Полная версия
– Что ты несешь-то? – кипятится Егор. – Что несёт? Ты больная что ли? Как тебя в школу пустили?
– Что у вас происходит? – спрашивает подоспевшая Дашуля.
Зоя вдруг шарахается к стене, и теперь холодные водянистые глаза ощупывают меня и Дашулю. Этот её тяжелый взгляд очень неприятен – Зоя на самом деле немножко смахивает на пациентку дурдома. Я всё больше удивляюсь, как её вообще приняли в гимназию: любой учитель, поговорив с этой девицей хотя бы пять минут, засомневался бы, что ей стоит здесь находиться. Такое чувство, что она обладает даром внушения.
– Ты – не трогай меня, – говорит Зоя Дашуле с таким видом, словно перед ней что-то мерзкое. – Не подходи ближе.
– А что я сделала? – удивляется моя подруга.
– Ничего. Но теперь-то я всё поняла насчёт тебя. Поначалу сомневалась, а теперь всё стало ясно.
Ссора сама собой поутихла, теперь все просто стоят кружком и пялятся на Зою и Дашулю. Неловкая тишина; я не понимаю, что происходит, да и никто, видимо, не понимает.
Неожиданно появляется еще один мой одноклассник Ваня Крюков – такой же мрачный и сутулый, как обычно. Обводит всех непонимающим взглядом и останавливается на Егоре:
– Эй, что за столпотворение? Старик, ты что ли опять ищешь неприятностей?
– Да новенькая какая-то больная! – начинает жаловаться Егор. – Лезет ко всем, несёт какую-то пургу. Её надо отвести в медкабинет, чтобы ей капельницу сделали на мозг.
– Ну и забей на неё. Пошли пожрем лучше. Чего тратить на неё время?
Ваня достает одну руку из кармана, хлопает Егора по плечу и увлекает за собой – по направлению к кассе. Я чувствую прилив благодарности: Ваня, конечно, не самый дружелюбный парень, но у него редкий дар разруливать конфликты. Спасибо за помощь, Ваня.
Зоя, впрочем, не собирается никого благодарить. Она пилит на нас с Дашулей таким взглядом, словно мы только что плюнули на её одежду, затем разворачивается и уходит, не сказав ни слова.
– Что это с ней?
– Если она после тяжелой болезни, то, может быть, сидит на сильнодействующих препаратах, – говорит Стас. Оказывается, всё это время он стоял у меня за спиной, но не вмешивался. – Чтобы снимать боль. Может, она немного под кайфом постоянно, вот и несёт всякую чушь.
– Звучит не очень правдоподобно, – мягко возражает Дашуля.
– Ну, других теорий у меня нет.
– Кстати, спасибо огромное за помощь. Ты, блин, настоящий рыцарь, – говорю я Стасу, бросив на него испепеляющий взгляд.
Стас лишь пожимает плечами.
– Меня ценят за обаяние и ум, а не за мускулы.
– Ох, прямо-таки за обаяние и ум, да? Хорошо бы у тебя появилось хоть немного того или другого!
– Кто бы говорил….
– Эй, не ссорьтесь вы! Не хватало еще слушать вашу ругань, – Дашуля влезает между нами, торопясь прервать грызню. – Лучше посоветуйте сериальчик на выходные. Я ищу что-нибудь с хорошим сюжетом, но без «стекла», чтобы слёзы не лить. Сильвупле.
– Может быть, «Мир Дикого Запада»? – предлагаю я.
– «Отличный» совет, Алиса, – бросает Стас. – Это тот самый сериал, который умер еще до конца первого сезона, потому что сценаристы напридумывали всякой ерунды? Даша впустую потратит время.
– Вот оно что? – У меня от злости начинают закипать мозги. – Может, тогда ты что-нибудь предложишь? Я скажу, что твой вариант – отстой, и мы будем квиты.
– Я не бросаюсь рекомендациями направо и налево, – высокомерно заявляет Стас, поправляя чёлку. – Если я что-то предлагаю, это всегда лучшее из лучшего.
Дашуля закатывает глаза, но она уже ничего не может поделать. По пути в холл мы со Стасом продолжаем препираться, а потом расходимся по своим делам – и я всерьёз начинаю подумывать о том, чтобы когда-нибудь отравить его. В смысле, насмерть. Или хотя бы купить большие ножницы и отрезать его хипстерскую чёлку.
Глава 2
Воскресным утром я просыпаюсь от писка будильника: 8:30. За окном еще горят фонари, в комнате сероватый сумрак и к тому же прохладно, даже не хочется голову высовывать из-под одеяла. Я потягиваюсь и издаю жалобный стон. Всё-таки жестоко, Алиса, заставлять себя просыпаться в такую рань в выходной день! Но это порядок, к которому я сама себя приучила, и отказываться от него я не собираюсь, тем более сегодня.
Рука сама тянется к ножке кровати, возле которой лежит термос с чаем. Несколько лет назад у меня случались приступы бессонницы – могла полночи пролежать с открытыми глазами в позе эмбриона, наедине со своими мыслями и стуком сердца. Такие себе воспоминания. Утренние пробуждения оборачивались настоящим кошмаром, и я стала с вечера наливать в термос горячий чай с лимоном, чтобы утром можно было попить его, не вылезая из постели, и хоть немного взбодриться. Сейчас я просто кайфую от этой своей привычки. Чай успел подостыть даже в термосе, но он всё равно тёплый, сладкий, чашка приятно греет ладони.
Потом я на цыпочках иду в ванную и принимаю душ, нацепив на голову полиэтиленовую шапочку, чтобы не намочить волосы. Возвращаюсь к себе и тихонько одеваюсь, не включая свет. На пробежку я обычно одеваю тайтсы. Во-первых, потому что в них не холодно ногам. Во-вторых, потому что это секси. Я, наверное, из тех девушек, которым облегающие штаны идут куда больше, чем юбка. Дополняю свой наряд черной толстовкой с красными полосами на рукавах.
Летом я бы выбрала футболку с длинными рукавами и мини-шорты. Одежду с короткими рукавами никогда не ношу – терпеть не могу, когда люди пялятся на мои шрамы.
Закидываю за плечо рюкзак. Не очень-то удобно бегать с рюкзаком, но ничего не поделаешь: после тренировки я пойду сразу к Дашуле, мы уже договорились об этом, а значит, нужно захватить комплект сухой одежды. Правильнее было бы вернуться домой и переодеться, но что-то не хочется лишний раз сюда возвращаться.
– Алиса, ты уже проснулась? – мама показывается из дверного проема, ведущего на кухню. Её волосы, обычно идеально уложенные, распушились во сне, торчат во все стороны. – Завтракать будешь? Может, кашу сварить?
Вот чёрт! Я старалась не шуметь, но мама спит чутко, как партизан, мимо неё не прошмыгнешь. А отчим, поди, дрыхнет еще. Он в выходные дни никогда не проснется раньше десяти, даже если зомби-апокалипсис начнется.
– Я на пробежку. – Торопливо надеваю кроссовки, надеясь избежать лишних расспросов. – Потом пойду к Даше, у неё что-нибудь перехвачу. Не надо завтрака.
– Ты домашнее задание хотя бы сделала?
– Даша обещала мне помочь подготовиться к контрольной по химии.
Вообще-то я думаю не столько о домашке, сколько о возможности позависать с подругой и посмотреть какой-нибудь фильмец. Но в боковом отделе рюкзака лежат рабочие тетради, так что всё честно.
– Конечно, это здорово, Алиса, что тебе есть с кем общаться, но ты опять собираешься пропасть на целый день. Мы ведь хотели провести выходной вместе. Поужинать всей семьей, я уже мясо замариновала…
– Правда?
– Ты обещала, что будешь.
Блин, когда был такой разговор, когда я успела что-то пообещать? Вчера за ужином? Или раньше на неделе? Вчера отчим с мамой болтали о покупке дачи; есть у них такой общий бзик – мечта выращивать всякие растения на своем участке земли, как будто это может кого-то заинтересовать. Мне стало адски скучно, и я отключилась от разговора, думала о своём и только поддакивала, когда о чем-то спрашивали. Наверное, стоило послушать. Вообще я бы предпочла питаться у себя в комнате, сидя по-турецки перед ноутбуком, но мама считает, что это неправильно, члены семьи должны кушать все вместе. Ага, у нас ведь такая образцовая семья!
– Раз пообещала, значит, приду на ужин. – Я пытаюсь отделаться малой кровью. Не отдавать же сразу целый выходной!
– Ну, давай хотя бы так…
Мама смягчается. Она подходит ближе и заботливо убирает с моей толстовки маленькие соринки, поправляет капюшон. От неё исходит тот особенный сонный дух – запах тёплых одеял и простыней с легким следом привычного парфюма. Мы с мамой вместе отражаемся в зеркале шкафа-купе, и я в очередной раз подмечаю, насколько же мы, блин, похожи! Сейчас у мамы на лице нет косметики, но если бы она навела полный марафет, то вполне сошла бы за мою старшую сестру, самую интеллигентную и красивую. И вообще она классно выглядит. Неудивительно, что отчим её выбрал.
В зеркальном отражении мы с ней как две близкие подружки, но я-то знаю, что есть незримая стена, которая нас разъединяет даже сейчас. И, как ни странно, этой стеной не является отчим.
– Мы в следующую субботу хотим в театр выбраться с Сергеем, – говорит мама как бы между прочим. – Пойдешь с нами? Вроде, будет смешная комедия по Ионеско.
Кто, блин, такой этот ваш Ионеско?
– Не, не могу. У нас тренировка перед отборочными соревнованиями по волейболу, – бормочу я, пряча глаза.
– Может быть, разок пропустишь свою тренировку, Алиса? Уж ради театра-то…
– Не, мам, лучше идите без меня.
Мама вздыхает. Она терпеть не может мои занятия спортом; вернее, её бесит не сам спорт, а то, что я уделяю ему столько времени. Однажды я сдуру сболтнула, что хочу после школы поступить в спортфак и выучиться на фитнес-тренера. Это было большой ошибкой: мама-то явно видела меня в другой профессии. Она делает вид, что уважает мою точку зрения, но её пассивно-агрессивные попытки подтолкнуть меня в «правильном» направлении – настоящая пытка. Когда она видит, как я одеваю кроссовки для бега, так и сверлит глазами. А потом выдает что-нибудь вроде:
«Алиса, я понимаю, что спортфак – это тоже интересно, но ты подумала о том варианте, который мы обсуждали? Юридический? Просто если мы работаем в этом направлении, нужно прямо сейчас нанимать репетитора. Время-то быстро бежит, сама понимаешь…»
Или:
«А я рассказывала, что дочь моей подруги уехала в Питер и там поступила в СПбГУ на финансиста? Так ей там всё нравится, так интересно. И город красивый, исторический, и подружек у неё целый миллион. А ты бы туда не поехала?»
Как будто мне есть дело до дочерей чужих подружек, которых я даже не знаю и не узнаю никогда! Хуже всего то, что непонятно, как мне реагировать. Если я молчу, мама начинает кипятиться и сыплет упрёками в третьем лице – ну что за дочь, вообще не думает о своём будущем! Если же демонстрировать фальшивую заинтересованность, получается еще хуже – в этом случае от меня ждут поступков, ждут, что я выберу, наконец, «нормальную» профессию. Вдруг захочу стать адвокатом, или чиновницей, или экономистом; одним словом, найду себе занятие приземленное и поближе к деньгам. Иногда, если мама сильно напирает, я выхожу из себя, и мы ссоримся, даже кричим друг на друга, как две гарпии, и тогда отчиму приходится вмешиваться. Он у нас главный миротворец.
Будь у нас в семье еще один ребенок, на которого можно возлагать надежды, всем было бы проще, да, мам?
– Ладно, я побежала, – говорю я, хватаясь за ручку двери.
– Будь осторожна, – кричит вдогонку мама. – Не перебегай улицу на красный свет. И привет подруге передавай!..
Я выныриваю из подъезда, на ходу делая круговые движения руками. Всё-таки моя стихия – это разогретые после разминки мышцы, капельки пота на лбу, перевыполненный норматив по физкультуре. Что плохого, если я стану фитнес-тренером и буду учить людей сохранять здоровье?
Маму можно понять. Когда умерли отец и брат, а я на несколько месяцев угодила в больницу, нашей семье пришлось совсем тяжко. Денег не было. Маме пришлось влезть в долги, а потом работать на трёх работах, чтобы нас хотя бы не выселили из квартиры. А у неё ведь нет высшего образования, вот она и работала на почте, на рынке, в обувном магазине; одно время даже собиралась устроиться в женскую колонию строго режима, которая на Левом берету находится, но, к счастью, её туда не взяли. В общем, мама явно боится, как бы я не повторила её судьбу, вот и мечтает, что хотя бы дочка получит «престижную специальность».
А физкультура – это не престижно. Помню, после того, как я поправилась, мы однажды пошли с ней на рынок покупать мне обувь, и встретили мою училку физры. А она возьми да и похвали меня, мол, ваша Алиса очень способная и в волейбол играет лучше всех на параллели, пусть скорее приходит в норму. Может, она это из вежливости сказала, потому что знала, что со мной приключилось, но мама тогда улыбнулась от счастья. Не фальшивой, «подбадривающей» улыбкой, а по-настоящему, искренне. Впервые за полгода, а то и за целый год. Она, наверное, давным-давно забыла тот случай, но я его помню.
Что касается отчима, он считает, что фитнес – удел девушек из Инстаграма, у которых богатые мужья. На худой конец и я могу выйти замуж за бизнесмена. Выберу самого богатого и накачанного, у которого вкусы очень специфичны.
В кармане толстовки лежит MP3-плеер, наушники-капельки сами просятся в уши. Такие плееры были в моде в конце нулевых, сейчас ими уже никто не пользуется, все слушают музыку со смартфонов. А этот еще и выглядит как старое барахло: весь потёртый, в царапинах, с обломанными кромками корпуса. К тому же он глючит, иногда включается сам по себе, начинает играть случайную мелодию, и если не заметить и не выключить его вовремя, может втихомолку выжрать всю батарейку. Дашуля как-то спросила, зачем я вообще им пользуюсь, а я соврала, что у таких плееров качество звука лучше. На самом деле нет, конечно же.
С утра город окутан туманом, такое часто у нас бывает. Белесая дымка съела верхние этажи домов-девятиэтажек, а заодно и продолжение улицы, по которой я бегу – видны только пятна света от фонарей, которые гирляндой уходят вдаль. Старые тополя без листвы в таком тумане выглядят, как скелеты деревьев. Под ними растет высохшая, полумёртвая от холода трава.
Эта улица называется улицей Выучейского, кажется, в честь героя революции – у нас каждый второй переулок носит имя какого-нибудь красноармейца, как будто мы все тут поголовно коммунисты. Если я пробегу улицу до самого конца, то увижу набережную и маслянисто-тёмную поверхность Восточной Двины. Но там наверняка ветрено, поэтому я выбираю другой маршрут: поворачиваю направо на перекрестке, где есть «зебра», и бегу по той же улице в обратном направлении. Нужно сделать большой круг.
На одном из фонарных столбов весит распечатанное на принтере черно-белое объявление о пропаже молодой девушки. На следующем столбе – такое же объявление; кто-то расклеивал их повсюду, не жалея бумаги. Выглядит немного жутковато; я стараюсь не смотреть на них.
Возле продуктового магазина стоит спиной ко мне высокий юноша, прислонившись к серебристому «Митсубиси Аутлендеру». Кажется, он играет в какую-то игрушку на смартфоне, прихлебывая кофе из пластикового стаканчика. И в тот самый момент, когда я собираюсь оббежать его, юноша неловко поворачивается – и попадает стаканчиком прямо мне в плечо. Я ахаю, чувствуя, как горячий кофе стекает по руке, пропитывая новенькую толстовку. Затем ахаю еще раз – передо мной стоит Костя!
Это точно он! Короткие волосы топорщатся ежиком, на щеках щетинка, на плечах кожаная куртка – Костя как будто сошел с обложки “Men’s Health”.
– Ах, чёрт!.. Алиса, это ты! Слушай, прости, я не нарочно, – Костя кладёт стаканчик на капот машины и пытается отряхнуть меня, но разве кофе стряхнешь? Бурое пятно безжалостно расползается по рукаву.
– Хорошенькая у тебя… манера приветствия. – Я с трудом перевожу дыхание после бега, сердце так и прыгает в груди. Быстро поправляю волосы, снимаю наушники.
– Обычно лучше получается.
– Спасибо хоть, что дал своему кофе немного остыть, иначе это сошло бы за покушение на убийство.
– Прости, пожалуйста, – Костя смущенно улыбается, и на щеках у него появляются маленькие ямочки.
Я смущаюсь. Интересно, Костя сам-то понимает, насколько обалденно он выглядит? Думаю, многие девчонки согласились бы, чтобы он им ногу сломал, лишь бы познакомиться с таким красавчиком. Что уж говорить о каком-то кофе.
– Да ладно, ничего страшного.
Несмотря на мои заверения, кажется, Костя немного расстроен, что попортил мою одежду. Он выдаёт парочку неловких шуток, а потом вдруг предлагает купить новую толстовку, лучше прежней. Я со смехом отнекиваюсь, но он настаивает:
– Серьёзно, ей ведь хана. Можем на неделе вместе пойти в торговый центр, если хочешь. Или на выходных. Заодно угощу бургером.
– Разве что двумя.
– Так что скажешь?
Ого! Это звучит почти как приглашение на свидание. Неужели Костя, наконец, раздуплился и признал, что положил на меня глаз? Как всё просто и хорошо. Меня так и тянет спросить, где же он раньше пропадал.
– Ладно, можно как-нибудь сходить…
– В следующие выходные тебе удобно будет?
– Наверное. Проверю свой календарь.
Неловкая пауза. Я смотрю на Костю во все глаза.
– Я и не знал, что ты бегаешь по утрам. – Он осторожно переводит разговор.
– Ну, да, приходится, я ведь слежу за фигурой. И это дешевле, чем в зал ходить. Хе-хе-хе…
У меня вырывается короткий нервный смешок. Боже правый, Алиса, соберись! Нужно выглядеть увереннее!
Я, правда, рада пообщаться с этим парнем, но хотелось бы встретить его в более романтичном месте, скажем, на вписке или в клубе. Чтобы мои волосы не блестели от пота, а на лице было хоть немного косметики. И чтобы можно было психологически подготовиться, а то сейчас я в полной растерянности, и в голове пустота, как будто все мысли корова языком слизнула.
Киваю на «Митсубиси Аутлендер»:
– Твоя машина? Крутая.
– Не, это не моя. – Костя качает головой. – Старшего брата. Мы только собрались вместе на дачу съездить в воскресенье, забрать кое-какие вещи. Он вот-вот должен подойти. Хотя подожди…. Наверное, зря я сказал, что она не моя? Только что потерял несколько пунктов в рейтинге парней из волейбольной команды, да?
– Ну, может быть, твой рейтинг упал совсем чуть-чуть. – Я фыркаю и показываю один сантиметр между большим и указательным пальцами.
Костя шутливо опирается на автомобиль и с преувеличенным апломбом заявляет:
– Ну, то есть тачка моя, конечно. Как минимум будет моей по наследству. И права у меня тоже будут. Когда сдам хотя бы площадку.
Я смеюсь, и мы прощаемся. Костя напоследок машет рукой, а сам незаметно суёт в рот сигарету. Я бегу дальше по улице, чувствуя, как горят щеки. Улица качается под ногами. Наверное, если сейчас сделать рентген, на снимок точно попадут маленькие бабочки, летающие вокруг сердца. Неплохое, блин, начало дня! Мне прямо-таки не терпится рассказать Дашуле об этом маленьком приключении, и я бегу трусцой к её дому, стараясь следить за дыханием.
Вдох – два выдоха. Вдох – два выдоха.
Туман еще не рассеялся. Призрачные очертания стареньких домов-хрущевок проплывают мимо меня в белесом мареве, дальше виднеются ряды построек барачного типа – у нас таких полным-полно, Кнежин чуть ли не на треть из них состоит. Когда идешь вечером и видишь, как поблескивает свет в окнах этих гнилушек, удивляешься, что там вообще кто-то живет.
Дашуля обитает чуть дальше, в новом районе. Он явно был построен без особой любви: бетонные многоэтажки стоят как попало, вкривь и вкось, без всякой системы. Заблудиться там – раз плюнуть. Я когда впервые пошла к подруге в гости, блуждала в этом лабиринте добрых двадцать минут, пока не разобралась, где нужный дом. Сейчас-то я легко там ориентируюсь: у водонапорной башни свернуть направо, потом налево, обогнуть длинную сиреневую хрущевку…
Но у водонапорной башни я невольно останавливаюсь, заметив кое-что необычное. Эта древняя, как Титаник, кирпичная конструкция возвышается среди гаражей; металл цистерны давно уже проржавел, листы едва сходятся друг с другом. И на одном из металлических листов я вижу странное тёмное пятно, похожее на человеческую фигуру. Как будто кто-то намалевал масляной краской человечка с очень длинной шеей и длинными руками. Рот у человечка раскрыт в немом вопле, а левой рукой он указывает на проулок. В той стороне живёт моя подруга. Мурашки табунами пробегают у меня по спине.
Выглядит зловеще. Интересно, какой умник залез на верхотуру, чтобы нарисовать это агонизирующее страшилище, и как он это сделал? Хотя я не до конца уверена, что это вообще рисунок; может, просто пятно влаги или вроде того. Позавчера, когда я приходила сюда в последний раз, его не было. Хорошо бы сфоткать, но на моём дрянном смартфоне нет зума, хорошего снимка не выйдет.
Почему я вообще парюсь из-за этой фигни? Наверное, даёт о себе знать засевшая в моей душе затюканная неврастеничка, которая всегда от жизни ждет самого худшего и везде ищет плохие предзнаменования. Не собираюсь идти у этой неврастенички на поводу.
Я отворачиваюсь от страшного человечка и решительно шагаю к дому Дашули. Но прежнего радостного настроения нет и в помине.
Глава 3
У Дашули, как обычно, с утра не заперта дверь. Я захожу в уютную прихожую и сразу в нос бросаются запахи незнакомой еды; Дашуля на кухне колдует над чем-то, тихонько напевая себе под нос: «Незабудка – твой любимый цветок». Нас с ней объединяет как минимум две общих черты – привычка рано вставать и любовь к хреновой музыке.
Раз уж здесь ловит Wi-Fi, быстро чекаю сообщения – не пришло ли чего нового. Вдруг Костя успел что-нибудь написать?
– Приветик! – Дашуля выглядывает из кухни. На ней бордовый фартук, волосы, как всегда, аккуратно заплетены.
– Ага, привет. Ты что-то мутишь уже с утра?
– Да вот проснулась, и в голове первая мысль: хочу крем-суп из тыквы. Быстро глянула на ютубе рецепт, и понеслось. У нас осталась еще одна тыква с дачи.
– И что, удался суп? Или получилось как предыдущий твой опыт с креветками?
Я фыркаю. Не спрашивайте, что за история с креветками: некоторых вещей лучше не знать.
– Давай, еще раз припомни этих креветок, – морщится Дашуля. – Признай уже, Алиса, что твоя попытка сделать из них мем потерпела неудачу. Хотя креп-суп – тоже фигня полная, вообще не удался. Наверное, стоило купить настоящих сливок, а у меня было только молоко.
– Не будешь меня им потчевать?
– Я пока что хочу видеть тебя живой, поэтому не буду.
Не удивлюсь, если на самом деле суп вполне съедобный. Но Дашуля повернутая перфекционистка, и ей очень нужно, чтобы каждое действие было достойно одобрения. Либо она получит пятёрку за суп, либо нисколько. Иногда это раздражает.
– А мама твоя где?
– Опять работает полные сутки. Так что можно в её отсутствие веселиться сколько угодно. Веселиться, у-у-у!
Из комнаты степенным шагом выходит здоровенный котяра с проплешиной на боку. Он потягивается, выгибая спинку, зевает и идёт ко мне здороваться.
– Привет, Бандит, – говорю я.
Этого кота мы с Дашулей нашли на улице прошлой зимой, – он здорово обморозился и выглядел больным, почти умирающим. Дашуля немедленно захотела взять его себе, и это решение стоило ей миллиона нервных клеток. Котяру пришлось лечить от всех возможных паразитов, а уж сколько времени мы потратили на то, чтобы научить его гадить в лоток, а не по всей квартире… Я, наверное, никогда бы не отважилась подобрать взрослого бездомного кота, но Дашуля по-другому смотрит на вещи.
Сейчас, заметив кота, она тут же подхватывает его на руки, как ребеночка, и со смехом целует за ушком:
– Бандитик, такой сонный! Ты где-то спал, да? Спал? А теперь пришел поприветствовать Алису? Ух, ты мой хороший…
У Бандита в жилах течет кровь уличного воина, и он терпеть не может тисканье. Но хозяйку любит, а потому готов немножко потерпеть её телячьи нежности.
– Привет, котяра. – Я аккуратно глажу кота по голове. Бандит, помня мои заслуги, снисходительно муркает.
После пробежки я вся потная, и чем дольше стою здесь, в прихожей, тем сильнее преют подмышки.
– Ладно, я в душ.
– Ой, откуда у тебя такое пятно на рукаве? – спрашивает Дашуля. – Только сейчас заметила. Ты упала что ли?
– Нет, там кое-что поинтереснее, – говорю я загадочным голосом. – Встретила Костю по пути сюда. Если приготовишь парочку тостов с сыром, обещаю, что всё расскажу.
– Ого! Того самого Костю, из параллельного класса? – Дашуля опускает кота на пол и радостно хлопает в ладоши. – Ничего себе! Ну, всё, ловлю тебя на слове! Сердцеедка ты коварная…
– Ага-ага…
Чувствую легкое трепетание розовых бабочек в груди – они по-прежнему летают где-то вокруг сердца. Я упиваюсь радостным чувством. А почему бы и нет? Если у нас с Костей что-то получится, это будет самое офигительное событие за весь год. Правда, я пока что мало знаю об этом парне, но представилась возможность узнать его получше. Костя милый, общительный и остроумный, а еще он красавец, каких поискать.
– Кстати, ты шоколадку купила к чаю? – спрашивает Дашуля. – Крем-суп накрылся, хочу много эндорфинов, чтобы это компенсировать.
– Не. Не купила. Вчера забыла, а сегодня магазин закрыт с утра, наш ближайший только в одиннадцать открывается.
– О, тщета! О, эфемерность! – восклицает Дашуля и вальсирующим шагом уплывает на кухню. – Ладно, фиг с ней, с шоколадкой. У нас козинаки есть.