Хочу быть с тобой

Марта Заозерная

Хочу быть с тобой

Пролог

Спирин Сергей

– Рус, вот увидишь, захомутает тебя какая-нибудь деваха, по меньшей мере, нашего возраста, – веселится Тимоха. – Лет через пять. Пока погуляй. Без тебя совсем не вставляет куражить. Этот вот, – кривится, глядя на меня, – совсем никакой. «Марусечка, Марусечка», – пытается спародировать. Безуспешно. Хотя… Маруся моя сидит рядом и тихонько посмеивается.

Все вокруг хоть и веселятся, но говорят приглушенно. У Маруси на руках наш сыночек. Спит. Мне кажется, даже если они будут орать, он не проснется. Нервы у сына стальные, походу в меня. Как дать бы другу подзатыльник, но нет, просто смотрю на него снисходительно. Знаю, завидует. Я в этом уверен.

– Руслан, это правда. Не зарекайся. Честное слово, я тоже не думала и не мечтала, что в двадцать уже мамой буду. Оказалось, это прекрасно, – Маша гладит Колю по почти лысой головке и прижимается плечом крепче ко мне.

Счастье. Иначе не скажешь. Не смел даже мечтать о таком.

– Да, Рус, оказалось даже от того, что тебя обоссали, можно испытывать кайф, – вспоминаю своё сегодняшнее утро, за что получаю тычок локтем вбок.

Руслан морщится и показательно делает вид, будто сдерживает рвотный рефлекс.

– Не слушай его. Отцовский юмор не всегда смешной, – снова вступает Маруся.

– Ну, уж нет. Вы меня извините, но нет, – друг поднимает ладони вверх, типа «тормозите ребята». – Может быть, к годам сорока я женюсь. Чисто спиногрызами обзавестись. После можно снова броситься в пучину разврата в виде группового секса.

Маша ойкает и краснеет.

«Вот спасибо, братан,» – смотрю на него с укоризной.

– Машенька, извини, – Руслан прикладывает лапищу к груди.

– Сердце не с той стороны, – ржу с того, сколько «искреннего» раскаяния в его глазах.

– Да вообще по… всё равно, – спасибо, что удосуживается заменить мат при моей жене. – Ненужный орган. Почему почки кровь не качают? Места бы сколько освободилось.

– Они мочу из организма выводят, не надо её с кровью мешать, – за спиной раздаётся голос старшего брата. У него на даче собственно мы и находимся. – Как отдыхается, детишки? В чём предмет спора?

Так вышло, меня воспитывал брат в одиночку. Я и все мои друзья автоматом стали малыми. У нас без обид. На деле он никогда этим не ткнёт, только в шутку.

Поднимаю взгляд на брата и слежу за тем, как внимательно он смотрит на своего племянника. Всем бы такого дядю, я отвечаю.

– Рус утверждает, что не намерен себя обременять грузом серьёзных отношений. Никогда. Тёлочки минус пятнадцать, как минимум. Вот его уровень, – поясняет Тимофей.

– Минус пятнадцать? Это восемь лет получается? Руслан, я как юрист тебе говорю, статья нехорошая. Мало кто возьмется из спецов, – Дима говорит предельно серьёзно. Выдерживает паузу, затем берёт банку с пивом и делает жест в сторону Руса. Чокаются.

Все ржут. Я в том числе.

– Уговорил, до тридцати трёх буду перебиваться старушками, – подыгрывает Руслан. – Вообще, я про малолеток ни слова не проронил. Ну бы их нафиг. Просто молодые тела. Зачем мне одна, если можно несколько и разом.

С баблом его папаши так и есть. Приложить к этому внешность друга, и получается отменное комбо. Столько раз лично видел, как девчонки в прямом смысле из трусов при нём выпрыгивают.

– Саяра уже прилетела, – к нам подходит лучший друг брата – Богдан. – Толян отзвонился. Встретил её.

– О, Марусь, скоро тебе будет не скучно, – Дима присаживается рядом.

– У них двигатель отказал, – добавляет Богдан уже только Димону потише, но мне, сидящему рядом, слышно. – Посадка жёсткая была. Все вроде живы.

Дима резко дёргается и смотрит на друга, я бы сказал, со злостью.

– Нормально всё с ней, – Богдан сжимает его плечо. – Успокойся. Сейчас приедет твоя ненаглядная.

Даже он, лучший друг, думает, что у Димы чувства к подруге детства. Только я знаю, что она дорога брату иначе. Нам Саяра как сестра.

Брат старше Яры на пять лет. Она меня на семь. Когда я был мелким, она приходила за мной присмотреть, готовила поесть, дома у нас убирала. А Димка в это время пахал. За папу, за маму, за старшего брата.

Никто не знает, как так вышло, что девочка из очень обеспеченной семьи по доброй воле решила помочь двум несчастным, по сути, сиротам.

У Саяры получилось внести в нашу жизнь новый свет. Наше черноволосое солнце.

Ей сейчас двадцать восемь. Не виделись мы почти четыре года. Страшно представить, какой стала слегка высокомерная девушка, которой она была для всех вокруг. Кроме нас.

– А вот и мы! – раздаётся торжественно. Голос с едва уловимой хрипотцой узнаю сразу.

Все дружно оборачиваемся.

Офигеть. Девушки в почти тридцать разве так выглядят? На Саяре серые кеды, кожаные чёрные брюки, серый свитер сзади в них заправлен. Стоит, расставив руки, как девушка-праздник. Встречайте! Поднимаемся с Димоном. Синхронно. Не раздумывая, к ней направляемся.

Только нам двоим известно, что этот жест означает «пора обниматься». Именно Яра восполняла долгие годы в моей жизни стандартную норму в восемь обниманий.

Эмоции трудно описать словами. Если бы не знал, что такое любить свою жену, подумал бы, что до сих пор теку по Саяре.

– Очень рада вас видеть, мои мальчики, – обнимает нас сразу обоих, крепко обхватив за шеи. – Выросли мои котики, – глаза её слегка увлажняются. С ума сойти можно, она же не плачет. Не плакала раньше почти никогда. – Не смотри так, Серёж, – щелкает меня по носу, отстранившись. – Старею, – пожимает узкими плечами. – Это же надо, сейчас буду, как панда, – закидывает голову и быстро-быстро перебирает тонкими пальцами у себя под глазами, немного постукивая.

Мы её закрываем от всех собравшихся. Только Толя стоит за её спиной. Дима посылает ему предостерегающий взгляд. Толян хоть и не понимает, что происходит, делает жест, дескать, «брат, я могила».

Буквально секунд за десять Саяра приходит в себя. Снова лучезарно улыбается. Берёт нас под руки, разворачивая к толпе.

– Ну что, будем знакомиться? – выдает очень легко.

Марусю и Руслана она не знает. Они появились в моей жизнь уже после её отъезда.

– Вы меня извините, но начну я с самого младшего товарища, – Саяра подходит в Маше. Жена наслышана, проблем не возникает. – Боже, какой он красивый. Поздравляю, ребятки. Очень успешно вы постарались, – обводит нас нежным взглядом, останавливаясь на сыне.

Саяра стала заметно мягче, это сразу бросается в глаза. Если с нами она была очень добра, то с другими режим «стерва» не выключался.

Далее происходит процедура знакомства. И если поначалу я думал, что некомфортно может быть моей тихой и малообщительной Маше, то на деле меня удивляет Руслан.

Стоит и глаз от подруги нашего детства не отводит. Прожигает. Хмурый взгляд, но явно заинтересованный. Надо отдать ей должное, Яра держится, как всегда, прекрасно. Поворачивается, скользит по нему безразличным взглядом. Мол, мальчик без шансов.

Что? О какой полигамии ты час назад говорил? Молодые тела, упругие груди. Собственно всё при ней, но есть «но». Саяра старше Руслана на пять лет и «не единственной» она точно не будет.

Глава 1

Дмитрий Спирин

– Ром, не пыли. Всё решим. Главное, сами все целы, – Мурат Азатович говорит предельно спокойно.

– Мурат, у меня камень с души упал, когда сообщили, что все они живы остались. Но как можно было до такого додуматься!? Они там в хлам все бухие. Просто в умат. Как не подохли от передоза − неясно.

– Думаешь, уже наркота? – Алеев снова уточняет спокойно.

Выдержка бесподобная, второго такого не найти.

– Сплюнь. Я не знаю, ничему уже не удивляюсь. Попросил взять анализы сразу на всё.

Мурат Азатович кивает.

– Так правильно.

Роман Николаевич откидывается в кресле и ослабляет ворот рубашки. Руки дрожат. Не выдерживает и рвёт прямо с пуговицами.

– Ром, ты ещё удивляешься, что он буйный? Есть в кого, – Алеев по-доброму смеётся над другом.

– Мурат, тебе легко говорить. Когда Саяра доставляла тебе неприятности? Я подскажу. Никогда, – последнее слово говорит медленно, по слогам. – Чудо, а не ребёнок.

Алеев явно доволен. Дочка – его гордость, все это знают.

– Спасибо, друг. Она в своё время мне тоже нервы пощекотала, – бросает прищуренный взгляд на меня. – Правда, Дим?

С улыбкой киваю.

– Слишком бойкая и порой несговорчивая.

– Что есть, того не отнять. Надо отдать должное, с возрастом она изменилась, – уверен, обыватели даже не знают, что Мурат Алеев может говорить настолько мягко, почти трепетно. А это Саяра ещё за тысячи километров. Увидит дочку – и вовсе растает. – Но, Рома, ты прав, на десятки миллионов тачки они, – снова на меня смотрит, – не били.

Истина. Нам с Саярой есть что вспомнить.

– У нас таких не было, – вставляю свои пять копеек, не отрываясь от монитора.

– Она никогда не просила. Сами знаете, что сделала с подарком на восемнадцатилетние, – качает головой, словно до сих пор поверить не может. Десять лет прошло.

– Я думал его в реабилитационный центр прикрыть, а может, просто стоит разрешить Саяре по возвращении его повоспитывать немного? – предлагает Нагорный версии одну за другой.

– Она за такое спасибо не скажет, – смеётся Алеев. – Фыркнет и снова уедет. Так не пойдет, я слишком скучал по дочке. Ты с ним говорил?

– Говорил. И я говорил. И Рита. И даже Валера.

– Младший брат? Вот ты даёшь, там кровь молодая кипит в венах, а его, как котенка, младший брат тычет в грехи.

– А что остается, Мурат? Валерий младше на три года, а в развитии пропасть, не в пользу Руслана.

– Не наговаривай, – Мурат поднимает ладонь вверх. – Он очень смышлёный. Просто ему неинтересно, нет стимула, цели нет.

– Бухать с такими же «бесцельными» интересно?

– А кто виноват? Кто его избаловал?

Нагорный обхватывает голову руками, сжимая виски.

Нам троим понятно, что Алеев прав. Никому уже очень давно не было дела до Руслана.

– Неправильно это, согласен. Мне было некогда. Рите не хотелось дома сидеть, деньги только пошли – возможности появились. Молодо-зелено, веселья хотелось.

– Вот и ему сейчас хочется, – Алеев позволяет себе перебить друга. – Дети наше отражение, Ром. Гиперболизированное.

– Валера другой, – это всё, что может сказать Роман Николаевич в своё оправдание.

– Считай, повезло.

– Готово, – беру ручку и пишу на листе сумму. На удивление, всего шесть нулей. – Всё замнут, – протягиваю Нагорному лист для ознакомления.

Смотрит. Кивает.

– Проще всё стало, Мурат. Не надо никуда ехать, договариваться. Всё включено, как в отелях.

– Не зря ты работал день и ночь. Можешь себе позволить, – усмехается моё руководство.

– Дим, может, в вашей компании есть ещё девушка хорошая? Я не против стать дедом. Видел твоих молодых, прекрасная пара. Подумаешь, молодые родители. Это даже хорошо. Головой я бы тоже, хоть сейчас, а всё, – разводит руки в стороны. – Тебе тоже, кстати, пора. Только помни, в декрет не отпустим, – добавляет Нагорный с лукавым прищуром.

– Роман Николаевич, это так не работает. Одного желаниястать дедушкой недостаточно.

– У Руслана оно не факт, что вообще появится когда-либо, – произносит с сожалением.

– Ром, вспомни себя. Мне они тоже были все, как одна, пока Марьяну не встретил. Так что не гони лошадей, всему свое время, – приподнимается с кресла. – Мы вроде закончили? Поеду домой, дочке заодно позвоню.

Они говорят по телефону каждый день. Саяра рассказывала. Удивительно даже. По ним обоим не скажешь, что в душе очень мягкие. И безумно друг от друга зависящие.

Глава 2

Саяра

– Сёмуш, ты их по максимуму? – смотрю на друга, поверх документов.

Глаза устали, слезятся. Бросить всё и поехать к себе не могу. Месяц остался, надо успеть разобрать все дела, чтоб после меня никому не было мучительно больно.

– Думаю, да. С Алексеем Матвеевичем ещё обсудим. Но, скорее всего, будем просить максималку, – Сёма говорит, не отрывая глаз от бумаг. – Яр, ты устала. Поехали, перекусим? Мне потом надо будет вернуться.

– Я тоже вернусь, – окидываю взглядом стопки бумаг. – Не могу так просто всё бросить.

– Тебе бы простили, – смеется он, поднимаясь на ноги. – Куда поедем? Чего тебе бы хотелось?

Помогает мне накинуть пиджак.

– Я бы в «Затмение». У нас я такой вкусный лагман уже не поем.

– Повод не уезжать?! – лихо подмигивает.

– Знаешь, если бы за папой так не скучала, то возможно.

Обожаю свою работу.

– С ним размах будет иной, – понимающе кивает. – Тут такого нет. В «Альтруисте» о нём небольшую статью читал на днях. Я тебе даже завидую, – знаю, шутит. Он с родных мест не уедет. Ни за что.

– Я не пойду к нему. Нашла место, также будет с земельными спорами связано.

– Ты не к отцу? – резко разворачивается и смотрит с недоверием. Реально удивлен.

– Нет, с чего бы? С ним работать я не могу. Он будет давить. Не хочу портить наши хорошие отношения. Преемничество ему ни к чему, бодрый вполне.

Друг снова кивает. После того, как выходим на улицу, помогает усесться в авто.

Сейчас понимаю, насколько волнительно возвращаться в родные места. Когда уезжала – так не волновалась. Теперь ожидания будут завышены. Ударить в грязь лицом будет непозволительно.

Всю жизнь я старалась быть цельной, а не его тенью. Возможно, именно поэтому выбрала госструктуру. В адвокатуре трудно не быть дочкой Алеева.

До ресторана добираемся быстро. Город небольшой.

– Вкусно? – спрашивает, когда я сижу, незаметно облизывая губы.

Поймал.

Киваю в ответ энергично. Божественно вкусно.

– Подловил, – улыбаюсь. – Ем, боясь язык откусить. Не думала, что мне может так сильно понравиться.

– Если что, ты знаешь, где нас найти, – Семён хмыкает, глаза остаются серьёзными. Взгляд добрый, не его фирменный, иначе я б подавилась.

– Спасибо тебе. Мне заграничные стажировки столько не дали, сколько вы.

– Да брось, чем смогли, – теперь улыбка становится открытой.

Если не знать его, можно решить, что говоришь с жёстким и строгим мужчиной, но мне повезло, я знаю правду.

Остаток дня проходит размеренно, но при этом в плотном рабочем графике.

Вечером, выходя на улицу, оборачиваюсь. Во многих окнах ещё горит свет. До приезда в Республику столько сплочённых и увлеченных своим делом людей я разве что у папы на работе встречала.

Уезжать жалко. Вариантов остаться нет.

Телефон начинает вибрировать. Для меня существует два режима. "Беззвучный" – для судебного процесса и заслушивания сторон. "Вибро" – для иных жизненных ситуаций. Парни шутят, мол, у их жён также, только те в декрете сидят.

– My darling, привет. Я соскучилась жутко, – выдыхаю с теплом. Искренне. Нащупываю параллельно ключи от машины в кармашке сумочки.

– Моя любимая девочка, – от звука папиного голоса у меня мурашки по коже бегут. – Добрый вечер. Не занята?

– В машину сажусь, папуль. Не отвлекаешь, город спит уже. Тут так тихо после десяти, не то что у нас. Только пару улиц активны, ночная жизнь кипит.

– Ты сразу домой?

– Конечно, сил на танцы у меня точно нет.

– Вернёшься домой – отдохнёшь, – папа явно хочет взбодрить.

– Это вряд ли. Я насчет работы уже договорилась.

– Ты точно решила? Не со мной? – мне кажется, в голосе отца мелькает грустная нотка.

– Я бы хотела с тобой, но немножко. Самую капельку, – становится очень смешно. Всё как в детстве – и хочется, и колется. – У кого я ещё такому мастерству научусь?

– Лиса. Тебе не идет, – говорить старается строго, но я слышу улыбку в голосе.

Как бы ни был отец занят, каждый вечер он находил для меня чуточку времени. Исключениями были только дни, когда я засыпала раньше его возвращения. А так как минимум полчаса мы с ним проводили наедине. Играли в шахматы, обсуждали фильмы и книги, что я за день смотрела или читала. Он всегда расспрашивал, что интересного я в школе узнала, а я у него про работу. И он отвечал подробно. Всегда. Этого – нашего мирка – больше всего не хватало после отъезда. И друзей, но их было немного.

– Да я серьезно, теперь есть с чем сравнить. Хочу тебе сказать, будет трудно. Кавказ задрал планку.

– О-хо-хо, вот как мы заговорили. Я не самый лучший? – градус папиного интереса резко подрос, чувствую, как он подобрался.

Мысленно благодарю его, за то, что он до сих пор бодр. Через год ему шестьдесят. Я была бы не против обзавестись братом или сестренкой. Но ему о таком говорить нельзя. Он не оценит. После смерти мамы, папа больше не был женат. Да и женщин никогда в дом наш не водил.

– Такого я не говорила. Сам знаешь. Ты самый-самый. Просто я не хочу пока что в денежные дебри лезть, – много раз с папой это обсуждали. Не хотелось бы спорить на пустом месте.

Завожу мотор.

– Не забудь пристегнуться, – произносит назидательным тоном. Киваю в пустоту и пристёгиваюсь. Он прекрасно знает, что в плане безопасности слушаю его беспрекословно. – По-твоему, земля – это не деньги? – снова произносит шутя.

– Папуль, я же на стороне государства. Какие деньги? Меня содержать по-прежнему придется тебе, – смеюсь.

– С легкостью и большим удовольствием. Думаешь, для чего я работаю?

– Тебе нравится, то чем ты занимаешься, – произношу нараспев.

– Всё-то ты знаешь, малышка. И это тоже. Приедешь, и отдохнём с тобой где-нибудь вместе, – размеренный тон отца успокаивает взбудораженные нервные клетки.

– Мне надо почти сразу будет на работу выйти, папуль, – говорить стараюсь мягко, как бы невзначай.

– Вот ты тоже придумала! Я думал, мы это обсудим с тобой. Важный момент всё-таки.

– Я бы хотела с тобой, но чуть-чуть. Так бывает? Я быстро учусь, честное слово.

Папа смеется.

– Мы это проверим, – старается говорить серьёзно, но не выдерживает. – Для тебя будет, как ты захочешь. Только приезжай быстрее, доченька.

В момент сердце сжимается. В грудной клетке давит.

– Скоро, пап. Машину в конце недели начнут готовить.

Папа перебивает, ему это не свойственно.

– Продай её. Тут новую купим, – чувствую, это тот самый момент, когда он ждёт безоговорочного послушания.

– Ну нет. Я ведь полечу, её перегонят.

– Даже не думай ехать сама, – строго. Слишком строго.

– Я всё знаю, ну ты чего там. Люблю тебя очень.

– В кого ты такая лисица?

– Да есть у меня родственник один. Самый-самый.

Сегодня разговор завершается быстро. Папа против моих разговоров за рулем. Его бы воля, я бы только с водителем ездила. Не обращаю на это внимания, любовь предполагает заботу.

Почему-то не покидает стойкое ощущение, что-то идет не так. Не могу от него избавиться. Дело точно не в возвращении домой. Этого я очень долго ждала. Что же тогда?

Глава 3

Месяц спустя

Осматриваю бегло квартиру. Вроде бы всё. Привычка тянет меня на балкон. Вид оттуда я обожаю. Потрясающий воображение горный хребет. Круглый год зрелище завораживает – по весне зелень, зимою снежные шапки на горных вершинах.

Про себя повторяю: "Очень люблю, спасибо за всё".

По дороге в аэропорт с Сёмой очень много смеёмся.

– Тормози, так нельзя. Для баланса потом будет откат, – быстро закрывает глаза, при этом давит на уголки глаз.

– За дорогой смотри, а то откат случится раньше, чем ожидаем.

Бросает строгий взгляд на меня:

– Ты невыносима. Не забудь позвонить, когда прилетишь. Я буду ждать. Жаль, отец встретить не сможет.

Да уж. Мне тоже жаль, ещё как. Работа, ничего не поделать.

– Друзья встретят, не страшно, – говорю беззаботно. – Позвоню обязательно. Сначала папе, потом тебе. Затем во все чаты напишу, – смеюсь.

Семён фыркает недовольно.

Очень строгий парень. Так уж вышло, чатов по рабочим моментам не счесть, он всех по ночам там гоняет. И недолюбливает слишком активных, благо, я к таковым не отношусь.

– Когда они работают только, – качает головой.

Понятно, рана ещё кровоточит.

– А ты как думаешь? – подтруниваю.

– Да никогда!

– Так и есть, – серьёзно киваю, подавляя улыбку.

Оставшееся до вылета время тратим на приобретение сувениров, весьма колоритных.

В этот момент напоминаю себе сороку. Мне нравится всё, абсолютно. Последними на глаза попадаются шахматы. Две искусных деревянных доски, фигурки высечены из натурального камня. Выбрать одну из них нереально. Великолепная ручная работа.

Сёмы рядом нет, тормозить меня некому. Говорит с кем-то по телефону. Решает рабочие моменты. Сосредоточен.

Интересно, через пару лет я стану такой же?

– Это тебе, – через пару минут после того, как он ко мне присоединяется, протягиваю ему стилизованный крафтовый пакет.

Сёма бегло заглядывает в него, после поднимает глаза и смотрит на меня, приподняв бровь:

– Чего ты удумала? Снова.

– На память, – пожимаю плечами.

Он усмехается с лёгкой грустью в глазах.

– На память у меня всё тут, – касается двумя пальцами виска.

Простой жест меня трогает. Очень.

– Будет ещё. По вечерам буду звонить и играть с тобой удаленно, – приподнимаю повыше такой же пакет.

– От тебя дождешься звонка. Я будто не знаю, – разве что пальцем мне не грозит.

– Каждый день не обещаю, но буду обязательно. Кто меня ещё консультировать будет. Кто если не ты? – так и есть, он помогал мне во многом.

С первых дней все были не против общаться со мной на личные темы. Что касалось работы, ситуация складывалась иначе. Приезжая, ещё и девчонка. Мало кто воспринял всерьёз. Не сказать, что обидно, просто не очень приятно, но я никогда не была компанейской. В определенный период жизни у меня так и вовсе только два друга было. И ничего, как-то справилась.

***

Летать я не боюсь, только вот суета эта предполётная… не люблю её. Столько людей на взводе, кто бы мог подумать, что местом сбора многих, боящихся летать, станет именно самолёт.

Занимаю место у окна и смотрю на мирно плывущие перламутровые облака, такие торжественные, словно из сказки сюда прилетели. Ещё немного, и мы в неё попадем.

Рядом с рукой чувствую движение, нехотя оборачиваюсь. В соседнее кресло усаживается парень.

– Простите, если я вас задел, – да уж, не только на вид очень культурным выглядит.

– Не задели, – говорю и тут же отворачиваюсь обратно к иллюминатору.

Взлётная лёгкая тряска привычна. Будучи пристёгнутой, я ни капли не боюсь. Возможно, действуют успокоительные, которые пью последний месяц. Они подавляют во мне странное чувство неправильности происходящего.

В какой-то момент чувствуется толчок, по салону проходит вибрация. Кто-то тут же начинает верещать во всё горло. Открываю глаза, в правом ухе играет премилая песня. Первым в глаза бросается один из двигателей. Вернее его остатки. Крайняя часть, видимо, отлетела. Середина болтается, так сказать, на соплях.

«Та часть, что отвалилась, на земле никого не убьёт? – мелькает некстати в моей голове мысль. – Это самое важное сейчас, Саяр, определенно».

Люди встают со своих мест, чтобы снять произошедшее на видео. Бедные бортпроводницы стараются усадить их по местам. Безуспешно.

Кто-то молится, беззвучно, только движения губ характерны. А кто-то плачет и воет. Честное слово, наихудший из вариантов. Градус накала растёт.

Обращаю внимание – парень рядом сгибается, упирается лбом в кресло, находящееся перед ним.

– Вам плохо? Позвать персонал? – уточняю у него. Не хватало мне тут ещё покойника.

– Нет, не нужно, – поворачивает голову в мою сторону и смотрит в упор. – Мне не плохо, мне страшно. Эмоции соответствуют ситуации, – кивает на иллюминатор.

Не знаю, как так выходит, но отчаянье в его голосе меня отрезвляет. Седативное действие препаратов прекращается. Страшно не становится, но появляется какое-то осознание. Неужели я такая бесчувственная? Быть такого не может. Я ведь тоже люблю. Папу, Диму, мелкого очень. И Данияра.

Прикрываю глаза и вспоминаю своё детство. Нет, это не жизнь перед глазами летит. Это я целенаправленно перебираю самые приятные из воспоминаний. В то время атмосферу любви и заботы можно было руками потрогать. Мне за день раз двести говорили, как меня любят. Два человека двести раз – это немало?

После смерти мамы любви меньше не стало, она слегка видоизменилась, наполовину. Первые годы я себя ругала за моменты большой радости: её нет, а мне хорошо. Казалось неправильным испытывать счастье. Детский мозг так воспринимал. Когда папа узнал, очень расстроился, но к психологу меня не повёл. Тогда уже это было модным в определённых кругах.