Империя пяти народов. Книга I. За два столетия до конца

А Арт-континент?! Какая прекрасная забава – раскрасить континент, правда? Вся площадь Арт-континента была засеяна травой, имеющей специфические свойства хамелеона. Достаточно было нанести на траву каплю коллоидной краски, и весь материк окрашивался. С помощью специальной программы и вмонтированных в землю датчиков, художник задавал границы для распределения краски по поверхности. И на огромном холсте размером с материк появлялась картина. Из космоса такое полотно выглядело просто потрясающе!

И это, не говоря о том, что каждый город Пятого Триала строился в своей уникальной стилистике. Здесь можно было найти отражение исторических архитектурных тенденций всех пяти рас. Кстати, некоторые города являлись симбиозом нескольких стилей, причем, во многом противоречивых. На первый взгляд эта эклектика казалась странной и даже неприемлемой. Как вообще могло прийти в голову архитектору сочетать элементы гномьих этнических мотивов и человеческого хайтека? Но, при ближайшем рассмотрении и непосредственном погружении в местную атмосферу, она оказывалась поразительно гармоничной.

Немалое количество учебных заведений Пятого Триала: консерватории, художественные академии, архитектурные институты и театральные студии, а также сопутствующие им концертные залы, галереи и прочие учреждения культуры тоже имели свой неповторимый колорит. Пытаясь перещеголять друг друга во вкусе и изяществе, они устраивали многочисленные конкурсы, фестивали, ярмарки и прочая. В любой момент времени культурная столица Империи могла предоставить развлечение на любой, даже самый изысканный вкус. Так что, для того чтобы наверняка поразить девушку и произвести на нее яркое впечатление, достаточно было просто купить билет в порткабину до Пятого Триала. А там уж точно найдется чем ее занять. Пусть выбирает и удивляется.

В общем благодаря мэтру Саргусу, последние каникулярные выходные Милеи стали незабываемыми.

Мили была искренне рада этому. Она хотя бы вздохнула с облегчением, потому что уже сил не было изливать свою горечь несчастному дневнику. А так хоть какое-то светлое пятно и положительные эмоции.

В воскресенье вечером она уже была в ИАМе в своем общежитии.

Милея прибыла раньше Мирры, поэтому у нее было время найти хорошее потайное место для своего бумажного страстотерпца. Подальше от любопытного носа подруги.

Потянулись насыщенные занятиями будни. Учеба приближалась к своему финалу, поэтому сил на нее уходило все больше и больше. Возвращалась Милея из библиотеки все позже, домой на выходные отправлялась все реже.

Лорд Эрден с нового полугодия тоже стал как будто жестче. Хотя, куда уж больше? Демон лютовал и не давал студентам продыху, вновь и вновь тренируя их реакцию, стойкость и выносливость, заставляя выматываться в хлам, пока уже не оставалось никаких сил, чтобы пошевелить даже пальцем. Однако сам он чувствовал себя весьма комфортно, не высказывая и малой толики усталости.

«Железный он что ли?» – Думала Милея, без сил опираясь после таких занятий то на забор, окружающий полигон, то на Харада, то на гладкое термостойкое покрытие самого полигона.

После каникул группа ВБМ начала проходить преобразование энергии ядерного синтеза в МТ-энергию и теперь не вылазила с учебной площадки. В аудитории заниматься такими сильными преобразованиями было просто опасно.

– Энергию излучения звезды направляем на выделение дейтерия и трития из паров находящейся в атмосфере воды, – объяснял милорд Эрден, проводя манипуляции руками в воздухе. – Запускаем реакцию нуклеосинтеза. Энергию термоядерного синтеза преобразуем в атакующую МТ-энергию.

Он показал классу маленький бело-голубой ярчайший ауронер.

– И ограничиваем поток фотонов, чтобы не ослепнуть.

Шарик стал не таким ярким, но свой цвет сохранил.

– Это понятно?

– Да, милорд.

– Тогда приступим к реализации этого алгоритма на практике. Студентка Грайв, идите сюда и продемонстрируйте нам, как Вам понятно.

Мили пыталась повторить все только что услышанное и увиденное, но лорд ректор был так близко, помогая правильно поставить руки для фильтрации воздуха на предмет водяных паров, что она никак не могла настроиться на выполняемое задание.

В голову лезло все что угодно, только не энергетические преобразования, от чего Милея волновалась и злилась, что, в свою очередь, еще больше усугубляло ситуацию.

– Студентка Грайв, не заставляйте меня думать, что я завысил Вашу экзаменационную оценку, – произнес он где-то у нее над головой.

И как-то резко отпустил ее руки, даже, скорее, бросил.

– Идите на свое место! Студент Фарнис!

Вечером того же дня, после занятий и четырех часов, проведенных в библиотеке, понурая Милея брела в свою комнату. Остановившись у самой двери в женское общежитие, она на секунду замерла, а потом развернулась и пошла по направлению к воротам Академии. Ей никого не хотелось сейчас видеть. А вот побыть в одиночестве – это да.

На дворе было начало февраля, и, хотя в Иамскому лесу еще лежал снег, первые робкие весеннее позывы уже ощущались. Вот-вот – еще неделя или две – и на его деревьях начнут набухать клейкие почки, снег полностью растает, и лес, наконец-то, оживет. Вся природа проснется в предвкушении новой жизни, надежд, цветения, любви…

А у нее как раз все наоборот…

Вот зачем ей такая любовь? Она не приносила никакой радости. Не было ни единого светлого пятна в ее истории. Беспросветно. Бессмысленно.

Уже смеркалось, и на центральную аллею леса легли желтые пятна от зажженных тусклых фонарей.

Центральная аллея Иамского леса была единственной освещенной. Многочисленные боковые ответвления постепенно погружались в вечернюю темень, но, хотя на них и отсутствовало освещение, каждая из них была тщательно расчищена от снега.

Милея свернула на одну из идущих вправо дорожек и побрела по ней к поляне, где когда-то они с Зарком тренировались перед сессией.

«Вот так и жизнь моя свернула в какую-то непроглядную тьму» – Мили оглянулась на освещенную аллею.

И ей очень захотелось вернуться назад – в беззаботное детство, в свою легкую, радостную юность. Но для этого нужно как-то вытравить из себя это безумное, выедающее душу чувство.

Стоп. Вытравить?

Милея вспомнила, как одна из ее знакомых переживала бурный роман с молодым симпатичным гномом, который потом ее бросил.

«О, боги, Милея, – говорила она, трагично закрывая ладонью глаза, – у меня нет иного выхода, кроме оскаронского парафарма! Я люблю его, но он такой негодяй. Я просто обязана избавиться от этой несчастной любви!»

Знакомую потом успешно утешил другой мужчина, а Милея, запомнив ее слова, нырнула в поток, чтобы выяснить, что это за штука такая – оскаронский парафам.

Штука была мерзкой, но действенной.

И теперь, дойдя до конца расчищенной тропинки и уткнувшись носом в трехсотлетнюю альтерцию, Милея поняла, что ей нужно поворачивать назад во всех смыслах этого слова. Дальше хода нет: там только глубокие сугробы и кромешная темнота. Ей пора назад на чистую дорогу, к свету. К своей прежней беззаботной жизни.

Она задрала голову вверх и посмотрела на небо.

Такие яркие крупные звезды! Там – на свету – их нет.

«И не надо! Все равно в руки не возьмешь!» – Мили опустила голову, развернулась и решительно шагнула в обратном направлении.

Ради чего эти мучения? Беспощадные, бесцельные и бесконечные мысли об одном и том же?

«Решайся, Милея! Один глоток, две недели состояния эмоциональной нестабильности – и все кончено!»

***

Великий эмтэгр за последние полтысячелетия практически не выходил «в народ». Кипящая жизнь, веселые лица и улыбки – все это давило на него, мешало покою в душе, так тщательно выпестованному одинокими вечерами. Он не хотел, чтобы что-то тревожило его отрешенно-созерцательное состояние. Вот он – а вот его приближающаяся к концу жизнь. Так зачем дополнительные раздражающие факторы? Все тихо и спокойно внутри почти окаменевшей оболочки, и пусть так все и продолжается. До самого конца.

Демон на секунду остановился, глядя на сохранившиеся остатки сугроба в темном арочном проходе одного из дворов. В грязной ледяной куче бился на ветру оброненный кем-то еще в начале зимы тетрадный листок. Дворник, расчищая дорожки, бросил его в кучу снега у стены, куда лист постепенно вмерз. Из-за пришедшей в середине февраля бурной весенней оттепели, сугроб почти растаял и наполовину обнажил из-под спекшегося снега брошенную страницу. Залетевший в арку теплый февральский ветер подсушил бумагу и сейчас трепал надорванную белую плоть с еще сохранившимися размытыми синими буквами.

Возможно, мимо будет идти тот, кто потерял его, и вспомнит свои записи. Может быть, они когда-то были очень важны для него.

Когда-то, но не теперь. Теперь это лишь кусок рыхлой никчемной бумаги.

Нет, весны не хотелось. Старый демон давно перестал обращать внимание на смену дней, времен года, десятилетий, веков. Он уже наполовину вмерз в сугроб своей тысячелетней зимы. И, хотя ветер его догорающей жизни все еще пытается трепать размытую под натиском времени память, вряд ли когда-нибудь случится оттепель. В отличие от тетрадного листа, его никто никогда не найдет. И не узнает. И не вспомнит.

Постояв несколько мгновений, задумчиво глядя на листок, демон, наконец, оторвал взгляд от темной арки и пошел от нее прочь.

На одной из узких улочек его внимание привлекла парочка, идущая впереди.

Саргус и Грайв!

Вместе.

Эрден перешел на другую сторону в тень и заметил, как они вдруг остановились, и Саргус стал в чем-то настойчиво уверять студентку. Потом он взял Милею за руку и, глядя в глаза, приблизил ее ладонь к губам.

От этого у демона на душе вдруг стало ужасно мерзко. До одури.

Преподаватель не имеет права так поступать. И, даже не беря во внимание этическую сторону проблемы «учитель-ученица», (хотя это еще как важно, и он обязательно проведет со своим работником серьезную беседу по этому поводу) Милее Грайв не стоит встречаться с ним.

Да, Реймер Саргус был обходительным, галантным, умел ухаживать. Но лорд Эрден не верил в его искренние чувства.

Когда-то Реймер, как и все талантливые дети, обучался в Академии. Более того, Эрден преподавал ему высшую боевую макротрансконфигурацию и, откровенно говоря, надеялся на то, что парень дальше пойдет в Управление ВБМ. Но на заседание комиссии он так и не пришел. Зато появился перед его кабинетом через несколько лет с просьбой взять на место младшего преподавателя эмтэ-права. Представил документ о стажировке в Высшем эмтэ-суде и блестящие рекомендации.

Эрден его, конечно же, взял. Но где-то в глубине души поставил на него клеймо труса, несмотря на то что слава о нем как о фехтовальщике гремела на всю Империю.

Потом кто-то из преподавателей при Эрдене вскользь упомянул о том, что у Саргуса материальные трудности, и он ищет себе богатую невесту.

В этот момент демон не мог не подумать о том, что Милея Грайв для молодого человека не более, чем просто подходящая кандидатура. Заморочить голову юной девушке красивыми словами такому сердцееду, как Реймер Саргус, вообще ничего не стоило.

Эрден не хотел, чтобы Милея выбрала его в качестве своего спутника жизни. Она была достойна гораздо лучшего.

***

Мили вернулась в свою комнату уже под вечер. Сегодня она встречалась со старым знакомым в «петухе» на «подсобке» и, как обычно, за кружечкой эля разговор затянулся.

Она стащила с себя ботинки, села к своему столу и с удовольствием вытянула ноги к все еще налитой теплом стене. Устала и находилась сегодня. А еще нужно подготовиться к завтрашним занятиям.

Взгляд девушки пробежался по стопкам учебников и тетрадей, остановившись на «праве».

Она тут же вспомнила, как мэтр Реймер Саргус буквально несколько часов назад признался ей в любви и сказал, что единственное, что его останавливает перед тем, чтобы бросить все свои силы на покорения ее сердца – это этика преподавателя. Но выпускные экзамены все ближе, и после них он был бы счастливейшим из смертных, если бы Милея согласилась… и прочая… и прочая… Как все же странно все это: ей признается в своих чувствах самый красивый мужчина в Академии, а она лишь вечером об этом вспоминает. Боги, до чего она дошла…

Мили на эти выходные решила не ехать домой. Пока нет Мирры, она собиралась подготовить минилабораторию у себя под кроватью для того, чтобы сварить оскаронский парафам. Сегодня она сходила в параптеку и приобрела все необходимые для этого инструменты и разрешенные препараты, а еще заскочила в «петуха» забрать кое-что у Конера.

Мэтр Саргус догнал ее, когда она выходила из ворот Академии, и навязался ей в сопровождающие, сказав, что ему тоже нужно «в город». Милея поняла, что просто так отвязаться не получится, поэтому согласилась на предложение мэтра. Потом она планировала попрощаться с ним и смотаться на Восьмой Триал. После трех часов совместных походов Саргус пригласил ее вместе пообедать. Милея поблагодарила, но сослалась на просто-таки катастрофическую занятость и на то, что у нее очень много нерешенных вопросов на сегодня.

Пока они шли к центральной площади, откуда можно было бесплатно попасть с помощью порткабин из города в Академию, Саргус и затеял разговор о своих видах на нее.

Ладно. В конце концов, он ей ничего плохого не сделал, поэтому вот так вот категорически отказывать она не хотела. Ей еще в конце года зачет сдавать по праву. Да и в свете ее решения об оскаронском парафарме, кто его знает, как дальше жизнь повернется после того, как она вытравит эту проклятую любовь из себя.

Милея сказала, что подумает над его словами, но, естественно, не сейчас. И вообще, сначала необходимо закончить учебу. А пока даже думать не может ни о каких романтических устремлениях. Времени на это просто нет.

Да, конечно, она, как и обещала, подумает над словами Реймера. Через несколько месяцев. Не сегодня.

Сегодня ей так хотелось покоя. Тишины. Так хорошо быть в одиночестве.

«Февраль. Достать чернил и плакать! – Всплыло в голове Милеи, когда она извлекла из тайника дневник. – Писать о феврале навзрыд…»

Стоит ли поведать чистым листам терпеливого друга о том, что сегодня ей признался в любви мужчина?

Нет. Не хочется. Это так неинтересно. Плоско, банально и несправедливо. Почему так получается, что ее любит не тот? Может быть потому, что она тоже любит не того. Но почему именно с ней так? Так больно!

Нет, о признании она писать не будет. Лучше, как всегда, о том, что ее жизнь сломалась полгода назад. Разделилась на «до» и «после». Как всегда, проклясть всех богов за то, что они придумали такую чудовищную вещь, как душевная привязанность к другому существу, от которой невозможно никак избавиться. И в очередной раз о том, что просто невыносимо продолжать скручивать в тугую спираль свои раздирающие душу эмоции. О том, что остается только калечить себя мерзким снадобьем. Что нет другого выхода. И что пора убирать чернила, слезы, бросать писать и начинать готовить парафам. Вот так. Сейчас и сразу. Навзрыд.

Блуждающий по темным дорожкам Академии взгляд девушки выхватил стремительно идущую по направлению к зданию общежития массивную фигуру в мантии.

«Это Он, – подумала Милея. – Зачем Он здесь?»

Мужчина решительно шагнул к входу и потянулся к ручке двери. Да, это был именно он – лорд Эрден.

«Да нет, это не Он. Просто это я уже спятила»

Милея на мгновение зажмурилась.

«Сейчас бы куда-нибудь в горы» – Мили подняла лицо вверх, чтобы остановить слезы, и опять открыла глаза. У двери, конечно же, никого не было. Ей просто померещилось.

Вот совсем недавно она видела там – на небе – такие яркие звезды. Но вынудила себя вернуться к искусственному свету – и вернулась. А сейчас так страстно хотелось взглянуть на февральское ночное небо. С самой-самой высокой заснеженной горной вершины. Полюбоваться. И закричать. Так громко, как только можно. Кричать до тех пор, пока из легких не вылетит последний атом кислорода. До хрипоты, до посинения.

Но нет. Это не для нее. Никаких гор и звезд.

Мили потянулась в карман и достала маленький кисет, наполненный терпко пахнущим порошком. Силерский горник.

Вот она – первая нота будущего реквиема по ее любви.

***

В вечер того же дня, когда лорд Эрден встретил на улице Саргуса и Грайв, он вызвал Реймера к себе в кабинет.

Хмуро кивнув ему в сторону кресла, демон отложил стилус и откинулся назад.

– Мэтр Саргус, когда Вы устраивались на работу, Вам отдел кадров давал для ознакомления свод правил поведения преподавателя Академии?

– Да, милорд ректор.

– Отлично. В таком случае, процитируйте мне пункт, где говорится о том, какие взаимоотношения не допускаются между преподавателями и студентами.

– Аааа, я Вас понял, – Реймер принял более расслабленную позу. – Видите ли в чем дело, милорд, мне очень нравится Милея Грайв. Очень. Даю Вам слово, что с моей стороны намерения по отношению к ней более, чем серьезные.

– Это прекрасно, мэтр Саргус. Но меня, как руководителя учебного заведения, где Вы изволите трудиться, Ваши намерения, какими бы благородными они не были, нисколько не интересуют. Меня волнует лишь морально-этическая сторона вопроса. И я вынужден настаивать на том, чтобы Вы все свои матримониальные планы по отношению к моим студенткам вынесли за рамки учебного процесса.

– Милорд, но ведь она уже почти выпускница. Осталось тут всего ничего. Я просто не могу упустить эту девушку. Она слишком хороша. Милорд ректор, Вы должны понять меня. В любви, как и на войне все средства хороши. Я должен обратить ее внимание на себя, пока она рядом. Потом может быть поздно.

Лорд Эрден вдруг оглушительно хлопнул ладонью по столу.

У Саргуса недоуменно поднялись брови.

– Извольте потерпеть еще три месяца до выпуска, – ядовито произнес лорд ректор, – потом Вы с Вашим предметом обожания вольны делать все, что заблагорассудится. Я достаточно понятно выразился, мэтр Саргус?

И тут Эрден понял, что последнюю фразу он просто проорал.

«Боги, что я творю?» – Вопросил сам себя демон, увидев иронично искривленные губы мэтра.

– Более чем, милорд, – в ответе Реймера проскальзывал легкий сарказм. – Я могу идти?

– Да, Вы свободны.

– Милорд ректор, – поклонился Саргус, не стирая с губ той самой еле заметной усмешки.

Закрыв за собой дверь, Реймер постоял секунду у двери, потом обернулся на табличку с надписью «Ректор Э. Эрден» и хмыкнул.

Взбешенный Эрден налил себе стакан воды. Выпил. Потом еще один.

«Все средства хороши. Вот же сволочь!»

Он пошел к окну.

Вернулся назад за стол. Сел.

Этот наглец хочет жениться на Милее Грайв! Да как он вообще может говорить такое своему руководителю о студентке? Выговор – это самое малое, что он заслужил. Нужно утром обязательно сказать метрессе Гайдин, чтобы она подготовила приказ. Он ему покажет «все средства». А в следующий раз, если увидит этого молокососа рядом с Милеей, просто уволит и дело с концом.

Мысль об увольнении мэтра Саргуса показалась безумно заманчивой… Но лорд ректор решил, что пока потерпит. Хотя, конечно, нарушение этических норм и академических правил было просто вопиющее, и без выговора не обойтись.

«Но что значит выговор для человека, который влюблен и собирается жениться?» – Вдруг с тоской подумал Эрден.

Вот его самого он бы остановил? Этот выговор.

Да ни за что на свете!

И увольнение бы не остановило.

И смертная казнь тоже, если бы он собрался жениться на…

«Неужели?!» – Эта мысль, так внезапно возникшая в его голове, будто окатила ледяной волной и смыла с разума пелену, которую он раз за разом методично наслаивал, чтобы отгородиться от очевидного.

Демон замер на месте и со всей отчетливостью и обреченностью понял, что он влюбился.

Давно.

И наглухо.

Вот он – выход из лабиринта, в котором последние полгода беспокойно блуждала его душа.

Вот оно – неприязненное отношение к Зарку, бесконечные думы об «отчислить – не отчислить» и сегодняшний разговор с мэтром Саргусом.

Ха, «неприязненное отношение»! Нужно называть вещи своими именами. Ревность – вот что это.

«Боги, вы что творите? – Лихорадочно думал лорд ректор. – Может все-таки я ошибся, а? Я не могу теперь. Нет! Нет… Только не это!»

Эмоции фонтанировали через край. Эрден даже не замечал, что покинул свой кабинет и, не разбирая дороги, куда-то зачем-то идет по опустевшим гулким коридорам Академии.

Он пришел в себя, когда его ладонь почувствовала металлический холод медной ручки двери… Двери в академическое общежитие студенток пятого курса.

Когда взгляд лорда Эрдена сфокусировался на коричневой табличке с золотистыми буквами, услужливо подсказывающей его конечный пункт назначения, он буквально замер от ужаса. Открыл переход прямо там, на месте. И исчез, не заботясь о том, видел его кто или нет.

Через мгновение демон понял, что находится в состоянии свободного падения и, судя по разряженной атмосфере и низкой температуре, он был очень высоко над землей.

Отрешенно посмотрев на заснеженные горы внизу, Эрден поймал себя на мысли, что открыл переход, сам не ведая куда. Наверное, его внутренне душевное состояние само интуитивно выбрало место. Он примерно представил со стороны, как выглядело его эффектное появление в воздухе.

Только бы флаеров не было поблизости. Иначе завтра вся инфосеть будет любоваться стереографиями, на которых глава Совета Высших Эмтэгров материализуется в воздухе и со скорбной физиономией летит вниз.

Эрден окинул окрестности острым демоническим взором.

Нет. Никого не было. Ну что? Будем разбиваться о скалы или сначала поразмышляем над сложившейся ситуацией и проанализируем ее?

Ладно…

Первая сущность. Крылья. Пике. Выход на планирование. И сверкающая горная вершина под ногами.

***

Лири сидела на грубо сколоченной деревянной лавочке, стоящей в углу покосившегося домика ее бабки, и слегка покачивалась взад-вперед… взад-вперед… взад-вперед…

Старые электронные часы с помутневшим экраном мигали двумя красными точками между цифрами, отсчитывая секунды. На их выцветший от времени коричневый в разводах корпус села муха и начала потирать лапки. Глядя на муху, Лири вдруг осознала, что придется все делать самой. На помощь никто не придет.

Мальчик, приезжающий из деревни на стареньком дребезжащем гравицикле со списком парафармов, появится неизвестно когда: через день, а, может, через месяц. Она не может ждать. И где деревня, чтобы позвать на помощь, она не знает. Никогда не была там.

Взад-вперед… взад-вперед… Муха потирает лапки… Да, она права эта муха. Именно так. Только самой. Лири встала, посмотрела на закрытый белой простыней труп бабки и пошла в сарай за лопатой.

Была ранняя весна. Промерзшая за зиму земля не поддавалась и отпружинивала лопату, которую слабые ручки Лири пытались протолкнуть в ее недра. Слезы застилали глаза, и мир вокруг воспринимался очень мутно, как за политым дождем стеклом. Если бы не было так холодно. И так тяжело. Часа через три, когда сил уже никаких не осталось, Лири положила лопату на дно вырытой ею ямы, выбралась и поплелась домой.

«Вишка голодный» – пронеслось в ее голове.

Звук от долбящей землю лопаты продолжал пульсировать в голове, и Лири казалось, будто ее кто-то бьет изнутри по черепной коробке.

Она добралась до дома, зашла в сенцы и спустилась в подпол за вяленым мясом. Дикая усталость не позволяла ей хорошо контролировать собственное тело, ее нога соскользнула с третьей снизу ступени, и Лири упала на холодный земляной пол. Она даже не вскрикнула, просто молча лежала на полу, не шевелясь.

«Вот бы сейчас умереть» – подумала девушка. И эта мысль ей показалась вдруг чудесной мечтой. Ведь тогда все закончится. Все-все. Не будут ощущаться эти болючие кровавые мозоли на ладонях, и исчезнет пронизывающий насквозь холод, от которого невозможно скрыться.

«Нет! А Вишка?» – Лири распахнула глаза и приподнялась на локтях.

Вишкой звали маленького виверна. Она нашла его конце прошлого лета в лесу рядом с мертвой матерью. Ее лапа застряла в стволе расщепленного бурей дерева. Скорее всего, она охотилась, чтобы добыть малышу пропитание и попала в ловушку. А он, не дождавшись маму, отправился на ее поиски. И в конце концов, нашел.

Лири забрала его уже чуть живого домой и выхаживала. Окреп он только месяца через три. Сначала она отпаивала его молоком, добавляя в него укрепляющие и восстанавливающие парафармы, потом потихоньку начала вытаскивать из дому мясные запасы. Прятала его Лири в дальнем сарае, справедливо полагая, что, если его обнаружит бабка – Вишке не жить. Она тут же выкинет ящерка в лес, и поминай как звали. Но на счастье виверна, бабка Лири практически полностью слегла в октябре и не обнаружила нового жильца. А если и выходила когда на улицу, то до сарая точно не добиралась.

За это время Вишка настолько привязался к Лири, что стал ассоциировать ее с матерью. И однажды в самом начале зимы, зайдя в сарай, она отчетливо услышала раздавшееся от соломы «мя-мя».