Ошибка берегини

Возможно, она все-таки сумела подобрать какие-то нужные слова, что разбередили спящее в кикиморке сердце, а теперь ее работа – выслушать.

– Гертруда плачет от того, что никогда не сможет простить мужа, который только после смерти вспомнил о той клятве, что ей дал, пока был в нее влюблен. Никогда. Они навечно связаны предательством, обидой, ненавистью.

Марка отстранилась и отошла на несколько шагов. Атка поняла это только тогда, когда перестала ощущать боль в запястье. Она потерла его другой рукой и заметила, что от теплых пальцев на посиневшей от холода коже остается красный след.

– Скажи, берегиня, ты всерьез думаешь, что мне нужна твоя книга? В самом деле веришь, что мне станет лучше, если кто-то из человеков возненавидит тех, кого я сама ненавижу так сильно, что не смогла просто умереть?

– Я не знаю, Марка. Наверное, ты права, и тебе не станет лучше. Но ты должна знать, что я своими глазами видела людей, которые находили ключ от своей клетки на страницах книг. И потом, что бы ты обо мне ни думала, я не настолько сумасшедшая берегиня, чтобы заниматься тем, что вообще не вызывает в людях благодарности.

Кикимора удивленно подняла брови и озадаченно почесала острый нос, задев черным ногтем маленькое колечко, вставленное в ноздрю. Ее глаза посветлели, стали цвета свежего мха, вместе с ними и непослушная челка приобрела салатовый оттенок на самых кончиках. Марка развеселилась и показала острые зубы:

– Теперь я тебя узнаю, берегиня. Ты только и говоришь всегда, что о человечьей благодарности да о дарах, что тебе силу дают. А то вдруг впервые тебе взбрело в голову о Марке поговорить – я и не знала, не заморочена ли ты, часом.

Глава 5. Макс и открытый люк

Восаград Максу нравился, даже несмотря на то, что хостел «нагрел» его на предоплате, оправдывая это происками потусторонней силы. Выслушав сбивчивый рассказ о коварных ночных духах и вдоволь налюбовавшись на пунцовеющий нос и щеки девушки-администратора, Макс Запольский включил камеру на телефоне и согласился заплатить еще раз, если ему дадут другую комнату и в этот раз его абсолютно точно внесут в их базу данных и дадут защищенные от нечистых бумаги на подпись. И, да второй экземпляр он хотел бы получить в свое распоряжение, уж будьте так любезны, сударушка. Спасибо, и будьте здоровы.

Совершенно довольный своим великодушием и способностью мирно «разрулить» нелепый конфликт, что, в итоге, привело к ожидаемому повышению класса номера, Макс вышел на улицу и подставил лицо теплым солнечным лучам. Резные тени от нестриженых крон вязов лежали на мелкой цветной брусчатке до того художественным образом, что Макс потянулся расстегивать чехол – это следовало снять. Хоть и не для рабочего проекта, а значит, придется потом затирать «следы преступления» на карте памяти, да и целом он сомневался, что это куда-то дальше папки «Тени» хоть когда-то пойдет. Но мало ли, может, рано или поздно и эта подборка получит свою выставку.

Макс выставил светочувствительность и сделал несколько снимков. Отступил на пару шагов, чтобы в кадр попала еще и девочка в светлом платье с красной сатиновой лентой на подоле. Девочка была страшно занята своим детским калейдоскопом и вряд ли замечала, что встрепанный дядя в мятых хлопковых брюках и полосатой рубашке снимает ее, пока она разглядывает пересыпающиеся кристаллы. Красно-белая лента из мягкой льняной косы девочки развязалась и касалась края кадра, так что Макс сделал еще один шаг назад вслепую. Он был захвачен азартом фотографа, когда ценен каждый миг, пока кадр «собран». Все что угодно могло произойти в любую секунду: девочка заметит объектив и приосанится, уберет калейдоскоп или скорчит рожицу, ее окликнет мама или заметит съемку без разрешения, и тогда у Макса будут проблемы. Все что угодно может в любую секунду разом разрушить кадр, и он думал только о том, чтобы успеть поймать его до того, как…

Но именно в эту самую секунду Макс понял, что у левой ноги нет опоры.

Он, кажется, бестолково взмахнул руками, как в старых комедиях, но это не помогло удержаться. Подумал, что камера… Точно что-то подумал про служебную камеру и зачем-то забеспокоился, что детям не стоит такое видеть, а потом уже ни о чем не думал, потому что не получалось даже вдохнуть и сфокусироваться. Болела голова и почему-то спина, а может, ребра или все-таки то, что под ребрами. Выдыхать сквозь зубы получалось, а вдыхать – нет.

– Дядя, а ты что, упал? – с каким-то издевательским простодушием спросила девочка. Макс видел ее размыто, сквозь колючие искры на ресницах. Светлая косичка, голубые глаза, в улыбке не хватает переднего зуба.

– Угу, – с натугой проскрипел он и все-таки заставил себя вдохнуть. Это было больно, но не настолько, чтобы не дышать. Девочка наклонилась и безуспешно подергала его за ту руку, в которой он по-прежнему держал на весу камеру. На ее шее, подвешенный за шнурок, болтался пластмассовый калейдоскоп, похожий на старинную подзорную трубу. Только тогда до Макса дошло, что он на автомате надел ремень камеры на шею, прежде чем снимать, и тревога за дорогую технику немного отпустила.

Он с кряхтением подтянулся, пытаясь вытащить себя из открытого люка, и понял, что без помощи выбраться не сумеет. Левая нога тянула его в разверстый зловонный зев городской канализации, а не упал он внутрь потому, что шибко размахнулся, пока руками хватался за воздух. Затылком и ребрами при этом приложился к чугунной трубе – будь здоров.

– Чичас тётя пидёт, – пообещала девочка, развернулась и убежала куда-то. Макс понадеялся, что за «тетей». Хотя какой-нибудь неравнодушный дядя тоже бы не помешал. Особенно в зеленой спецовке – Макс уже настолько пришел в себя, что мечтал о мести. Выбраться только пока не получалось.

В следующий миг его схватили за руку и выдернули из люка, как пробку из бутылки. Макс покачнулся, не устоял на ногах и тут же осел прямо на газон, не заботясь уже о своих хлопковых брюках. Осмотрел линзу и тушку камеры, убедился, что она вроде цела, и выдохнул с облегчением. Поднял глаза на своего спасителя и онемел.

Вчерашняя девушка с картины Линча! Она стояла, окутанная контровым светом, который просвечивался через мягкие складки многослойной юбки, и Макс снова потянулся за фотоаппаратом. В этот раз он обязан ее снять, прежде чем еще что-то случится. Судя по тому, как ярко светит солнце, этот снимок тоже окажется в папке теней.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – с тревогой спросила девушка после того, как тихо, но весьма отчетливо щелкнул спуск затвора. Дважды.

– Теперь да, – ответил Макс, разглядывая снимок на маленьком экране. Он получился неплохим, хотя и не портрет, конечно. Почувствовав укол смущения за то, что сделал снимок прежде, чем поблагодарил или хотя бы поздоровался, Макс попытался объясниться: – Извини, просто не мог упустить такой кадр. Ты очень красивая. И ты спасла меня!

– И ты за это решил украсть мою душу?

Ее голос звучал на удивление сердито для такой невинной шутки. Девушка со странным именем – Атка, кажется? – даже подбоченилась. Но ее выдавала улыбка, которая пряталась в уголках губ. Макс далеко не сразу понял, что пялится на нее, как на чудо какое-то. А когда понял, то решил загладить неловкость и ляпнул первое, что пришло в голову:

– Я бы ни за что… я бы отдал тебе свою.

Ее брови вопросительно изогнулись, и Макс пожалел, что не провалился в люк. Вряд ли он мог бы создать более неловкую ситуацию, сказав всего пару слов. Даже если бы просидел над этой задачей больше десяти лет.

– Дядя, дядя, а тя как зовут? – постучала его по плечу девочка, о которой он совсем забыл. Не дожидаясь его ответа, она выпалила: – А меня Тина зовут. Клементина. Ты не забудешь написать мое имя и пивязать к какольчику, да? Мама говаит, что нужно обязатина посить у богов всиво хо-ошева для таво, кто помогаить.

Макс потер ладонью ушибленный затылок.

– Клементина, да? Я обязательно помолюсь за твое здоровье в храме. Спасибо тебе.

В больших голубых глазах девочки плескалось недоверие. Кажется, Макс слишком быстро согласился, и у нее появились сомнения.

– Я не баею, дядя, – укоризненно сказала она. – Ты напиши лучи, чобы папа нас с мамой юбил, и чобы у меня младший батик появилси. Тебе сказать, как папу и маму зовут, или маитва и так саботаит?

Макс посмотрел поверх светлой макушки на Атку умоляющим взглядом. Ему хотелось сказать, что он далеко не всегда пребывает в дурацком положении, а только когда оказывается рядом с ней. Пусть не делает скоропалительных выводов.

– Сработает, – тихо сказала Атка, наклонившись к девочке. – Я тоже буду просить богов, чтобы твое желание сбылось, Тина.

Она протянула ей мизинец, чтобы закрепить обещание. Хмурая задумчивость исчезла с лица девочки как не бывало. Она сразу поверила, заулыбалась и зацепила пальчиком мизинец Атки.

– Ну пока тада, – деловито сказала Тина, когда все формальности были улажены. Одернула платье, поправила перекрученный шнурок калейдоскопа и зашагала по своим невероятно важным девочковым делам в сторону детской площадки, с которой далеко по кварталу разносился веселый детский гомон и крики: «Ты ляпа!».

Макс и Атка проводили ее взглядами, она – задумчивым, а он – озадаченным. А потом они посмотрели друг на друга, и Макс, не выдержав, рассмеялся:

– Ну вот, спасла меня, а теперь хочешь не хочешь, а в храм надо идти!.. Там нам руки лентой и обернут.

Атка так на него посмотрела, что Макс подавился смешком. И закашлялся, чувствуя, как лицо заливает краска.

– Если… если ты не против, – выдавил он, глядя на свою камеру. Достал из кармашка и закрепил на объективе крышку. Убрал аппарат в чехол. Сердито дернул молнию. Вроде и не сказал ничего такого, что нельзя было бы обернуть в шутку, но все равно злился на свой болтливый язык. Девушки разве в таких влюбляются, кто сразу зовет в храм белой лентой руки обернуть? Нет, девушки влюбляются в тех, кому мысль про храм приходит в голову в последнюю очередь.

«Смотря какая девушка. С Кристиной мне такая мысль тоже в голову не приходила, – возразил сам себе Макс, раздраженно счищая ладонью грязные полосы на брюках. Ладонь тоже была грязная, и грязь счищаться не хотела, только еще больше размазывалась. – И вообще, здорово я головой ударился! Это-то все и объясняет».

Атка достала из своей полосатой вязаной сумки маленькую бутылку воды и белый носовой платок. Намочила, отжала и протянула Максу.

– Это хорошая идея, – негромко сказала она.

Макс, который уже начал оттирать платком пятно на колене, даже остановился и, не веря своим ушам, уставился на самую красивую девушку на свете, сказавшую, что она согласна пойти с ним в…

– Пойти в храм, я имею в виду, – невозмутимо уточнила она. – Не про ленту. Про ленту идея так себе.

– Почему? – расстроился только-только поверивший в чудо Макс.

Ее зеленые глаза смеялись над ним.

– Ты ведь даже не знаешь, как меня зовут.

– Атка, – без улыбки ответил задетый за живое Макс. Она что, считает, что он совсем дурачок, раз не верит в его способность запомнить имя, пусть и странное, редкое и незасвеченное в соцсетях? Он натолкнулся на ее разом похолодевший взгляд и недовольно добавил: – По крайней мере, ты так сказала. Если ты обманула меня, и на самом деле тебя зовут Светлёной или Милой, например, то сейчас самый подходящий момент, чтобы признаться.

– Верно, – кивнула Атка и больше ничего не добавила. Вот и понимай, как знаешь. Ох уж эта загадочная женская душа… Где уж тут смеяться над тем жадным купцом из сказки, который без раздумий отдал душу за дар понимать женщин, и сам стал одной из них. Макс сейчас был близок к тому, чтобы повторить его ошибку, если бы только пришел кто с Изнанки с таким же предложением.

– А хочешь, давай позавтракаем вместе? Ты спасла мне жизнь все-таки. И даже мою руку и сердце взамен не хочешь принять. Я должен отплатить хотя бы сырниками, но понятия не имею, где их приготовят как следует.

На этот раз Атка улыбнулась совершенно искренне.

И согласилась, при условии, что он позволит ей осмотреть голову и убедиться, что с ним все в порядке. Кто же знал, что в один прекрасный день Макс будет сидеть прямо на траве рядом с открытым люком канализации и радостно щуриться, пока нежные пальцы осторожно перебирают его волосы на затылке. А что голова ныла – это пустяки. Что голова, подумаешь! «Завяжи и лежи», – говорила мама.

Атка вылила остатки воды из бутылки на платок и, небрежно отжав его, прижала к голове. Ледяные капли потекли за шиворот. Макс поежился.

– Какой ваш прогноз, лекарь? – спросил он, цитируя какой-то популярный сериал на первом канале, названия которого сам не мог сходу вспомнить. – Я буду жить?

– Будешь, но недолго, – негромко ответила Атка.

Макс повернулся к ней и сам удивился тому, как близко оказалось ее бледное лицо. Атка не улыбалась, скорее даже хмурилась. Ее удивительные глаза почему-то растеряли все искорки, которые так хорошо было видно издалека. Она опустила взгляд, сорвала травинку и разорвала пополам.

– Почему?

– Потому что не смотришь, куда идешь, – почти сердито сказала Атка.

Она отодвинулась и опустила руку с мокрым платком. Этого момента будто дожидался порыв ветра, и Макс внезапно почувствовал, как затылка весьма явственно касается чья-то ледяная рука и запускает пальцы в волосы. От этого ощущения по спине прокатилась волна холода, даже по рукам пробежали мурашки. Макс инстинктивно вскинул руку и коснулся затылка. Ушибленное место отозвалось ноющей болью, но страх не ушел. Страх заставил навострить уши и подозрительно коситься по сторонам. Словно он мог увидеть рядом мертвую Терезу, которая сулила беду, да вот только он не хотел слушать то, что она скажет.

Как назло, Атка смотрела куда-то через его голову с таким лицом, будто прекрасно видела Терезу. Макс сглотнул комок в горле и все-таки не стал малодушно спрашивать, на что она так смотрит, а повернулся сам.

У куста самшита стояла лавочка, на которой сидела разбитная девица в полосатых черно-зеленых чулках и с небрежными зелеными хвостиками, и неприкрыто пялилась на них. Одну ногу она поджала, а другую обнимала и голову еще наклонила по-птичьи, набок. Рядом стоял мокрый прозрачный зонтик, и этого Макс уже вовсе никак объяснить не мог – высокое небо было совершенно безоблачным. Неужели в южном Восаграде, как и в столице, предупреждение о возможных осадках в прогнозе погоды было настолько же дежурным, что даже несмешным?

– Ты тоже видишь ее? – заговорщическим шепотом спросил Макс, воспользовавшись удобным поводом, чтобы наклониться к Атке и вдохнуть солнечный аромат ее пушистых волос. – Она мне не мерещится?

Атка озадаченно посмотрела на него. Должно быть, она не сразу поняла, что он так шутит. Зато всего спустя несколько мгновений Макс был вознагражден широкой улыбкой и решил закрепить успех:

– «Полосатые гетры, взгляд прямой и смелый, кто же ты, кто же ты», – промурлыкал Макс и подмигнул.

Атка с недоверчивой улыбкой покачала головой.

– Ты сочинил песню про нее? Ну что же, теперь не удивляйся, если не досчитаешься зонтика.

Макс даже не нашел времени, чтобы удивиться тому, что Атка не подхватила всем известный мотив из самого популярного детского фильма всех времен и народов.

– Постой, ты что, знаешь ее? Это твоя подруга сидит там, на лавочке?

– Это я должна удивляться, что ты ее видишь.

«Смотришь на других девиц, когда рядом я», – расшифровал Макс и немедленно устыдился. В самом деле, вот это прокол! А все дурацкая привычка смеяться над своим страхом вслух. Оно, может, и неплохо работает, мысли о призраках и жутких взглядах в пустоту больше не заставляли волосы шевелиться на ушибленном затылке. Но Атка выглядела раздосадованной, будто, когда он заговорил о подруге, то отнял у них время, которое они могли провести только вдвоем.

Она легко, как танцовщица, поднялась. Отряхнула невесомую многослойную юбку. Макс убедился, что ткань не помялась, не испачкалась и только утвердился во мнении, что это самый настоящий шелк. Потянулся снова за камерой – щелкнуть, но уже не для «теней», а чтобы маме потом показать, какие удивительные вещи носят прекрасные провинциалки.

Атка посмотрела на него с некоторым вроде бы даже сочувствием. А потом сказала: «Идем, я тебя представлю».

И они пошли.

Девица терпеливо дожидалась их на скамейке. К тому моменту, как они оказались рядом, она подобрала где-то кленовый лист, едва тронутый золотой каймой, и любовалась им, поворачивая то одной стороной, то другой.

– Это Макс, – сказала Атка.

Девица сверкнула яркими зелеными глазами и вскочила обеими ногами на скамейку и сделала шутливый реверанс, придерживая пальчиками воображаемые пышные юбки. Странное дело, что это не выглядело таким уж диким, учитывая ее разноцветные чулки над кедами и драный зеленый жакет с куцыми рукавами. Собственно, Макс даже не удивился, когда она расплылась в хитрой улыбке и с торжественной иронией произнесла:

– Рада нашей нынешней встрече, ваше будущее величество!

Глава 6. Атка вспоминает зимние глаза

Марка, конечно, все испортила. Надо же ей было сказать про «величество», а Макс, чай, не дурак. Переспросил. Атка могла сколько угодно смотреть на кикиморку выразительно, но та только безмятежно улыбалась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.