Виг

Жвачка снова лопнула, и дым вырвался наружу.

– Ну… прежде всего, хочу поблагодарить вас за гостеприимство, – Кан ждал, что девушка снова рассмеётся, но все они лишь кивнули. – И хочу сказать, что моя история долгая.

– Если вы не торопитесь, мистер Кэмпбелл, – затем, держа сигару между пальцами, он сделал жест, словно подтверждая, что хочет услышать длинную версию.

– Как пожелаете, – Кан почесал колено. – В Бахраке, после третьей волны на сорок восьмую базу – известной как «Пчёлы в Эрби Аль Ниир», меня нашли среди нескольких изуродованных и расчленённых трупов.

Девушка поморщила нос, Вейд подтолкнул её, чтобы она успокоилась.

– У меня не было половины ноги и головы, но я был жив, – он снял шляпу, и металл засверкал.

Вейд удивился, как будто его собеседник изменился за секунды, состарился и покрылся морщинами.

– Меня прооперировали прямо в самолёте, когда возвращались в Нью-Родвилль. Поставили вот эти штуки и сказали, что это временно, мол, государство покроет остальные расходы для нормальной операции. Как видите, до сих пор ничего не изменилось.

– Да, так и вижу.

– Мы с остальными ветеранами остались сами за себя, пытались достучаться до прежнего командования, но вы и сами знаете, что случилось потом. Люди однажды проснулись и решили, что никакой войны и не было, и на тех, кто носил знаки отличия, жетоны или форму, нужно смотреть косо. Мол, их налоги идут на содержание ветеранов войны, которые благодаря технике снова обзавелись и рукой, и ногой. Люди, видя таких, как мы, думали, что лучше бы нам найти себе работу, чтобы их налоги не тратились на нас. Прошло время, и… и мне предложили работу через кучу посредников, чтобы я не понимал, кто заказчик. Сказали, что покроют мои коммунальные и основные расходы, но ничего лишнего, чтобы не было подозрений. Эти «лишние» накопятся на моём счёте, и однажды, когда я решу уйти на пенсию, они обеспечат мне спокойную жизнь и отдадут деньги.

– Ты даже не знаешь, сколько накопил? – из сигары вышел дым.

– Не знаю, мистер Вейд.

– Ого, цифры будут внушительные. – произнёс тот, кто уже ломал клавиатуру.

– Я думал, что так лучше, чем открывать мотоклуб, надевать военную форму и выступать с протестами.

– Ты про клуб «Улица Святого Мириама»?

– Ага, я был одним из основателей, но оставил это дело тому, кто вытащил моё раненое тело из-под трупов, и потом я занялся похищениями людей. Мои заказчики устроили меня на работу курьером, чтобы не возникло подозрений, и постепенно начали поступать заказы. Но с самого начала мне доверяли сложные задачи, говорили, что если не я, то кто? Я похищал людей, за которых была назначена награда, сдавал их полиции, а потом похищал их же из тюрьмы. До казни цена за головы росла, и я переводил тех из одной тюрьмы в другую, пока они не исчезли окончательно.

– Так ты баунти-хантер? И когда понял, что твой заказчик – государство? – спросил Вейд.

– С первого раза.

Леди взорвала пузырь из жвачки, выпустила дым.

– Не буду загружать вас скучными деталями, но с каждым заказом я понимал, что мне помогают всё больше и больше. Тот, кто организовывал побеги, хорошо работал, и даже тот, кто отвечал за мою безопасность, не давал пылинке сесть на моё плечо.

Вейд уже напрягся, посмотрел на человека за компьютером, тот кивнул, наверное, показывая, что глушилки работают и нечего опасаться.

– Последний заказ поступил сегодня утром, мистер Вейд, – Кан достал сигарету. – Похитить девушку, которую должны сопровождать до аэропорта, и конвой пройдёт через вашу территорию.

– Постой, – старик напрягся. – Хватит, парень.

Он знал, о ком идёт речь, и не был уверен, позволено ли ему это слышать. Девушка с татуировками попыталась достать что-то из-под плаща, но босс схватил её за руку.

– Речь идёт о… – старый преступник запутался в своих словах.

Он затушил сигару, и пот с его гладко зачёсанных волос стекал на брови. Кан закурил сигарету и со щелчком закрыл старомодную зажигалку.

– Речь о Магдалене, мистер Вейд, – лгать не было смысла. Члены этой группировки вживляли технику в животных, чтобы следить за людьми. Разоблачить ложь для Санто Иерро – дело нескольких секунд.

– Но ты… ты… – мысли Вейда спутались. – Это неправильно Кан. Ты крадёшь дочь президента Бахрака. Ты крадёшь святую. Понимаешь, что после потери девочки, жизнь для этих людей уже никогда не станет прежней? Ты крадёшь у них последнюю надежду, блин.

«Жуй свою жвачку и проглоти, мистер Вейд», – подумал Кан.

Девушка снова вспыхнула, но босс грубо оттолкнул её, словно намекая, что убить Кана будет иметь тяжёлые последствия.

«Время торговаться», – улыбнулся он, вспомнив, что ему нужно придумать отвлекающий манёвр на послезавтра.

– Ладно, ладно, одну минуту, – заговорил старик. – Что тебе нужно?

– Во-первых, доставьте меня к моей машине.

– Лазло, поторопись.

– Во-вторых, послезавтра я приду к вам в гости. Постарайтесь мне не мешать. Я человек с чувством меры, буду вести себя тихо на вашей территории.

– И что дальше? – Вейд начал поторапливать собеседника.

– В-третьих, мне понадобится машина и водитель на тот день. Постарайтесь отправить того, кого вы не ждёте дома. Машина должна быть у гостиницы к восьми утра.

– Без проблем, – протянул руку.

Лазло уже прибыл на место, а программист, сидевший рядом, вероятно, нашёл информацию о Кане, но бояться было нечего. Девушка с татуировками перестала жевать, а снаружи приближалась песчаная буря. Кан пожал руку Вейда и открыл дверь машины.

– С наступающим днём рождения, – улыбнулся он.

Тяжело – налево, легко – направо, тяжело – налево, легко – направо. Кан похромал до своего пикапа.

«К чёрту Бахрак, к чёрту Машата Харина и его дочь. Мне всего-то нужно выполнить своё задание – и всё», – внутри его головы раздавался монолог человеческим голосом, но фильтра в горле решил не озвучит ни одно слово.

Часть седьмая

Возвращаясь домой, Кан получил несколько сообщений о том, что сегодняшние доставки завершены. Остаток денег он передал водителю такси, который прибыл на место раньше указанного времени. У парня был синяк под глазом – оказалось, один из клиентов остался недоволен услугами Гриффит Оазиса. Кан пообещал, что разберётся с этим в ближайшие дни, и предложил встретиться завтра.

«У меня тут ещё немного граалов осталось, если не против, есть одно дельце», – сказал он, и парень после небольшой истерики согласился.

Кан припарковал свой Адамантиум. Вокруг было темно. Пара молодых людей спали на полу, возле них лежали шприцы. Стёкла одного из автомобилей запотели.

«Незнакомая машина, наверное, просто нашли тихое место», – подумал он.

Тихое место, где можно впрыснуть себе дозу, не боясь, что потревожат, где можно заниматься сексом в машине, не беспокоясь, что кто-то заметит, где можно говорить, и никто не услышит. Кан достал телефон, вытер лоб и включил голосовое сообщение. Это Виктор его научил – его двенадцатилетний сын, который со временем утратил способность копировать манеры отца.

«Пап, смотри, нажимаешь вот эту кнопку и говоришь. Потом она спросит, отправить ли сообщение сейчас или позже. Выбери, например, через полчаса. Нет, нет, палец держи дольше, не отпускай сразу, ну вот, молодец».

Кан был хорошим учеником у Вика, ошибался всего семь раз из десяти. На этот раз он держал палец на кнопке достаточно долго, чтобы в записи было слышно и его дыхание. На экране был снимок женщины, от вида которой сердце каждый раз начинало биться быстрее. Он нажал на Пи-Эйдж кнопку на шее, чтобы отключить голосовой фильтр, и заговорил своим голосом:

– Я тебя… – сглотнул, – люблю, очень.

Ещё немного подержал палец на кнопке и отпустил, увидев уведомление на экране, что оно будет доставлено через час.

Уже прошло полчаса, а Кан сидел, уставившись прямо перед собой. Немного света, почти нет людей – тихий момент после тяжёлого дня. Пришло сообщение на телефон, что общий штраф составил семь тысяч грааля: пять за слово «люблю» и два за «очень». Кан был спокоен. Пусть эти синтетические слова катятся к чёрту – он хотел сказать это собственным голосом. И сказал. Потом несколько раз прослушал эту запись.

«Звучит ужасно, просто хренова», – подумал.

Второго шанса не было. Он копил эти деньги месяцами и не мог повторить попытку. Один шанс, и всё, ошибки быть не могло. Холодный ствол Гризли упёрся ему под подбородок, а на лобовом стекле прибавилось конденсата. Один шанс, и будь ты проклят, Кан, если ошибёшься. Он сменил позицию оружия, сначала прижал его ко лбу, затем сунул в рот. Металл уже нагрелся от соприкосновения с кожей, всё вокруг поплыло, а плечи напряглись, как будто его бил озноб. Дуло во рту, язык касался железа. Одной рукой он крепко держал дверную ручку, другой сжимал Гризли. Второго шанса не будет, одно нажатие – и окончательный результат.

«Ребята, решайте вопрос сразу, не тяните до последней минуты, не медлите», – говорил мистер Тыкать. – «Стреляйте себе под подбородок и всё, только в рот не суйте – так делают только в дурацких фильмах».

Кан сначала повернул рукоятку вправо, потом влево. Ствол револьвера удобно разместился во рту.

«От страха можете обмочиться, но это не беда. Страх иногда приводит к оргазму, так что не удивляйтесь и не отвлекайтесь», – добавил командир.

Кан услышал, как звук машины где-то вдали пытается измерить его давление, но он не обратил внимания. Вытащил тяжелый револьвер изо рта и прижал его под подбородок, это положение казалось наиболее удобным. Курок нужно было тянуть ровно подушечкой пальца. Конечно, это не был выстрел снайпера, где малейшее отклонение может стоить промаха, но армейская привычка сделала своё дело. Если тянуть кончиком пальца, ствол уходит вправо, если изгибом пальца – влево. Это были азы, которые на короткой дистанции не имели значения, но Кан не мог иначе.

«Пап, смотри, нажимаешь вот эту кнопку…» – вспоминались ему слова Виктора. – «Нет, нет, не отпускай слишком быстро, держи дольше. Вот, молодец».

Кан снова сунул револьвер в рот. Один из наркоманов, лежавший неподалёку, начал приходить в себя. Он посмотрел на своего приятеля, который всё ещё крепко спал. Сейчас было совсем не время отвлекаться – до отправки сообщения Елене оставалось десять минут.

Кан краем глаза заметил, как парень вдруг начал бить себя по лицу, пытаясь прийти в чувство. Вкус железа снова наполнил рот Кана, словно он проглотил свинец. Тем временем наркоман внезапно согнулся пополам, его вырвало, и он свернулся калачиком на полу.

«Иногда мне кажется, что мои поступки не приводят к таким уж плохим последствиям», – вспомнил свои же слова.

Он разжал зубы, медленно вытащил револьвер и вдруг осознал, что слёзы текли по лицу, смешиваясь со слюной и капая на грудь. Он прислонился головой к запотевшему стеклу, чувствуя, как плечи сотрясаются. Не понимал, что послужило причиной. Возможно, её и не было вовсе. А может, причин было слишком много, чтобы выделить одну. Видимо, маленький трус внутри него всё ещё спал и не желал прощаться с жизнью. Или же он просто надеялся, что одним выстрелом сможет убить и этого труса, и ту беду, которая вот-вот обрушится на голову всего населения.

Кан закрыл глаза, заставив храбрость и решительность на мгновение отступить. Пусть этот глубоко спрятанный внутри трус тоже успокоится хоть ненадолго.

«Ты крадёшь святую. Жизнь для этих людей уже никогда не станет прежней», – вспомнились и слова Вейда.

Глава вторая – Все, Кроме Сьюзанны.

Часть первая

Запах жареного мяса разбудил его. Кан мгновенно забыл сон и посмотрел на часы. За овальным окном открывался всё тот же вид – очередной грязный день с перемешанными в тумане огнями. Отбросив одеяло в сторону, он закурил.

– Хоть бы умылся перед тем, как сунуть в рот эту дрянь, – прошептала Елена.

Её пижама то и дело подчёркивала то изогнутую ногу, то бедро и ягодицы. Она осторожно перемешивала содержимое сковороды, чтобы не разбудить детей, и повернулась к шкафу. Чёрные волосы были собраны на затылке, но несколько прядей спадали на уши. Глаза покраснели от дыма. Держа в руке лопатку, тыльной стороной ладони она почесала маленький нос, а затем лоб. Елена добавила в сковороду приправы и тут же рассердилась – наверное получилось не так, как хотела.

Кан незаметно подошёл к жене, чтобы укусить её за ухо.

– Будь паинькой, – улыбнулась Елена.

Он понял, что только ухом дело не ограничится, и перешёл к шее, а потом к плечу. Молочно-белая кожа Елены покрылась мурашками от его небритого лица.

– Тише, – рассмеялась она. – Разбудишь детей.

– Тогда веди себя смирно, – Кан обхватил её бёдра и удобно устроил подбородок на её плече.

– Пусть немного поспят.

– Это для Сьюзан? – Кан слегка встряхнул горячую сковороду.

Елена кивнула и перевернула кусок жижи, напоминающий мясо. Оно зашипело.

– Вчера весь день не спала, ученики приходили, я их назад по домам отправила.

– И лекарства не помогают? – прошептал он.

– Дам их после того, как она поест, но… Кан, поговори с ней, а?

Он не хотел отрываться от плеча жены, хотя и она была не против. Но табачный дым раздражал её покрасневшие глаза. Елена приложила к его шее тыльную сторону ножа и продолжила мешать бульон в сковороде.

– Сьюзан, как бы она ни была моей тётей, слушает только тебя.

Елена тяжело вздохнула, она словно намекала, что Кан должен и сам поговорить с тётей. Он взял полотенце и направился умываться, осторожно открыв дверь.

Их дом был необычной конструкции, особенно когда осознаёшь, что под ногами – более пятидесяти метров бездны. Сколь бы надёжными ни казались страховочные тросы, весь дом держался на двух железных кабелях. Сначала это казалось странным – каждому новому жильцу, или гостя приходилось объяснять, что это уже не лифт, а жильё.

Страшного тут ничего не было, но время от времени их квартира слегка подскакивала, когда начинал двигаться один из отсеков. В здание заходил курьер или приходили гости, и оно опускалось на первый этаж, открывало двери, и начинались объяснения. Если тот, кто вызывал лифт, не смеялся и был вежлив, его даже приглашали внутрь и поднимали на нужный этаж.

В доме всегда была запасная батарея, что являлось огромным преимуществом, когда в здании отключали электричество. На стенах был натянут полиэтилен, местами виднелись металлические прутья. Потолок был низким, а шум снаружи стал их злейшим врагом.

Жильё состоял из двух лифтов: главный – грузовой, который был одновременно и гостиной, и малый – пассажирский, где спали Сьюзан и дети. Лифты соединяла небольшая прихожая с дверью, а в каждой комнате стояли весовые счётчики. Максимальный вес для гостиной составлял две тонны – рассчитанный на всю семью и мебель. Для маленькой комнаты допустимый вес был ограничен тысячи шестьсот фунтов.

Кан установил для всего дома так называемую зелёную зону: суммарный вес обеих кабинок не должен был превышать две тонны. Никаких домашних животных или игровых приставок – каждый предмет имел свой вес, и дом нужно было держать «в лёгкости». Старую одежду требовалось выбрасывать, после еды – сразу идти в туалет.

Стаканы нельзя было наполнять до краёв, чтобы жидкость не расплескалась при движении. Приглашая гостей, необходимо было предупреждать, чтобы другие члены семьи подождали снаружи некоторое время. Самое важное – перед поднятием или опусканием лифта вся семья должна была прийти к согласию.

Правда, в последние несколько месяцев Сьюзан просто пожимала плечами, как бы говоря: «Делайте, что хотите». Она почти не вставала от телевизора, ела редко и спала ещё реже.

– Тётя? – прошептал Кан. – Слышишь?

Сьюзан облокотилась на решётку, надела наушники и погрузилась в монитор. Кан включил кран.

– Доброе утро, Сюзи. – сказал он.

Старушка даже не сняла наушники, лишь на мгновение посмотрела на Кана, приподняла брови, словно крышу домика, и снова продолжила смотреть кино. Кан усилил поток воды, и кран заскрипел, как рык двигателя топливной машины. Пару раз громко прочистил горло. Вик спрятался под подушку, а Мильви взглянула на отца, словно пьяница, а затем улыбнулась. В тот момент Кан ощутил, как сильно соскучился по ним.

Вчерашний день казался бесконечно длинным, насыщенным событиями. Перед глазами всплыл тот момент: он смотрел на экран телефона, а над семейной фотографией крупными буквами было написано: «Связь отсутствует».

Кан судорожно моргнул, подошёл к кровати Мильви и опустился на колени. На шеях двух детей были прикреплены пластырные наклейки – те самые, которые обычно используют для обработки ран. Их наклеивали для того, чтобы во сне случайно не задеть кнопки Пи-Эйдж на шее указательным пальцем правой руки и не начать говорить. Статистика показывала, что тринадцать целых пять десятых процента населения именно таким образом накопили немалые штрафы.

– Ну давай, просыпайся, – снова перешёл на шёпот. – Просыпайся, расскажи, чем ты занималась вчера весь день.

Дочка потянулась, сделала несколько хаотичных движений, а затем спокойно опустила руку на плечо отца.

– Я тебе ничего не буду рассказывать, – зевнула она. – Не буду и всё тут.

Она обвила шею отца, и Кан, обняв её, поднял и внимательно посмотрел в глаза.

– Что? – спросила девочка.

– Сможешь разбудить Виктора?

– Нет, ни в коем случае, – широко распахнула глаза. – Нет-нет, пап.

Вся семья уже привыкла к её синтетическому голосу, хотя обновить софт пока не было возможности. Может быть, об этом задумаются, когда она пойдёт в школу – возможно, во втором или третьем классе, но уж точно не сейчас. Органический голос могли себе позволить только обеспеченные семьи, но даже если бы такая возможность появилась, не стоило привлекать лишнее внимание.

«Время придёт, сделаем», – подумал Кан.

Мильви не спорила, только иногда помехи в частотах мешали говорить, но это быстро проходило.

«Это подарок из роддома, должны быть благодарны», – напоминала Елена.

Кан отвёл дочку к двери гостиной и дал понять, что нечего бояться. Мильви доверилась отцу и начала тихонько напевать, очень монотонно. Вик вскочил в раздражении, собираясь закрыть дверь, но, увидев отца, остановился. Полусонный подошёл и протянул руку, которую Кан пожал. Затем он сказал сыну, что им нужно умыться и пойти в гостиную.

Кан сам вернулся к Сюзанне, сел на кровать Виктора и жестом показал, чтобы она сняла наушники.

– Тебе нужно поесть.

Тётя глубоко вздохнула и посмотрела на Кана; на экране шёл старый фильм.

– Иди поешь, чтобы потом принять лекарства.

– Как твоя голова? – спросила Сьюзан.

– Ну… иногда болит, но как сделаю укол, сразу отпускает.

Сюзанна отрицательно покачала головой, будто её не удовлетворил ответ, и сделала глоток воды. Кан встал, чтобы уйти.

– Подожди.

– Что случилось?

– Сядь сюда, сынок.

– Что-то произошло? – удивился он.

– Ты закрыл дверь?

– Вроде бы, а что…

– Кан, – перебила она. – Я сейчас кое-что скажу, но не думай, что я совсем с ума сошла.

– Я уже давно в этом уверен, – попытался улыбнуться он.

– Нет, ничего такого. Просто… – сглотнула. – Просто в какой-то момент со мной произошло нечто странное… Кан, ты должен мне поверить. Просто, знаешь… Давно надо было поговорить с тобой об этом, но каждый раз я думал, что время ещё не пришло. А сейчас…

– Так ты расскажешь или как?

– Ладно, ладно, не сердись, детка. Просто… Понимаешь, я точно знаю, что чувствуешь, когда что-то пролетает у тебя над головой, – Она нежно провела рукой по его лысине, по импланту.

– Мы сейчас об этом будем говорить? – Кан ухмыльнулся.

– Ты меня не слушаешь, – тётя снова сделала глоток воды. – Как у тебя это бывает? – пыталась собрать мысли. – Эти проклятые дроны оставили такой шрам на тебе.

Он внимательно слушал.

– Инстинктивно, каждый звук над головой, любое движение – и ты снова вспоминаешь этот случай. Точнее, это пугает тебя.

– Сюзи, – Кан стиснул зубы, – можешь рассказать, что произошло?

– Со мной происходит то же самое.

– В каком это смысле? – удивился он.

– Я сказала, раз ты сегодня дома, нужно с тобой поговорить.

– Но, – поднял бровь, – ты ещё не начала.

– Из-за ярких вспышек света сынок, ну или быстро мигающих огней. Как будто когда-то со мной что-то случилось, и я пытаюсь это вспомнить.

Кан хотел уже сказать, что не понимает, и чтобы она объяснила подробнее, но подумал, что вряд ли получит внятное объяснение.

– Сначала я думала, что моя память ухудшается – ну, возраст, лекарства и всё такое, – но потом поняла, что всё наоборот. Память как будто пытается мне что-то подсказать, и этот туманный прошлый раскрывается, с другой стороны. Ну… думаю, так, как было на самом деле. Не знаю, могу ли я это объяснить.

– Ты хочешь сказать, что из-за ярких вспышек или быстро мигающего света у тебя появляются какие-то образы из прошлого?

– Ну да, так и получается. Не знаю, сынок, такое ощущение, что кто-то, – она кашлянула, – кто-то играет с моей памятью. Уже несколько месяцев я в таком состоянии.

Кан на мгновение замолчал, сказал Елене, что они скоро придут, и взял Сьюзану за руку.

– Пойдём, поешь, чтобы хоть сегодня спокойно заснуть.

Она не возражала, свесила ноги с кровати и с помощью Кана поднялась. Во взгляде Сьюзаны Кан прочитал отчаяние и безнадёжность, словно она даже не надеялась, что он её поймёт. Однако пожилая женщина всё же опустила глаза – обвиняющие, но с лёгким оттенком наивности. Ей показалось, что она сбросила тяжесть с души, поделившись этим, и теперь, возможно, сможет уснуть.

Он ничего не мог сделать – к старости нужно готовиться заранее, и у Сюзи было достаточно времени. Сбои в памяти, ложные воспоминания и утраченная реальность – всё это, вероятно, ждало и его. Несколько месяцев назад она оступилась, упала, и, возможно, с этого всё и началось.

Они дошли до гостиной, и Елена улыбнулась. Кан закрыл дверь комнаты, где всё ещё шёл фильм – один из последних с Роуз Кэмпбелл, актрисой, которая своей смертью похоронила целый жанр.

Часть вторая

Завтрак прошёл так же, как и у всех других семей, уверенных, что их трапеза уникальна. Кан, с сигаретой во рту, начал объяснять Виктору, что тот делает неправильно, пытаясь укрепить полиэтиленовое покрытие заплатками. Елена, Сьюзан и Мильви молча наблюдали за этим процессом. Вскоре младшая вмешалась, заявив, что тоже хочет участвовать в починке стен, но быстро потеряла интерес.

– Нумерология, – произнёс Мильви после нескольких попыток, грозя пальцем Виктору.

Они долго спорили о значении этого слова и, в конце концов, пришли к выводу, что оно не имеет никакого отношения к ремонту. Елена спросила у всех разрешения поднять лифт на несколько этажей выше, объяснив, что на тридцать втором или тридцать третьем этажах сегодня должно быть тише. Из-за ветра, дующего из овальных окон, они остановились между этими этажами и включили свет в доме.

После недолгого колебания Виктор встал перед отцом и заявил, что в этом году хочет участвовать в игре «Долина слов».

– Ты знаешь правила блэкджека? – удивился Кан.

– Правила знает. Но спроси у него, что он скажет, если выиграет, – улыбнулась Елена.

Игра «Долина слов» начиналась с жеребьёвки, которая определяла, кто пройдёт в следующий раунд. Победителям выдавали одинаковое количество игровых жетонов для блэкджека. По мнению организаторов, это была одна из немногих карточных игр, где человеческий фактор оставался определяющим: с имплантами и чипами правила обойти не удавалось. Случайность и удача играли большую роль, и техника пока не нашла им замену.

– Ну что, парень, удиви нас.

Даже Сьюзан с интересом начала следить за разговором, а Вик нахмурился. Победитель финала получал всё, что не противоречило законодательству Нью-Родвилля, но существовало одно условие: желание должно быть произнесено человеческим голосом.

Виктор унаследовал от отца слово, которое считал абсолютно бесполезным, а у матери не было подарков для детей. Разрешённое на этот месяц слово, которое можно было использовать в игре, по словам Мильви, было чем-то грубым. Два глупых слова – и тебя выгнут вон прямо из пороги съёмочной площадки. Согласно закону, желание должно было быть ясно выражено и объяснено отдельным предложением, почему выбрано именно оно, и всё это – человеческим голосом. Неудивительно, что победителями чаще всего становились представители влиятельных семей с богатым наследием словарного запаса.

На аукционах выставляли преимущественно старомодные слова, которые коллекционировали состоятельные покупатели: «бастион», «созерцать», «тропинка», «эркер», «изящный» и другие подобные сувениры. В последнее время объединились только две крупные семьи, поженив Бьянку Чендлер с этим ходячим желе – Нэшем Берри. Остальное шло по той же схеме, что и в прошлые годы: те же люди, те же «добрые» пожелания, чтобы публика смотрела и аплодировала.