Полная версия
Какая «тщета», о чем это она? Наверняка опять цитирует Шекспира. Дашуля обожает Шекспира и нет-нет да ввернёт какую-нибудь цитатку, хотя там слова такие, что язык сломаешь. Я вряд ли когда-нибудь наберусь смелости прочитать эту древнюю муть. Помню из Шекспира только фразу Гамлета: «Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног». Один парень, с которым я недолго встречалась в старой школе, носил на сумке значок с такой надписью. А вообще подозреваю, что Шекспир был тот еще похабник. И сам был не прочь потрясти копьем, и персонажи у него такие же.
Через полчаса я, с чалмой из полотенец на голове, сижу в тёплой кухне и рассказываю о событиях этого утра, изрядно всё приукрашивая. Дашуля слушает меня, забравшись с ногами на табурет. Мы уплетаем поджаренный хлеб с плавленым сыром.
– Всё ясно с Костей, – заявляет Дашуля, когда мои разглагольствования подходят к концу. – Ты его подцепила. Раньше он стеснялся позвать такую красотку, а теперь понял, что это судьба.
– Это Костя стеснялся? – Я качаю головой. – Что-то ты путаешь, подруга. Он не из той категории мальчиков, которые стесняются девочек. Да и чего меня-то стесняться?
Я роняю кусочек тоста на пол, и Бандит, быстро среагировав, тут же подскакивает и начинает слизывать с него плавленый сыр. Аж мурчит от радости.
– Только не начинай опять загоняться на эту тему, – вздыхает Дашуля. – А то как начнёшь депрессовать и сомневаться, так тебя не унять будет. И вообще я знаю, что тебе нужно для того, чтобы стать человеком.
– М-м?
– Та блузка с открытыми плечами. Розовая такая, которую мы видели в фильме. Секси-блузка.
– Ты нашла её в интернете? – воодушевляюсь я. – Гонишь!
– Еще как нашла.
На сайте худосочная девушка-модель позирует в этой блузке, уткнув руки в бока и уставившись томным взглядом вдаль. Блузка на девушке смотрится отлично, а вот как она будет смотреться на мне – другой вопрос. Наверное, неплохо.
– Классная, да? – спрашивает Дашуля, хрумкая козинаком. – По-моему, тебе пойдет. Нужно только размерную сетку проверить внимательно, они тут на сайте часто маломерят.
– Может, лучше тебе? – Я намазываю тост плавленым сыром с огурчиками. – Ты ведь любишь розовый цвет.
– Ну, это вряд ли. Я лаве давно уже откладываю на машинку… – Дашуля звонко смеется.
– Машинку?
– Я разве не говорила, что хочу пойти на курсы вождения летом? Мама пообещала оплатить, если закончу год без троек. А там со всеми подработками ко второму курсу накоплю на машинку. Машинку! Представляешь?
Она вытягивает перед собой руки, хватается за воображаемый руль и начинает крутить его туда-сюда, издавая губами звуки мотора: «Вз-з-з-з!» Потом вращает руль быстрее, видимо, дрифтуя на месте, бибикает и смеется, бибикает и смеется. Детский сад.
– А ты водительские права не собираешься получать, Алиса?
Если честно, иногда я представляла себе, как еду по бесконечной дороге на своем автомобиле. Переключаю передачи, выжимаю педаль газа до упора. Машина гудит, как сумасшедшая, ускоряется, а я всё давлю и давлю на педаль. Несусь стремительно, как ракета, так что весь мир за окном размывается, превращается в разноцветное марево. Опасно так водить, очень опасно, и в глубине души у меня что-то сжимается, кричит…. Слышу визг тормозов – и меня выбрасывает вместе с машиной в глубокую яму.
– Не, пока что обойдусь без прав, – говорю я. – Раз уж у меня будет личный водитель.
– Опаньки! Ты на халяву-то не рассчитывай, подруга, – заявляет Дашуля сварливым тоном сериальной блондинки. – Будешь отрабатывать. Будешь летом обмахивать меня опахалом, чтобы было прохладнее, а то на машинку с кондиционером у меня денег не хватит.
– Зачем опахалом? Я могу просто дуть тебе на голову.
Я вскакиваю и дую на неё, а подруга подставляет лицо с блаженным видом:
– Восхитительно! Да! Дуй еще, не останавливайся, обдуй меня полностью! Этот запах огуречного сыра из твоего рта… великолепно…
Мы обе заливаемся смехом. Тут ноутбук издает характерный пиликающий звук – по электронной почте пришло письмо. Подруга мигом прекращает игру и разворачивает ноут экраном к себе. Быстро уничтожаю последний тост, пока никто не видит.
Какую-то еще интересную новость я хотела обсудить. Хм, что же это было? Позабытая мысль вертится на задворках сознания, не могу её выцепить. Смотрю на Дашулю – она пялится в экран со странным видом: лицо вытянулось, глаза стали огромными.
– Ты чего это?
– Да вот, странное письмо пришло….
– А что там?
– Ну, это…. Даже не знаю, что сказать.
Что-то не в порядке. С таким лицом люди не читают обычные сообщения, с таким лицом смотрят на повестку в суд или на уведомление о возбуждении уголовного дела. Или на письмо с угрозами.
– Дай глянуть, – говорю я безапелляционным тоном, и Дашуля послушно показывает свой электронный ящик.
Кто-то прислал ей пустой емейл – ни здрасьте, ни до свидания, даже тема не указана. И в письмо вложена фотография. По моей спине бегут мурашки. Мать вашу, что это за фотография? Что за хрень?
Снимок выглядит так, словно сделан в полной темноте на дешевый фотоаппарат или мобильник со вспышкой. Худенькая девушка лежит на полу с безжизненным видом, повернув голову на бок и раскинув руки. На ней зеленая демисезонная куртка, тонкая фигурка залита светом вспышки, рядом на полу яркий блик, похожий на солнечный зайчик. Тот, кто фотографировал, видимо, в последний момент сделал неловкое движение, и снимок смазался. Толком не понять, что это за девушка и что вообще происходит. Но выглядит жутко. Очень жутко. Как те фотографии с места убийства, которые иногда показывают в криминальных хрониках – на них еще специально замазывают лица убитых, наверное, чтобы не оскорблять их память или чтобы не пугать зрителей посмертными масками. На этой фотке, впрочем, крови не видно, хотя у девушки на лице какие-то тёмные пятна.
– Да уж… охренеть, блин! – У меня вырывается несколько матерных словечек, но Дашуля слишком напугана, чтобы меня отчитывать.
– Стас! – говорит она. – Вот мудак, а?
– Думаешь, это он прислал?
– А кто еще? – восклицает она со злостью. – Он любит меня попугать. Знает же, что я трусиха, и всё равно это делает. Типа присылает миленькое видео с котятами, на котором в середине скример, а я потом за сердце хватаюсь.
Дашуля, мрачнее тучи, достает смартфон и набирает Стаса, явно намереваясь сделать ему хороший втык. А меня терзают сомнения. Когда в интернете форсилась тема с демонической девочкой Момо, Стас по приколу прислал мне её фотографию с припиской: «Бойся Момо!» Сообщение пришло под вечер и так меня перепугало, что я долго не могла заснуть, и потом три дня со Стасом не разговаривала. Но одно дело мем из интернета, и другое дело – эта стрёмная фотка. Она никак не тянет на розыгрыш, даже по меркам Стаса, у которого чувство юмора очень своеобразное.
Проверяю электронный адрес, с которого пришло письмо: slvrscrm@ninesixpbb.com. Да уж, что-то новенькое! Мои сверстники обычно используют почтовые ящики “Google” или «Яндекс», а не это… что бы это ни было.
– Стас не отвечает, – говорит Дашуля. – Ну, ничего-ничего…. Когда я до него доберусь, ему мало не покажется. Тут он явно перешел черту.
– Слушай, может, он и ни при чем. Посмотри, с какого адреса тебе это отправили. Выглядит как один из тех электронный ящиков, которые делают спам-рассылки.
– Думаешь, это спам? Обычно мой почтовый ящик такие письма опознает и сразу помечает как спам.
– Значит, на этот раз он не справился. А может, какие-нибудь недоумки решили пошутить на тему недавних исчезновений девушек и порассылать страшные фотографии случайным людям.
– Ты думаешь?
– Это возможно.
– Ну, блин! Мерзко даже думать об этом! – возмущается Дашуля. – Алиса, почему на свете существуют такие ужасные люди?
– Я не знаю. Наверное, большинство людей в душе уроды, а в интернете проще в этом признаться.
В присланной фотографии есть что-то странное, нездорово-цепляющее. Смотрю на неё как зачарованная, не могу отвести глаз – интуитивно ищу какую-то важную деталь.
– А когда, говоришь, твоя мама вернётся? – спрашиваю я как бы между прочим.
– Завтра днем. А что – думаешь, нужно ей позвонить?
– Не, наверное, не стоит. Но не помешало бы отнести эту фотку в полицию на всякий случай. Можем завтра вместе сходить, у меня как раз нет тренировки.
– Давай, – кивает Дашуля. – Мне тоже будет спокойнее, если мы её отдадим. Хотя это наверняка ерунда…. Надо же, я так разозлилась на Стаса, готова была ему голову оторвать! Даже немного стыдно, что я сразу на него подумала. Как будто он заранее во всём виноват.
– Ну, еще бы. Уж я-то знаю, что у тебя первая мысль всегда о нём. – Я бросаю на Дашулю взгляд искоса.
А она тут же надувается:
– Ты на что это намекаешь?
– Да ни на что…
– Ага, поэтому нужно ехидные комментарии делать? Я сто раз говорила, что мы со Стасом просто друзья. Причем с детства.
Она произнесла эти слова таким отчаянно-небрежным защитным тоном, что мне стало её жалко. Может, я нажала на больное место – кто знает, какие там у них со Стасом взаимоотношения на самом деле. Пока я подбираю подходящие слова, чтобы извиниться, Дашуля вдруг говорит:
– Алиса, посмотри-ка на фотографию. По-моему, у тебя есть такая же куртка, как на этой девушке.
– Чего?
– Ну, весной ты ходила в такой зеленой курточке демисезонной, помнишь? Она у тебя еще осталась?
– Ах, да, точно. У меня есть такая.
Ту куртку мне купила мама, и я одевала её раз девять или десять за всё время. Куртка приталенная, фасончик неплохой, но цвет мне никогда не нравился – не люблю зелёный (в отличие от мамы). Девушка на фотографии носит похожую куртку, но всё так размазано, что точно не сказать. Я качаю головой:
– Не знаю, может, похожая куртка, может, другая. Мы её купили в торговой сети, так что какая разница? В России таких курток, наверное, миллион.
– Да, ты права, – поспешно отвечает Дашуля.
Она тут же закрывает ноутбук и мило улыбается – пытается меня успокоить, но я уже застремалась. Противный такой липкий холод в душе, как будто грязью мазнули. Не хочется иметь с этим снимком ничего общего.
После такой эмоциональной встряски мы с Дашулей болтаем еще полчаса на повышенно-веселых тонах, чтобы развеяться, и мало-помалу действительно начинаем веселиться. Перемываем косточки всем одноклассникам, смеемся, как две дурочки. Потом я, скрепя сердце, соглашаюсь сделать домашку по химии. В данном случае это означает, что почти всю работу делает Дашуля, а я под шумок переписываю у неё реакции со сложными углеводородами и прочими бутадиенами, надеясь, что это никогда не пригодится мне в жизни. Приходит Бандит, мурлыкая как трактор, укладывается спать прямо на задачник по химии. Мы, смеясь, отодвигаем его, а он опять ложится на книжку, потому что на ней мягко.
– Вот оболтус, – говорю я.
– Не ругайся на Бандитика, – требует Дашуля. – Он просто компанейский, любит общение. Я когда вечерами читаю в кровати, он всегда прибегает и залезает под одеяло. Если ноги согнуть, то под ними свободное пространство, как будто домик.
Я фыркаю. Очень вспоминается Шекспир.
Переделав все возможные дела, мы плюхаемся на диван и в очередной раз пересматриваем «Клинику». У Дашули флэшка с этим сериалом постоянно воткнута в blu-ray проигрыватель специально для таких случаев. Лично я половину реплик уже помню наизусть, но очень уж нравится наблюдать за Эллиот и её отношениями с Джей Ди. Помню, как тоскливо было, когда они расстались в первом сезоне; но сейчас мы с подругой пересматриваем пятый. Дашуля уже помнит все моменты, которые мы обе считаем скучными, и когда доходит до них, тут же поднимает пульт со словами: «Ну, это нафиг», – и мотает, пока на экране не появится что-то интересное. Например, уборщик – уборщик всегда клёвый.
Смартфон вибрирует в кармане: отчим звонит. Я игнорирую его, но через пару минут отчим перезванивает. На третий раз я не выдерживаю:
– Алло.
– Привет. Алиса, ну что – ждать тебя к ужину? – спрашивает отчим молодцеватым, чрезмерно дружелюбным голосом. И тут же заговорщически добавляет: – Или опять прикрывать тебя перед матерью? Иногда это срабатывает, но сама понимаешь…. Рано или поздно твоя мама разозлится, если будешь так себя вести.
Пора возвращаться. В реальность. И у меня даже нет серьёзных поводов жаловаться, ведь отчим неплохо готовит.
Сергею уже под пятьдесят, но я очень сильно удивилась, когда впервые об этом узнала, ведь он выглядит лет на десять моложе. Подтянутый, всегда аккуратно подстриженный и гладко выбритый, челюсть квадратная, лицо открытое – чем-то напоминает тех дядечек, которые играют «добрых ментов» в сериалах по НТВ. И ведь Сергей на самом деле работает в МВД, вроде, на высокой должности, хотя я понятия не имею, чем именно он занимается. Отчим никогда не рассказывал, а я не спрашивала. Мне, в общем, всё равно: мент – он и есть мент.
Может показаться, что я недолюбливаю Сергея, но на самом деле это не так. Во всех возможных фильмах подростки ненавидят своего отчима или мачеху, устраивают истерики. Но факт в том, что папа умер уже давно, его нет и не будет никогда. Вспоминая о том, как жутко тосковала мама в первые годы, я думаю, что пусть уж лучше она будет хоть с кем-нибудь. И ведь Сергей – явно не худший дядька. Он спокойный, уверенный, деловитый, как и полагается бумерам. Отчим поначалу не мог придумать, как вести себя со мной, а потом выбрал самый простой вариант: проявлять дружелюбие и как можно меньше лезть в мою жизнь. Еще Сергей стоически выдерживает самые жесткие попытки его подколоть. Наверное, за это я его и уважаю.
Весь вечер Сергей обслуживает нас с мамой, как официант, встает в театральные позы, рассказывает «смешные истории» и вообще из кожи вон лезет, чтобы нам с мамой было весело. Мама смотрит на него не отрываясь, острит сама и смеётся над шутками (кажется, почти искренне), а он ей только винца подливает. Я старательно скалю зубы. Когда проходит достаточно времени, откланиваюсь и сваливаю к себе в комнату. Запираю дверь.
Я уже знаю, что меня будет плющить до самого утра – после безмятежного дня накатывают волны знакомой тоски. Дабы компенсировать прежнее спокойствие. Может, даже приснится кошмар. Это нормально. Я к этому привыкла. Кажется, мама просто притворяется, что «всё забыла» и делает вид, будто теперь всё в порядке (или даже сама себя в этом убеждает), но мне от этого тошно.
Не в переносном смысле тошно, а буквально тошнит. Кусочки бифштекса с зелёным луком и кукурузой, так старательно приготовленного отчимом, перекатываются в желудке. Это очень жирная еда. Если меня вырвет, впервые за долгое время, по крайней мере, будет убедительная отговорка.
Сажусь на кровать, достаю ноутбук и листаю свою страничку на “Youtube” – что тут есть новенького и интересного. Вот какой-то парень рассказывает в новом видео о том, что такое теория хаоса. Наверное, интересно будет послушать, да?
Почему я так сильно расстроилась на пустом месте? Губы дрожат, спазмы в животе становятся всё сильнее. Раньше под напором таких эмоций я начинала плакать, а теперь не получается, видимо, слёзные железы пересохли. Поэтому я просто сижу и вздыхаю, обняв себя за плечи, как будто меня кто-то приобнял.
Старый плеер опять включается сам по себе и играет какую-то мелодию. Я ложусь на кровать и пялюсь в потолок, слушая, как музыка сдавленно бренчит в наушниках. За окном ртутное небо, всё в тучах.
Глава 4
Глубокой ночью смартфон вдруг начинает вибрировать что есть мочи: кто-то пытается до меня дозвониться.
Я продираю глаза и несколько секунд смотрю на смартфон с бессильной злостью, надеясь, что он сам собой угомонится. В комнате темно, как в погребе, на часах полтретьего ночи. Кому, мать его, понадобилось звонить в такое время?
Кто бы это ни был, он настойчив. Придется ответить, желательно матом. Я подхватываю телефон: на экране высвечивается имя Дашули вместе с её улыбающейся фотографией.
– Алло, Даш…. – У меня вырывается зевок. – Даша, ты поехавшая что ли? На хрена звонишь так поздно?
– Алиса, мне нужна помощь. Пожалуйста!
Что-то неладное происходит. В голосе подруги – ужас, почти отчаяние, дыхание сбивается. Никогда прежде она так не говорила. Мне представляется её лицо в этот момент: глаза вытаращены, рот раскрыт, перекошен.
– Что случилось?
– Я одна в квартире, мамы нет дома, – свистящим шепотом говорит Дашуля. – И тут посреди ночи звонит в дверь эта новенькая девочка, Зоя. Она стоит за дверью прямо сейчас! Требует, чтобы я её впустила. Она пугает меня до смерти!
Мои брови сами тянутся к переносице.
– Зоя…. В смысле, эта стрёмная девка с маской на лице? Что за чушь, Дашуль? На фига ей к тебе приходить?
– Не знаю….
– Погоди-ка, откуда она вообще знает, где ты живешь? И как она в подъезд зашла?
– Говорю тебе, я не знаю! – восклицает Дашуля. – По-моему, она не в себе. Она говорит всякие ужасные вещи, ты даже не представляешь, какие. А я никак не могла дозвониться до мамы, только до тебя получилось. Не знаю, что мне делать.
Дашуля порывисто всхлипывает, и телефонный сигнал превращает её вздохи в одно сплошное шебуршание. Я в растерянности, понятия не имею, что сказать. Когда такая вот хрень происходит ни с того ни с сего, это здорово сбивает с толку.
– Скажи этой дуре, чтобы убиралась. Скажи, что если не свалит сама, ты вызовешь полицию.
– Мне кажется, это не поможет.
– Почему не поможет, Дашуля?.. Алло! Ты слышишь меня?
Молчание.
– Ой, что это? – вдруг спрашивает Дашуля странным высоким голосом.
– Ты о чем?
Молчание затягивается, становится всё более зловещим с каждой секундой.
– Дашуля, хватит пугать меня! Скажи уже, что там происходит! Эй! Дашуля? Алло! Алло!
Я сижу в тёмной комнате, прижав к уху смартфон, а вокруг меня как будто сгущаются тени. Всё жду ответа, но, кажется, с той стороны уже нет сигнала – ничего не слышно, никаких звуков, даже дыхания. А потом раздается автоматическое оповещение телефонного оператора, да так громко, что я вздрагиваю:
«Извините, связь прервалась! Sorry, the connection is lost!»
Матерясь, я сама набираю Дашулю и приникаю ухом к смартфону. Ладони почему-то вспотели, и на экране остались влажные следы моих пальцев. Слушаю телефонные гудки, слушаю собственное сопение, слушаю ночную тишину.
Вместо подруги вновь отвечает бездушный робот:
«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Блин, что же делать? На душе неспокойно, мысли узлом завязываются. Если бы Стас позвонил ночью и начал втирать мне такую дичь, я бы послала его в задницу и улеглась спать дальше. Но Дашуля не из тех, кто любит разыгрывать. И даже если бы ей вздумалось подурачиться, у неё не получилось бы отыграть страх так убедительно.
Всё это ведет к одной очень неприятной мысли…. Вероятно, моя подруга что-то приняла, и у неё галлюцинации. Может быть, просто выпила, а может, она сейчас под воздействием других веществ, куда менее законных, нежели бухло. Очень внезапно это произошло, нежданчик капитальный. С другой стороны, мне ли удивляться? Я за свои годы столько всего повидала: даже пай-девочки вроде Дашули иногда выкидывали офигительные фортели.
В нашем районе возле ночного клуба можно прикупить что угодно – и травку, и ЛСД. Организм разных людей очень по-разному реагирует на… такие вещи. Иным достаточно хапнуть совсем чуть-чуть, чтобы начать буянить, как будто у них шизофренический психоз. В общем, ЛСД примерно такое действие и оказывает – вызывает искусственную шизофрению на несколько часов.
А Дашуля шутила про «безудержное веселье»… Чушь какая-то. Нужно разбудить отчима и съездить проверить, всё ли у неё в порядке.
Натягивая впотьмах джинсы, я успеваю еще раз обмозговать ситуацию и осознаю, что будить отчима ни к чему. Если Дашуля реально накосячила, я и сама о ней позабочусь. Вмешательство взрослых только всё осложнит, тем более что они всегда очень эмоционально реагируют на пьяных школьниц. Отчим может стукануть маме Дашули, наговорить ей всяких ужасов, и та решит, что я плохо влияю на её дочь. Или моей маме взбредёт в голову, что злая Дашуля спаивает её бедную Алису, а учитывая прошлое этой самой Алисы, за ней нужен глаз да глаз. Короче, взрослые иногда адски тупят, и лучше их не впутывать.
К счастью, подруга живёт совсем близко, я добегу за пять минут. Тихонько прокрадываюсь в прихожую и вдруг вспоминаю, что моя любимая толстовка в стирке. Придётся надеть что-нибудь другое; на ощупь выбираю одну из осенних курток и, набросив её на плечи, выхожу из квартиры.
На дворе темень, луна скрылась за облаками. Температура, судя по всему, немного ниже нуля, холод пробирает до костей даже в куртке. Я поднимаю воротник повыше и ныряю в подворотню, как в прорубь. Выныриваю уже на освещенной фонарями улице и бегу что есть духу. Невысокие домики проносятся мимо один за другим.
Ночью улица пустынна – ни людей, ни машин – как будто все в городе умерли; тишина стоит гробовая. Иногда налетит порыв ветра, и тогда тополя-скелеты чуть качнут своими ветвями, и трава шелестит.
Добегаю до водонапорной башни, и тут луна наконец-то выглядывает из-за облаков. В её лучах чуть серебрится асфальт, серебрятся крыши домов, а на корпусе водонапорной башни опять проступает тот жуткий образ – агонизирующий человечек с длинной шеей. Он таращится круглыми глазками и свой костлявой ручкой указывает мне направление к дому подруги.
Какое страшилище! И днём-то он мне не нравился, а ночью я вообще боюсь его, боюсь лишний раз взглянуть – дыхание перехватывает! Пробегаю мимо водонапорной башни и несусь дальше, быстрая, как ветер. Вот знакомая дверь; подъезд откликается эхом на топот моих ног. Взбегаю по лестнице, совсем забыв про лифт, и замираю от неожиданности.
Дверь в квартиру Дашули чуть приоткрыта, внутри темно, ничего не видно.
Я глубоко дышу носом, пытаясь успокоить сердце, которое колотится как сумасшедшее. Вся моя решимость куда-то подевалась, её сменило оцепенение. Почему дверь открыта? Подруга ушла искать приключения на свою задницу и забыла запереть дверь? Или она всё еще внутри?
– Д-дашуль, привет! – кричу я в темноту прихожей, а голос предательски дрожит. – Это я, Алиса. Я забеспокоилась после твоего звонка и пришла проведать. Ты здесь?
И никакого тебе ответа, только звенящая тишина.
– Дашуля, ты дома?
Мне кажется, будто из дальней комнаты доносится чуть слышный звук вроде стона или всхлипа. Или это от соседей сверху, у которых, вроде, есть маленький ребёнок? Или у меня воображение разыгралось?
Я берусь за холодную ручку двери, собираясь войти, и вдруг ощущаю отголоски того смутного чувства, которое испытывала в детстве, когда заходила в кабинет к дантисту. Как будто на смерть идёшь. Мне лечили зубы бесплатно, в государственной стоматологической клинике на Левом берегу, потому что семья не могла позволить себе что-то получше. А там и уровень сервиса был соответствующий. Серые стены, как в тюрьме, в воздухе висел удушающий запах какой-то медицинской бурды. И звук нескольких бормашин, терзающих эмаль на чьих-то зубах, – самый отвратительный звук на свете. Маленькие дети иногда устраивали истерики у кабинета стоматолога, начинали кричать, плакать, даже катались по полу. А я, шестилетняя кроха, корчила из себя «храбрую» и никогда не плакала, хотя ужасно боялась. Когда приходила моя очередь, я сама шагала к кабинету дантиста, будучи уверенной, что меня там будут пытать, будут резать на куски, и я, может быть, умру в муках и никогда уже не выйду оттуда. От этих мыслей ладони покрывались потом и слёзы наворачивались на глазах, но я всё равно шла на убой – сама. Мне нравилось быть храброй. Нравилось, когда хвалили за это.
«Ты хорошо себя ведешь, Алиса? Не плачешь, когда тебя режут на куски?»
Зайдя в квартиру, я неосознанно, по привычке закрываю за собой дверь. Ой, не стоило этого делать! Единственный лучик света, который пробивался сюда из подъезда, исчез. Почему-то лишь сейчас в памяти всплывает письмо, которое Дашуля получила вчера. То самое, с жуткой смазанной фотографией. Оно же не имеет к происходящему никакого отношения, ведь так?
Я пробираюсь впотьмах, пытаясь нащупать на стене выключатель. Где же он? Что, мать его, происходит? Я была в гостях у Дашули, наверное, тысячу раз, идеально помню планировку её квартиры – могла бы с закрытыми глазами всё обойти. Почему же сейчас я не узнаю это место? Прихожая как будто раздалась вширь в несколько раз, противоположной стены не видно, да и вообще ничего не видно. Здесь жуткая неестественная темнота. Эта темнота обволакивает меня со всех сторон, я дышу ею, и меня бросает в пот.
– Дашуля, где ты?
В голове мелькает запоздалая мысль: у тебя же в кармане мобильник, дурочка! Как же сильно меня торкнуло, если я забыла о такой очевидной вещи? Трясущимися руками достаю смартфон, нажимаю на кнопку. Сигнала нет, даже одной палки, но хотя бы появляется полоска света, которая выхватывает кусочек комнаты. Я вижу тёмный дверной проем, ведущий на кухню; сейчас он напоминает глубокую яму. Вижу настенные часы, шкаф с одеждой, дашулины ботинки, когтеточку. А потом замечаю нечто такое, от чего хочется закричать во весь голос.