Багровый цвет величия

Марк чувствовал себя сбитым с толку ее поведением. Алкоголь еще ни одного человека не сделал здоровым, а Виолетте и вовсе пить противопоказано. Кого-то завтра будет мучить жесткое похмелье.

– Если ты чувствуешь, что тебе нужна помощь, я помогу, – решительно заявил Марк. – Завтра же отвезу тебя к врачу. Как давно ты поняла, что зависима?

Она громко и раздраженно застонала в подушку, уязвленная его непониманием.

– Да не хочу я к врачу! – воскликнула Ви. – Мне не нужна помощь, и никакая я не зависимая!

– Но ты же говоришь про запрет. Кто должен запретить тебе пить, если не врач?

– Можно запретить не только пить. И это должен сделать не врач. Черт бы тебя побрал, Марк! Ты не понимаешь!

– Нет.

Виолетта сжала одеяло в руках и посмотрела на Марка с такой злостью, что он почувствовал себя виноватым.

– Уходи, – бросила она ему.

Но он не хотел уходить, так что предпринял новую попытку:

– Уверена? Я могу побыть с тобой до утра…

– Вали, Марк! – закричала Виолетта в слезах.

Друг тяжело вздохнул и направился к двери, ничего не понимая. Что такого он сказал, из-за чего его любимая Вишенка разозлилась? Как бы там ни было, Марк решил, что поговорит с ней днем, когда она протрезвеет, а до тех пор не станет загоняться из-за слов пьяной подруги.

– Я позвоню после двенадцати, – пообещал он и у двери добавил: – Еще раз с днем рождения, Ви.

АКТ II. ОБЪЕКТ ОБОЖАНИЯ

– Ужасный вечер! – сокрушался Богдан, скрипя зубами от злости и холода. – Еще один ужасный вечер.

Он повторял это снова и снова, пока брел к автобусной остановке. Холодный свет фонарей заливал усыпанную снегом дорогу, большие белые хлопья кружились в хаотичном танце, подгоняемые пронизывающим ветром. Он остужал не только тело, но и голову, поднимал морозную крошку с сугробов и уносил прочь. Один из приятелей Богдана говорил, что зимний Петербург – это ад на земле. Высокая влажность и порывистые ветра, характерные для Северной столицы, запросто превращали минус пять в минус двадцать. И все же Малиновский не мог не любить этот город, одинаково приветливый и молчаливый.

– Я помню холодный ветер с Невы… – пропел он знакомые строки и тут же укусил себя за губу. Такой романтики в Питере едва сыщешь, наоборот, кто-то из прохожих подумает, что Богдан употребил лишнего.

Он ускорился, но не успел дойти до остановки, как услышал позади громкий звук клаксона. Богдана чуть инфаркт не хватил, и наплевать, что он еще молод и полон сил. Он обернулся. Знакомая машина подъехала к тротуару, окно приоткрылось. Из салона показалось уставшее лицо с трехдневной щетиной и покрасневшими от недосыпа глазами. Это был Виталик – знаменитый на всю общагу оболтус и лентяй.

– Какого хрена, Виталик? – возмутился Богдан, останавливаясь рядом с машиной.

– Что, уже в штаны наложил? – поддел однокурсник. – Куда таким холодом собрался?

– В институт. Забыл поставить печать в деканате. На слово же никто не поверит, что у меня нет прогулов и хвостов. А завтра с утра надо быть в другом корпусе.

– О, так я тоже туда еду! – обрадовался Виталик, словно это что-то значило для него. – Запрыгивай в тачку – подвезу. Будешь развлекать меня по пути, а то в пробке одному торчать скучно. Ненароком отрублюсь еще.

– Ага, конечно, – пробубнил недовольный Богдан, но в машину залез. Виталика он как-нибудь стерпит, а вот колючий мороз – вряд ли. Вечер не так ужасен, как казалось поначалу. Богдану сказочно повезло встретить хорошего знакомого, направляющегося в институт по своим делам.

– Тоже едешь за печатью? – спросил Богдан, когда они медленно перестраивались в соседний ряд.

– Куда там! Сначала все хвосты закрыть надо. Мне позвонила моя Алёнка, попросила забрать после лекции. А как ей, такой милахе, откажешь? – Виталик заметил, что Богдан как-то притих после этих слов, и решил подколоть: – Ты себе так и не нашел девушку?

– Мне она и не нужна. – Богдан смотрел в окно, на темное небо и здания, мимо которых они проезжали. Движение на дороге было медленным и оттого более мучительным.

– Как это не нужна? – удивился Виталик. – Всем нужна дама сердца. Сидишь как сыч в своей общаге, поэтому у тебя никого нет. Сходил бы хоть раз в бар, развеялся. Глядишь и подцепил бы хорошенькую девочку.

– Мне некогда ходить по барам.

– Весь в учебе, – догадался однокурсник. – Понимаю. Случай безнадежный.

Виталик махнул на него рукой и включил радио. Время от времени музыку прерывали помехи на радиостанции. Богдан ушел в свои мысли. Он не стал говорить, что совсем не прочь встречаться с девушкой, вот только «кто-нибудь» ему не подходит. Богдан стыдился себя: своей невзрачной внешности, замкнутости и нерешительности. Та, на которую он давно положил глаз, никогда не посмотрит в сторону ущербного студента, живущего в общаге с непутевыми соседями. Она вращалась в других кругах, куда дорога Богдану была закрыта с рождения.

Соседи по комнате называли его романтиком, который родился не в свое время. Идеальные отношения между парнем и девушкой он представлял как механизм, работающий слаженно и без поломок. А сами девушки виделись замка́ми, к которым нелегко подобрать ключ. Пока соседи в общаге отмечали день рождения одногруппника, распивали дешевое пиво и обсуждали, с какими девчонками переспали, он решил выйти на свежий воздух, а заодно сделать полезное дело в деканате.

Богдан отличался от других студентов. Подцепить девушку в клубе и провести с ней ночь казалось ему отвратительной идеей. Слушая рассказы ребят о ночных похождениях, Богдан не мог поверить, что кто-то соглашается провести время в пьяном угаре и при этом даже не задумывается о последствиях такого безобразного образа жизни. Он считал, что истинная любовь строится на доверии и взаимопонимании, на принятии другого человека и его взглядов. В противовес этим мыслям обычный перепихон Богдан воспринимал как предательство самого себя. Всякий раз, когда парни из общаги звали его с собой в бар или клуб, он искал причины для отказа. И впоследствии это стало поводом для жестоких и обидных шуток.

Но пьяному веселью наступал конец, как только у соседей Богдана заканчивались деньги. На трезвую голову его не трогали, а даже уважали, потому что он одалживал им конспекты. Учеба давалась ему без проблем, а вот общественная жизнь – не очень. Он так и не стал местным активистом, волонтером или примером для подражания. С разрешения водителя Богдан приоткрыл окно, чтобы завывающий снаружи ветер отвлек от чувства вины перед самим собой.

Наконец, спустя вечность, они добрались до института. Снегоуборочные машины работали вовсю, но их мощности не хватало, чтобы полностью расчистить дороги: снег все прибывал и прибывал. Пробормотав слова благодарности, Богдан вылез наружу и чуть не поскользнулся на льду. Неудача была его единственной верной спутницей. «Ну чем не девушка?» – подумал он, приближаясь к знакомому зданию.

Студенты после лекции высыпали на улицу. Ни метель, ни холод не испортили им настроение, ведь сегодня пятница – настоящий праздник для работяг и учащихся. Ни на кого из них Богдан не смотрел. Его не интересовали пустые разговоры, раздражали тупые шутки и довольные улыбки на пол-лица. Со многими студентами он редко пересекался, а если это и случалось, то Богдан не запоминал их физиономии. Смотреть на людей в городе-миллионнике – это последнее, что хочется делать.

Он почти дошел до дверей, предвкушая, как с минуты на минуту холод сменится теплом. Но его ноги остановились раньше, чем Богдан успел осознать. Среди неразличимой массы людей, спешащих по своим делам, он увидел ее. Девушка шла ему навстречу, пряча нос в вязаный шарф, и сосредоточенно смотрела под ноги, чтобы не поскользнуться. В красном приталенном пальтишке и белой пушистой шапке она смахивала на сказочную героиню. Осознав, что он стоит у нее на пути, Богдан отошел в сторону, и девушка прошла мимо, едва ли заметив незнакомого парня. Его голова невольно повернулась в сторону красного мотылька, летящего неведомо куда. Богдан собирался войти в здание, но при виде нее забыл обо всем. Тело отказалось повиноваться, повернулось и зашагало следом за девушкой. Если он упустит возможность полюбоваться ею хотя бы на расстоянии, то никогда себе этого не простит. Девушка в красном пальто значила для него больше, чем весь этот город и его жители.

Богдан любовался ее изящной походкой и попытками спрятаться от мороза в теплый шарф. Он не решался подойти к ней, поприветствовать или, чего хуже, предложить заскочить в кофейню погреться. Богдан помнил, что у нее сегодня день рождения, и хотел поздравить лично. Но куда там! Они слишком разные. Она – красавица, мечта любого парня, отличница и активистка. Он – чудовище, которое живет не в старинном сказочном замке, а в обшарпанной общаге. Если когда-нибудь их пути все же пересекутся, то едва ли они найдут общий язык и темы для разговора. Богдан ощущал себя крупицей песка, затерянной среди миллиарда таких же песчинок, в то время как Она была благородной львицей, чьи лапы беспощадно топтали этот песок в поисках добычи. Несмотря на все различия между ними, Богдан радовался любой возможности видеть ее и провожать до дома, держась на почтительном расстоянии.

Лишь очутившись во дворах, он занервничал, потому что занервничала она. Девушка оглянулась – Богдан едва успел спрятаться за припаркованной машиной, чтобы она его не увидела. Сердце неистово колотилось в груди, во рту пересохло. Богдан гадал, почему девушка остановилась. Она его увидела? Почувствовала на себе чужой взгляд и пришла в ужас? Он опустил голову, дрожа от стыда, который накрыл его лавиной. В этот самый миг Богдан мало чем отличался от своих неадекватных соседей по комнате, которые думали только о собственном удовлетворении. Из романтика он превратился в сталкера, пожирающего взглядом недостижимый идеал.

Когда Богдан осторожно выглянул из-за машины, девушки уже и след простыл. Дрожь в ногах усилилась. Поплывший от эмоций рассудок рисовал картину, как небритый взрослый мужчина хватает ее и утаскивает в темноту переулка, чтобы сотворить с ней какую-нибудь мерзость. Как она, беззащитная и невинная, отталкивает его тоненькими ручками и пытается позвать на помощь, а насильник затыкает ей рот большой ладонью и расстегивает ширинку…

Сорвавшись с места, Богдан поспешил вперед. Он осматривал темные углы и вслушивался в завывание ветра, чтобы не упустить ее зов о помощи. Редкие прохожие сторонились Богдана, наверное, принимая его за того самого насильника. Он быстро шел и задавался вопросами: почему в какой-то момент она остановилась и все ли с ней хорошо теперь?

Ноги сами привели его к знакомому дому на Миллионной. Позволить себе квартиру в этом районе могли далеко не все, и Богдан гадал, кто же обеспечил его девушку столь роскошной жилплощадью. Услышав ее приятный голосок, он спрятался за угол и вздохнул с облегчением. Мысль о том, что с ней все в порядке, успокаивала и грела сердце. Скрываясь в тени, Богдан выглянул и увидел, что она не одна. Возле ворот стояла черная машина, цена которой переваливала за шесть, а то и семь нулей. А рядом с девушкой крутился дерзкий и напористый Игорь. Богдан мало о нем слышал и знал только то, что он фантастически богат.

Расстояние между ними и Богданом было слишком велико, чтобы подслушать разговор. Но все это время он следил за девушкой с твердым намерением помочь, если богатый нахал начнет распускать руки.

Именно такие парни ей и нужны, обреченно думал Богдан. Решительные, обеспеченные и уверенные в себе. С Игорем она сможет ни в чем себе не отказывать и жить на полную катушку. Она как никто другой заслуживает самого лучшего. Богдан и раньше осознавал суровую реальность, но сейчас она ударила его под дых и выбила из легких воздух. Он был обижен на самого себя, на свою никчемность и неприметность в огромном городе. В огромном мире. Богдан метался из одного угла переживаний в другой и спрашивал себя: что ему сделать, чтобы приблизиться к ней и достоин ли он вообще приближаться к такой, как она?

Богдан ушел, как только убедился, что девушка зашла в парадную. До общежития пришлось добираться на метро, а затем еще пройти нехилое расстояние. Он смертельно устал, как после марафона, поэтому тяжело дышал и кашлял от сухого воздуха. У входа, за своим старым столом, сидела Любовь Николаевна, которую все величали Бабой Зиной. Она не упускала повода залететь в комнату подобно злобному псу (чаще со шваброй наперевес), чтобы разогнать балаган и пригрозить нарушителям порядка выселением.

Когда вошел Богдан, она рассматривала разворот с кроссвордом. За ее спиной, прислоненная к стене, стояла знаменитая на всю общагу швабра, видавшая виды. Обгрызенный карандаш укатился на самый край стола: кажется, Баба Зина устала думать над словами и задремала, но тяжелый кашель вернул ее в реальный мир. Богдан понял, что она уже побывала в их комнате.

– Чаво? – Баба Зина вскочила и напялила очки. – За пивом ходил, небось? Что, тех баклажек вам мало?

– Так я ж пустой, – развел руки Богдан. – Если хотите, расстегну куртку – проверите.

– А где шатался тогда? Гляди, весь синий, как мой сосед алкаш с пятого этажа. Спал на улице, что ль?

– Ездил в деканат по делам. Вот, пока вернулся, чуть коньки не отбросил. Холод собачий.

Любовь Николаевна протянула что-то вроде «а-а-а» и махнула рукой, позволяя войти. Затем взяла в руки газету и вернулась к разгадыванию кроссворда. Богдан отряхнулся от снега и поспешил к лестнице, расстегивая пуговицы на куртке.

Хохот из его комнаты разносился по всему этажу, но никто не торопился идти и успокаивать пьяную компанию. Богдан неспешно, стараясь как можно сильнее отсрочить момент встречи, подошел к двери. Через нее просачивался запах пива и чего-то едкого. Он с тяжелым вздохом вошел в комнату.

Парни сразу затихли. От гнетущей тишины Богдану стало не по себе.

– О, это же наш Богданчик! – Вовка, виновник торжества, нарушил молчание первым.

– Штрафной, получается! – хохотнул его приятель Слава.

Он вскочил с кровати, мастерски поднял с пола банку и подлетел к Богдану. Повиснув у него на плечах, Слава поднес к своему носу банку и замер, принюхиваясь:

– Погоди! Здесь что-то не так. Это же не пиво вовсе, а моча какая-то!

– Ты же сам туда изливался, потому что лень было до тубзика дойти, – встрял Руслан, посмеиваясь.

Остальные тут же подхватили веселье:

– Хотел Богдана своим «лимонадом» напоить? Ну ты даешь!

– Ладно, – Слава поставил банку в угол, – тогда на сегодня штрафной ему прощаем. Но в следующий раз чтобы без опозданий! – он погрозил Богдану пальцем. – А то че ты, не как все. Мы тут значит, отмечаем, а ты по улицам шляешься? Не-по-ря-док!

– Я по делам отлучался, – сухо ответил Богдан и собирался добавить что-то еще, но потом решил, что проще проигнорировать. Пьяные люди хуже животных. Если ты трезв, то никогда не поймешь «особого» языка, на котором общается поддатая компания. И наоборот. Отец Богдана вселил в него ненависть к алкоголю на всю жизнь. Никакие праздники не оправдывали свинство и неуважение к другим студентам, которые пытались сосредоточиться на учебе в своих комнатах под раздражающий гогот соседей.

Богдан повесил куртку, снял обувь и завалился на кровать. Он достал из кармана телефон и цыкнул: от холода зарядка просела почти наполовину. Этого не хватит, чтобы просмотреть все ее соцсети, включая фотографии со дня рождения и видео с поздравлениями. Зарядка лежала в тумбочке, на которой сидел Слава и ел чипсы. Тревожить его не хотелось.

– Вова, дай мне свой телефон, – попросил Богдан.

– Зачем тебе мой телефон? – пьяно сощурился Вова. – Хочешь у меня номерок стрельнуть?

– Твой номер у меня и так есть. Мне нужен сам телефон.

– Я для товарища ничего не жалею! – Вова порылся в карманах и вытащил телефон. Богдан уже протянул к нему руку, но тут однокурсник отдернул свою. – Дам при одном условии. В следующий раз ты сидишь с нами!

– Я понял, – кивнул Богдан. Завтра они все равно забудут о том, что творили. Обещания, данные пьяным людям, можно не выполнять, поэтому совесть Богдана крепко спала.

Довольный Вова дал ему телефон и засунул руку в пакет с чипсами, которые жадно поедал Слава. Тот возмутился, но великодушно разделил с ним пачку. Богдан повернулся на бок и открыл соцсети.

АКТ III. РЫЖЕЕ БЕДСТВИЕ

Плотные шторы поглощали дневной свет в большой квартире на втором этаже. Искусственная темнота бережно охраняла сон Виолетты до второй половины дня, пока пустой желудок не напомнил о себе чувством голода. Она открыла глаза. Ощущение разбитости никуда не исчезло, а лишь усилилось после пробуждения. Голова соображала с трудом и болела, горло царапала жажда. С кухни доносились приятные запахи, от которых желудок болезненно сводило. Виолетта села на кровати и осмотрелась. Комната была убрана: вещи лежали на положенных им местах, а не на стуле или кровати, пепельница на подоконнике очищена, пол подметен. Ви хотела поваляться еще немного, но пришлось быстро вставать, пока желудок не сожрал сам себя.

Она раздвинула шторы. В комнату ворвалась привычная питерская серость, разбавляемая нетронутой белизной выпавшего снега. От света Виолетта поморщилась и поспешила к шкафу. Она заснула в той же одежде, в которой отправилась в бар, а это значит, что кто-то принес ее домой и уложил спать. Это могли быть Марк и Лиза, вместе или по отдельности. Чувство благодарности к друзьям переполняло растроганную Виолетту. Думая о том, как вчера все закончилось, девушка переоделась и пошла на кухню.

Лиза суетилась, накрывая стол. Она умудрялась делать несколько дел одновременно: одной рукой разливала чай по чашкам, другой жарила омлет и следила, чтобы он не подгорел.

– Лиза, – позвала ее Ви, в изумлении проходя на кухню. – Как ты узнала, что я встала?

– Ты всегда хлопаешь дверцей шкафа, когда переодеваешься. – Подруга отошла от плиты и пододвинула к Виолетте чашку. – Садись и пей, а то остынет. В горле, наверное, сушит?

– У меня там пустыня Сахара, – Ви села, сделала пару глотков и с наслаждением закрыла глаза. – Какое блаженство…

– Я знаю, как ты любишь этот чай, – улыбнулась Лиза, возвращаясь к плите.

– И давно ты у меня?

– Приехала два часа назад. Знала, что раньше двенадцати ты не проснешься, поэтому прибралась в квартире и приготовила завтрак. Кстати, Марк оставил для тебя еду в холодильнике после вчерашнего застолья. Не забудь съесть ее, а то испортится.

В который раз Виолетта почувствовала себя неловко. С одной стороны, увлеченность подруги ее проблемами трогала сердце Ви, а с другой – поселяла в нем чувство вины. Виолетта успокаивала себя мыслью, что не заставляет друзей проявлять заботу. Но Лиза, сама того не замечая, давно стала для Виолетты матерью, которая желает лучшего для своего ребенка. Вот только Ви перестала быть ребенком много лет назад.

– Спасибо, Лиза. Твоя забота… мне так неудобно… Ты приехала ко мне в выходной, хотя могла посвятить время себе. Мы подруги, но ты ничем мне не обязана.

– Не обязана. Я сама этого хочу. – Лиза выключила плиту и разложила омлет по тарелкам. Виолетта не стала дожидаться, пока он остынет, и принялась за еду. – Так, осторожно, а то обожжешься, – предупредила Лиза голосом требовательного родителя.

Но Ви не остановилась, пока тарелка не опустела. Готовка давалась Лизе так же легко, как и все остальное. Она вкладывала душу в любое хорошее дело и не жалела себя, пытаясь угодить другим.

– Очень вкусно, – похвалила ее готовку Виолетта. Подруга расцвела на глазах, заулыбалась и гордо задрала подбородок. – Ты помнишь, что вчера было? Можешь рассказать?

Лиза в мельчайших подробностях пересказала события вечера. По словам подруги, Виолетта опьянела чересчур быстро, чего прежде за ней не наблюдалось. Но Лиза нашла этому простое объяснение: Ви почти ничего не ела, а только пила и танцевала. Виолетта сочла ее доводы логичными.

– А что было потом? Это ты отвезла меня домой?

– Тебя отвез Марк.

Память понемногу возвращалась. От лучшего друга весь вечер пахло цитрусами, а еще он подарил ей полароид, о котором Виолетта давно мечтала. Она поняла, почему Марк не снял с нее платье. Лиза бы это сделала, он – нет. Удивляться здесь нечему. Но…

Было что-то еще. Перед уходом Марк сказал, что позвонит днем. Виолетта подскочила, напугав Лизу.

– Марк обещал мне позвонить!

– Успокойся и сядь. Он уже звонил. Я ответила, что ты под присмотром. Потом сама ему наберешь.

– Он же беспокоится за меня…

– Пока ты со мной, он спокоен. Прошу тебя, Ви, сядь на место.

Она села. Лиза подлила ей чай, и Виолетта его выпила. Прочистив горло, она сказала:

– Кажется, я сболтнула ему лишнего.

– Кому? Марку?

– Да. – Если она вспомнила все правильно, то лучше собрать вещи и переехать в другой город. А еще лучше – в другую страну. Лиза молчала, ожидая продолжения. – Я… прогнала его. Он хотел остаться, а я просто взяла и выгнала его. Но и это еще не все…

– Что еще ты сказала? – мягко спросила подруга, но по изменившемуся выражению лица Виолетты все поняла. – Только не говори, что жаловалась на жизнь. На тебя это не похоже.

– Не жаловалась, но… намекнула, какой человек мне нужен.

– Вот уж не ожидала от тебя, – Лиза осуждающе смотрела на Ви. – Это же была наша тайна, помнишь? Ты слезно умоляла меня сохранить все в секрете, а сама разболтала по пьяни?

– Это вышло случайно! – Виолетта ощущала острую необходимость защищаться от нападок подруги-матери, но сделать это было не так просто. Лиза умело выкручивала любой разговор в свою пользу и убеждала Ви в правильности собственных решений. – Я разозлилась, потому что он ничего не понял!

– Вот и хорошо, что не понял. Никто не должен знать о твоих… предпочтениях. Особенно Марк. Если он узнает, то захочет измениться ради тебя.

– И что в этом плохого? – насупилась Ви.

– Последний твой эксперимент над чьим-то сердцем чуть не закончился трагедией. А тот, что перед ним…

– Хватит, Лиз. Не напоминай.

– Не буду. Но ты меня поняла, да?

Виолетта кивнула с грустной улыбкой:

– Ты права. Я не могу потерять Марка. Поэтому никогда не стану с ним встречаться.

– А знаешь, – задумчиво проговорила Лиза, – при иных обстоятельствах вы могли бы стать отличной парой.

– Что?

– Подумай сама. Марк всегда знает, чем тебя порадовать. Парень, который заставляет девушку улыбаться, как минимум достоин уважения. Он относится к тебе, как к принцессе, даже носит на руках в прямом смысле слова. Ты ему нравишься, Ви. Так дай парню шанс.

– Он мой друг и не более, – отрезала Виолетта. Она и представить не могла, что Лиза заставит ее думать о Марке не как о друге, а как об ухажере. И это ее испугало. – Когда в дружбу вмешивается любовь, отношениям конец.

– Ты же его просто используешь, – в голосе Лизы звучал упрек.

– Если бы ему это не нравилось, он сказал бы мне об этом сам.

Виолетта встала и отнесла тарелки в раковину. Ей срочно понадобилось занять чем-то руки, которые задрожали от волнения. Она включила воду, но губку взять не успела: Лиза ее опередила.

– Я сама помою посуду, – сказала она с властной решительностью. – Ты еще не отошла от вчерашнего. Иди полежи, если хочешь. Обсудим это потом.

– Я уже жалею, что дала тебе ключи от квартиры, – недовольно промолвила Виолетта. Взяв со стола телефон, она удалилась в свою комнату.

Прежде чем позвонить Марку, Ви проверила соцсети. Фотографии с ее дня рождения, как и ожидалось, собрали много «лайков». Пока она отвечала на комментарии и сообщения, Лиза успела перемыть всю посуду в доме и постирать вещи. Входить в комнату подруги она долго не решалась, потому что накрутила себя лишними мыслями и теперь не могла от них избавиться. Девушка ломала голову над тем, как помочь Виолетте. Лиза насквозь видела ее травмированную прошлым душу и дырявое от предательских ножей сердце. Знала о ней то, чего не знали другие. Хранила ее тайну. Заботилась так, как не заботился никто. Тем не менее Марк все равно присутствовал в жизни Ви, и Лиза ловила себя на мысли, что ревнует подругу к нему. «Разве меня ей недостаточно?» – думала она в такие моменты, но быстро одергивала себя. Виолетта – взрослая девушка, которая имеет право на личную жизнь.

Ведь у самой Лизы ее не было. После смерти младшей сестры она не захотела строить отношения с парнями, а целиком и полностью посвятила себя искусству. Ради этого поступила в институт культуры, чтобы быть рядом с лучшей подругой. Отец, консерватор до мозга костей, только обрадовался ее мнимой целомудренности, а мать печально улыбнулась и, кажется, уже смирилась, что у нее никогда не будет внуков. Лиза сделала несколько дыхательных циклов, чтобы успокоиться, а после зашла в комнату Виолетты.

Она лежала на кровати, в окружении подушек, и листала ленту в интернете. Увидев Лизу, девушка приподнялась и похлопала ладонью рядом с собой. Лиза молча села. Ви пару секунд молчала, а потом произнесла: