Ошибка берегини

Екатерина Близнина

Ошибка берегини

Глава 1. Макс и девушка с картины

Всего можно было ожидать от командировки в Восаград. Всего. Коллеги отправляли Макса в первую командировку в провинцию с шуточками, наперебой советовали остерегаться бородатых мужиков в синих косоворотках и внимательнее приглядываться к девушкам с косами и в белых сарафанах – не ровён час заворожат и всю корпоративную электронику уведут, пока он будет в себя приходить.

Слава у города была такая, что на обоих вокзалах – и автобусном, и железнодорожном – все сувенирные лавки были обвешаны алыми шелковыми лентами, монетами с дырой посередине и такими же камнями. Макс отшучивался, призывал дневных богов в свидетели, что корпоративную электронику он никогда в обиду не давал, и обещал на всякий случай внимательно приглядываться ко всем восаградским девушкам: не торчит ли у них из-под белого сарафана с кровавым подбоем какой-нибудь хвост.

Вот он и пригляделся…

В тихом центре старого города, недалеко от автобусной станции, Макс увидел как раз такую девушку. Не с хвостом, разумеется. Даже не с длинной косой до пят, которая тоже была в группе риска. У девушки были красивые длинные русые волосы, прихваченные мелкими косами с вплетенными в них узкими лентами. Она сосредоточенно обнималась с березой. Один в один такая, от каких следовало держаться подальше, как предупреждали его в конторе. В белом сарафане. Высокая. Стройная. И ведет себя странно, типа эко-активистка или что-то в таком духе.

Тут, в Восаграде, по общему мнению, все были слегка того… повернуты на этом деле, дескать, места заповедные, раздолье для всяких духов, а духи, и это всем известно, мать-природу чтят, ибо они не что иное, как воплощение человеческой воли в неодушевленной материи. С давних времен повелось, что если и говорят про Навь, то обязательно рано или поздно и Восаград вспомнят. Даже Столице не удалось стать таким же мистическим местом, хотя Столица очень старалась быть впереди всей страны по всем фронтам.

Правда, проморгавшись как следует, Макс понял, что зря принял за сарафан модную юбку из десяти слоев полупрозрачной невесомой ткани. Да и кромки красной по подолу не наблюдалось, не говоря уж о хвосте под этим подолом. Макс потряс головой, удивляясь сам себе. Что за глупости только лезут в голову! Не выглядела она опасной сектанткой, сумасшедшей последовательницей культа и тем более хвостатой нечистью.

Не ловил он себя прежде на такой суеверной подозрительности, даже паранойе. Вот что недосып в ночном автобусе с нормальными людьми делает!

По здравом размышлении Макс понял, что прижиматься лбом к дереву в центре города посреди яркого дня может только одинокая девушка в беде, и решительно направился к ней, поправив на плече ремень сумки с ноутбуком и камерой.

Между Максом и девушкой в беде лежала четырехполосная дорога, совершенно пустая, что тоже было странно и непривычно, на взгляд столичного жителя. Светофор предупреждал, что Максу следует стоять на месте еще семьдесят секунд, но Макс посчитал, что если девушке в самом деле плохо, то ему не стоит терять эту минуту. Что с ним будет-то на пешеходном переходе?

Он сделал шаг, другой и…

Мимо с протяжным и яростным сигналом промчалась черная «девятка». Макса обдало горячим ветром, и он прибавил шагу, осознав, что едва не попал под колеса местных лихачей. И, что самое странное, он гораздо больше испугался за корпоративную технику, чем за содержимое своей черепной коробки. Подумал: «Если разобью камеру, меня с того света достанут».

Госпожа Элана Горьянова могла и достать. Шефиня и сама являлась на работу в любом состоянии, и от сотрудников требовала того же.

Сердце от страха колотилось, как сумасшедшее.

Придерживая вспотевшей ладонью сумку, Макс выскочил на тротуар с противоположной стороны и тут же, без колебаний, шагнул в сквер, в котором росли высокие старые березы. Изумрудная трава мягко пружинила под ногами. У Макса было четкое ощущение, будто он только что проснулся после кошмара, в котором он едва не попал под машину. Этого не могло быть на самом деле. Это ему приснилось, пока он ехал в автобусе, а сейчас просто вспомнилось.

Девушка перестала обнимать дерево и теперь смотрела на него, вопросительно наклонив голову к плечу. Лицо у нее было удивительное. На улицах таких не встретишь, но при этом Макс будто бы узнал ее, словно видел раньше, может быть, во сне… Это все, что он мог сказать о ней. Она не была похожа ни на кого, но описать ее он бы не взялся. А глаза у нее были зеленые. Наверное.

– Ты мог умереть, – сказала она задумчиво. Без осуждения, может быть, даже скорее с интересом, будто ей только кровавого зрелища не хватало после того, как она вдоволь наобнималась с березами в городском сквере.

Макс оглянулся через плечо. По шоссе неслись машины. Эпизод с черной «девяткой» уже потускнел и выцвел в его памяти. Даже если это в самом деле произошло, подумаешь… Неудачно переходил дорогу. С кем не бывает?

Девушка вскинула брови, и только теперь Макс понял, кого она ему напоминает. Зеленоглазую красавицу с картины Альфонса Линча. Взгляд ее светлых глаз был не по-девичьи серьезен. Но может, и не зеленых, а скорее золотистых. Она чуть повернула голову – и на длинных пушистых ресницах заиграли солнечные лучи.

– Как твое имя?

– Макс. Макс Запольский, – торопливо уточнил он и неловко протянул ладонь для рукопожатия. Сумка с дорогой техникой мешала вести себя непринужденно. Надо было все-таки раскошелиться на хороший рюкзак со всеми возможными примочками. Сейчас бы не стоял, как дурак, протягивая одну руку для знакомства, а второй придерживая пухлую сумку. – А твое?

– Атка.

Максу показалось, что он ослышался. Или что красавица вовсе ничего не сказала, только улыбнулась.

– Как?

– А как расслышал – так зови, – рассмеялась девушка. Искренне рассмеялась, заливисто, будто в самом деле что-то очень смешное сказала. Даже Макс, хоть и не понял, после какого слова следует смеяться, разулыбался. До того ему понравилась эта живая девушка с картины Альфонса Линча.

Интересно, как она отреагирует, если он скажет, что так любил смотреть на ее портрет в детстве, что на полном серьезе собирался жениться, когда вырастет? Мама до сих пор рассказывает эту историю как семейную байку.

Макс понял, что просто стоит и пялится на нее, и с каждой следующей секундой это выглядит все более странно. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы она не решила, будто его еще в колыбели мавки заворожили. Для начала – сделать над собой усилие и ради разнообразия вспомнить-таки, как она представилась.

У Макса, как у любого творческого человека, была отвратительная память на имена. Но тут, как ни крути, был особый случай. Исключительный.

– Значит, Атка?

Зеленоглазая красавица загадочно улыбнулась. Макс воспрял духом – не поправила, значит, не послышалось. Он набрал побольше воздуха в легкие и изо всех сил изобразил непринужденную уверенность:

– Я тут впервые, и мне нужна помощь. Если не очень занята, покажешь дорогу к хорошему кафе, чтобы вкусно и не очень дорого? Я с дороги и ужасно голоден.

Атка глянула странно, исподлобья, будто Макс перестарался с уверенной интонацией и не в кафе попросил дорогу показать, а сразу стал напрашиваться к ней на вечерний чай со всеми вытекающими. Заправила прядь волос за ухо.

– Отчего не показать дорогу, раз просишь вежливо? – не то насмешливо, не то с затаенной печалью проговорила девушка со странным именем Атка. Она наклонилась, подобрала с земли связанную из разноцветной пряжи сумку, по видимости, с компактным ультрабуком – очень уж знакомый серебристый уголок с характерной окантовкой выглядывал из-под клапана. Макс уважительно присвистнул, узнав марку. Не всякая сумасшедшая девица в беде может позволить себе такую технику.

– Я ж почему под колеса чуть не попал… – вдруг вспомнил Макс и на мгновение вновь ощутил ту холодную пустоту, когда шагнул на дорогу и по коже хлестнул горячий ветер от промчавшейся мимо машины. – Хотел тебя спасать. Ты так стояла, что я решил – случилось что-то.

– А я думала, оттого, что смерть за твоим плечом ходит, ладонями глаза закрывает, на ухо о твоем бессмертии шепчет, – все так же полушутя, полусерьезно ответила Атка. – Ты на антидепрессантах, может?

Макс задумался, стоит ли вот так сразу говорить симпатичной девушке правду, если она прямо спрашивает. Может, красавица всякого тут в Восаграде навидалась, и у нее готов чек-лист для знакомства на улице? «– Девушка, можно с вами познакомиться? – Если вы не стоите на учете и не проходите терапию, то да».

– Было дело. Но прошло уже, прошло, – тут же спохватился он, увидев, как разом стало строже ее лицо.

– Нам туда, – указала Атка и пошла первой.

Макс шел след в след и любовался тем, как мягкий локон, выбившийся из прически, касается ее шеи, как струится ее многослойная невесомая юбка при каждом шаге. Девушка заправила прядь за ухо, одернула непокорную юбку и оглянулась.

– Чем ты занимаешься? – спросила она таким тоном, будто требовала, чтобы он перестал пялиться и начал оправдываться.

Макс догнал ее и пошел рядом.

– Я делаю снимки и видеоролики для предприятий, – объяснил он. – А ты, наверное, танцовщица?

– Я? – не на шутку оскорбилась Атка. Она даже остановилась на секунду, чтобы прожечь Макса взглядом. – С чего ты взял?

Макс смутился. Он был уверен, что попал в точку, и потому ее резкость обескуражила его. Не может такого быть, чтобы такая легкая стройная девушка, да вдобавок в такой юбке, не танцевала.

– Ты идешь такой походкой, будто танцуешь.

Макс спрятал неловкость за улыбкой. В последний момент он решил ничего не говорить про «такую юбку», хотя аргумент был убийственный, на его взгляд. И возразить на него было бы нечем.

В крайнем случае артистка драматического театра. Кстати, запросто. Макс насмотрелся на этот народ, и знал, что от них можно было ожидать и объятий с деревьями в парке, и поэтического речитатива про смерть, которая ходит за плечом.

Атка опустила глаза и одернула ткань, расправляя складки. Впрочем, надолго этого не хватило. Свежий ветер с горьковатым запахом свежескошенной травы по-хулигански раздул и растрепал невесомую полупрозрачную материю. Макс никак не мог вспомнить, как она называется. Вроде не шелк и точно не сатин. Макс хмыкнул. Мама бы наверняка обозвала его олухом лесным, если бы узнала, что он путается в определениях. Она работала художницей по костюмам и поэтому ходить с ней по магазинам с тканями и всякими пуговицами было сущим наказанием.

– Ладно, ты прав, я танцевала, – сменила гнев на милость Атка. – Раньше. Очень давно.

Она помолчала немного. Подошвы ее светлых балеток легонько постукивали по мостовой. Макс смотрел на ее ладонь и думал, стоит или не стоит взять ее за руку. Навстречу им неторопливо шли люди со светлыми лицами, какие можно увидеть только в никуда не спешащей провинции, где мало кто опаздывает и почти никто не гонится за лишними деньгами. Макс чувствовал себя почти счастливым столичным туристом в отпуске и уже грезил о том, как будет каждый день часами гулять по этим зеленым улочкам с самой красивой девушкой в мире. И тут Атка глянула на него искоса и вздохнула:

– Ты поразительно внимателен, Макс Запольский. Для человека, который шагнул под колеса у меня на глазах.

– Да подумаешь, с кем не бывает.

Можно подумать, она мама родная, а ему три года, чтобы за это отчитывать!

– Мы пришли, – объявила Атка и остановилась перед дверью кофейни, перед которой по южному обычаю стоял стенд с меню. Выдержанное в лаконичном стиле меню обещало не только двадцать видов кофе и сорок десертов, но и завтраки с обедами, что после восьми часов в междугороднем автобусе привлекало внимание гораздо сильнее.

– Значит, хорошее место? Часто тут бываешь?

Атка отчего-то смутилась. Заправила прядь волос за ухо, потупилась. Или вовсе не засмущалась, а наоборот. Макс безошибочно узнал хорошо знакомый насмешливый блеск в глазах, какой, бывало, вспыхивал у моделей, если он пробовал учить их, как встать и куда смотреть.

– Да, часто. Мне нравится этот дом с колоннадой.

Макс осмотрел колоннаду и нашел ее несколько потрепанной. От штукатурки местами живописно поотваливались куски. При том она была безбожно испорчена двухцветной серо-розовой окраской.

– М-м-м, довольно атмосферное место.

– Да, здесь особенная атмосфера. Этот дом построили во время войны с Третьей империей в середине прошлого века. На восточном фронте люди убивали друг друга, а в Восаграде жил человек, влюбленный в свою мечту, и искал возможности построить здесь жилой дом в классическом стиле. И нашел, как видишь, – сказала Атка, глядя на дом с колоннадой таким взглядом, будто провела в нем счастливое детство. А потом словно спохватилась, что выглядит слишком трогательно, и добавила с насмешливой улыбкой: – Здесь самое лучшее место для того, чтобы вернуть веру в то, что человечество в целом не безнадежно.

Макса развеселило ее чистосердечное признание. Очаровательная непосредственность, какая-то даже детская, что ли. Атка нравилась ему все больше с каждой минутой, не только внешне, но и то, что она говорила. Хотелось слушать ее еще и еще. И Макс пошел ва-банк.

– Можно я угощу тебя кофе? Или чем положено угощать девушку, которую хотел спасти ценой своей жизни?

Спасенная ценой жизни девушка удивилась тому, что ее, оказывается, спасли.

– Ну тогда в благодарность за то, что указала путь к такому хорошему дому, – поправился Макс, ничуть не смущенный первым промахом. Его еще отец учил бить в то же место второй раз, если первый промазал мимо цели. Отец работал учителем истории, а все свободное время проводил в клубе лучников-любителей, а не то, что вы могли подумать.

– Я постараюсь приложить все силы к тому, чтобы ты не потеряла веру в человечество в моем лице, – усилил нажим Макс, видя замешательство Атки, но не понимая, почему она колеблется и переводит взгляд с колоннады на него и обратно. – Или у тебя дела?

– Да, дела! – Атка ухватилась за эту подсказку как за спасительный круг. Она даже выдохнула с облегчением и с признательностью взглянула на Макса. – Прости, мне правда нужно быть в другом месте сейчас.

Сказать, что ее торопливый и сбивчивый отказ расстроил Макса – значит не сказать ничего. Он будто получил внезапный удар под дых и разом потерял волю к продолжению осады. Картина маслом: «Прекрасная провинциалка поставила на место зарвавшегося столичного фотографа». Видел бы это Альфонс Линч! Макс даже не стал просить номер телефона – какой смысл, если она так наглядно стремилась отделаться от него? Он даже не стал смотреть ей вслед, просто зашел в кафе и сел за столик спиной к окну.

Потом он, конечно, пожалел. Когда доел ризотто и покончил со знаменитой восаградской золотистой пышкой. Сдвинул стул так, чтобы сидеть вполоборота к окну и смотреть на прогуливающихся по улице студенток – буквально через дорогу возвышался один из корпусов областного гуманитарного университета. Ни одна из студенток не была даже отдаленно похожа на девушку со странным именем Атка.

Макс открыл поисковик на телефоне и напечатал «Атка».

Полюбовался на фотографии заброшенного поселка в Отдаленной северной провинции. Зеленые холмы на фоне синих гор, а на первом плане живописные развалины прошлой эпохи, сквозь которые местами проросли деревья, – все это почему-то показалось ему замечательным дополнением образа барышни с зелеными глазами и танцующей походкой.

«Атка, имя что означает», – набрал Макс, когда фотографии брошенных посреди суровой красоты руин внезапно вызвали болезненную ассоциацию с тем, как девушка разрушила его глупые мечты о ежевечерних прогулках и, в отдаленной перспективе, совместной работы над возрождением веры в человечество.

Поисковик выдал ответы про кличку для собак, инфу про происхождение имен для Агаты и Агафьи, и Макс заблокировал экран, а потом раздраженно сунул телефон в карман. И без того было ясно, что такого имени не существует, а девушка просто придумала его, чтобы не называть настоящее.

Вот настолько он ей не понравился.

С самого начала.

Глава 2. Атка гадает и идет за советом

Макса Запольского не удавалось выбросить из головы.

Он засел глубоко, как рыболовный крючок, и мешал спокойно заниматься своими делами. Образ улыбчивого молодого мужчины с ледяными глазами саднил и кололся. Ну чисто репей в длинной косе – и не вынешь без слез, и так не оставишь, житья не даст.

Атка потянула из стороны в сторону кулон на цепочке, рассеянно прислушиваясь к мерному жужжанию подвески по ребристой поверхности, и задумчиво прикусила его, ощутив, как от чистого металла на языке разгорается тепло. Обережные печати требовалось носить по Договору, ночным созданиям – из лунного сребра, благим – из солнечного злата. Солнечное злато неплохо так припекало, но Атка ни разу не пожаловалась о том сестрам, потому что боялась услышать в ответ, что это только с ней так. В любом случае она давно привыкла и даже приспособила печать для своей пользы. Горячий вкус золота помогал собраться. Отрезвлял.

Кто он такой, этот Макс Запольский, что самой Маре приглянулся?

Атка сама не заметила, как ее пальцы вслепую набрали на серебристой клавиатуре легкого ноутбука это имя. На сайте поисковика появилась его фотография, целая галерея его фотографий, надо сказать. Очень профессиональных, выгодно подчеркивающих и синие глаза, и волевой подбородок, и художественно растрепанные черные волосы. А еще выпали ссылки на агрегаторы резюме. Он искал работу и обновлял профили примерно полгода назад. Фотограф. Атка пролистала те работы, которые он отобрал сам для портфолио. Он много путешествовал по Центральному региону, но больше всего его волновали горы и мосты. Неудивительно, что он приехал в Восаград. Здесь самые красивые горы. И тот самый мост.

«Вот дурак!»

Атка, не жалея, захлопнула крышку ноутбука, чтобы больше не видеть ни ледяных глаз, ни мостов. Библиотекарь, невысокая седая женщина с уставшими глазами, вопросительно посмотрела на нее поверх серебристой оправы очков. Атка взгляд заметила и с извиняющимся видом сложила ладони, мол, не повторится больше.

«Хорошо бы он успел увидеть свои разлюбезные горы, прежде чем Мара возьмет его душу, – раздраженно подумала Атка, легонько постукивая пальцами по серебристой крышке. – И без того ходит вон, расцелованный темной королевой, не смотрит даже, куда идет».

Если верить резюме, Макс счастливо прожил двадцать пять зим в Столице, прежде чем оказался в Восаграде и у Мары в объятиях. И когда она только успела его выбрать среди всех мужчин, если он с автовокзала прямиком к берегине отправился, просить, чтобы верную дорогу указала? У автобуса караулила? Или в автобус на лесной границе зашла, и тогда?..

Ждала она его, что ли, если от его потертой джинсовки не столько теплым хлопком, сколько сырой землей пахнет? То никак не узнать, а у самой Мары не спросишь, с чего вдруг такая честь и такая торжественная встреча, будто суженый он ей, обещанный…

А может и впрямь…

Атка сжала кулак.

«Кто ты такая, берегиня Атка, чтобы Маре перечить? – спросила себя она, невидящим взглядом глядя сквозь стекло на улицу. – Выбрала королева себе нового мужа, так тому и быть. Думай позитивно. Зато зима будет мягкая, если Ночной двор славно свадьбу справит, и фотограф мужем добрым для царицы станет».

«Но он ведь просил, чтобы ты путь указала. Плату предлагал, да ты побоялась взять», – возразила дремлющая обычно Атка-из-прошлого, не церемонясь со своим приобретенным за века благоразумием.

Побоялась ли? Атка сама не понимала, почему оставила человека в опасности. Почему сбежала.

Рядом с ним тревожно ей было, будто что-то не так она делает. Будто нарушает неписанные правила, которые никто ей не растолковал. Но при этом сидеть в библиотеке и смотреть на его фотографии еще больнее было, чем рядом идти и взгляды его на себе ловить. Атка постоянно возвращалась мыслями к Максу, его глазам и улыбке, и думала, как он там, не попал ли еще под машину.

А может прямо в сию секунду где-то визжат тормоза, кричат испуганные люди, и ни в чем не повинный, замороченный Марой водитель обмирает от ужаса при мысли о том, что ему светит тюрьма?

Кем она будет, если оставит человека после того, как он просил ее помощи, по имени звал и плату предлагал? Берегиней ли? Или скорее мавкой-насмешницей, которая только притворяется доброй и помогающей, пока не заманит доверчивого путника в самую гиблую топь на потраву диким волкам?

Атка спрятала лицо в ладонях. Отвыкла она от этого всего, давно отвыкла. Да и не приходилось ей еще слышать, как обещанный Маре мужчина помощи просит. Никогда не искала она таких встреч, как и сестры ее. По крайней мере те, что живут и поныне. Прежде-то всякое бывало, но сейчас людей стало так много, что еще одна жизнь в обмен на мягкую зиму… Если сестры узнают, что Атка помыслила – не только помощи от них не дождешься, но и вдвое осторожнее придется быть.

Поторговавшись с собой, она подтянула за ремень свою пеструю сумку и достала дырявый камешек на красной шелковой ленте. Подняла повыше и подставила левую ладонь, чтобы камень свободно качался над ней не выше, чем на полпяди.

– Ты, пустой, мудрым морем рожден, щедрым солнцем благословлен, рассвет мира видел, закат мира встретишь, все видел, все знаешь, все помнишь, – доверительно прошептала она. Камень откликнулся, потяжелел, закачался на шелковой ленте, соглашаясь с хвалой. Атка порадовалась, что в этот раз он оказался сговорчивее, чем обычно. А то библиотекарь смотрела без восторга на ее волшбу, и, если бы потребовалось хвалить пустой камень дольше, наверное, выставила бы из библиотеки. – Послушай, что спрошу, и ответь правдиво: получится у меня вызволить того, о ком думаю, из беды?

Камень сперва засомневался, кругом покрутился, а потом уверенно закивал. Получится, мол. Ежели не забоишься против Мары пойти, ее жениха увести, правильный путь ему указать.

А вот на этот счет у Атки уверенности-то и малой щепоти не набралось. Без внутренней уверенности и волшбы правильной не выйдет, одна муть – и ладно бы бессмысленная, а бывает и опасная. Она не стала больше спрашивать, обмотала теплый бок потяжелевшего камня шелковой лентой, погладила пальцем по макушке рядом с узелком и отправила в карман. Была у нее одна идея, кто мог бы погадать точнее. Платить, правда, придется, но это ничего, у Атки еще оставалось немного денег из тех, что прислали ей читатели.

Она сложила ноутбук в сумку и накинула ремень на плечо. Вежливо кивнула библиотекарше на прощание:

– До свидания, госпожа Кутецкая!

Эмма Кутецкая отложила формуляр и поманила ее пальцем. Пока Атка подходила, на круглом лице смотрительницы библиотечного зала расплывалась молодая улыбка, преображая уставшее от прожитых зим лицо.

– С юности такого гадания не видела, – заговорщическим шепотом призналась она, когда Атка подошла к ее письменному столу, больше похожему на низкую кафедру, чем, собственно, на стол. – На суженого гадала? Любит?

Любопытство ее было как потрескивающее, робкое пламя только что запаленной свечи. Чуть напусти на себя холод – Эмма сразу отстранится, будто и не спрашивала ничего. Атка не хотела обижать добрую женщину и смущенно кивнула. Даже улыбнулась, как и подобает девушке, застигнутой родителями за любовной ворожбой. Ей никогда не надоедала эта игра, и казаться совсем молоденькой и немного влюбленной было гораздо проще, чем неосторожно выдать подлинный возраст и объяснять потом.

– Тогда не теряй зря времени в библиотеке, – подмигнула Кутецкая. – Успеешь еще наработаться, а молодость всего один раз дается. Совет да любовь.

Атка неуверенно улыбнулась, чувствуя, как теплеют щеки. Но не оттого, что ей прочили скорое замужество, к такому она давно привыкла. Другие мысли заставляли ее отводить глаза, чтобы Кутецкая не увидела в них страх.

«Не теряй зря времени» – это неспроста ведь именно так прозвучало.

Именно сейчас, когда из головы не шел Макс Запольский. Красивый мужчина, даже очень, но от его красоты отчего-то тянуло тревогой, как ледяным сквозняком. Но все равно…

Вина перед человеком, который пусть и неосознанно, но очень вовремя просил о помощи, была на вкус как жгучее золото.

* * *

Атка не дожила бы до этого дня, если бы не умела прислушиваться к таким «удачно» прозвучавшим фразам и воспринимать их как мудрые советы. Она воображала себе, будто за существами Изнанки кто-то тоже незримо наблюдает и помогает тем, кто готов принять помощь, а не полагается только на себя… Над этой наивной верой в неведомые сущности «За-Изнанкой» могли бы посмеяться другие немертвые, если бы нашелся среди них хоть один такой, кто не был бы заражен собственным безумием.