Виг

Блэкджек был игрой для корпоратов и преступников что уж говорить, – или наследуй свой словарный запас, или нейтрализуй кого-то и жди, когда его слова выставят на аукцион. А желание… ну, это было скорее символическим актом, основная цель – текущие ставки.

– Иди, принеси свои карты. Елена, найдёшь для нас что-нибудь мелкое и одинаковое? – спросил Кан.

– Думаю, это подойдёт. Да? – после поисков она остановилась на таблетках для очистки воды.

Кан засмеялся и отрицательно покачал головой: трёх таблеток было недостаточно. Затем он бросил недовольный взгляд на Мильви, которая принесла лекарства для Сьюзан.

– Ладно, подождите.

Из-под кровати в гостиной он достал патронташ. Виктору, кажется, тоже понравилась эта идея. Елена недовольно посмотрела на мужа, взяла Сьюзан за руку и увела её в соседнюю комнату.

Кан высыпал содержимое одного патронташа перед сыном, а второй оставил себе. Они включили динамик в лифте, и из колонок зазвучал голос короля рок-н-ролла.

Когда семья только переехала в этот дом, Кан попросил Билли заменить типичную лифтовую музыку босса-новы чем-то приятным. В итоге они выбрали плейлист Шарля Гекена. Голос этого мужика прочно ассоциировался с домом, его песни нельзя было услышать больше нигде, кроме пары тематических придорожных вафли баров.

Виктор раздавал карты, получая за это право сделать затяжку отцовской сигареты. Оба в это время смотрели на дверь в соседнюю комнату.

Две карты перед Каном, две у Виктора. Карты на столе открывались по одной, либо оставались в колоде. Гекен начал петь песню «Страна Смерти», и они вдвоём старались подпевать ему, чтобы это звучало хоть чуть лучше.

– Если ты предашь меня в этой жизни, я найду тебя даже в стране смерти, чёрт бы тебя побрал, в стране смерти, – пели три синтетических голоса песню про Бахрак.

Кан заметил, что Виктор часто рисковал, беря ещё одну карту, даже когда у него на руках было шестнадцать очков. Он объяснил сыну, что это не самое удачное решение, и они стукнули бутылками пива друг о друга.

– Как ты пьёшь эту мочу? – сморщился Вик.

– Играй, говнюк, – покачал головой Кан под музыку. – Ты лучше пей свой Скропри Попри.

– Скупи Пупи, папа.

– Тем хуже для тебя.

Пули то собирались перед Виком, то перед Каном, а Мильви наблюдала за этой дуэлью через приоткрытую дверь, абсолютно не понимая, что эти двое творят.

– Двенадцать. Хочешь ещё? – спросил отец.

– Давай, – после напряжённого ожидания сын обрадовался. – Блэкджек, старик, чёртов Блэкджек!

Парень потянул к себе пули и начал хлопать в такт. Кан сказал:

– Смотри, что я делаю молодой человек, учись.

Виктор внимательно следил за колодой, которая была разделена на две части и снова соединилась краями, но бросил недовольный взгляд на отца, когда те разлетелись по всему дому.

– Что? – Кан раскладывал пули. – Что захочешь, если выиграешь?

– Я об этом не думал.

– Ну, представь, что ты победил и сейчас должен сказать.

– Первое, ну… наверное, – подумав, ответил Вик, – это новая модельГрейв Диггерс.

– Значит, хочешь мотоцикл? Неплохо. Но не забывай, что у тебя есть только одно желание. Долина Слов не джинн, чтобы ты тёр лампу и начал перечислять.

– Ну, обычно умные люди хотят деньги.

– Есть ограничение, Вик, – максимум пятьсот тысяч грааля.

– Нам этого хватит. Купим новый дом, хорошую мебель, и мне – отдельный гараж.

Кан улыбнулся, понимая, что байкерский клуб Билли Скотта сильно повлиял на его сына, и убрал патронташи под кровать.

– А что насчёт будущего? Что ты планируешь? Ну, чтобы своё желание в этом направлении использовать, – Кан прикурил сигарету, выдохнул дым и посмотрел на сына.

– Эм-м-м… – замялся тот, глядя в сторону. – Не знаю, пап. Наверное, займусь фотографией.

– Да, у тебя это хорошо получается. Тебе стоит серьёзно подумать про это, – Кан задумчиво кивнул и добавил с лёгкой улыбкой: – Если выиграешь, скажешь, чтобы тебе хотя бы десять на десять квадратов под фотостудию выделили.

Вдвоем убрались в гостиной и сказали Елене, что они уже могут войти. Цифры на экране весов грузового лифта прибавились на сто шестьдесят фунтов. Сьюзан осталась в своей комнате.

– Заснула? – спросил Кан.

– Сказала мне, что говорила с тобой. Не знаю, Кан, я не понимаю, что мы будем делать.

– Всё будет хорошо, – он обнял Елену за плечи.

Наверное, это был момент, чтобы поговорить о накопленных деньгах, но Кан понял, что после этого придётся ответить на слишком много вопросов. Решил отложить разговор, просто сказать позже – сегодня, но чуть позже.

– Мне нужно выйти, на машине немного поработать.

– Кан, – она взяла его за руку, – подожди. Вчера… эм-м-м… ну я видела, как ты пытался отправить мне сообщение, но в последний момент отменил.

– Да? Не помню. Наверное, хотел узнать, на каком вы этаже.

Елена посмотрела ему в глаза. Кан погладил её по плечу и, сделав паузу, добавил:

– Не помню, малышка. Значит, ничего важного.

– Ладно, – Елена подняла брови.

Он не мог это объяснить, даже не думал об этом с вчерашнего дня. Просто надеялся, что момент подскажет, что сказать.

– Будь осторожен, ладно? – жена явно что-то почувствовала. – Говорят, что людей перед посольством разогнали, и в городе начнутся беспорядки. Самолёт из Бахрака сел в аэропорт, и сегодня и завтра будет напряжённо. Но мне не кажется, что они позволят той девушке просто вернуться домой. Магдалена стала в некотором смысле гарантией безопасности Нью-Родвилля, неким таблеткой антивируса. И, в прочем… неважно. Чёрт, Кан, да мы все уже как будто связаны с этой девушкой, даже если в реальной жизни никто её не видел. Как будто что-то опустеет в нас без неё. Разве ты не согласен?

Кан поцеловал жену в лоб и надел шляпу.

– Наверное, так и есть, милая. Наверное, место этой Мелиси и на самом деле здесь.

Часть третья

– Девушку, ну это… Её не отпустят. – сказал кто-то, застёгивая молнию на штанах.

– Нет, ты о чём? Выгонят из Нью-Родвилля при первой же возможности. Людям уже давно не нужны такие, ну… персонажи. Надоела уже. Это всего лишь игра, приятель. Всего лишь…, – ответил стоящий рядом, продолжая жевать синтетический батончик.

Кан прошёл мимо них, набрав номер таксиста. Узкие улицы переплетались между собой, несколько пересекались с другими, которые, в свою очередь, вдали соединялись с ещё несколькими. Дорога шириной в три машины включала тротуар, где с трудом могли пройти трое человек. И даже её осмелились разделить на фастфудные киоски и палатки для бездомных. Рекламы было столько, что каждая следующая терялась среди сотни других, но все вместе они создавали общий ансамбль. Ночные клубы выделялись афишами страховых компаний, закусочные – логотипами, напоминающими нижнее бельё, а из магазинов одежды непрерывно валил дым, как будто внутри курили резину. Один корчил рожи, демонстрируя разнообразие пакетов эмоций, другой держал руку в ширинке штанов и наслаждался танцем голографической стриптизёрши. Музыка превратилась в клубок перепутанных проводов, который было бесполезно распутывать: один певец бесконечно повторял свои пять унаследованных слов, делая на этом карьеру, другой с синтетическим голосом пытался казаться уникально талантливым и непохожим на остальных. Кан замечал всех – злился, бесился, но всё равно каждого видел. Это напоминало самобичевание, когда осознаёшь, что обрезал ноготь слишком глубоко, но продолжаешь до конца.

«От чего они радуются?» – подумал он.

Не было места, чтобы сделать следующий шаг, и при этом улицы казались пустыми. Каждый смотрел только на свой нос, хотя, парадоксально, жизнь всех этих людей была лишь отражением чужих мнений. «Город Сладостей», как-то сказал Патрик Хокстет, и так и осталось названием этого города для полуживых существ.

Кто-то ударил Кана плечом и уставился на него. Он молча шагал подальше. К запаху мяса примешался запах плавящегося пластика. Дороги пересекались, дым плавленого капрона и гниющей туши смешивался с алкогольными нотками и запахом пота, прикрытого парфюмом людей, которые всегда куда-то спешили. Кан шёл сквозь всё это.

«Нью-Родвилль – Город Сладостей,» – слова застряли в голове и повторялись снова и снова.

Здания тесно переплетались не только горизонтально, но и вертикально, так что первый этаж одного мог оказаться на уровне пятнадцатого этажа другого. Дворы, похожие на безграмотно расставленные коробки игровых приставок, тянулись сверху вниз. Из одной парковки машины поднимались наверх, из другой – опускались вниз. Где-то люди собрались за длинными решётками и выкрикивали:

– Эта женщина – не твоя мать, Логан, она ним! Ты что, не видишь? Ей нужно раскроить череп, давайте, ребята, побыстрее!

Та женщина лежала на асфальте, уже без сознания, и её сын пытался своим маленьким телом остановить обезумевшую толпу. Но наверняка и он вскоре окажется рядом с матерью. Двое кричали, что упавшая на землю – вирус, ним, и звали мальчика подняться домой, где он якобы увидит свою настоящую маму. Они бросали всё, что попадалось под руку, в тело женщины, лежавшей уже в кровавой луже, и вопили, что она пялилась на них, вероятно, пытаясь украсть данные с помощью глазного сканера.

Кан, опустив голову, прошёл мимо них. Подошёл к тыквообразному зданию, из которого через прорези в стенах поднимались фонтаны. В их брызгах плавали голографические дельфины. Это был главный офис компании «Свит Миднайт», производящей заказные сновидения. Это место служило и архивом речи – туда стекались все мысли, прежде чем, на долю секунды назад, отправиться обратно в глотку говорящего. Конечно, они проходили через фильтр Родгварда, но всё, о чём город уже подумал – и даже то, что не успел ещё сформулировать, – аккуратно оседало именно в этом офисе. У входа было оживлённо, они смотрели на баннер – «Нумерология», но в парке напротив, у арочной статуи, людей почти не было. Кан сел на одну из обогреваемых скамеек, на спинке которой мерцал шахматный узор на встроенном экране. К нему подкатила роботизированная штука, напоминающая тумбочку, балансирующая на двух колёсах. Из кубической формы корпуса появилась коробка, которую она протянула Кану.

– Пожелаете ли презерватив, сэр?

– Проваливай.

Вместо головы у робота был стеклянный шар, в котором появились изображения: недовольные лица детей, плачущие и кричащие.

– Если вы хотите избежать подобных неприятностей, я настоятельно рекомендую вам приобрести эти презервативы, – продолжал он.

– Отвали, – ответил Кан.

– У нас есть модель с шипами, которая удивит вашего партнёра или партнёршу. Также предлагаем варианты с охлаждающими или подогревающими слоями, – робот вынул ещё одну пачку из корпуса. – Также есть модель для носовых отверстий, с двумя вырезами…

– Убирайся отсюда, проклятое животное, – прервал его Кан. – А ну, брысь.

Изображения на экране стали сменяться быстрее: грязные подгузники, разбитая посуда, свидетельства о разводе, парковка для инвалидов.

– После использования этого продукта ваше производство спермы прекратится на три дня, – продолжал тот.

– Я уже пользовался этими презервативами, и каждый раз выл от боли, – вмешался водитель такси, стоявший неподалёку.

Кан посмотрел на него, и парень пожал плечами.

– Хорошо, сэр, извините за беспокойство, – робот отъехал, издавая звук, похожий на велосипедный.

– Эти как сектанты. – сказал парень, улыбаясь и обнажая золотые зубы. – Пока не скажешь, что уже пользовался их услугами, не отстанут.

– Понятно, – отозвался Кан. – В этот раз ты запоздал.

– Ну, знаешь, такое дело – работа называется. Ты, наверное, старик, с таким понятием, не знаком.

– Садись.

– Как тебе кажется, почему этот автомат предлагал презервативы именно у этой скамейки?

Кан сначала растерялся, но затем резко встал и посмотрел на сиденье. Парень улыбнулся.

– Спокойно, сейчас оно чистое. Уборщики, наверное, раньше тебя здесь побывали. Но имей в виду, они приходят, лежат прямо перед экраном и… – он сделал жест рукой, будто мастурбировал.

– Твою мать… – пробормотал Кан сквозь зубы.

– Маркетинг, – парень поднял палец вверх. – Это называется маркетинг, етить колотить.

– Ладно, пошли, прогуляемся.

– Прогуляемся? Конечно, никаких вопросов, но сегодня заказы давят. Ты меня с работы сбиваешь, – парень потёр глаза и глубоко вздохнул.

– Ты под таблетками? – Кан нахмурился.

– А может, ты коп? Скажи сразу, что на меня нашли дядь, а то уже второй день ходишь вокруг да около.

– Успокойся. Если бы я был из органов, я бы что-нибудь подбросил тебе в машину вместе с теми семенами. Как тебя зовут?

– Ладно, понял. По тебе видно, что не из Родгварда. Просто хотел проверить. Меня зовут Рас, точнее, Рассел. Но для своих я Чавкающий. Только для близких, ага.

Его длинные волосы промокли от дождя и прилипли к лицу, а на подбородке торчала козлиная бородка. Над очками беспрерывно мелькали красные строки, идущие слева направо. Одет он был так, будто только что вернулся с бассейна, а его телосложение говорило о том, что парень ест не чаще раза в месяц.

– Это не важно. Дело есть, но на этот раз деньги получишь после, – коротко сказал Кан.

– Что? Опять по морде схвачу? Иди погуляй, родной. У тебя с башкой что-то не так.

Кан сжал зубы, посмотрел на странные очки Раса и достал сигарету. Молчание затянулось. Чавкающий снова вытер нос и стал поправлять рубашку.

– Ладно, что за дельце? – спросил он, кусая губу.

– Работа водителя, – Кан был лаконичен.

– Человека везти? Вещь? Говори, старик.

– Отель есть. Будешь ждать меня там. Заберёшь и поедем. Оплачу за двое суток.

– Ого! За два дня я восемьдесят грааля в лёгкую поднимаю, – явно преувеличил, – свистом, вот так! – и свистнул.

– Три дня.

– Четыре, родной, четыре.

– Я не торгаш. Говорю три, и всё – сто двадцать граалов.

– Ладно, говори, где встретиться.

Рас втянул носом воздух, его руки слегка дрожали.

– Отель «Исла Де Муэрте», недалеко от завода Модус Операнди.

Глаза парня расширились, и, хоть они были скрыты за солнечными очками, выражение испуга стало очевидным. Его движения стали резкими и беспорядочными – видимо, подействовали таблетки.

– Ты, брат, что, хочешь мою голову поджарить? Ты знаешь, почему меня зовут Чавкающим? Подумай хорошенько. Я знаю каждую дыру в этом чёртовом городе и знаю, что ты нас ведёшь к гибели.

– Тише, – Кан схватил его за запястье. – Люди услышат.

– Ты ведёшь нас в Исла Де Муэрте! – наигранно засмеялся Рас. – Это же территория Клементе Торквемады, Санто Иерро, понимаешь? Они там людей к стенам пригвоздят, на груди у человека пригвоздят пса, а на псе – попугая. Эти ублюдки верят во что-то… блин, что-то похожего на, демон…

– Закончил? – Кан сжал его запястье сильнее. – Завтра ровно в двадцать ноль-ноль будешь стоять у отеля и ждать меня.

– Плохая идея, родной, очень плохая. Здесь, в городе, есть несколько банд, от которых лучше держаться подальше. И в тройку топ-лидеров входит эта проклятая Санто Иерро. Эти звери признают только своих богов-искинов, и ради них готовы уничтожить всё: людей, детей, флору, фауну, да и сами себя. Ни нормального преступного кодекса, ни уважения, ни чести… Боже, за что ты свёл меня с этим человеком?

– Ты просто заберёшь меня, и мы поедем. Никто тебя не тронет, даже пальцем. Понял?

– Ты заходишь на территорию, где на флагах только красный рак. Понимаешь, старик? Санто Иерро, Клементе Торквемада, крещеный рак. Ты точно из органов, раз так уверен.

– Да плевать, думай, что хочешь, но, если опоздаешь хоть на минуту, я тебя из-под земли достану.

Рас повернулся к своей маленькой округлой машине, поправляя рубашку и снимая очки, чтобы потереть глаза.

– Четыре дня оплаты – и всё.

Кан молчал, оглядываясь по сторонам, затем подошёл ближе, чтобы Рас мог почувствовать запах его сигареты.

– Если всё сделаешь правильно, – Кан стёр невидимую пыль с рубашки парня, – я куплю тебе таблетки на месяц.

Рассел, видимо, вспомнил о том, что у Кана было слово, которое он унаследовал, его паспорт. Это было не просто для устрашения. По сути, личность Раса находился в кармане Кана, и даже несмотря на то, что наркотики держали его голову в тумане, сознание это уяснило.

– Ты… ты людей похищаешь, да, ты же баунти-хантер? Да, ага? – программа в его горле несколько раз повторила фразу. – Я с самого начала догадался об этом. Ах, боже ты мой… А, я смотрю… Хромающий человек, у него полголовы имплантировано. Тебя ведь зовут, точнее, твоя кличка Гвоздь, да, родной? Ты тот самый… ну-у-у… правда же? Ох, мама родная, ох говна кусок.

Часть четвёртая

Может быть, Кан должен был рассказать Елене о накопленных деньгах, возможно, сейчас было самое время, но он решил оставить это на другой день. Да, Кан не любил долгие разговоры, а тем более длинные объяснения. Его должны были понимать с полуслова, иначе он даже не начинал.

«Теперь каждый сам за себя, и я не несу за вас ответственности», – сказал командир учебной роты. – «Запомните одно: меньше говорите – дольше проживёте. Игры закончились. Когда вы войдёте в эти авиобуси, вы слезете из них в другом месте и другими людьми», – В тот день было холодно, и даже воспоминание об этом вызывало дрожь в теле. – «Командиры – это ваши родители, боги и короли. Слушайте их слова, а свои гениальные идеи запихивайте себя в гузно».

С того дня так оно и было.

– Милый? – зевнула Елена. – Не выдержала, легла… и задремала.

– Спи спокойно, – он обнял её. – Спи, завтра поговорим.

Кан снял с себя одежду, которая, казалось, приросла к его телу. Затем он прикрепил пластырь к шее, чтобы случайно не задеть Пи-эйдж во сне и не начать говорить, и лёг. Постель уже была тёплой, но, когда его железная нога коснулась Елены, она вздрогнула. В доме было тихо, странно тихо, так что даже звук капающего на подоконник дождя был слышен.

– Что с машиной, починил? – спросила она.

– Нет, завтра поеду на такси, – на мгновение замолчал. – После работы, возможно, задержусь.

– Ладно, – прошептала она. – Только в пробки не попади. Говорят, что в городе уже начались забастовки. Помимо посольства и аэропорта, они планируют, – снова зевнула, – перекрыть и другие…

– Тш-ш-ш, – улыбнулся Кан и поцеловал её в шею.

Елена хихикнула, как мышонок. Притянула его руки к себе, Кан в тот самый миг нежно прикоснулся к груди Елены. По её телу пробежала дрожь. Спустя секунду он резко отбросил с них покрывало и заключил жену в объятия. Она, кажется, на мгновение растерялась, но затем жадно прильнула к нему губами. Кан вошёл в неё – и начал двигать бёдрами, поднимаясь и опуская Елену.

Потом он закрыл глаза, ожидая, что снова окажется в пустыне, в поношенной форме с пересохшими губами. Солнце должно было жечь его лицо и шею, горячие порывы ветра ударяли бы по коже, а температура поднималась, как при ознобе.

Перед закрытыми глазами даже на миг проплывали образы: скелет старого грузовика, который стал столовой для их взвода, детские кладбища, среди которых они спали, прикрываясь камнями от ветра. Он увидел также заброшенную и ржавую телебашню, которая едва сдерживалась чтобы не разрушатся, но на этом всё. Кан просто уснул, погрузившись в темноту.

Открыл глаза ещё до будильника и пошёл умываться. Все спали, кроме Сьюзан. Тётя даже не посмотрела на Кана – она была погружена в свои старые фильмы. Виктор и Мильви были укрыты одеялами до самых носов. Кан осторожно поцеловал их, надел плащ и шляпу, завязал часы и открыл дверь лифта.

Цифры на дисплее гостиной должны были уменьшиться на сто семьдесят фунтов, но, вероятно, из-за неисправности они не изменились.

Кан посмотрел на закрытые глаза Елены и улыбнулся, аккуратно прикрыл дверь и пошёл по коридору: тяжёлая левая нога, лёгкая правая.

– Доброе утро, мистер Кэмбелл, – приветствовала машина. – Хотите послушать новости или сгенерировать музыку?

Кан не ответил, открыл заднюю дверь и нащупал пластиковый кейс с выпуклыми узорами. Взяв снайперскую винтовку, закурил сигарету.

Он и представить не мог, что сегодня, всего через несколько часов, именно его руками Нью-Родвилль больше не будет прежним. Весь Нью-Родвилль.

Виг 2

Двадцать семь лет назад

– Я должен быть честен с вами. – сказал Джейк. – Для меня вы все не существуете.

Персонал поаплодировал.

– Когда я смотрю на вас, вижу своё же отражение, – продолжил. – Мой стиль.

Сара улыбнулась и сделала глоток кофе.

– Моё мышление, чёрт возьми мой образ жизни, – Сильвер Скотт слегка поклонился. – Мои страхи и мечты.

Майлс Смит послала воздушный поцелуй в сторону Джейка, затем поправила волосы.

– Трудно смириться с этой мыслью, но я советую всем вам, без исключения, – он сделал паузу, – понять, что я вижу за вас. Мои уши заменяют ваши, а слова мои выходят из ваших уст.

Бывший заместитель начальника отдела обслуживания, Джон Бэрроуз, поспешил пожать ему руку.

– Ваши тела, ваши мысли, ваше дыхание, ваше самочувствие и даже утренняя чистка зубов – всё это принадлежит мне. Это я захотел, чтобы вы любили и ненавидели. Это я наклонился, чтобы поднять своё полотенце, и именно из-за этого у вас заболела спина. Это я молчал, и вы тоже замолкли.

Персонал затаил дыхание в ожидании продолжения. Некоторые прерывисто дышали, наверное, ощущая боль в спине.

– Учитывая всё это, я люблю вас всех, одинаково – ни одного больше, ни одного меньше. Меня создавший родил и вас. Тот, кто пытался оскорбить меня, хотел унизить всех вас. Вы – одно целое, и это целое глубоко уважает само себя.

Толпа снова закричала и попыталась приблизиться к Джейку, не давая друг другу пройти. Телохранители окружили директора компании Сим Зона, слышались щелчки затворов.

Джейк медленно сошёл со сцены и пошёл среди людей. Он пожал руку Стеклянному Шону, у которого оба сына были названы в честь директора.

– Как идут дела? – спросил Джейк шёпотом, не дождавшись ответа.

Он поцеловал Шаги в лоб. Тот, как оказалось, перенял манеру своего директора говорить медленно.

– Рад, что ты пришёл, – улыбнулся Джейк.

Подошёл к Салли, Сонной Патриции, Майку, пьянчуге Альберту и к синеволосому молодому человеку в конце ряда, имя которого, кажется, начиналось на «К».

– Восхищаюсь твоим упорством. – сказал, пожав руку.

Толпа стала аплодировать ещё громче, будто слушала хит любимого певца. На экране сцены появилась надпись: Джейк Бишоп. Свист, крики, слова восхищения заполнили зал.

– Я вас награжу, – директор улыбнулся. – Вы с каждым днём прогрессируете, и за это я вас всех награжу. Сегодня я накормлю вас настоящим мясом, и вы ляжете спать сытыми. Потом я съем что-то сладкое и натуральное, и ваши рты наполнятся сладостью. Затем я выпью виски. Желаю вам хорошего рабочего дня. И помните: мы все одно целое, – он прижал палец к груди, – и это целое не жалеет усилий для достижения результата.

Двери за Джейком открылись, и на него упал прожектор. В лучах света он выглядел ослепительно и сам себе зааплодировал. Снова миссис Офелия потеряла сознание, Лукас схватился за сердце, а Молли Шейк, как всегда, вытерла слёзы и встала на колени прямо в центре зала.

Когда Джейк вышел в коридор, двери закрылись за ним, и его улыбка исчезла. Он достал сигару, закурил, сплюнул накопившуюся горечь на бархатный ковёр и поправил волосы.

Из-за массивных дверей послышались глухие щелчки тяжёлых замков. Бам-бам. Крики остались за дверью, словно в запертом сейфе. В коридоре раздавался лишь стук нескольких пар обуви – словно кто-то печатал на старинной машинке: клац-клац, клац-клац.

– Отключи синхронизацию, – приказал Джейк своему заместителю.

– Полностью?

– Полностью, Соул.

– Значит, считаем утреннюю проверку завершённой. Записываю на десять тридцать семь – десинхронизация, – доложил тот.

На планшете худого и низкорослого мужчины высветились какие-то цифры, но Джейк не обратил на них внимания. Шум позади затих.

– Пусть немного отдохнут и приступают к работе.

– Да, конечно. Эм-м-м… у вас сегодня гости, мистер Бишоп. Говорят, они уже впечатлены результатами.

– Есть предложения? – спросил Джейк, выпуская дым. – Или здесь только те, кто не нашёл себе другого занятия?

– Все представители мелких компаний.

– Клянусь, Соул, им просто нечем заняться, – хмыкнул Джейк, – Вот же болваны.

Несколько секунд назад раздававшиеся аплодисменты сменились криками испуганных и разгневанных людей. Они набросились на дверь, пытаясь выбить её ногами. Один из них закричал, что убьёт организатора всего этого, другой снова потребовал милосердия, а остальные либо молчали, либо умоляли о свободе. Джейк был доволен своей речью, хотя его лицо оставалось застывшим, ни один мускул не дрогнул.