадиром, никто не уехал домой, хотя была такая возможность. Впрочем, не все имели крышу над головой. Хороший психолог, Гетман заранее знал, что бригаде за счастье заработать лишний рубль. Но никакой прибавки к зарплате, конечно же, не будет. Только тогда все поймут, что их обманули.

Когда вторая смена подходила к концу, была уже непроглядная южная ночь. Прожектор выхватывал из тьмы только узкую полосу дороги.

Мартынов распорядился, чтобы Кравчук не отгонял каток далеко.

– Всё равно с утреца начинать там, где кончили, – сказал он. – А я, может быть, ещё поработаю. Докатаю то, что ты не докатал. Ночь тёплая, асфальт ещё не остыл.

Гетман выждал некоторое время и заглянул в бытовку. Бригада, напахавшись за день, мирно почивала беспробудным заливистым сном на полу, набросав на него одежду. Да, он всё правильно рассчитал.

Дальнейшее заняло всего несколько секунд. Неожиданно заворочался Иван. Бригадир шагнул к нему и нанёс разящий удар ножом.

Но могучий организм Дутцева-младшего всячески противился смерти. Он застонал и даже попытался встать. Но Гетман был начеку. Он саданул ножом ещё раз и ещё. Иван затих.

Мартынову пришлось повозиться, чтобы вытащить его труп на дорогу. Мешала загипсованная рука. Он разрезал гипс и швырнул его под каток. Так его вычислить будет сложнее. Тем более, что перелома нет, – рентген показал только трещину в кости. Заживёт, в конце концов.

Пока работал каток, никто не проснулся. Спал и сторож Макарыч – его бригадир напоил чаем из термоса, куда намешал снотворное. Гетман пересел на асфальтоукладчик, а потом снова на каток. Асфальт лёг ровно, скрывая все следы преступления.

Утром бригада обнаружила пропажу сразу дух человек – Мартынова и Ивана. Они как в воду канули. Следователи прокуратуры нашли в бытовке только пятно крови. Но решили, что это кровь Ивана: во время драки Гетман разбил ему нос.

Жора места себе не находил. Он знал точно одно: брат не мог куда-то слинять. А то, что с ним вместе пропал и Мартынов, наталкивало на обоснованные подозрения. Но Жора ни с кем своими мыслями не делился. Вскоре он куда-то уехал.

Из биографии подонка

Трупы не нашли нигде. Водолазы обшарили реку Татарку и, обнаружив на дне её лишь только лысую шину от довоенной полуторки, пришли к выводу, что вынести тела в Егорлык течение не могло – слишком слабое.

Возникла версия: тела закопаны где-то поблизости при помощи бульдозера. Перекопали всё вокруг. Пятнадцатисантиметровое асфальтовое покрытие вскрывать не стали – слишком накладно. Тем более, что Кравчук клялся и божился, что именно он раскатывал асфальт последним.

Дело о таинственном исчезновении двух человек было передано в КГБ. Настораживало поведение Мартынова. Прежде всего, то, что он самовольно ввёл вторую смену, оплатил ужин бригады в колхозной столовой. Подозрения усилились, когда в доме, где жил Гетман, нашли книгу о судебном процессе над Подтынным. Почему-то он её не уничтожил. С того момента чекисты уже не сомневались в том, что Мартынов – убийца, что наследил он не где-нибудь, а в Краснодоне. Однако фамилия Мартынов в списках краснодонской полиции не встречалась. Но ведь мог же он, в конце концов, сменить фамилию!

Пристальное изучение биографии бригадира асфальтобетонщиков выявило, что она частично придумана. Его вроде бы призвали в армию 17 сентября 1941 года в Тарице Киевской области. Направили на Южный фронт. Дальше – белое пятно. Киевлян в это время охватила паника. Где Гетман был тогда – неизвестно. В начале октября Украину заняли фашисты, а Киев они оккупировали ещё 21 сентября. 9-я и 18-я армии Южного фронта (Мартынов утверждал, что находился в составе 18-й армии), занимали оборону на линии Павлоград – Мелитополь-Молочный лиман) были окружены и понесли большие потери. В плен попало примерно 100 тысяч человек. Избежавшие этой участи отступили к Сталино (ныне – Донецк) и к Таганрогу. К концу октября 1941 года немцы захватили Донбасс.