Фантоматизм. Виг

– Проверка давления.

– Пожалуйста, положите руки на руль и постарайтесь расслабиться, – спустя несколько секунд голос сообщил: сто десять на сто двадцать.

Кан достал аптечку из бардачка и, отодвинув многочисленные шприцы, нашёл синюю таблетку. Положил её на язык и опустил окно – звуки города усилились, и капли проникли в салон. Высунув голову, он закрыл глаза и раскрыл рот, позволив дождю полностью намочить лицо. Капли стекали вниз по подбородку и медальонам на шее. Завёл двигатель. И всё же, несмотря на десятки выполненных заказов, страх не покидал его. Это был сродни тому, что испытывает артист, выходя на сцену, – пусть даже руки давно привыкли к микрофону, всё равно они подрагивают перед взглядом зала. Эта проклятая трусость всегда жила в нём, где-то глубоко. И Кан это прекрасно понимал

На невидимых стенах тумана рассыпались тысячи огней – словно разноцветные игрушки, утонувшие в чаше с молоком. Нью-Родвилль ещё называли Городом Сладостей, но не потому, что его жители были были такими душками, а из-за многослойного дыма, напоминающего торт со слоями. Наверху – чёрные тучи и жёлтый дым, поднимавшийся из индустриальных районов, а внизу – постоянный туман и пар, вырывающийся из канализации. В этом хаосе железо и бетон победили плоть, а неон и электроника захватили разум, вот такой уж торт получился. Вдалеке, в нескольких кварталах, вращались световые башни, как будто пронизывая город сверху вниз.

«Нью-Родвилль кажется таким пёстрым изнутри, но попробуй посмотреть на него с самолёта», – говорил Патрик Хокстет, поправляя пластиковый галстук.

«Клубок дыма, серость и дерьмо собачье», – Кан знал эту фразу наизусть.

Он уже почти доехал до места работы – ежедневной работы, поэтому накрыл снайперский кейс курткой. У входа стоял Чез Гриффит, ударяя пальцем по запястью, как бы указывая на время, а затем пощупал воздух тремя пальцами, вероятно, намекая на деньги.

На фасаде офиса было написано «Гриффит Оазис» – зелёное и белое здание в цветах логотипа бренда. Над зданием пересекались две автомагистрали, и поэтому офис был всего в четыре этажа. Чез унаследовал семейный бизнес от отца, как и его словарный запас – «баня», «сургуч», «телега» и «сегрегация», хотя значения последнего он и не знал. Чтобы использовать слова «телега» и «сургуч», Чез опоздал лет на восемьсот-девятьсот, а за остальными двумя не гнались ни корпорации, ни преступные группировки. Несмотря на это, шеф Кана всегда держал при себе пару верующих, но вооружённых родственников с каменными лицами и явной нехваткой умственных способностей.

– Ну и что с того, – голос был удивительно тонким для такого тела. – Ты опоздал, и это будет вычтено из твоей зарплаты. Мне-то что, можешь ещё пару часов погулять.

– Да ладно тебе, Чез, я опоздал всего на час.

– На час? – Чез скривил губы, будто пытаясь сдержаться. – Звонят клиенты и спрашивают, где их заказ, а наша дамочка где-то гуляет. Вы меня уже…

Кан уловил, что на губах шефа мелькнуло слово, похожее на «заебали».

– Клиенты звонят жаловаться, мол, где их товар, а секретарша опаздывает. Этот мадам с тяжёлой задницей появляется через час и перезванивает клиентам. Принимает их заказы и звонит курьерам, чтобы они поторопились. Курьеры тоже опаздывают, на несколько часов. Потом она, виляя задом, приходит ко мне, – Чез тараторил так быстро, что слюна летела из рта. – Я тут сижу красный, синий, весь не в себе, и набираю курьеров.

– Чез, хватит, блин, – Кан попытался его остановить.

– Ты меня не слышишь. Электроника, Кан, электроника так развилась, что теперь достаточно просто захотеть быть на связи – и ты будешь на связи. А ты – нет, вне досягаемости.

Кан прошёл в склад, где уже были разложены коробки с его именем, и Чез, словно вдруг став его подчинённым, побежал следом.

– И ещё этот… этот Развалюха, как его там?

Кан ухмыльнулся про себя – шеф уже поставил руки на бока, изображая того самого Развалюху.

– Мистер Гриффит, – Чез сменил голос на более серьёзный, как бы копируя интонацию. – Может, сократим маршруты? А то товар далеко доставляем, велика вероятность, что он повредится. Ты вообще меня слушаешь?

– Чез, Чез, – Кан попытался его перебить. – В прошлом году Гриффит Оазис был признан лучшим продавцом семян искусственной растительности. Это значит…

– Это значит, что, – тут уже пухляш перебил его, – никто больше не занимается таким делом, и у нас просто нет конкурентов. Но вы ослабели, Кан, да-а-а, очень ослабели.

– Всё будет нормально, – Кан улыбнулся и вышел обратно в коридор.

Запасы семян в сумке постепенно уменьшались. Гриффит Оазис когда-то был новатором, привлек значительный спрос, но искусственные растения, они и то искусственные, что цветут, распускаются, но никогда не сохнут. Последний крупный заказ был для какой-то новопостроенной больницы, после чего склад начал пустеть. Чез не находил новых способов рекламы, а персонала не было на месте, чтобы хотя бы доставить уже купленный товар. Да они и не хотели, чтобы Гриффит Оазис канул в лету, но закат этого бизнеса уже мелькал на горизонте.

Кан припарковал пикап несколькими кварталами ниже, взял из-под радиоприёмника полторы тысячи граалов и подошёл к столбу – жёлто-чёрному, с аппаратом вызова на нём. Нажал кнопку и закурил сигарету. Спустя минуту-полторы перед ним остановилось грязное такси – седан, какой-то округлый. Если бы он выбрал репликоидскую модель, машина прибыла бы быстрее.

– Вы сядете или что? – нетерпеливо спросил водитель.

Кан жестом показал, чтобы тот опустил окно, и протянул ему зелёно-белый пакет.

– Эй-эй, мистер, – водитель схватился за сиденье. – Уберите это.

– Спокойно, в пакете семена.

– Семена? – фыркнул парень. – Это вот так сейчас наркоту называют?

– Это действительно семена, настоящие, – Кан открыл пакет. – То есть, не совсем настоящие, но это не важно. На коробках написаны адреса.

– И что с того, дядь?

Кан закрыл глаза и прислонил голову к верху окна. Он был уставшим, ему нужен был отдых, но, зевнув, продолжил:

– Доставь их по адресам, и к концу дня получишь вторую половину оплаты, – помахал восемьюстами граалями перед носом таксиста.

Глаза водителя за очками округлились, и Кан понял, что парень уже планирует свой вечер – ночной клуб, казино и тому подобное. Он схватил его за шиворот так, что одежда начала душить.

– Здесь семена красивых цветов, очень красивых и уникальных, и они должны быть доставлены заказчикам в течение часа. После каждой доставки секретарша моего начальника – Чеза, получит сообщение. Ты видел её задницу?

– Нет, – прохрипел водитель.

– Видел её, парень? – повторил вопрос, хотя ответа и не ждал. – Хоть одна коробка не будет доставлена – и каждый день ты будешь возить задницу миссис Делории домой после работы.

– Ясно… понятно, – пробормотал парень.

Кан активировал на телефоне запись, взял руку водителя и провёл его указательным пальцем по синему – Пи-Эйдж сенсору на шее.

– Говори, – как будто бы отдал приказ.

– Плащ, – отозвался водитель своим голосом.

– Ровно в десять ноль-ноль будь прибит к этому столбу, – отпустил воротник.

Он знал, что каждый госслужащий имел своё слово – унаследованное, что служило им паспортом, хранилище личных данных, лицо и удостоверение носителя. Затем Кан проводил таксиста взглядом и сунул руку в карман, ощупал пачку сигарет, зажигалку и факсовую бумагу. Теперь, когда доставку вместо него будет выполнять этот таксист, Кан сможет спокойно даже выпить кофе и отправиться по адресу, указанному в факсе. Он развернул сложенные вдвое данные с деталями заказа и посмотрел на часы.

– Туда и обратно?

Часть пятая

Людные улицы сменились заброшенными складами, высотные здания постепенно стали ниже, а неоновые огни тускнели, когда Кан понял, что приближается к месту назначения. Три автомагистрали сходились в одной точке – там, где когда-то находился завод «Модус Операнди Авиашоу», производивший водородные самолёты. Промышленная зона давно превратилась в район для бездомных и почти не охранялась ни Родгвардом, ни их городским патрулём. В нескольких милях справа от магистралей располагались казино группировки Санто Иерро, а слева – поля солнечных панелей под контролем корпорации Данте Миковича. Изредка встречались дома с бельём, выцветшим от дождей, свисающим с проводов, несколько зарядных станций без автомобилей и мусор, много мусора.

Главная магистраль, двадцать шестая, вела из аэропорта в центральный район с пирамидой Мезмеррайз Фарм и с облизанными небоскрёбами, а практически все обходные трассы имели тот же апокалиптический вид. Когда-то передовой и процветающий район превратился в ржавую свалку, дома были заброшены, а дороги нуждались в ремонте. Кан свернул с дороги и припарковал машину перед двухэтажной гостиницей, возле которой гордо возвышалась четырёхметровая пластмассовая статуя слесаря.

– Господин Кэмпбелл, должна вас предупредить, что в этом районе ожидается вихрь – от двух до трёх баллов по шкале, – проговорила машина.

– К чёрту.

Кан захлопнул дверь и несколько раз дёрнул ручку. Он начал идти с левой ноги – привычка, оставшаяся с армейских времён: тяжело – левая, легко – правая, металлическое – левая, человеческое – правая. Железо и кость не находили общего языка. Передний вход завода напоминал нос самолёта, пересекавший все три магистрали. Кан взглянул на часы, которые всегда носил на внутренней стороне запястья, и сказал:

– Подсчитай количество источников энергии, определи их местоположение.

Часы издали короткий звуковой сигнал, и несколько жёлтых лучей направились в разные стороны. Один луч ушёл в сторону мотеля, другой – к старому рекламному щиту, третий осветил пикап, а три других направились в глубину завода Модус Операнди Авиашоу. На экране часов высветилось число пятнадцать.

– Найди автономные источники энергии, подсчитай.

Часы повторили звук, но лучи стали контрастнее. Теперь их было три: один – в сторону мотеля, второй – к машине, а третий – на завод. Кан свистнул, и звуковой фильтр усилил его голос, придав ему резкий звон. Один из жёлтых лучей начал двигаться, остальные остались на месте.

– Вряд ли это дрон, – заметил он.

Луч медленно приблизился, Кан увидел кошку в его конечной точке – оно было нацелено прямо на голову животного. Он усмехнулся.

«Что они в тебя напичкали?»

Он отключил слежение за котом и пикапом, затем пошёл в сторону единственного оставшегося неподвижного луча. Изнутри завода доносился только вой ветра, а плохо закреплённые металлические листы раскачивались туда-сюда. На полу валялись грязные одеяла и подушки, рядом с ними – железные контейнеры и бытовые предметы. Это напомнило Кана временные убежища из фильмов про зомби, и он осторожно ступил на мокрую плитку. Внутри здания даже была машина, которая врезалась в стену. Старая – из тех, что ещё работали на топливе, и её багажник давно превратили в импровизированный диван.

– Спать здесь, наверное, не слишком удобно, – подумал он, представляя, как на этом ржавом куске железа кто-то занимается сексом.

Залы были давно опустошены, а в центре главного помещения гнилая сцена, когда-то служившая для концертов. После того как район был заброшен, здесь устраивали вечеринки любители трип-попа, пост-рейва, никельпанка, дроп-даба и другой подобной музыки. Одна из магистралей проходила прямо под заводом, захватывая весь подвальный этаж.

«Конвой по этой не пойдёт. Да ну, нет… вряд ли,» – подумал он.

Крыша в нескольких местах была пробита, на балках потолка гнездились птицы. В центре шестиэтажного здания зияло пустое пространство, по краям тянулись платформы с павильонами, балконные участки которых полностью были закрыты железными решётками. Возможно, это было сделано для этих концертов, чтобы люди могли взбираться на решётки и прыгать вниз. Жёлтый луч вывел Кана на второй этаж, свист ветра усилился. Когда-то павильоны были разделены стеклянными или голографическими колоннами, затем их превратили в ВИП-зоны, позже – в приюты для бездомных, и теперь они, казалось, приняли свой окончательный вид. Семена Гриффит Оазиса прорастали, росли и не высыхали. А эти были ближе к природным – дали свои плоды и теперь сохнут.

Единственные участки, отделённые стенами, были туалетами, и Кан медленно направился к одному из них. Тяжело на левую, легко на правую, тяжело на левую, легко на правую – хоть он и шёл осторожно, осколки стекла хрустели под обувью. Рука потянулась к Бабочке, пульс ускорился, но дыхание оставалось спокойным. На стенах висели полуоторванные постеры с изображениями обнажённых женщин и наркотиков. К сладкому запаху ржавчины примешивался запах сырости и дождя, который ветер гнал из туалета. Кан прислонил Бабочку к груди и опёрся спиной о стену рядом с дверью. Свободной рукой он медленно толкнул дверь и сначала подумал, что видит манекен, но потом понял, что это человеческие ноги. Пульс участился, и он убрал Бабочку в кобуру, вместо неё доставая Гризли. Жёлтый свет осветил тело. Кан достал из кармана монету, чтобы бросить.

«Если выпадет орёл – значит, мертва, если решка…» – бросил монету и задержал дыхание.

После звонкого звука понял, что пол в туалете был пробит, и монета провалилась в эту самую дыру. С первого этажа донёсся тихий звук, и Кан распахнул дверь – медлить было некогда. Гризли направил на девушку, и Кан быстро осмотрел каждый осколок стекла, иглы, сигаретные пачки и предметы, высыпавшиеся из её сумки. Проверил дверь сверху и сзади – чисто. Вынул голову из туалета – никого. Осторожно подошёл к барышне, словно не хотел её будить.

Две руки трупа были металлическими, а на животе – схема, напоминающая материнскую плату. На ногах синяки. Её, вероятно, изнасиловали, но до смерти или уже после? По состоянию век понял, что девочка с посиневшим лицом давно играла с наркотиками. Он выключил индикатор на часах, который был направлен прямо ей в горло, в Пи-Эйдж систему и глубоко вздохнул.

– После смерти фильтр голоса не убрали, – пробормотал он себе под нос. – Если бы в лёгких осталось немного воздуха, при нажатии на живот она могла бы даже сказать пару слов. – Мурашки побежали по коже.

Кан был свидетелем подобных случаев в Бахраке, когда тело уже обескровлено, но труп всё ещё «говорил». Хотя это сложно назвать разговором – из горла лишь доносились синтетические слова.

– Приятного мало, – его передёрнуло.

Окно туалета смотрело на шоссе справа. Вдали виднелись гостиница и багажник Адамантиум Гаубица. Удобное место для стрельбы, если бы они снимали фильм, но Кан знал, что только в тупых кинопостановках снайперы стреляют из окон. В реальности звук сразу выдаст твоё местоположение, поэтому нужно было перехитрить конвой. Он сделал несколько шагов назад, чтобы выйти из туалета, прикрыл дверь наполовину и огляделся. Такая позиция могла хотя бы немного заглушить звук выстрела: стоя чуть подальше от окна и приоткрыв дверь, у него был шанс выжить. Выстреливаешь из одного места, а звук выходит с другой стороны, и тебя ищут вообще в другом месте – просто и по-человечески. Хотя отступление на несколько шагов имело свои недостатки – дорога пропадала из поля зрения.

«К чёрту это», – скрежетнул зубами.

Ещё один вариант – занять позицию на крыше, что было бы самым эффективным, если бы у него было больше времени. Гостиница тоже могла сгодиться, но на обыск двухэтажного здания уйдёт не более пары минут, а у него было всего пятьдесят одна секунда от начала до окончания задания. Завод был хорошим вариантом, если бы был отвлекающий манёвр. Он спустился на первый этаж, туда, где старая машина врезалась в стену. Кан улыбнулся.

«Перекрёсток магистралей, конечно же», – подумал.

В таких местах раньше ставили железные барьеры: они не мешали маршруту, но в любой момент могли подняться из асфальта, чтобы остановить поток машин. Он встал посреди дороги, посмотрел на левый вход завода, откуда заехала машина, затем – на железные ограждения, закрывающие парковку гостиницы.

«Если барьеры поднимутся вовремя, у машин колонны, движущихся на полной скорости, не останется выбора, кроме как тормозить или свернуть с дороги», – он погладил подбородок и достал сигарету из кармана. – «Вопрос лишь в том, где будет в конвое находиться машина СМИ. Пятьдесят одна секунда, чёртовы пятьдесят одна секунда».

Единственный обитатель гостиницы замяукал, но Кан не обратил на него внимания. Он сделал несколько шагов, затем начал на глаз оценивать расстояние.

«Железный барьер должен подняться за одну-две машины до фургона СМИ. Тачки столкнутся друг с другом, и фургон, потеряв управление, вместо торможения свернёт в сторону завода, прямо к повреждённому автомобилю внутри».

Этот план всё ещё ему нравилась, и поэтому он начал искать слабое место в нём. Представив, что авария уже произошла, и всё идёт по его задумке, он медленно зашёл на территорию завода и раскинул руки, указывая на примерное место аварии.

«Здесь стоит фургон, а я нахожусь за сценой, и начинается обратный отсчёт – пятьдесят одна секунда».

Дошёл до сцены, остановился и опустился на колени, мысленно представив фургон перед собой.

– Пятьдесят одна секунда, – прошептал под нос.

Посчитал время между началом торможения и моментом столкновения, вычел около пяти секунд. Представил, что в машине будет семь-восемь человек, и вычел по секунде на каждого.

«Тридцать восемь».

Подсчитав секунды, чтобы подойти к фургону, взять девушку и отойти, он понял, что буферной времени, которое в Бахраке называли «зелёной зоной», не остаётся.

«Плохо», – подумал он, но тут его лицо просветлело, – «Не надо бежать из завода. Мы будем ждать внутри, пока они не разойдутся».

Вспомнил, что нужно было ещё подготовить отвлекающий манёвр, и быстро направился к пикапу, как всегда начиная шаг с левой ноги. Открыл багажник и, достав из-под вещей кусок фольги, который обычно использовал для укрытия машины, когда парковался не в гараже, сунул его под мышку. Достал телефон и набрал Билли. Через несколько гудков раздался голос:

– Слушаю.

– Билл, помнишь, почему мы опоздали на концерт Гекена?

– Э-м-м… – вопрос наверняка застал его врасплох. – Ну, я залез под водяной диван и, хе-хе, заснул, а потом, когда ты сделал дырку в нём…

– Не это, придурок. Что было потом?

– Потом? – Билл на мгновение задумался. – А, понял! Ха-ха-ха. Да понял я, понял.

– Так вот, смотри, я нашёл здесь нечто подобное, но не знаю, как это включить, – Кан положил кусок фольги под ржавую сцену. – Техника старая, но кажется, всё ещё работает.

– Ага, понял, – раздался звук клавиш.

– Если решишь эту проблему, я займусь другой, – Кан подошёл к чугунным барьерам.

Они были спрятаны в асфальт, но если бы поднялись, то остановили бы даже гусеничную технику.

– Далеко не уходи, оставайся рядом с этим и продолжай.

– У меня ещё остались те очки с прошлого дела, хочу сейчас тоже реконструировать пару сцен, – Кан выбросил сигарету и прислонился к машине.

– Понял, понял, – проговорил Билли, растягивая слова. – Немного подожди, не-мно-го по-до…

– Ты же знаком с игрушками, которые нам отправили на факсе, да? Теперь мне нужно, чтобы они с определённой скоростью прошли мимо меня, чтобы понять…

– Да всё я понял. Надень очки и подожди несколько секунд. Сейчас увидим, где ты находишься.

Кан надел очки, ожидая, что голограммы машин из колонны проедут перед ним. Потом Билли попробует ещё несколько раз, и он почти поймёт, как это будет выглядеть послезавтра. В очках будут видны только контуры машин, ярко окрашенные и движущиеся почти с реальной скоростью.

– Видишь их?

– Слышу тебя.

– Они приближаются к тебе.

– В этот раз ты что-то быстро сделал.

– Нет, я имею в виду… – голос Билла заглушился. – Сейчас машина движется прямо к тебе. Всё это время рядом с тобой был дрон или камера. Твою мать, Кан, чёрт, чёрт, чёрт.

Кан напрягся и попытался проверить ближайшие источники электричества с помощью часов, но потом замер. Машина появилась на горизонте, и бежать от неё не имело смысла. Он посмотрел на кота, который вышел из гостиницы. Тот мяукнул, и в его чёрных глазах засверкали неоны.

Часть шестая

– Господин?

– Кэмпбелл, Кан, – не было смысла лгать: вместо дронов они использовали животных, и узнать его имя было не так уж сложно.

– Кан Кэмпбелл, – повторил собеседник себе под нос и ухватился за водительское кресло. – Поехали, Лазло.

Между Каном и его собеседником сидела девушка, на вид лет девятнадцати-двадцати. Она не переставала дергать ногой и смотрела прямо в глаза Кана. Сквозь дождевик можно было разглядеть её нижнее бельё, а изо рта исходил дым, несмотря на отсутствие сигареты. Татуировки покрывали всю видимую часть тела девушки. Лазло вел машину медленно, как будто показывал туристам достопримечательности своего района. Человек рядом с ним был полностью погружён в свой ноутбук, не отрываясь от клавиатуры.

– Кан, вы случайно не родственник Роуз Кэмпбелл? – спросил человек, сидящий рядом с девушкой.

Седые волосы пожилого мужчины были зачесаны назад, его запонки блестели под звёздным потолком автомобиля, а запах духов напоминал тропические фрукты.

– Как бы я ни был похож на её сына, но, к сожалению, нет, – Кан слегка улыбнулся. – Мы не родственники.

– Жаль, – вздохнул тот. – Я влюбился в Роуз с её первой роли.

Кан промолчал, а мимо них вновь раздался хлопок жвачки, которую продолжала чавкать молодая девушка.

– Говорили, что Роуз – одна из редких звёзд, кто умерла от старости, а не от яростных фанатов или наркотиков. С её уходом умер и целый жанр. – сказал мужчина.

– «Ложь за решёткой», «Где ночь – там я и ты», «В архивах непрожитых лет», – Лазло начал перечислять фильмы, и все улыбнулись. – «Страховка для нас двоих», «Животные не стареют».

– «Животные не стареют», – повторил старик, закурив сигару. – Ах, какие были времена. Поверишь ли, что через пару дней мне исполняется шестьдесят два?

Этот вопрос удивил Кана. Он взглянул на девушку, как будто ожидал подтверждения. Жвачка снова громко лопнула, и она рассмеялась резким, пронзительным смехом. Кан уже встречал людей, перенесших такие операции, когда в лёгкие вставляли приборы, напоминающие мундштуки. После приёма специальных ароматических таблеток оставалось лишь глубоко вдохнуть и выпустить дым – без сигареты или сигары в зубах.

– Вейду через пару дней исполняется шестьдесят два. – сказала она, выпуская дым, который наполнил надувной зелёный шарик из жвачки.

Кан нехотя улыбнулся. На секунду ему показалось, что сигара Вейда уже во рту у молодой девушки, а жвачку жует сам старик, которому скоро стукнет шестьдесят два.

«С днём рождения, ублюдок», – мысленно поздравил его.

– Уже больше сорока лет я туда-сюда в этих краях, – продолжил тот. – Дай бог мне ещё столько же, чтобы спокойно уйти к своим.

– Даст, даст, – пробормотал тот, кто сидел за ноутбуком, продолжая стучать по клавишам.

Девушка с татуировками нахмурила брови, издала мяукающий звук и положила голову на плечо Вейда. Кан подумал, что они отпразднуют его день рождения и сегодня ночью, и завтра, и, возможно, послезавтра. Лазло сделал полный круг вокруг Модус Операнди Авиашоу. Ветер поднял пыль и грязь.

– Господин Кэмпбелл, я хочу, чтобы мы были честны друг с другом, – старик погладил побритую голову девушки. – По факту, вы находитесь на нашей территории, и мы осведомлены о каждом движении здесь. Нас предупреждают о гостях, и мы принимаем их с распростёртыми объятиями. Но когда они приходят без предупреждения, мы начинаем… ну, так сказать… выяснять цель их визита.

«Время, чтобы он сказал «но» и продолжил», – подумал Кан.

– Но бывают и гости, которые приходят в твой дом, роются в вещах, и ты не знаешь, как с ними поступить. Вот вы, что бы вы сделали, если кто-то ворвался к вам и начал копаться в вещах, а мистер Кан?

– Вейд, я знаю, что господина Тарквемады сейчас нет на месте, и связаться с ним сложно.

Тот внимательно слушал каждое слово Кана, прежде чем ответить.

– Клементе Тарквемада – пожилой человек, мистер Кэмпбелл. Он сейчас на лечении, и, кроме того, у него уже есть правнук. Но в его доме всё ещё есть люди из семьи.

Кан выбрал неправильный момент, чтобы замолчать.

«С днём рождения, дерьмо, жуй свою жвачку и глотай слюну», – мысленно снова отметил годовщину.

– Ладно, – кончик сигары покраснел. – Давай считать, что я в хорошем настроение, и исходя из моей гостеприимности, я даю тебе возможность сделать следующий шаг.

– Меня нанимают, Вейд, – резко заговорил Кан. – Нанимают, чтобы я похищал людей для них.

– Очень хорошо, – коротко ответил собеседник.

Человек, сидевший напротив Кана, уже успел перерыть все доступные данные, и Кан снова понял, что врать не имеет смысла.

«У них камеры спихнуты в бедных животных», – отметил он, глядя на приближающийся ураган.