Исчезающий: Инициация

О наступившем утре мне сообщил будильник. Я не мог вспомнить, в какой момент завкл его. И для чего. Но открыл глаза и со всей скопившейся внутри меня ненавистью нажал на экране кнопку «стоп». Пролежав некоторое время с глазами, уставленными в потолок, я вспомнил, что собирался поехать на обследования, после чего зажег сигарету. Опуская голову на подушку, мои глаза тут же закрывались. После нескольких неудачных попыток проконтролировать чертовы тяжелые веки, я решительно встал с кровати, и убедившись, что последняя пачка сигарет пустая, направился в душ.

Выйдя из душа, я взял телефон и начал искать ближайшие клиники. Держа в уме, что обещанная компьютерная томография на сайтах каждой из клиник  – это больше про фантастику, нежели реальность, я отметал внешне непривлекательные. В Ростове все как один обещали полный спектр услуг, но на выходе это далеко не так радужно. Плюнув перебор клиник, я начал поочередно прозванивать в них. Договорившись с одной из девушек, что через полчаса я приеду на КТ головного мозга, я быстро натянул на себя джинсы, белую майку, накинул пиджак и вышел из квартиры. За этим последовали звук закрытия дверного замка, стук туфель и пиликание прибывшего лифта. Нажав на кнопку паркинга, я оперся о зеркало и принялся ждать. Но открытие дверей на восьмом этаже столкнуло меня с девушкой в ярко-розовом спортивном костюме. Закрыв глаза, я понадеялся, что на этот раз она не начнет со мной общение. Ведь при каждой новой встрече моя соседка не упускала возможности пригласить меня в гости, а я, в свою очередь – отказаться от предложения с подтекстом. Затем, когда наступала новая случайная встреча, она, будто впервые в жизни меня видит, начинала разговор и клонила к продолжению.

– Здравствуйте! – расплылась она в гиалуроновой улыбке. – Вы вниз?

– На самый низ, – сказал я, разочаровавшись в том, что она начала диалог. Открыв глаза, я запечатлел, как она шагнула в кабину лифта, после чего нажала на кнопку первого этажа.

– Сколько вас вижу и все стесняюсь спросить… – произнесла она с фальшиво-застенчивым видом.

– Не надо стесняться.

– Вы писатель? «Прыжок в пустоту» ваша книга?

– Да.

– Фантастика! Я читала ее! Она про вас?

– Сомневаюсь, – отстраненно ответил ей.

– Быть может мы как-нибудь устроим чайно-литературный вечер? – спросила она в момент открытия дверей. – Без скрытых намерений.

– Тут вы не постеснялись? – спросил я и, не дожидаясь ответа, сказал: – Ваш этаж.

Слегка засеменив, она вышла из лифта. А я, в свою очередь, убедившись в том, что никакой ее части тела не осталось в кабине, нажал на кнопку закрытия дверей.

– Но а как же… – успела она сказать перед тем, как я отправился вниз.

Спустившись в паркинг, я сел в машину и полетел в клинику на Красноармейской.

– Добрый день! – войдя в помещение, сказал девушке, сидящей за ресепш.

– Филимонов Андрей Владимирович? – спросила с улыбкой девушка.

Видя ее улыбку, я улавливал в ней скрытый подтекст. Но, понимая, что, возможно, во мне говорит суточное отсутсвие секса, я решил не форсировать.

– Нет, – серьезным тоном ответил ей. – Филимонов Андрей Владимирович.

Она улыбнулась еще шире и протянула бланк, который я должен был заполнить.

– Я читала ваши книги, – ручками подперев подбородок, тихо сказала она. – Можно вопрос?

– Да, конечно. – бегая глазами по бланку, ответил ей.

– Там много правды? Ну, того, что было в жизни.

– Абсолютно у каждой истории есть реальная основа, – оторвав взгляд от бланка, сказал ей. – Человек не способен описать того, чего он не видел или, хотя бы, о чем он не слышал. Любая фантастика – это ассоциативная смысловая цепочка, которая переложена на больную фантазию автора.

– Ну почему же больную?

– В литературе здоровых нет. – Я натянуто улыбнулся, после чего уткнулся в бланк.

Она немного опешила и, видимо, поэтому перестала задавать вопросы. Впрочем, тишина была самым подходящим компаньоном для меня.

Написав свою фамилию, я протянул молчаливой, но улыбающейся девушке бланк. Она положила бланк на стойку и указала пальцем на графу доверенных лиц, которую я оставил пустой.

– Вот здесь нужно вписать людей, которым вы доверяете. Чтобы они, при необходимости, могли запросить ваши анализы. Если никому не доверяете, можете поставить прочерк.

– Отличный вариант, – я заключил в ответ, после чего взял ручку и поставил прочерк.

Она снова улыбнулась. Мне показалось, что ее улыбка, в сравнении с прошлой, была более грустной. И подмигнув ей, я направился в кабинет томографии.

– Если рак хоть что-то оставил от моего мозга, то мы обязательно встретимся, – сказал ей не оборачиваясь. – Но не обещаю, что отдышки не будет. Все-таки мне уже даже не тридцать.

– Хорошо! – рассмеявшись, сказала она вслед.

В течении часа я, сидя под кабинетом, ожидал результат томографии, попутно договариваясь с доком, который меня курировал, о том, чтобы он принял меня у себя дома в свой выходной. И когда я уже был готов к тому, что сотрудник клиники выйдет и вручит его мне, вышел человек в белом халате и объявил о поломке аппаратуры.

– И что мне теперь делать? – спросил я. – Сколько ждать?

– Два-три часа, – сутулясь, сказал парень с проплешиной на голове. – В вашем случае я бы сходил к церковь.

– В церковь? – переспросил на всякий случай.

– Да, – произнес он. – Сходите в собор, как раз пара часов пройдет.

– Для чего мне туда идти?

– К Богу, – ответил он. – Вера помогает.

– Где был Бог, когда умирала моя мама? Человек, молившийся каждое утро.

– У каждого свой путь, – сдержанно произнес парень с проплешиной.

– Так, ладно, – выдохнул я и, прикинув, что мне все равно нечем заняться, направился к выходу: – Через пару часов приеду.

Сев в машину, я двинулся в сторону собора. Проталкиваясь среди машин, я все больше ненавидел водителей по соседству. Одни засыпали за рулем, другие – за малым не заезжали на бордюры и тротуары, но ни один не продвигался дальше относительно друг друга. Пытаясь отвлечься от раздражающего хаоса, я потянулся за телефоном, чтобы включить музыку, но мои планы разрушил звонок отца.

– Привет, – сказал я в телефон.

– Здарова! Ты давно был у бабушки?

– Неделю назад, – ответил, держа в уме, что последний месяц я даже с ней не созванивался.

– Полтора месяца прошло, барбос. Найди время и съезди к бабушке.

– Да, хорошо, – сказал я. – Сам понимаешь, вечно какие-то дела…

– У нее забот побольше твоих. Одни только поездки по онкологиям сколько времени и сил отнимают.

– Я все понял, – произнес я, не желая слушать нотации. – На днях заеду.

– Давай, не пропадай.

Положив телефон, я сделал несколько поворотов и припарковался возле центрального рынка. Обойдя бежевое сооружение, в стенах которого продавали паленые вещи, еду и мелочевку для дома и дачи, я оказался у ворот собора. Оглядевшись по сторонам, я ловил себя на мысли, что зря сюда приехал. Но сделав шаг на территорию, отставил сомнения в сторону. Проследовав ко входу в собор, я зашел в него и уперся в торговую лавку с иконами и свечами.

– Здравствуйте, – сказал я женщине, сидевший по ту сторону лавки. – Сколько стоит свеча?

– Смотря какая, – ответила она. – На них написаны цены.

Взглянув внимательнее на выставленные свечи, я увидел цену. Цена на них варьировалась от размеров и цвета. Пятьдесят, сто, триста рублей. Мне трудно было понять в чем принципиальная разница, но, решив, что чем дороже свеча, тем лучше, я взял свечку за триста рублей.

– Картой можно? – спросил у женщины.

– Да, конечно, – ответила она и вытащила из под прилавка терминал.

– Даже здесь цивилизация, – улыбнувшись сказал я и, не увидев никакой реакции, приложил карту. После одобрительного сигнала об оплате, я засунул свечку в карман пиджака и вошел в глубину собора.

Давящая тишина, заполонившая все пространство, толкала меня в бездну спокойствия. Но помня, сколько всего мне предстоит сделать сегодня, я не шел у нее на поводу. Блуждая возле красивых фресок,  дополнявших атмосферу наряду с отсутствием людей, я не наблюдал ажиотажа. Остановившись у правой колонны возле изображения Иисуса Христа, я вдруг осознал, что не знаю, куда мне идти. К какой из икон ставить свечу? И что вообще я здесь делаю? В это время слева от меня, держась правой рукой за трость, перекрещивалась женщина в белом костюме. Проведя взглядом по ее рыжим волосам, впавшим морщинистым щекам на бледном лице и провалившимся глазам, я решил, что она знает побольше моего. Сделав шаг ей на встречу, она посмотрела на меня и, сделав третий перекрест, завела руку за спину, после чего направилась ко мне.

– Подскажите, к какой иконе лучше поставить свечу? – тихо спросил у нее.

– Смотря что ты хочешь попросить, – сказала она сиплым голосом и, протянув руку в сторону большой золотой иконы, огражденной стеклом, добавила: – Сходи к Божией Матери.

– Спасибо. – достав свечу, я было направился к иконе, но меня остановила прозвучавшая просьба:

– Ты не сможешь мне помочь?

– Чем?

– Я собираю деньги на операцию. Прошу у людей, кто сколько даст…

Принявшись копошиться в карманах, я игнорировал свой талисман и отбирал остальные монеты. Найдя ровно две, я вытащил их из кармана и протянул женщине.

– Много дал. – Глядя на семь рублей, она сказала недовольным тоном.

От услышанного ответа во мне поднялась буря эмоций. Я понимал, что отданное ей не принято считать деньгами. Я принимал, что, дав две монеты, мог сойти за скупого. Но не здесь же. Где угодно, только не в соборе.

– Спасибо. – Процедила она сквозь зубы. – Чтобы у тебя столько было здоровья.

– Значит, слушай сюда, – не сумев справиться с эмоциями, я схватил ее за грудки с такой силой, что ее трость выпала из руки, – я дал тебе ровно столько, сколько у меня было. И если ты просишь, то будь готова к отказу. Тут тебе никто не…

– Я прокляну тебя! – прошипела она. – Прокляну…

Втянув ноздрями воздух, я приблизил свое лицо. И когда наши глаза были близки настолько, насколько это возможно, прошептал ей:

– Посмотри в них. Я давно проклят, старуха.

– Да будет так. – Сказала она, обнажив гнилые зубы.

Выдохнув, я огляделся вокруг. Редкие прихожане, до того обращавшиеся к иконам, смотрели на меня с ошарашенным видом. Собор окутала трескучая тишина. Понимая, что все это произошло на самом деле, я отпустил женщину и нагнулся за тростью.

– Прошу прощения, это совсем на меня не похоже, – говорил я, поднимая деревянную палку. – На меня что-то нашло.

Она ничего не говорила в ответ ни после моих оправданий, ни когда вырвала трость из моих рук. Взяв ее, она без оглядки направилась к выходу. К тому моменту люди, потерявшие интерес к происходящему, отвернулись к иконам. Молясь, они целовали изображения, поджигали свечи и ставили их в один из множества подсвечников. Решив, что инцидент исчерпан и теперь всем на меня плевать, я отпустил ситуацию, после чего пошел к изображению Божией Матери.

– Я не знаю, как нужно просить, – шептал я, склонив голову перед иконой. – Помоги мне излечиться. Выбраться из этой ситуации живым и невредимым, – договорив, я потянулся губами к иконе и через мгновенье ударился лбом о стекло. Раздавшийся по собору звук не притянул ко мне новых взглядов прихожан. И поняв, что пора отсюда уходить, пока меня не выкинули с позором, я поджег свечку и поставил ее в подсвечник.

Направляясь к выходу, я краем глаза увидел, что одного человека заинтересовала моя персона. Сидя на коленях в темном углу, мужчина с засаленными волосами, в изрядно поношенной, когда-то белой, а ныне – желто-белой рубахе, пристально смотрел на меня. Уходя из собора, я старался сдержать себя и не пересечься с ним взглядами.

– Здесь либо попрошайки, либо потерянные люди, – шептал себе под нос. – Не обращай внимания на присутствующих. Ты их видишь в первый и последний раз.

Забрав результат, я сразу же направился на Северный район – туда, где жил мой док. Подъезжая к Ворошиловскому кольцу, слева от которого находилась центральная городская больница и где были расположены ларьки с шаурмой, я старался забыть произошедшее в соборе: от конфликта с женщиной до нелепого столкновения со стеклом. И глядя на очереди из студентов и туристов, желающих поесть, я удивлялся тому, что вторые после определенных событий переквалифицировались из международных во внутрироссийских, и они совсем не унывали. По их довольным лицам можно было предположить, что им было вообще все равно где стаптывать подошвы – во Франции или на набережной Ростова.

Спустившись по Нагибина и приблизившись к торговому центру, который, как считают наивные приезжие студентки, является эталоном в мире Ростовского шопинга, я прикинул, что если бы сейчас было пасмурно и серо, то этот торговый центр мог бы стать идеальным прототипом к какой-нибудь фантастической истории. Темной башней, например, в которой люди с радостью тратят свое жизненное время, конвертированное в твердую валюту. Хотят прикупить вещь подороже, ради одного завистливого взгляда подружки, либо коллеги. А праздное настроение, которое создавала музыка, доносящаяся из колонок торгового центра, и широкое разнообразие ресторанов, где с радостью могут налить за деньги, зарабатывая которые, мы тратим часы своей жизни, является идеальной ловушкой. И, заодно,  прекрасным олицетворением пира во время чумы. Но будь то фантастическая история или реальная жизнь, ясно одно: пока маркетинг владеет этим миром, энергичный танец алчности и тщеславия никогда не закончится.

Преодолев одну из самых длинных улиц города, я въехал по мосту на Северный район, ушел влево, затем в первый двор направо. Оказавшись возле подъезда, в котором живет док, я взял снимки, вышел из машины и торопливым шагом проследовал в дом.

– Тук-тук-тук! – сказал в такт стуку в дверь.

– Открыто! – донесся из квартиры голос дока.

Я открыл дверь, снял обувь и направился в гостиную.

На диване сидел док с папкой в руках. Я заметил, что он осматривал какие-то снимки, очень похожие на те, с которыми пришел к нему я.

– Еще один в очереди в ад? – спросил его.

– Тот же вернулся в очередь, – взглянув на меня исподлобья, ответил он. – Присаживайся и давай сюда свой снимок.

Я опустился в мягкое кресло и тут же подумал о том, что мне необходимо такое же. Чтобы не падать на кровать, а погружаться в кресло. И писать, писать…

– Андрей, снимок, – протянув руку, повторил док.

– А, точно, – отдал ему снимок. – Задумался.

Он взял его и начал осматривать. Сравнивая с другими снимками, которые лежали у него в папке, он супил брови и что-то бурчал себе под нос.

– О смысле бытия что ли? – спросил он, не отрываясь от снимков.

– Нет. В этом мире я все давным-давно понял.

Он положил снимки себе на колени и перевел внимание на меня.

– И что же ты понял?

– Для начала то, что если зимой не носить шапку, не заболеешь менингитом. Или то, что «Сланцы» не вид обуви, а город, в котором производили шлепки.

– Тьфу на тебя! – махнул он рукой, после чего вернулся к снимкам. – Я думал, ты что то интересное из жизни подметил.

Пока док разглядывал понятные лишь ему изображения, я вспомнил, что за полдня выкурил всего лишь одну сигарету. И ту с утра.

– Док, у тебя нет сигареты? – спросил я.

– Ты еще и куришь?! – возмущенным тоном прикрикнул он. – Я считал, что ты бросил эту дрянь, как только узнал о раке! Ты, вообще, в своем уме?!

– Нет. Я как курил так и курю.

– Сколько сигарет в день ты скуриваешь?

– Пару пачек. Плюс-минус.

Док отложил снимки на столик, который располагался справа от его кресла. На нем очень забавно смотрелась комбинация из статуэтки Нефертити с уже порядком заветренной мясной нарезкой и ночником в виде Ждуна.

– Ты меня вгоняешь в недоумение…впрочем, видя твои снимки, все становится на места. Единственное, что остается большим феноменом, так это то, что ты сейчас сидишь здесь и разговариваешь со мной.

– Ладно, с недоумением мы разберемся как нибудь позже. Скажи лучше, что там со снимками.

– Метастазы пошли дальше. И как мне видится, активность возникла относительно недавно. То есть в ближайшие недели. Опять же, нельзя с уверенностью сказать, но ты должен был ощущать ухудшение.

– Именно поэтому я и поехал делать томографию. Какие прогнозы?

– У тебя уже пять лет по прогнозам жирным шрифтом – смерть, но ты каким-то образом справлялся, – пожал он плечами. – Если бы я, как специалист, не был бы травмирован твоим примером жизнеспособности, то сказал бы пару месяцев. В твоем же случае… еще пять лет?

Я встал с кресла и, подойдя к порогу гостиной, повернулся к доку.

–В общем, я понял тебя, – сказал ему. – Тогда пойду торопливо дописывать книгу.

– Давай, Андрей. Постарайся продержаться как можно дольше.

Я поднял вверх кулак, в знак того, что я – кремень, но потом опустил его и спросил:

– Скажи, а зачем ты хранишь мои снимки? Да еще и дома?

– Думал, когда ты умрешь, через десять или пятнадцать лет продам их какому-нибудь коллекционеру, – буднично ответил он.

– Ты серьезно?

– Вполне, – не поведя и бровью, подтвердил он.

Понимающе кивнув, я вышел из комнаты, а потом и из квартиры.

Сходив в магазин за сигаретами, я вернулся в машину и, прикинув, что можно оставить машину на парковке и пойти на набережную, тронулся с места. Выехав за пределы района, я заметил капли на стекле. А спустя несколько минут, ознаменовавших обрушение дождя, больше похожего на тропический ливень, стало ясно: моим планам не суждено сбыться. Он то усиливался, перерастая в град, то ослабевал. Но не прекращался ни на секунду.

– Странное лето две тысячи двадцать третьего, – произнес я, не найдя в памяти но одного лета, в котором уместился бы еженедельный град и кратковременные дожди, делавшие из улиц реки.

Медленно проезжая по затопленному проспекту имени Михаила Нагибина, напротив торгового центра, под козырьком остановки, я заметил знакомую девушку. Среди безликой толпы она сильно выделялась за счет розового спортивного костюма. Костюма, который было сложно спутать или забыть.

Я свернул к остановке и опустил пассажирское окно:

– Эй, розовая, ты едешь домой? – спросил ее.

Она приподняла свои толстенные брови и, как мне показалось, с большим усилием оторвала глаза от телефона, переведя их на меня. Улыбнувшись, она окинула взглядом прятавшихся безликих людей так, словно все они находились в очереди за счастливой жизнью, но она, в очередной раз, проскакивает в обход ожидающих. Когда закончилась надменная сцена под названием «взгляд превосходства», началась «пленяющая походка королевы», в которой она эротично вставала с лавочки, брала бумажные пакеты в руки и с уверенностью Шэрон Стоун шагала ко мне. Так, по моему скромному мнению, выглядела она в своих же глазах. В моих глазах она была не больше, чем промокшая, уставшая девочка, которая слишком глубоко окунулась в образ королевы. Настолько глубоко, что это выглядело, скорее, комично, нежели эстетично.

– Мы знакомы? – спросила она в окно, стоя под ливнем.

Я в очередной раз оценил ее попытку притвориться востребованной дамой, которая не замечает, и уж тем более не запоминает людей, с которыми она часто пересекается днем. Оценил, но не засчитал.

– Ты либо полностью промокнешь и поедешь на автобусе, либо сядешь сейчас в машину, – сказал ей в ответ.

Она открыла дверь и села в машину.

Я тронулся с места. После чего сделал музыку немного тише. На случай, если вдруг она захочет поблагодарить меня словами через измученный инъекциями рот.

– Спасибо, – сказал я спустя пару минут коллективного молчания.

– За то, что разрешила тебе себя подвезти? – спросила она, видимо, свято веря в то, что единственное желание всех проезжающих мимо нее мужчин – это как-либо с ней повзаимодействовать.

Моей первой реакцией после ее слов было негодование. Затем мне в голову пришла прекрасная мысль выставить ее за дверь. Но позже меня осенило – это типичная присоска. Одна из множества дам, живущих в моем доме, являющейся яркой представительницей древней профессии. Кто-то из них открыт к предложениям, а кому-то важны ухаживания мужчины, с последующим «внутренним аукционом», который будет проводить ее мозг, прикидывая, насколько рентабельно раздвигать ноги перед ухажером. Данная девочка, как я полагал, была содержанкой в классическом представлении этого слова: один мужчина, который ее имеет, платит за арендованное жилье и иногда подкидывает денег на шопинг. И, судя по ее побрекушкам, сделанной груди и инстаграмной внешности, поступления на ее карту были вполне себе приличными.

– Да просто такси стоило шестьсот рублей. Я решила поехать на автобусе. Все из-за этого дождя, – убрав в сторону челку, произнесла она.

Переведя взгляд на зеркало заднего вида, в котором еще виднелся силуэт собственно выдуманной альтернативой «Темной Башни», я ухмыльнулся банальности сюжета. Подумав, как это кстати посадить себе на пассажирское жертву маркетинга. Это вполне по-ростовски: сделать себе грудь за восемьсот тысяч, но поехать домой в набитом людьми автобусе, чтобы не платить 600 рублей за такси. Или купить себе машину, по стоимости дома, и остаться жить в квартире размером с кухню.

– Я, кажется, припоминаю твое лицо, – посмотрев на меня, затем на экран машины, задумчиво произнесла она. – Какого года?

– Восемьдесят восьмого.

– Нет, я про машину! – прикрыв рот, она засмеялась. Засмеялась не от хаотичности своих мыслей, а от того, что я веду нить как нормальный, адекватный человек. Что, как я считаю, вполне нормально, учитывая ее социальный статус.

– Поедем ко мне? – спросила она.

– Поехали, – произнес я, устав сопротивляться и решив, что раз уж она попадается мне на глаза едва ли не каждый день, то почему бы и нет.

– Я тебе покажу дорогу.

Мне на мгновенье показалось, что она не притворялась, и у нее действительно проблемы с памятью. Но прийдя в себя, я отбросил это заблуждение. Ведь у нее проблем куда больше, чем жалкие провалы памяти.

Подъехав к воротам, ведущим в подземный паркинг, я начал рыться в бардачке в поисках пульта.

– Давай я угадаю, где ты живешь? – спросил с улыбкой, которая нормальным людям указывала бы на какой-то подвох. Которую, впрочем, она была не в состоянии расшифровать.

– Откуда ты узнал, где я живу? – удивилась она.

– Это все магия! – ответил, не отвлекаясь на проявление ее деменции.

– Нам здесь парковаться нельзя, а пульт мне не дали, – жалостливо произнесла она.

Найдя пульт, я нажал на кнопку.

– Спасибо за информацию.

Увидев, что я открыл ворота в паркинг своим ключом, она игриво посмотрела на меня. Мне стало интересно, какие кретины ведутся на подобные взгляды. Но, с другой стороны, не все девушки могут перевоплощаться в кошку и, в целом, не все обладают актерским мастерством. И именно потому, что она не одарена талантом перевоплощения, а когда пытается его проявить, выглядит это отвратительно, у нее в сумке лежат ключи от съемной квартиры, а не от своей.

Припарковавшись, мы вышли из машины и направились к лифту.

– Ты, наверное, знаешь и квартиру, в которой я живу? – сказала она отвратительным тоном наивной девочки, дотронувшись указательным пальцем до моего носа.

– Нет, в стенах этого дома моя магия не работает.

– Почему? – спросила она, надув губы.

– Потому что даже магия в недоумении от того, как в свое время надули миллионеров, продав им квартиры втридорога в доме, где слышно каждый шорох соседей. Нажимай кнопочку.

Она покорно нажала на восьмой этаж.

В ее съемной квартире было визуально холодно. Это тот случай, когда дизайнер, вдохновленный минимализмом, сделал просто неуютный ремонт. Телевизор, висящий в полном одиночестве на огромной стене, показывал хитросплетение судеб актеров. Под ним, на полу, лежали книжки, вперемешку со второсортными журналами о шалостях звезд.

Пока девочка, чьего имени я даже не знаю, прошла в ванную комнату, мне пришло в голову посмотреть на вид из окна.

Отодвинув плотную штору, я увидел на подоконнике статуэтку в виде черных крыльев. Я взял ее в руки и, принявшись внимательно ее осматривать, сыграл в игру «найди 5 отличий». Не сумев на память найти их, я прошептал:

– Интересно.

– Вот и я! – донеслось за спиной.

Безымянная соседка подошла ко мне со спины, обхватила руками торс, вцепившись пальцами в молнию джинс.

– Чего это ты мой оберег лапаешь? – взглянув на статуэтку, прошептала она на ухо.

– У меня такая же, – крутя в руках крылья, ответил ей.

– Серьезно? Я всегда хотела, чтобы у меня были еще одни крылья Ну, знаешь, под телевизор поставить по обе стороны. Для баланса.

Я повернулся к ней лицом, и случайно уткнувшись своими губами в ее губы, произнес: