Караван. Исторический роман. Том III

– Я внутри своей столицы плодить будущих заговорщиков не собираюсь, – говорил по этому поводу Московский князь, – Мне не нужны слуги*, выпестованные под себя Олегом Иудовичем.

Видя такое дело, часть бояр стали величать себя княжьими, чему в некоторой мере способствовали и их односословцы, Семён Батурин и Епифан Кореев, ставшие на тот период, своего рода советниками князя Дмитрия Ивановича. Со следующего дня колонны так называемых «добровольных переселенцев», под присмотром московских ратников, стали покидать свои обжитые места в Переяславле-Рязанском и направляться в сторону Москвы.

– Кто-же теперь будет здесь жить и созидать людские блага? – как-то спросил у Дмитрия Ивановича Епифан Семёнович Кореев, – Рязань ведь из покон веков не только больше других всякого рода лихо терпела, но и другие княжества от того-же часто собой закрывала?

– Ничего, – усмехаясь, успокаивал его Дмитрий Иванович, – Рязанская земля большая. Ваш князь со своим татарским шурином пройдёт по её городам и весям, и ещё людишек для своей столицы наскребёт. Ему не впервой такое, бывало ведь и хуже.

Но переселенцами беды Рязанской земли от москвичей не закончились. Как только последние колонны переселяемых покинули столицу княжества, Московский князь велел своей дружине «поразмяться» перед уходим. Для этой затеи князем отводилось три дня. В Переяславле-Рязанском начались грабежи и насилия над оставшимися горожанами, хотя к тому времени уже и грабить было нечего. Москвичи отбирали у рязанцев, последнее, что тем удалось припрятать во время нашествия Тохтамыша. Кроме грабежей, дружинники Дмитрия Ивановича ломали дома и находившуюся в них, домашнюю утварь. Надругались над беззащитными женщинами, которые на этот раз даже прятаться никуда не пытались, так как им было обещано, что москвичи намерены угнать к себе лишь мастеровитых людей, а остальные им не нужны. Если в чём и смилостивился в отношении рязанцев Дмитрий Иванович, так это в том, что пока велел не сжигать город дотла, как это сделал Тохтамыш с Москвой. Очаговые пожары, конечно, кое-где вспыхивали, но их быстро удавалось тушить.

– Что же ты делаешь, ирод, ты же обещал не трогать горожан, если они повинуются, – не выдержав, стал кричать на Московского князя Семён Батурин, – Ты же русский человек. Как ты можешь? Чем ты после этого лучше Тохтамыша?

– Я тебе обещал не сжигать города и напрасно не проливать кровь здешних горожан, – ответил ему Дмитрий Иванович, – Не грабить и не насиловать, я не обещал. Хотя вы заслуживаете и более жестокой кары, после того, что сделал для погрома моих городов ваш князь. Поэтому, молите бога, что я ещё в какой-то мере над вами смилостивился.

– Но почему за вину князя должны расплачиваться его подданные? – вмешался в разговор Василий Григорьевич.

– Прекращаем никчёмные разговоры, – произнёс Дмитрий Ивановичт и обращаясь к своим дружинникам, добавил, – Объясните им что к чему, да обчистите как следует, чтоб лишних вопросов не задавали. Посидят зиму на лебеде, может, наконец, поймут, почём фунт лиха.

На Батурина и Кореева, словно коршуны, вмиг набросились дружинники Московского князя, связали их и, попутно нанося побои, поволокли из помещений княжьего двора. В княжьей палате остался лишь Дмитрий Иванович и несколько его приближённых.

– Пожарский, – обратился князь к одному из них, – Город необходимо сжечь дотла. Несправедливо получится, если москвичи, с жителями других городов и селений моего княжества, будут зимовать, где придётся, а этот иуда с достойными его горожанами, будут «жировать» в тёплых теремах и избах. Справедливось должна быть везде одинакова.

– Будет сделано Великий князь, – ответил тот и отправился выполнять волю Дмитрия Ивановича Московского.

В тот же день Переяславль-Рязанский запылал со всех сторон. Не прошло и двух дней, как построенный в основном из дерева, этот город выгорел почти дотла.

Вторично, после Тохтамыша, разграбив и предав огню Переяславль-Рязанский, а также вдоволь наглумившись над его жителями, дружина Великого князя Московского, во главе с самим князем, вновь возвратилась в Москву и приступила к восстановлению города.

Кроме рязанских переселенцев, к Москве всё больше и больше прибывали люди из других уголков Московского княжества. Лежавший в руинах город интенсивно отстраивался заново. А тем временем Олег Иванович Рязанский, прознав, что московские дружины покинули его сожжённую столицу, вновь, как уже не раз бывало, вернулся к пепелющу Переяславля-Рязанского. Народ, как и раньше, простил ему бегство. Теперь Олегу Ивановичу также предстояло по своим городам и весям собирать народ для переселения в столицу княжества, и также начинать восстанавливать сожжённый и разграбленый двумя нашествиями город. Время и лищения, этого человека так ничему и не научили. Вместо поиска путей примирения, он начал выжидать подходящий момент, чтобы вновь напакостить своему более сильному московскому соседу, и как всегда, не задумываясь о дальнейших последствиях.

Глава 7: Алкая учар и её кайсацкие жанговар хотин

Вот уже, какой день Бури с Бугой и немногочисленным охранением возвращались в Сарай ал-Джедид*. Они благополучно преодолели Самарский перевоз* и теперь следовали необъятными, выжженными солнцем и забытыми богом, левобережными степями великой Итиль*, как молвили о них побывавшие здесь путешественники. Но не так страшны были эти степи, как пугали ими бывавшие здесь торговцы и путешественники из Европы. По сравнению с пустынями Монголии, Китая, Центральной Азии и Северной Африки, это можно сказать, были настоящие оазисы. По этим степям и проходила как раз Старая ордынская сакма*, соединявшая столицу Орды* город Сарай ал-Джедид с Самарским перевозом* и далее уходившая в саму Монголию, с ответвлением влево, в Булгарский улус*. Но что требуется путнику в подобной степи или пустыне? В первую очередь конечно вода. Особенно знойным жарким летом. Без неё в безлюдной степи или пустыне, смерть. Назвать же таковыми степи, по которым проходила Старая сакма*, врядли можно. Да таковыми были степи сразу при выходе из Сарая* и перед Самарским перевозом. Но между ними-то сакма* проходила вдоль ряда степнах речушек, не пересыхавших даже в самую знойную летнюю жару! Теперь-то, по этим местам, и пролегал путь следования Бури с Бугой. Сначала они вышли к довольно полноводной степной реке Иргиз, затем, когда русло той повернуло на запад к Итиль*, менее чем через дневной переход, путники оказались у истока ещё одной степной ручушки, Кара-Озена*.

– Вдоль неё нам идти целых два дневных перехода, а потому о воде можем не беспокоиться, – посвящал Буга об особенностях здешних мест Бури, – Потом переход степью, с пересечением такой же речки на середине пути, а дальше дойдём до Торгуна, и от греха подальше, повернём на запад, обойдя пустынные земли Алтын-Нора* ближе к берегу Итиль*.

– Ты сказал от греха подальше? – поймал его на реплике Бури, – Чего ты там опасаешься?

– Дальше безводная степь, до самого Сарая*, почти пустыня, – стал объяснять Буга, – Нет, речушки и даже небольшие озерки, там встречаются, но вода в них горько-солёная, пить невозможно. А вдоль Итиль* мы хоть и путь себе увеличим, но будем с водой и не так опасно.

– Что ты всё об опасности какой-то намекаешь? – продолжал допытываться Бури, – Неужели в этой, как ты сам говоришь, выжженной солнцем и забытой богом степи, где-то могут прятаться какие-то доселе неведомые джете*? Здесь ведь такая гладь, что от горизонта до горизонта даже жаворонку негде спрятаться.

– Жаворонок может и не спрячется, а вот джете*, и даже хуже, таятся, – вздохнул Буга, – Самому в это не хочется верить, но это так. Видишь, у меня онкол* ни на что не годится? Как раз по их милости. Даже вспоминать, и стыдно, и не хочется.

– Так это что, какие духи или шайтаны*? – не унимался Бури.

– И от тех, и от других я бы отбился, – посетовал Буга, – А вот от этих шайтанок, к моему стыду, нет.

– Они что, женщины? – не унимался Бури, – Расскажи мне о них.

– Теперь уж обязательно расскажу, раз напомнил, но позже, как только вернёмся в Сарай*, – ответил Буга, – Не хочу, чтобы ты раньше времени начал недооценивать ситуацию.

– А эти твои шайтанки, они что, возле Итиль* напасть не могут, или они большой воды боятся? – всё ещё не унимался Бури.

– Никакой воды они не боятся, – ещё раз попытался отмахнуться от него Буга, – Мало того, говорят что их кочевья раскинуты вокруг озера Алтын-Нор*. А там воды, более чем предостаточно, однако вся она солёная. Кроме того, в нём ещё и соль берут. Да и шайтанки эти, вовсе не шайтанки, а обыкновенные кара-бевы*. Слыхал что нибудь о таких? Только обыкновенными этих кара-бев* тоже не назовёшь, скорее они необыкновенные.

– Боюсь, разочаровал ты меня на этот раз, – с некоторой ухмылкой произнёс Бури, – Мне недоставало только баб бояться, хотя и кара-бев*.

На это Буга ничего не ответив, лишь покачал головой.

В живописном месте, где реку Кара-Озен* даже речкой назвать было сложно, скорее это был солидный ручей, путники остановились на ночь. Установили отаки*, стреножили для ночного пастбища лощадей, попробовали здешней водицы.

– Вода здесь божественная, – восхищённо, произнёс Буга, – А вот ближе к устью, всё хуже и хуже. В устье же эта водица полностью горько-солёная.

– А эта речка тоже в Итиль* течёт, или в Яик*, – поинтересовался у собеседника Бури.

– Ни туда, ни туда, – ответил Буга, – Она, как и её младшая сестра, которую нам предстоит пересечь послезавтра, теряются в степнах озерцах и камышовых болотах, поэтому и вода там такая противная. Кстати, завтра у нас будет последняя беспечная ночь. После этого начнём выставлять ночные дозоры.

– Иначе, здесь нас спящими, непременно похитят какие нибудь таинственные кара-бевы*, – пошутил Бури.

– А они что, и снасильничать могут? – с ухмылкой спросил один из нукеров*.

– Не могут, а сделают это непременно, причём каждого и целым стадом, как тёлки племенного бычка, – ответил Буга.

– Тогда это дело надо ускорить, – в приподнятом настроении произнёс второй нукер*, и пропел, сочинив на ходу, что-то типа, – Бевы*, бевы*, где ж вы мои девы.

На этот раз Буга промолчал и лишь неодобрительно покачал головой.

На следующий день всю дорогу среди нукеров* только и разговоров было, что о встречах с таинственными кара-бевами*. Каждый из них хвастал, скольким изголодавшимся бевам* он сможет в течении одной ночи принести счастья. Подобные разговоры не умолкали и тогда, когда путники остановились на очередной ночлег.

– Веселитесь, пока есть возможность, – ворчал на них Буга, – С завтрешней ночи, вся ваша «лавочка» прикроется.

Лишь он один осознавал серьёзность возможной встречи, и Буге было не до веселья. Он попытался ещё раз поговорить на эту тему с Бури, но разговора не получилось. Тот воспринимал все опасения Буги слишком легкомысленно, а последнего считал своего рода трусом и паникёром.

Проснулся Буга, когда только что начало светать. Он решил проверить нехитрые раколовки, которые путники оставили на ночь. Когда Буга начал проверку снастей, то услышал, что к нему сзади подошёл ещё кто-то. Буга обернулся и посмотрел на подошедшего. Это был Бури. Ему тоже в то утро почему-то не спалось. В руках он держал котелок, в который они и начали собирать снятых с раколовок раков.

– Послушай, – обратился Бури к Буге, – Я поначалу отнёсся к твоему рассказу о кара-бевах* недостаточно серьёзно, но сегодня ночью какая-то неведомая сила начала мне подсказывать обратное, и мне даже стало как-то не по себе. Расскажи мне о них сейчас, и поподробнее, я не хочу становиться достаточно лёгкой добычей каких-то обозлённых на судьбу женщин. Неужели они и впрямь представляют для нас достаточно угрозы, раз ты их так опасаешься? Я тоже слышал какие-то байки про женщин-воинов, в том числе от нашего недавнего знакомого Эрке, но не предавал всерьёз этому значения. Но раз уж такой как ты, из за каких-то баб лишился возможнеости служить в регулярной ордынской коннице и потерял из за этого титул амира*, то видать не всё так просто, как мне кажется. Кстати, у нашиго Эрке, если он не врёт, даже старшая сестра имеет к этим кара-бевам* какое-то отношение.

– Я рад, что до тебя наконец-то всё дошло, – ответил Буга, – А я уж хотел было со следующей ночи покинуть вас и до Сарая* добираться тем путём, о котором я тебе говорил. Дело в том, что по россказням знающих людей, пределы территории этих кара-бев* начинаются с речки Торгун. Старая сакма* за Торгуном как раз пересекает их территорию. Сюда они, как говорят, не добираются, так как здешние земли считаются выморочными после «чёрной смерти»*. Поэтому мы здесь так беспечно себя и чувствуем. А народу в этих степях и до чумы жило мало, так что если и была здесь «чёрная смерть»*, то от неё давно ничего не осталось. Ну а теперь о кара-бевах*. Давным-давно, ещё до этохи Искандера Двурогого*, жили в этих землях азиатские скифы, которые звались сколотами*. Очень воинственный был народ. Но ещё более воинственной была их восточная ветвь, племена которой звались саки*. А в центре их почти пустынных земель, жили так называемые ка-саки, или великие саки. А к северу же по границе, жили кай-саки, то есть зоркие, или бдительные саки*. Их племена и охраняли эту границу. Они первыми встречали врага, не давая ему незамеченным пройти не только в земли саков*, но и в целом сколотов*. Суровые условия обитания и постоянная борьба за выживание наложили определённый отпечаток на жизнь кай-саков. В связи с этим, сакские женщины пользовались равными правами с мужчинами. Ведь кай-саки были последними племенами, где продержался матриархат. Сакские женщины во всём заменяли умерших или погибших мужей, а жёны их правителей, царствовали после смерти самих этих правителей. Но особую известность получили жанговар хотин*, жёны погибших сакских, и особенно кай-сакских воинов. Воинскому искусству эти женщины начинали обучаться с детства, а в некоторых видах этого искусства, даже намного превосходили мужчин. Например, верховой езде, стрельбе из лука, метанию дротиков и ножей, а также вледению арканом. Греческие воины, которых привёл на просторы Азии Искандер Двурогий*, и которые встретились с этими женщинами в бою, прозвали их амазонками*, то есть безгрудыми. Ходили даже легенды, что эти женщины специально отрезали себе грудь, чтобы было удобнее стрелять из лука. Но всё это легенды. Если женщина с детства занимается силовыми приёмами, то у неё и так грудь напоминает мужскую. Когда Искандеру Двурогому* предложили пойти войной на амазонок*, он наотрез отказался, при этом сказав, что победа над ними ему славы не принесёт, зато поражение опозорит на века. Повторно жанговар хотин* замуж не выходили, но детей рожали. А рожали они их от пленных воинов противника. После того, как жанговар хотин* получали от этих воинов оплодотворение, они их просто убивали, как убивают пчёлы за ненадобностью своих трутней, после того, как те оплодотворят их маток. Среди кай-сачек, жанговар хотин* узнать было очень просто. Они носили красный цвет одежды, их жрицы белый, земледельцы жёлтый, скотоводы синий. Вообще-то времена амазонок*, в том виде, какими они были две с лишним тысячи лет назад, канули в лету, но их дух так и продолжает витать в умах кай-сакских женщин. Из всех женщин востока, они самые строптивые и независимые от мужчин. После принятия ислама, именно сакские женщины, а кай-сакские тем более, наотрез отказались облачать себя в паранджу и хиджабы, стали позволять себе не покрывать головы, и исламу, в качестве исключения, пришлось с этим смириться. А появление, казалось бы ниоткуда, в наше время жанговар хотин*, так это вообще не такое уж редкое явление. Конечно, до жанговар хотин* времён Искандера Двурогого*, нынешним кара-бевам* очень далеко, но и то, что они могут творить, впечатляет. Вот я уже имел однажды несчастье, оказаться в их лапах, и то, что я ещё жив, считай, что мне сказочно повезло. Вырываются из их плена весьма и весьма редко.

– А откуда здесь появились жанговар хотин*? – cпросил Бури.

– Это всё очень даже просто, – ответил Буга, – Когда Тохтамыш воевал с Урус-ханом и его сыновьями, племена, имевшие сакские корни, естественно поддерживали последних, как своих, в некоторой степени «однокровников». Но когда Тохтамыш занял трон в Сарае*, тут-то он и припомнил им это, решив для устрашения выместить свой гнев на здешних кай-саках, кочевавших в окрестностях Хан-Ордасы*, и таким образом, истребил там всех без разбора взрослых мужчин. Оставшись же без отцов, братьев и мужей, кайсакские женщины взбунтовались. У них, наверное, в тот момент проснулся инстинкт своих далёких предков. Эти женщины взяли в руки оружие и встали на путь джете*. Об этом ещё раз напоминает древняя народная мудрость, что все несчастья на земле происходят от бездарности, безтолковости и близорукости никчёмных правителей.

Так за разговором, сами того не замечая, Буга с Бури, следуя вдоль берега Кара-Озена*, удалились от своих отаков* на значительное расстояние. Уже стало достаточно светло, когда они услышали звуки, напоминающие топот копыт.

– У нас что, кони на лугу расстреножились? – высказал своё предположение Бури.

– Похоже, что нет. Не будут расстреножиные кони так лихо носиться по степи, – ответил ему Буга, – Мне кажется, к нам следуют, нежданные, ранние прищельцы. Быстро возвращаемся. Нужно будить аскеров*.

Они быстрым шагом направились к отакам*. Но топот копыт нарастал с такой быстротой, что Бури с Бугой перешли на бег, чтобы как можно быстрее оказаться у своих временных полевых жилищь. До отаков* оставалось не так много, когда они увидели скачущих к ним с другой стороны галопом, всадников, а вернее всадниц. Отличие бросалось в глаза сразу. Грациозность лёгких, в обтянутой красного цвета одежде фигур, развеяли последние сомнения. Это были те самые жанговар хотин*, о которых накануне, Буга успел рассказать Бури. Всадницы с такой быстротой приближались к отакам*, что стало совершенно очевидно, что возле них они окажутся раньше, чем это получится у Буги с Бури. Это ставило их в совсем уж невыгодную ситуацию, так как, отправляясь за раками, никто из этих «раколовов» не удосужился прихватить с собой совершенно никакого оружия. Приближающуюся опасность услышали и спавшие в отаках* аскеры* их охранения. Вот первый из них выскочил наружу, держа наготове в руке лук и приспосабливая к нему для стрельбы стрелу. Но скакавшая впереди всадница, с молниеносной быстротой подняла свой лук и, казалось совсем не целясь, выстрелила в аскера*. Стрела попала тому прямо в кадык горла и он, выронив свой лук, упал как подкошенный. Из другово торака* выскочил ещё один аскер* с киличом* наизготове. Но ехавшая следом за первой другая наездница, с неменьшей быстротой тоже выпустила и в него стрелу. На этот раз стрела попала тому прямо в правый глаз. Подобного, Бури в своей жизни видеть ещё не приходились. Они с Бугой в растерянности замедлили бег, поняв, что бежать дальше к отакам* за оружием, бессмысленно. Но глядя на то, что происходит впереди, Буга и Бури не видели главной для себя опасности. Позади них на резвых конях оказалось ещё несколько наездниц. Воздух прорезал своебразный шум разматывавшихся арканов, и путники, даже не успев сообразить, что происходит, оба оказались на земле. Петля аркана начала затягиваться прямо на шее Буги. Но опытному в прошлом воину уже приходилось спасаться от коварства этой летучей верёвки. Он мошенально вставил в петлю аркана кисти обеих рук, чтобы та его не задушила, и в следующее мгновение уже ощущал, как его волокут по земле вперёд головой. А наброшенная в тот же момент петля на Бури, оказалась чересчур большой, из-за чего сползла вниз, и он был заарканен за ноги. Теперь, как и Буга, Бури волочился по земле, но только вперёд ногами. Волокли их достаточно долго. В начале кони, к которым были привязаны арканы, неслись галопом, потом перешли на рысь, и далее уже бежали трусцой, но в конце концов, перешли и вовсе на шаг. Но к тому времени, и Бури, и Буга, уже потеряли сознание. Очнулись они не сразу, но почти одновременно. На тот момент пленники уже сидели связанными по рукам и ногам, да к тому же, привязанные спинами друг к другу. Буга с Бури осмотрелись, где они есть. Это был берег реки, но чуть шире, чем Кара-Озен* в том месте, где их пленили. Рядом сидели ещё таких же четыре пары связанных невольников. Вокруг стояли разноцветные шатры, а позади них на лугу паслись стреноженные лошади. Женщины откуда-то таскали дрова и ставили их в виде шатра посреди лужайки, где сидели пленённые ими, связанные мужчины. Среди пленников, только двое были из охранения Буги и Бури, из чего следовало, что остальные погибли.

– Они что, нас поджарить собираются? – cпросил Бури у Буги.

– К нашему счастью, они не людоеды, – ответил Буга, – Но и радоваться этому не приходится. Как только мы выполним своё предназначение, они нас просто убьют за ненадобностью. Я уже говорил про трутней у пчёл. Так вот, в данном случае, мы с тобой, для них трутни.

– Ну а кто тогда у них будет маткой? – поинтересовался Бури, – Наверное, та, что здесь главная? А если я не захочу её оплодотворять, они что, убьют меня раньше времени?

– Матка здесь не то сравнение, – начал объяснять ему Буга, – На первом этапе, это скорее будет напоминать не рой пчёл, а стадо коров, где нам будет уготована участь быков производителей.

– Только ещё побыть быком производителем мне для полного счастья и не доставало, – промолвил с горькой ухмылкой Бури, – А если у меня, с перепугу, пропадёт мужская сила, тогда что?

– Это маловероятно, – ответил Буга, – Перед тем, как ты попадёшь к ним в шатёр на ложе, ты пройдёшь обряд очищения огнём. Для этого они и готовят этот костёр. Затем тебя будут отпаивать кумысом, смешанным с каким-то отваром. Напившись, ты почувствуешь себя словно в раю, но всякая воля и здравый рассудок в тебе исчезнут. Ты пойдёшь за ними туда, куда они тебя позовут. А позовут они тебя, вначале искупаться в реке, а затем в шатёр на ложе, где всю ночь будут тобой наслаждаться. А в этом отваре столько мужской силы, что сколько бы жанговар хотин* в шатре не было, тебя им на всех хватит. Но всего этого ты уже помнить не будешь. Вот только на следующее утро, тебе будет не до наслаждений. У тебя будет страшно болеть голова, и ломить тело. Но и здесь они тебя быстро приведут в чувство, дадут вновь нужного отвара на степных травах, накормят и напоят чем надо. А на следующий вечер всё повториться заново. И так ежедневно, пока им не надоест, и пока в тебе ещё будет оставаться та самая мужская сила. Лишь потом ты им станешь не нужен, и они тебя просто убьют за ненадобностью. Но убивать будут не простым способом. Они устроят на нас настоящую охоту как на сайгаков. Мы должны будем на лошадях от них убегать, а они на нас устроят облаву, где будут расстреливать стрелами из луков. Учитывая, что после всех этих бурных ночей, сил у тебя почти не останется, спастись от них ты наверняка не сможешь. Вот такая нам уготована горькая участь.

– А если я сразу откажусь пить этот их шайтанов кумыс с наваром, они что, убьют меня на месте? – cпросил Бири.

– Нет, убивать они тебя не станут, – ответил Буга, – Они просто бросят тебя связанного в костёр, как проигнорировавшего их плоть. Поэтому, я думаю, что их стрелы для нас, будут куда добрее, хотя тоже ничего хорошего.

– Почему ты мне всё это сразу не рассказал? – cпросил Бури, – Может быть мы вообще бы пошли другой сакмой*?

– Это врядли, учитывая, как ты, вместе со своими нукерами*, себя вели до того, как с нами всё это случилось, – стал объяснять ему Буга, – Вот, кстати, у тех самых урусов*, от которых мы с тобой возвращаемся, есть неплохая поговорка, что пока гром не грянет, мужик не перекреститься. Не будь ты мусульманином, она бы тебе подошла как никому другому. Ты храбрый и отчаянный воин, но это не всегда хорошо. Если перевести на ваш язык, тебе нужно научиться, иногда вовремя отлунивать. А ещё, ты же знаешь, вовремя рассказать тебе обо всём, я просто не успел. Кто из нас ещё день назад мог предположить, что на этот раз, жанговар хотин* окажутся в местах, где ранее никогда не появлялись. Они ведь раньше, и Торгун в эту сторону никогда не переходили.

– Но как я понимаю, ты уже один раз успел побывать в их лапах, – не унимался Бури, – Как тогда тебе удалось от них спастись?

– Тогда мне просто сказочно повезло, – начал рассказывать Буга, – Надо мной сжалилась во время «охоты» одна жанговар хотин* по имени Айгуль. Да сжалилась, здесь пожалуй и не подходит. Просто до этого, я сжалился и спас от поругания, а возможно и от смерти её младшую сестру Лию. Два года назад весной, отправил нас Тохтамыш в окрестности келома* Алтын Нор* и селения Хан-Ордасы* «потрепать» юрты* ранее оказавших ему непочтение кай-саков. На восточном берегу этого келома* я, со своими аскерами*, и зашли в такой юрт*. Но там оказались лишь старики, подростки и дети. Тогда, от злобы, мои аскеры* и принялись крушить всё, что попадётся под руку, а заодно, и глумиться над теми, кто находился в юрте*. В одном из шатров находилась девочка-подросток, назвавшаяся Лией. Вся такая перепуганная была. Представил я тогда, что с ней сделают мои аскеры*, и жалко почему-то мне её стало. Совсем ведь ещё ребёнок. Тогда я взял её, будто для своей собственной утехи, да и вывез ту девочку в степь, подальше от наших, глумившихся над её соплеменниками головорезов. Вот она, то добро мне и не забыла. Когда я в тот же год, но как и теперь летом, попал в лапы жанговар хотин*, эта девочка тоже оказалась в их стане и меня узнала. Она, вероятно, рассказала обо всём своей сестре Айгуль, а та накануне «охоты», меня предупредила, что я буду у неё как бы «личным сайгаком». Она должна была загнать меня в степную речку Хару, с обильной растительностью по берегам, и там якобы «добить». Просто взять и отпустить меня, она не могла, так как по законам их предков, из плена жанговар хотин* не должен был уйти живым не один мужчина, тем более, что к ним попадают в основном воины противника. Мы тогда так и сделали. Однако, когда начался загон, произошло немного не так, как мы задумали. Мне в плечо попала чья-то стрела, к тому же ещё и отравленая. Учитывая, что в это плечо у меня уже до этого было ранение, оно впоследствии и явилось причиной моего оставления службы. Но тогда, во время «охоты», я всёже смог удержаться в седле и доскакать до берега речушки. На краю небольшого обрыва, старшая сестра подранила мою лошадь, и та, сорвавшись с обрыва, погибла. Я же, как и было задумано, улетел с лошади в омут и спрятался в прибрежных зарослях. Для вида, моя жанговар хотин* спешилась, и какое-то время порыскала по зарослям, чтобы создать видимость, будто она меня там добила. В этих зарослях я до ночи и пролежал. Ночью Айгуль и Лия меня нашли и через степь, отвезли к какой-то небольшой, с одиним паромом, переправе через Итиль*, передав паромщикам. Те прижгли мне начавшее нарывать плечо, подлечили немного, а затем переправили на другой берег в Бельджамен*. Вот так, можно сказать счастливо, для меня все эти дела и закончились. Вот только второго раза, боюсь, что больше не повторится.