Её Величество Змееныш

Спешно подготовленная для неожиданного поединка арена у выхода в летнюю половину дворца. Её белый, искристый песок. Прозрачный купол магической защиты, вставший стеклянной стеной вокруг нас. Сосредоточенные мужчины, кружившие на арене в яростном танце с боевыми мечами в руках. Бессмысленное и беспощадное противостояние.

Выпады, увороты, удары. Мой липкий страх, обезоруживающий, обволакивающий. Стремительные атаки Ильи, по-змеиному неожиданные и коварные. Его виноватые взгляды. Ускользающий из-под нападения король, нежданно ловкий, умелый боец, явно опытный и закалённый в сражениях. Брачная клятва, данная Ильёй, несокрушимым щитом прикрывала младшего Змеёва от ударов отца.

Но – не от ведьмы.

Стены зала давили на нас своей тяжестью, воздух был буквально пропитан моими дурными предчувствиями. Это я пропустила удар. Я та, кто должен был стать главной защитой Змеёныша, прикрывать его спину. И ставшая его уязвимостью, его слабостью. Из-за меня он не смог уклониться.

Вот Илья прикрывает меня, роняя на пол. Алый шлейф её платья больно бьёт по лицу, оставляя на нём жгучий след. Я разворачиваюсь и понимаю, что сама не успеваю ударить. Подпрыгиваю в броске, но не дотягиваюсь до неё. Мне не хватило буквально ладони.

Мир вокруг меня замер, будто само пространство и время остановились.Илья, защищая меня, грудью встретил удар Первой ведьмы. Внезапно возникший в её беспощадной руке монструозный кинжал стал неожиданностью для Василиуса. Король угрожающе крикнул на ведьму, потом резко вскинул свой меч, отступая на шаг, но это уже ничего не могло изменить.

Оружие смерти вступило на путь пресечения жизни. Каждую деталь я увидела с ужасающей ясностью. Плавно и беззвучно, словно в масло, нож вошёл в грудь Ильи. Всего несколько страшных мгновений – и на парадном камзоле стремительно и ужасающе распустился кровавый цветок…«Только живи».

Королевство Фростмор, погружённое в траур, ещё долго не сможет оправиться от произошедшего. Разрушенные башни дворца, как сломанные зубы великана, возвышались над городом, напоминая о трагедии.

Как?!

Как мне жить после этого, милый?

Я честно пытаюсь. Я даже не плачу. Каждый день открываю глаза, ощущая дыру в самом центре груди, словно там, где когда-то билось сердце, теперь зияет немая, холодная пропасть. Там, куда впился прокля́тый кинжал Первой ведьмы, осталась незаживающая рана. Пытаюсь не доставлять лишних хлопот добрым людям, меня так неожиданно приютившим.

Стараюсь жить заново, хотя каждое движение причиняет боль. Ем, когда меня просят, ковыряясь в еде, которая кажется безвкусной, как зола. Старательно улыбаюсь в ответ на какие-то шутки, хотя чужой смех звучит в ушах, как звон разбитого стекла.

Тепло одеваясь в тяжёлые меховые одежды, каждый день выхожу на прогулку. Ноги сами несут по скрипящей и белой обледеневшей дороге, на берег, к штормящему морю. Льда на нём давно не было, только чёрная водная бездна, шумящая на все голоса.

Здесь колоссальные, неукротимые волны с оглушительным грохотом падают на голые и мрачные прибрежные скалы, разлетаясь осколками звонкого стекла. В свете яркого солнца сверкают белая пена и брызги, замерзающие на лету в корку льда, толстым панцирем покрывающую берег.

Говорили, что море взбесилось с того самого дня, как дворец был разрушен, а принц с королевой бесследно пропали. Рассказывают, будто бы королевские ведьмы сцепились у ног короля, и теперь их обоих разыскивали по всему континенту.

Врут, наверное, хотя слухи тревожили и продолжали витать, словно призраки прошлого.

С того часа минуло уже пять лун².

Прокля́тая память подкидывала обрывки коротких воспоминаний не вовремя и разрозненно. Кровь, пропитывающая белый песок, алыми каплями стекающая по камням, шёпот Ильи. И вспышка моей ослепительной ярости, озарившая своды дворца чёрной молнией.

Каждый день на берег за мной приходил кто-то из младших Лоренсов и просил возвратиться на ужин. Я никак не могу научиться их различать, для меня все подростки в этом доме на одно лицо. Рослые, крепкие, неизменно вежливые и улыбчивые.

На обратном пути аккуратно придерживая под локоть, мой провожатый рассказывал их ежедневные новости.

Зачем? Понятия не имею.

Молча слушала и кивала невпопад, чувствуя себя чужой среди них.

Кто они мне? Соседи? Было бы несправедливо их так называть. Удивительно щедрые и гостеприимные Лоренсы никогда не задавали мне вопросов. Почему?

Глядя на этих людей, деливших со мной стол и кров, я продолжала мучиться сомнениями. Называть их друзьями было бы преждевременно, но они явно стали для меня чем-то бо́льшим, чем просто соседи.

Старшие члены весьма многочисленного семейства Лоренсов, с их глубокими, проницательными взглядами и уверенными жестами, совершенно меня не стесняясь, долгими вечерами за чаем и ароматными, тёплыми пирогами, живо обсуждали свои торговые дела и вели себя так, будто я тоже была кем-то из них. Старшей дочерью или даже одной из хозяек.

Они заговаривали со мной на равных, и во взглядах добрых Лоренсов, тёплых и участливых, я ни разу не заметила тени брезгливости или неудовольствия. А ведь я не похожа на них. После бала мои волосы, когда-то длинные и шелковистые, теперь коротко обгорели, торчали в разные стороны, как опалённые ветром травинки. Руки были покрыты светлыми полосами уродливых «морозных» шрамов, которые расползалисьь, как трещины на старой фарфоровой вазе. И глядя на это, я долго не могла решиться взглянуть в большое зеркало, украшавшее мою комнату, боясь увидеть в отражении незнакомку.

Вдруг он тоже меня не узнает?

¹Десятина – в данном контексте – архаичная мера времени, равная десяти дням. (В историческом значении – мера площади земли).

²Луна – в значении «месяц» (пять лун = пять лунных месяцев).

Глава 7. Сны дома Лоренсов

«Не тот живёт больше, кто живёт дольше» В. И. Даль. Пословицы русского народа.

Море. Целая бездна холодной воды, ещё недавно пугавшей меня до потери сознания. Я висела у самой поверхности толщи и смотрела на яркие лучи, разрезающие клинками ночное небо, косо падающие на кромку воды. Крохотные рачки танцевали свои быстрые танцы на его ярком фоне, словно белые искорки в золотистом тумане.

Над морским горизонтом сияла звезда. Её зов тревожил. Будил во мне нечто острое, неприятно-болезненное, человеческое. Память медленно возвращалась. Она тоже будто выныривала из глубины колдовского морока, вытаскивая за собой разрозненные обрывки моих порядком потрёпанных воспоминаний.

Я не просто огромная рыба, обитающая в океане. Набить брюхо жирной селёдкой и крилем – не главная цель моей жизни.

Мысли прыгали мелкими пузырьками, раня и раздражая.Зов до боли знакомой звезды. Громкий крик его сердца. Всё это время я его слышала. Словно прочная нить, он держал меня на поверхности человеческого сознания, не давая стать рыбой навек. Перед глазами вдруг встал его профиль. Я вспомнила имя. Илюша. Змеёныш.

Где ты теперь, мой несносный мальчишка? Сказал мне, что ждёшь. А я предала тебя, бросила!

Плавный взмах плавника, и морское чудовище медленно развернулось, своим рыбьим чувством улавливая ближайшее нужное течение. Разворот гибкого тела, разрезающего волну, и я полетела подводной стрелой.

Сердце вело меня на восток. Мимо скалистых островов, коварные жители которых ловят рыбу сетями, похожими на облака. Мимо широкой песчаной косы, вокруг которой всегда было море добычи, и злые моржи, и касатки-разбойники, не боявшиеся даже меня, водной нечисти.

Туда, где солнце выплывает из океана, окрашивая горизонт алыми мазками зари. Где подводные камни встречают несчастные корабли, вгрызаясь острыми каменными зубами в борта обречённых судов. К Прокля́тому острову. Моё сердце болит так отчаянно, что, кажется, выпрыгнет из груди чешуйчатого чудовища.

Где ты, любовь моя?

Огромная рыбина – я гибко скользила между хищных камней, серебряной чешуёй лишь едва задевая их пасти. Я видела тёмный берег. На нём одинокий костёр горел синим магическим пламенем, отбрасывая призрачные отблески на прибрежные валуны. Такое не согревает живых. Оно загорается рядом с мёртвыми.

Илюшенька, ты обещал дожидаться меня. Неужели солгал?

Я здесь. Вместо рук – плавники, вместо ног – рыбий хвост. Посмотри на меня и узнай.

Я кричала и билась в воде, орошая прибой своей кровью. Волны её жадно слизывали, сияя искристым оттенком древнейшей магии.

Магии Вечного океана. Её блики тянулись туда, где высокие скалы нанизывали на свои острые зубы морские туманы и расчёсывали каменным гребнем смертоносные бури. Крик чудовищной рыбы подхватывал крепкий бриз, унося его выше и выше. К тому, кто неподвижным и чёрным пятном замер на постаменте скалистого острова и безысходно был нем.

Мёртвые ветра не слышат. Я здесь, а он – там. Всё оказалось теперь безнадёжно и совершенно бессмысленно…

Хватая ртом воздух и судорожно цепляясь руками за тяжёлое меховое одеяло, я вынырнула из клокочущей глубины своего кошмара. Спустив ноги на пол, медленно выползла из постели, осторожно нащупала меховые чуни¹, нечто среднее между тапочками и унтами. Сон был так реален, что я задрала полы тяжёлой рубашки и посмотрела на голые ноги.

Сухо, чисто и никакой чешуи. Это только лишь сон.

За узким окном царил утренний полусумрак. Громко тикали круглые выпуклые часы на стене, сплошь увешанной узорчатыми коврами, сшитыми из кусочков разноцветных гладких шкур. Большой дом был весь убран такими или старинными гобеленами. Все изыски местного дизайна были подчинены одной цели: сохранению света и тепла.

С того часа, как я здесь оказалась, минуло уже десять лун.Многое изменилось.

Десять лун я живу в этом странном доме, затерянном среди бескрайних снежных просторов. Десять лун я просыпаюсь от одного и того же сна, где я чудовище с рыбьим хвостом, где я предала свою любовь, где я потеряла себя в морских глубинах.

Но здесь, в этом доме, всё иначе. Тут я человек. У меня есть руки и ноги, я могу ходить по земле, греться у настоящего огня, а не у того синего магического пламени, которое горит рядом с мёртвыми.

Я часто сижу у окна, глядя на бескрайние снежные просторы, где ветер играет с позёмкой, создавая причудливые, стелющиеся узоры. Иногда мне кажется, что я вижу в этих орнаментах очертания морских волн, но я быстро отбрасываю эти мысли. Нет места фантазиям. Есть только суровая реальность северной жизни.

Хозяйка дома, старая Лора, мать главы рода, – женщина с седыми косами и морщинистым лицом, часто застаёт меня за этими размышлениями. Она ничего не говорит, просто приносит мне чашку горячего, дымящегося травяного отвара и садится рядом, глядя на то же окно. Мы молчим, но в нашем безмолвии есть особое понимание.

Всех женщин дома Лоренсов зовут Лорами. Лора Старая, Первая Лора, Средняя Лора, Младшая Лора. Все молоденькие девушки – Лорис. Все девочки, а их в доме немало – Лори. Мужчины – Лораны и Лорены с Лорилами. Все друг на друга похожи: русоволосые, ясноглазые, рослые, сильные, крупные. Добродушные и непоколебимо спокойные.

Они – словно сам север.

Лишь мне дали новое имя. Эвин – «жизнь», «дыхание». Теперь меня так зовут, и это прозвище хорошо подходит ко мне, новой. Своё прошлое имя мне очень хотелось забыть, но оно так похоже на новое…

Злая ирония?

Я научилась жить заново. Вставать с боем часов, умываться ледяной, больно кусающейся водой, справляться с непривычной одеждой, помогать женщинам рода на кухне, возиться с детьми и стараться быть незаметной. У меня это получается. Раны зажили, боль отступила. На мои каждодневные прогулки на берег моря давно никто не обращает внимания.

Но каждую ночь, когда приходит время сна, я снова возвращаюсь в те морские глубины, становлюсь той, кем была когда-то, и теряю его. Опять остро чувствую боль предательства и отчаяния. И каждый раз просыпаюсь с одним и тем же вопросом:

Неужели всё это было лишь сном? Или это моя настоящая жизнь – тоже сон?

Может быть, я по этой причине так часто сижу у окна, глядя на северное сияние, играющее на небе, словно морская рябь. Может быть, я жду, что однажды среди этих светящихся полос я увижу его силуэт, услышу его голос, почувствую его прикосновение.

Но проходят дни, проходят луны, и я продолжаю жить в этом доме, среди меховых одеял и узорчатых ковров, верить и тихо надеяться, что однажды всё изменится.

Я снова смогу стать собой, кем бы я ни была на самом деле.

А пока я просто живу. Живу и жду. Жду и надеюсь. И каждый раз, просыпаясь от того же сна, я благодарю судьбу за этот дом, за жизнь, за возможность начать всё сначала. Если это лишь иллюзия, сон внутри сна – это всё равно лучше, чем ничего.

Я давно бросила все попытки запомнить многочисленных членов семьи в лицо и мысленно благодарила судьбу за странные местные семейные традиции зваться одним именем. Уверенно отличала лишь старую Лору, её старшего сына, меня спасшего главного Лоренса и его основательную супругу – первую Лору.

Время медленно шло. Ничего мне не предвещало тревог.

Пока седмицу² назад за общим столом дома Лоренсов не появился новый персонаж. Я не смогла пропустить его, неожиданно для себя поймав взгляд, полный яростной, жгучей ненависти.

Даже на фоне массивных мужчин дома Лоренсов незнакомец был высок и широкоплеч, с волосами цвета воронова крыла, которые резко контрастировали с белоснежной кожей. Его глаза, пронзительно-синие, словно северное море в шторм, буравили меня насквозь. В их глубине пылало такое острое отвращение, что у меня перехватило дыхание.

Он сидел в дальнем конце стола, но его присутствие заполнило всю комнату. Остальные члены семьи, казалось, не замечали его взгляда, продолжая спокойно трапезничать. Только Старая Лора, на мгновение подняв глаза от своей тарелки, едва заметно кивнула мне, словно говоря: «Я знаю, я вижу».

Эмоции гостя были такими знакомыми, такими… личными. Как будто он видел мою истинную сущность, знал всё то, что я пыталась спрятать даже от себя самой.

После ужина, когда все разошлись по своим делам, я осталась у окна, пытаясь унять дрожь в руках. Северное сияние за стеклом сегодня было особенно ярким, и в его танцующих всполохах мне снова почудились морские волны. Но теперь к ним примешивался ещё один образ – силуэт мужчины с синими глазами, полными жгучей ненависти.«Кто ты?» – прошептала я в тишину комнаты.

Старая Лора, неслышно приблизившись, положила сухую тёплую руку на моё плечо.

– Прости младшего сына, Эвин… – тихо произнесла она. – Он пытался не возвращаться. Но противиться воле судьбы не под силу обычному человеку. Похоже, пришло время рассказать тебе кое-что. Обещай мне не убегать от нас после этого.

Неужели это начало конца моего спокойного существования в доме? Рвано вздохнув, я развернулась, пристально вглядываясь в невозмутимое лицо старухи. Сколько лет старой Лоре? Говорят, её муж утонул вместе с их кораблём.

Когда? Я так и не научилась считать земные годы по местным лунам.

– Мне бежать больше некуда.

Я ответила просто. Лора молча кивнула и вышла из комнаты. В этот вечер меня больше никто не тревожил.

Ночью я долго не могла уснуть, прислушиваясь к каждому шороху в доме. А когда, наконец, провалилась в сон, мне приснилось всё то же видение, но в нём впервые появился новый персонаж – человек с синими глазами.

Он смотрел на меня с той же жгучей ненавистью, что и за общим столом.

И глядеть на меня так он имел полное право. Я откуда-то знала и это.

Очевидное понимание наполняло не страхом, а странным предвкушением грядущих перемен.

¹Чуни – простая крестьянская обувь, часто просто сплетенная из лыка или веревок; здесь – указание на простоту и функциональность меховой обуви.

²Седмица – устаревшее слово, означающее неделю (семь дней).

Глава 8. Тайна имени

«Добро по миру не рекой течёт, а семьёй живёт». В. И. Даль. «Пословицы русского народа».

Утро прошло, как обычно. За общим столом вчерашний незнакомец упорно прятал глаза и делал вид, что не замечает меня. Мысленно поблагодарив его, я привычно помогала хлопочущим у стола женщинам. Забрав из рук Тонкой Лоры самого младшего из Лорилов, сегодня особенно громко капризничавшего, сунула ему в тонкие пальчики забавный узелок из тряпиц, чем-то похожий на зайца, и уговорила мальчишку поесть.

У многочисленных детей рода Лоренсов всего было в избытке: резных деревянных игрушек, тёплой добротной одежды и ласковых рук явно любящих родственников. Ели все жители дома досыта, и, судя по разнообразию блюд в повседневном меню, авитаминозы здесь никому не грозили. Не хватало лишь солнца… Серый дневной полумрак не мог его заменить. С каждой новой луной вечной ночи дети выглядели всё бледнее и тоньше. Глядя на них, Старая Лора печально поджимала губы и тихо шептала молитвы каким-то богам.

Которым нет дела до Лоренсов.

Сразу же после завтрака ко мне неожиданно подошла супруга старшего Лоренса – Главная Лора. Молча взяв меня за руку, повела в сторону выхода из дома. Наспех накинув тяжёлые шубы, мы с ней вышли в зловещую снежную темноту позднего утра и двинулись в сторону круглого низкого здания, стоявшего во дворе неподалёку. Раньше я не замечала его.

Туда не вела ни одна плотно утрамбованная или расчищенная тропинка. Выдав мне короткую лёгкую лопату, больше похожую на весло, Лора кивнула куда-то. Проследив за её взглядом, я увидела верхний край узкой двери, едва выступающий из-под белого снежного полога. К ней нам пришлось пробираться буквально по шею в сугробах. Кутаясь в шубы и меховые капоры, мы упорно барахтались в рыхлом снегу, пока не упёрлись в обледенелую стену.

Здесь Лора меня отодвинула в сторону, и ещё битые четверть часа она выкапывала похожую на бойницу чёрную дверь. Я ей не мешала, лишь отгребала с тропинки промёрзшие твёрдые снежные комья.

С немалым трудом, отодвинув обитый кованой медью запор, женщина отворила проход. Громко скрипнули петли, и из тёмного чрева промёрзшего дома мне в лицо хлынул холод.

С неимоверным трудом удержавшись на подкосившихся вдруг ногах, я судорожно вцепилась в плечо своей рослой спутницы. Она молча поставила у порога лопату и шагнула вперёд, увлекая меня. Нащупав правой рукой на невидимой полке стеклянный светильник, Лора чем-то щёлкнула, и оранжево-красное пламя подпрыгнуло в её пальцах, осторожно нащупывая обгоревший фитиль толстой белой свечи.

Тьма не исчезла. Жуткая, так пугающе ощутимая, вязкая. Она лишь на шаг отступила, щерясь чёрными иглами страха из тёмных углов. Я испуганно замерла на пороге, не в силах сделать и шага вперёд.

Лора громко вздохнула и, крепко подхватив меня под локоть, буквально втолкнула в зияющую темноту. Отрезая путь к бегству, пронзительно скрипнула дверь за спиной. По доскам промёрзшего пола прогрохотали наши с Лорой шаги. Внутри дома царил густой мрак. Покрытые инеем стены едва освещал тусклый свет нашей робкой свечи. Уже мне знакомый запах ритуальных курений витал в спёртом воздухе.

Всё ещё цепко держа меня под руку, Лора смело шагала вперёд, и я молча следовала за ней, стараясь не сбиться с шага. Миновав узкий коридор, мы вошли в просторную круглую комнату. В тускло мерцающем свете несмелого пламени отчётливо проступили пейзажи длинных настенных гобеленов. Запах курений усилился.

В центре странного помещения стоял массивный и свежеструганный деревянный стол, что само по себе теперь было редкостью: со времён начала вечной зимы леса на стремительно вымирающем континенте остались лишь на побережье.

В пронзительной тишине каждый шорох отдавался трепещущим эхом. Звук моего собственного дыхания становился всё тяжелее. Почему мне вдруг стало так страшно?

Я подняла взгляд, присматриваясь внимательно. На гобеленах, украшавших стены комнаты, были изображены сцены охоты на дивных зверей и роскошная зелень лесов. Наконец, отпустив мою руку, Лора медленно подошла ближе к столу, поднимая светильник над ним. Стол оказался затянут толстым войлочным покрывалом, богато украшенным белым орнаментом инея.

В его центре лежал человек. Женщина. Молодая, довольно красивая и удивительным образом похожая на… меня? Только мёртвая.

Лицо незнакомки казалось фарфоровым. Кукольным и совершенно безжизненным. Неровно обрезанные волосы светло-пепельного оттенка покрыты иголками инея. Плечи и грудь плотно обтягивала тонкая белая рубашка, больше похожая на саван. Ноги прикрыты пушистыми шкурами. Глаза крепко закрыты. Бледные губы поджаты в подобие скорбной улыбки.

Словно в жутком отражении я увидела в ней себя. Мне ведь тоже обрезали волосы. Я всё думала – чтобы не мыть лишний раз. И цвет они поменяли. После того злополучного поединка я изменилась. Глаза словно бы выцвели, потеряв свою яркую зелень. Вся я стала в чём-то похожа на старую, выгоревшую фотографию со стены.

Прикосновение тёплой и жёсткой руки отрезвило. Лора заглядывала мне в лицо с выражением самого полного и искреннего сочувствия.

– Это Эвин², молодая жена младшего брата моего Лоренса, – прошептала она. – Зима выпила её душу за луну до того, как мой муж нашёл тебя.

– Эвин… – прошептала я, с огромным трудом разлепив пересохшие губы.

– Да, ты приняла её имя. Он любил её. Тёмному Лоренсу больно видеть тебя среди нас.

Эвин… Что заставило меня сделать шаг к телу несчастной? Чувство острой необходимости. Отстранённо подумав о том, как чудовищно трудно бедному Тёмному Лоренсу видеть меня в доме своих родителей, я приблизилась к ней и дрожащими пальками прикоснулась к холодной руке.

И увидела нить человеческой жизни. Едва ощутимую, тонкую, словно лучик дальней звезды в чёрном небе Форстмора.

– Она… жива? – мой голос дрогнул.

– Да, – Лора громко вздохнула, поправив прядь светлых волос на высоком лбу девушки. – Пока ещё. Иногда души ушедших возвращаются. Это случается очень редко, раз в тысячу лун, даже реже. Но если солнце однажды взойдёт, души жертв зимы уйдут вместе со снегом. Эвин уже далеко ушла от нас по зимней тропе. Её след заметает позёмкой.

Поэтично и страшно. Ярко представив себе этот след на заснеженной целине и мужчину, смотрящего в спину ушедшей возлюбленной, я содрогнулась от ужаса.

– Вы подумали, что я…? – договорить я не смогла, слова словно к небу примёрзли.

– Нет, детка! – Лора поправила мех на ногах несчастной и водрузила светильник на стол. – Мы не настолько наивны. Ты ведь та самая ведьма, которую ищет вся стража нашего королевства?

Я подняла ошарашенный взгляд на неё и молча кивнула. Лгать смысла не было. Лоре не нужен был мой ответ.

– Мы так и решили. Можешь не волноваться: твоё платье мы сразу сожгли, драгоценности выбросили в море.

Я нервно вздохнула. Бесценные артефакты Элен вернутся к владелице, а мои… Очень жалко колечка Ильи. Хотя что-то мне тихо подсказывало: море вернёт их. Оно не обидит русалку. Или кто там теперь я?

– И вы меня спрятали? – пытаясь осознать всё услышанное, я гулко сглотнула, стараясь всмотреться в круглое лицо своей спасительницы. – Но… зачем? Ведь если меня здесь найдут…

– Не найдут, – тоном, не терпящим возражения, прервала меня Лора. – Надежды на возвращение Эвин у нас почти нет. Мы решили дать тебе этот шанс, однажды заметив, как вы с ней похожи, сделали вид, что наша невестка проснулась. Вечной зимой люди особенно охотно верят в чудеса. А то, что ты стала странной и многое позабыла… Встреча со смертью ни для кого не проходит даром.

– Спасибо… Я ваш вечный должник.

– Боги щедро всегда отдают за добро.

Я в ответ лишь усмехнулась. В королевстве вечной зимы людям нужна вера в щедрость богов.

– А как же… она? – не могла не спросить.

Не проронив ни слова в ответ, Лора неспешно направилась к стене, увешанной гобеленами, и раздвинула их тяжёлый полог. Ярчайший свет ударил в глаза, заставляя их слезиться. В первые мгновения мне почудилось, что за покрытыми инеем плотными шторами спрятано небольшое окно, за квадратным проёмом которого сияет яркое, летнее, жаркое солнце, ударом горячих лучей разогнавшее мрак этого склепа.

Но это была лишь иллюзия. В неглубокой нише стоял крупный зеленоватый магический кристалл, заключённый в серебряную оправу. Судя по моим ощущениям – простейший из концентраторов³, который когда-то собрал последние лучи зимнего солнца и превращал их в подобие летнего дня. Его сияние озарило комнату, превратив покрытые инеем стены в сверкающие хрустальные колонны, а тусклый свет свечи – в жаркое полуденное сияние. Полезная штука.

В его свете лицо Лоры казалось почти молодым.

– Это семейный защитник, – произнесла она, разворачиваясь ко мне. – В каждом родовом доме Форстмора есть подобный артефакт, защищающий членов семьи от цепких когтей злой зимы. Её уберечь он не смог… Бедная девочка, она не успела войти в наш род и принять своё новое имя. Тёмный Лоренс корит себя и за это.