Гость из Дамаска

– Как-нибудь в следующий раз расскажите нам о тех, кто общается мысленно, без слов! Вы сказали, что знавали таких! – вдруг напомнила ему Елепа. От такой настойчивости Заккэль замешкался и, чтобы скрыть это, прикоснулся губами к поданной ему руке и пробормотал:

– Когда-нибудь непременно, дорогая Елепа! Валген! Честь имею! Нам пора! – потянув за собой Анфаль, иностранец в спопровождении Алексея быстрым шагом направился к двери.

– Алекс! Проводи гостей до КПП и вызови такси! За счёт миссии! – послышался голос Ифа.

– Вот и прекрасно, Ваня! Спасибо! Пусть молодые побегают, – поблагодарил его с облегчением вздохнувший Рафибр, изрядно уставший за день. – Пойдём покурим на балконе!

Глава 2

Доктор Заккари

Русская

Иф не заставил себя долго ждать. Буквально через два дня на небольшой вилле, в которой временно поселился доктор Заккари, поздним утром раздался телефонный звонок. Иван Фёдорович организовал для «нашего нового друга» встречу с коллегами из министерства культуры, участвовавшими в подготовке выставки, которые в обмен на бесплатное экспертное заключение маститого филолога были готовы в неформальной обстановке продемонстрировать пресловутый манускрипт и даже позволить ему сделать личную копию. Такое предложение было больше похоже на торг, чем на дружескую услугу, но доктор воспринял это как должное, поскольку подобная практика общения «ты – мне, я – тебе» была типичной для здешних мест, и, соблюдая правила игры, он слегка набил себе цену:

– В таком случае надеюсь, что моё имя будет указано в качестве консультанта вашего министерства в публикациях, связанных с данным экспонатом.

– Это можно, – подтвердил Иф после короткой паузы, во время которой, он, по-видимому, с кем-то посовещался. – Как ты посмотришь на то, чтобы подъехать к нам уже сегодня?

– Ради такого случая готов отложить все дела. Встретимся во второй половине дня? – переспросил Заккэль, но после очередной короткой заминки и чьих-то протестующих голосов на другом конце провода уточнил: – Или что? Прямо сейчас?

– Будем очень признательны. Я пошлю за тобой Алекса. Говори адрес.

Заккэль понял, что рядиться с Ифом не имеет смысла – хватка у того была хоть и нежная, да железная. Сообщив адрес, иностранец привёл себя в порядок, заправил в карманный «Минокс»16 плёнку и, позвонив в колокольчик, уселся на терассе в тени виноградника в ожидании Алексея.

«Оперативно отреагировал этот Иф, – анализировал он происходящее. – Сотрудник министерства культуры. Ха-ха, как же… Хотя, по-моему, он особо и не шифруется. А это значит, что вещь действительно занятная, раз уж и его ведомство решило поучаствовать. Стоит, ой, стоит на неё взглянуть. С йельской рукописью17 потрудились на славу, но результата – ноль. Надеюсь, манускрипт не фальшивка. Всё-таки вон из какой тьмутаракани привезли, а там народ всё на свой лад переделать норовит. Может, и тут какой-нибудь шутник решил побаловаться да придумал свои «русские» иероглифы. Вот сегодня это и проверим!» Заккэль потёр руки в предвкушении интересной работы, и тут из распахнутой двери появилась Анфаль.

– Доброе утро, дорогая! – слегка наигранно поприветствовал её супруг, а затем почти в приказном порядке добавил: – Сейчас за мной заедет Алекс. Собирайся – поедешь с нами и будешь меня ждать. Постарайся занять его чем-то.

Женщина, не произнеся ни слова, кивнула и удалилась на свою половину. Через четверть часа ко двору подкатил газик с Алексом за рулём. Молодой человек вышел из машины и направился к воротам, чтобы доложить о своём прибытии. Дежуривший у ворот охранник, не моргнув глазом, закрыл смотровое окошечко и, задвинув засов, удалился вглубь двора. На вилле постоянно находились два-три работника, одновременно выполнявшие роль охранника, повара и прислуги. Так же, как и Анфаль, они покорно и безучастно исполняли поручения хозяина, выполняли повседневную работу и больше походили на часть интерьера, чем на живых людей. Даже залётные воробьи привлекали больше внимания, чем их ежедневная, монотонная возня. Проживший на Ближнем Востоке уже пару лет Алексей часто сталкивался с таким поведением, и всякий раз оно не переставало его удивлять, поскольку он доподлинно знал, что практически за каждым неприметным, сереньким человечком скрывается пусть небольшой, но хищник, зорко следящий за происходящим и в любой момент готовый к радикальным действиям.

Алексей вернулся к машине и стал ждать. Через минуту из открывшихся ворот на мощёную улицу вышли доктор Заккари и Анфаль. Широко распахнув руки, иностранец расплылся в улыбке и первым направился навстречу водителю.

– А вот и наш друг переводчик! – заговорил он с Алексом по-арабски. – Салям, Алекс! Очень, очень тронут. Видать, твой начальник Иф действительно большой начальник? – попытался пошутить он.

– В каком смысле? – переспросил Алекс, изображая недоумение. Он, конечно же, понял намёк Заккэля на то, как быстро Иф смог всё организовать, словно по мановению волшебной палочки.

– Ну как же! Едва закончились выходные, а он уже всё согласовал. У нас такое возможно либо за бакшиш18, либо с помощью джинна, или если тот, кто делает запрос, сам же и даёт разрешение. Ха-ха-ха! – рассмеялся иностранец.

– Вы забыли про чрезвычайные ситуации! Открытие выставки на носу. Все экспонаты должны быть размещены в залах и уже не будут изыматься до самого конца. Это вопрос сохранности. Так что торопитесь, – просто и убедительно парировал Алексей, то и дело переводя взгляд на Анфаль.

– Надеюсь, Анфаль нам не помешает? – заметив это, поинтересовался Заккэль. – Не хотелось бы оставлять её одну с этими головорезами, и он, вновь улыбнувшись, указал на стоявшего у ворот усатого охранника.

– На этот счёт у меня не было никаких указаний. Но можете не волноваться, мы в любом случае за ней присмотрим.

– Прекрасно! А если ты лично займёшься этим, то буду тебе премного благодарен! Ну что, поедем?

Усадив Заккэля и Анфаль, Алекс дал газу и довольно быстро домчал гостей до музея. Компания высадилась у служебного входа и быстрым шагом направилась в административную часть комплекса. Там в одном из просторных кабинетов доктора Заккари уже ждали Иф и ещё несколько сотрудников советского министерства и института востоковедения, а также работники иракского музея. Профессор Муфтаев и Мальва представляли институт археологии. Собственно, благодаря рекомендации первого доктор Заккари вообще стал рассматриваться как специалист, ко мнению которого следовало бы прислушаться. К работе над экспонатами изначально планировалось привлекать собственные силы и учёных из Ирака, участвовавших в совместных проектах.

Алекса и Анфаль попросили подождать за дверьми, и после короткого приветствия и знакомства участники встречи расселись вокруг большого стола, на одном конце которого покоился небольшой деревянный ящик. Профессор взял на себя функцию председательствующего:

– Ну что ж. Не будем терять времени. Полагаю, небольшая справка об экспонате уважаемому доктору Заккари не помешает? Мария Львовна, просветите, пожалуйста, коллегу. – Муфтаев, задавая официальный тон происходящему, перешел на «вы».

Пухленькая, до этого момента всё время улыбавшаяся Мальва преобразилась: поднявшись, она обеими руками упёрлась в край стола, сдвинула бровки и по-деловому, хорошо поставленной речью, отчеканила, изредка заглядывая в заранее заготовленную «шпаргалку»:

– Артефакт зарегистрирован у нас в каталоге института под номером 4586Г-1974. Поступил в результате акта дарения. Протокол от 18 февраля 1974 года, подписали гражданин Грейкин (ныне покойный), сотрудник государственной библиотеки и заместитель директора института товарищ Гафуров. Экспонат ранее нигде не упоминался, не выставлялся и, согласно сведениям дарителя и одновременно последнего владельца, являлся фамильной собственностью, в течение многих поколений передававшейся по наследству. Проверить это утверждение не представлялось возможным, поскольку даритель погиб в результате несчастного случая, поиски в архиве ЗАГСа и домашнем архиве покойного результатов не дали. Мы исходим из легенды, специально придуманной дарителем.

Забегая вперёд, скажу, что, несмотря на столь туманное происхождение данного предмета, его древность, с нашей точки зрения, очевидна и более не подвергается сомнению. Собственно, единственным веским аргументом в пользу того, что это искусная подделка, является его непонятное происхождение. Все остальные признаки говорят о том, что мы имеем дело с неизвестными науке материалом, из которого изготовлен артефакт, и языком, на котором написан содержащийся там текст. Данный экспонат мы для удобства называем рукописью, хотя и способ записи текста нам тоже неизвестен.

В развёрнутом виде размеры свитка примерно соответствуют размерам половины журнального листа 15 на 20 сантиметров, а его толщина составляет не более миллиметра. Края неровные. Проведённый нами химический анализ подтвердил органическое происхождение материала. Радиоуглеродный метод датировки не внёс ясности, поскольку указал на фантастический возраст артефакта в несколько десятков тысяч лет, что, конечно же, маловерятно. Мы связываем это с тем, что объект, находясь в руках владельцев, постоянно подвергался внешнему воздействию, возможно, пожарам.

Справедливости ради добавлю, что рукопись содержит два вида текста, один из которых написан на языке Шумера и уже расшифрован. Именно эта запись даёт нам право утверждать, что артефакт исключительно древний. У меня всё, – Мальва, не дожидаясь разрешения, опустилась на стул.

– Спасибо, Мария Львовна! – поблагодарил её Муфтаев.

– Как, вы сказали, звали того, кому принадлежал манускрипт? – уточнил доктор Заккари.

– Грейкин! Вам это о чём-то говорит? – с удивлением переспросила Мальва.

– Ги-рей-кин, Гирейкин, – на восточный лад разделяя гласными все согласные звуки, несколько раз задумчиво повторил Заккэль. – Хм. Нет-нет, ничего, показалось. Жаль, такая судьба – погиб. У нас бы такой получил какие-нибудь почести от властей в качестве благодарности.

– Не волнуйтесь за него. Насколько мне известно, у нас его тоже не обделили. – успокоила иностранца Мальва. – Николай Яковлевич! Вы помните, чем его наградили тогда? – обратилась она к седовласому академику Марбергу, всё это время протиравшему застиранным платочком толстые стёкла очков.

– Машину заграничную дали, милая, – медресес, по-моему, называется! – с улыбкой прошамкал старик.

– Николай Яковлевич! Ну, вы в своём амплуа. Даже тут умудрились восточный колорит увидеть! – профессор Муфтаев пожурил старшего коллегу. – Не путайте мерседес с медресе!

– Да и к тому же не «мердесес» это вовсе был, а «Опель-Кафтан»19! – продолжил подтрунивать Иван Фёдорович.

Милая перебранка развеселила всех и немного разрядила деловую атмосферу, но Муфтаев тут же всё пресёк и деловито продолжил:

– Может, коллеги из министерства хотят что-то добавить? – обратился он к присутствующим.

С места поднялся долговязый мужчина с пышными усами и орлиным носом. По жёлтым пальцам и лёгкому покашливанию в кулак в нём легко угадывался заядлый курильщик.

– Разрешите мне?

– Конечно-конечно, Яков Михайлович! Прошу! – Рафибр жестом пригласил его присоединиться к обсуждению.

– Уважаемые коллеги, уважаемый доктор Заккари! Вы лучше меня понимаете, как важна для престижа советской науки данная выставка. Это первая ласточка, так сказать, и своего рода подведение итогов многолетней кропотливой работы наших археологов и востоковедов, в том числе работающих здесь, в нашей первой иракской экспедиции в Двуречье. Данный экспонат не является главным событием этой выставки и даже тематически не вписывается в неё. Мы просто воспользовались удачным стечением обстоятельств: если бы не было выставки, он, наверное, пролежал бы ещё несколько лет в хранилище. Но так как на сегодня наши собственные попытки понять, с чем мы имеем дело, не принесли ощутимых результатов, было принято решение привезти рукопись сюда, чтобы привлечь широкий круг учёных для её изучения. Надеемся, что ваше заключение, уважаемый доктор Заккари, поможет нам развеять сомнения в исторической ценности данного экспоната или, наоборот, убедит нас отказаться от его демонстрации. Иными словами, с вашей помощью мы хотели бы минимизировать репутационные риски.

– Благодарю за доверие. Полагаю, что и вы согласитесь с тем, что я не меньше вашего рискую своей репутацией, берясь за столь деликатное дело. Поэтому с самого начала хочу расставить точки над «i». Если у меня не будет достаточной уверенности в подлинности или лингвистической ценности рукописи, то никакого заключения вы от меня не получите. И да, для этого мне потребуется, возможно, больше времени. Вряд ли я смогу за один раз прийти к какому-то однозначному ответу.

В разговор вмешался Иван Фёдорович:

– До начала выставки вы можете приезжать сюда хоть каждый день и работать с экспонатом под нашим наблюдением. Изготовить личную фотокопию мы вам уже разрешили. Если понадобится помощь с нашей стороны или со стороны музея, просто дайте знать.

– Хорошо, тогда давайте уже наконец посмотрим на предмет нашей встречи! – нетерпеливо подвеёл черту Заккэль. Все присутствующие оживились, с разных сторон послышалось одобрительное: «Действительно, ближе к делу!»

– Мария Львовна! Будьте добры!.. – профессор Муфтаев вновь обратился к Мальве, на сей раз с просьбой извлечь артефакт.

Мальва достала связку ключей и, подобрав подходящий, вскрыла замок и сорвала пломбу с проушин. Затем она разложила на столе кусок белой мягкой материи и надела хлопковые перчатки. Все затаили дыхание. Иф при этом глаз не отрывал от доктора Заккари. Осторожно вынув артефакт из ящика, она сдула с него остатки защитной стружки и положила на ткань.

– Вот, доктор Заккари, убедитесь сами! Совершенно ни на что не похоже! – Мальва обеими руками указала на экспонат и сделала шаг в сторону, как бы приглашая иностранца занять её место.

Заинтригованный увиденным, Заккэль, как хороший карточный игрок, не стал скрывать своих эмоций, но выразил их ровно столько, сколько было необходимо для продолжения игры. Без лишней суеты отодвинув стул, он уверенно вышел из-за стола и направился к Мальве. Встав рядом, он сначала сложил руки на груди и задумчиво осмотрел манускрипт с разных сторон.

– Разрешите? – прищурив глаз и пошамкав губами, обратился к ней Заккэль.

– Да-да, конечно! – Мальва быстро сняла перчатки и передала их иностранцу.

– Так-так… – натянув их, Заккэль указательным пальцем прижал конец скрученного в трубочку свитка к столу и расправил его свободной рукой. – Интересно… Да, это не ткань и не целлюлоза. Но это вы и без меня знаете. Кстати, больше похоже на кожу, – Заккэль продолжил рассматривать лоскут из неизвестного материала, вертя его в руках.

Наблюдавшему за его манипуляцими Ифу показалось, что доктор лишь делал вид, будто знакомится с внешними свойствами свитка, в то время как его буквально застывший взгляд соредоточенно анализировал аккуратно нанесённые на него таинственные знаки. Внезапно Заккэль вернул артефакт на стол и полез во внутренний карман пиджака. Оттуда он вынул потёртый кожаный блокнот и, полистав его и найдя нужное место, принялся что-то сравнивать.

– Нужели прочли – вот так, с ходу, коллега? – профессор Муфтаев не скрывал удивления. – Ну, вы ас! Что я вам говорил! – повернулся он к остальным присутствующим, выражая своё восхищение.

– Что ж… На первый взгляд, очень заманчивый артефакт! Вы не думали о том, что это может быть фрагментом чего-то большего? Судя по неровным краям и неправильной форме! Он словно вырван или не очень аккуратно вырезан откуда-то, – пояснил своё предположение Заккэль.

Муфтаев и ещё несколько учёных окружили Заккэля. Рафибр взял у него лоскут и, поднеся край манускрипта к свету, воскликнул:

– А что? Действительно, почему бы и нет? Возможно, вы правы! Ответ на это нам может дать расшифровка текста, например, если он приведён здесь не полностью. Продолжайте, дорогой коллега!

– Не обязательно. В данном случае я имел в виду именно материал. Похоже на то, что лоскут был фрагментом куска ещё большего размера, содержавшего различную важную информацию. Её часть решила сохранить та, которая знала, что здесь написано. Это была некая Нанайя. Об этом она сделала запись на древнем шумерском языке и передала её кому-то по имени Эйрра.

– Вообще-то Нанайя и Эйрра – это имена шумерских божеств, причём довольно своеобразных! – вставила Мальва. – Не станем же мы утверждать, что это написано богами? Скорее всего, здесь подразумевается прямая речь, что-то вроде: «…и сказала Нанайя».

– Получается, что Эйрра владел шумерским, но не владел тем языком, на котором написано основное послание? Иначе зачем Нанайе писать на шумерском? С другой стороны, зачем передавать кому-то послание, которое тот не в состоянии прочесть? Это какой-то парадокс! – удивился Муфтаев.

– Никакого парадокса в этом нет, если представить себе, что Нанайя впоследствии помогла Эйрре прочитать надпись! – довольно неожиданно встрял в научную дискуссию Иф. – Например, если это был ребёнок или ученик.

– Великолепная мысль! – похвалил его доктор Заккари. – Можно сказать, что именно это предположение и вытекает из шумерского текста! Вот слушайте, буквально: «Это передаётся от той – здесь стоит знак «ан» – по имени Нанайя, тому, опять знак «ан», по имени Эйрра, когда он просиял, как солнце». Иными словами, Эйрра в этот день изменился, просветлел, т. е. был посвящён. Это было и остаётся обычной практикой – отмечать новый период в жизни юноши, ученика или члена какого-то сообщества. Кстати, Мария Львовна, я, конечно, не буду утверждать, что это написали боги, но перед именами стоят префиксы, указывающие на некую божественную привязку. Это похоже на жреческий вариант шумерского языка эме-саль.

– Мы перевели это как «Эйрре от Нанайи в День просветления. Храни этот свиток до лучших времён», – уточнила Мальва.

– Именно так! – подтвердил Заккэль.

– Дело за малым – расшифровать остальное! – полушутя подытожил с места старик Марберг.

– А что это вы у себя в блокнот заглядывали? Неужели там ключ к дешифровке? – с надеждой в голосе обратился к иностранцу долговязый Гафуров.

– Увы! Но пара обнадёживающих моментов всё же имеется!

– Говорите – не томите!

– В прочитанном тексте знаки именно древнешумерские. Я сравнил их с моей таблицей. Повторюсь: похоже, это храмовый язык эме-саль. Логика подсказывает, что посвящение на шумерском написано позже, чем основной текст, а значит последний – ещё более древний. Кроме того, мне кажется, что это особая форма травления.

– Татуировка? – уточнил Иван Фёдорович.

– Да, что-то в этом роде. Материал очень похож на кожу. Знаки словно вплетены в структуру носителя.

– Иными словами «а воз и ныне там»! – разочарованно махнул рукой Гафуров. – Всё это мы и без вас знали или предполагагли.

Заккэль в ответ на колкое замечание министерского работника мгновенно «поставил» того на место:

– Разве это плохо, что я подтвердил все ваши предположения?

– Дорогой Яков Михайлович! Прошу вас, ну! Доктор Заккари! – поворачиваясь то к одному, то к другому, попытался примирить их Муфтаев.

– Извините, вспылил! – признался Гафуров.

– Ничего, бывает! – принял извинения Заккэль. – В общем, как я уже говорил, мне нужно больше времени. Разрешите?

И Заккэль вынул из кармана пиджака фотоаппарат, чтобы сделать фотокопию рукописи.

– Да-да, конечно! – вмешался Иф. – Только сначала подпишем соглашение! – И он положил перед Заккэлем на стол два листа с текстом: – Здесь соглашение о неразглашении. Никаких публикаций и передачи третьим лицам сведений, копий, предметов и тому подобного в связи с нашим делом. Извини, формальность, но без неё никак, – понизив голос, Иф перешёл на «ты», подчёркивая дружелюбность намерений.

– Ну что ты! Всё в порядке! Я понимаю, – и Заккэль, не вчитываясь в текст, подписал оба экземпляра…

Между тем оставшийся присматривать за Анфаль Алексей с молчаливого согласия девушки провел её по нескольким небольшим залам музея, но заметив, что она не проявляет никакого интереса к экспонатам, вернулся и усадил её на стоявшую рядом с кабинетом деревянную скамейку, а сам, отступив на шаг, решил попытать счастья и завёл разговор:

– Надеюсь, моё неловкое поведение на вечеринке не стало поводом для семейного раздора?

Анфаль бросила быстрый взгляд в сторону молодого человека и тут же опустила глаза, покачав головой в знак отрицания. Реакция на вопрос была короткой и стремительной, но Алексею и этого мгновения хватило, чтобы успеть прочесть в них глубокую тоску. Казалось, что призванная скрыть всё – от фигуры до лица – одежда Анфаль, сыграла с ней злую шутку. Она ещё сильнее подчеркнула её выразительные глаза, с первого знакомства глубоко запавшие в душу Алекса. Поборов лёгкое смущение, он продолжил:

– Я пообещал доктору Заккари не оставлять тебя одну, но, если ты хочешь, могу отвести тебя к другим женщинам в музее, и ты можешь побыть с ними.

И снова Анфаль жестом дала понять, что в этом нет никакой необходимости. Алекс уже начал сомневаться, не больна ли она. «Почему она до сих пор не произнесла ни слова?» – подумалось ему.

– Почему молчишь? Может, ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, слава Аллаху, всё в порядке, – ответила наконец Анфаль, но получилось это у неё довольно неубедительно.

– Сомневаюсь, – Алекс решил действовать и для начала дал понять, что о чём-то догадывается. – Послушай, я обязан чтить ваши законы и традиции, но не обязан их соблюдать, как вы. Почему бы тебе не воспользоваться этим? Если тебе нужна помощь, скажи. В твоих глазах печаль.

Это сработало. Анфаль снова посмотрела на Алекса и, словно вспомнив что-то неприятное, съёжилась от охватившего её внутреннего стыда.

– Не понимаю, о чём ты. Говорю же, у меня всё в порядке. Когда муж строгий – это характеризует его с положительной стороны, – попыталась она выкрутиться. – Никаких сцен ревности после того случая он не устраивал, он умеет держать себя в руках, как ты сам мог убедиться. И вообще, по-моему, тебе не стоит говорить со мной на столь личные темы.

Алекс слушал её внимательно. По тому, как Анфаль во время беседы заламывала руки, он понял, что говорила она всё это лишь чтобы убедить самоё себя. И подметил ещё кое-что, но не торопился с выводами.

– Вас было трое – имам, Заккэль и ты. Я запомнил тебя ещё тогда, в чайхане у Камаля. – Алекс спокойным голосом пресёк её попытку перевести разговор на другую тему и раскрыл карты.

– Ах вот оно что! – женщина осознала, что причина её стыда – её тайна – никакая уже не тайна и, враз смирившись с этим, уже более спокойным голосом продолжила: – Такие вещи не обсуждаются зачастую даже с самыми близкими людьми. Полагаю, у тебя хватит такта не сообщать о своих догадках доктору Заккари.

– Я не сделаю ничего, что могло бы навредить тебе. – Алексей приблизился к Анфаль и взял её руку. Она не стала сопротивляться. Оба пристально посмотрели друг другу в глаза. Анфаль первая отвела взгляд и, высвободившись, сказала:

– Ты хороший парень, но всё это уже не имеет смысла. Тебе лучше не думать обо мне. Перетерпи, это пройдёт.

– Что ты такое говоришь? – перебил её Алекс. – У меня только сейчас и появилась надежда. Теперь, когда я точно знаю, что это мутаа, что это временно, я буду ждать. Если тебе нужна помощь или моя защита, не отвергай!

Алекс снова взял её за руки и потянул к себе. Анфаль поднялась со скамьи и попыталась вырваться, но он, крепко удерживая, поцеловал её в запястье и только после этого ослабил хватку.

– Алёша! Ты что? – на чистом русском языке вскрикнула от неожиданности Анфаль и, схватившись за голову, медленно опустилась на скамью.

– Русская! – ликуя, воскликнул Алексей. – Я чувствовал, я знал! Этот лёгкий акцент. Я… Иф… Галина Вадимовна, они, ты знаешь, они ещё раньше догадались: ты – наша! – его лицо лучилось радостью. – Но зачем было скрывать? Хотя… Ну, теперь ты уж точно от меня никуда не денешься!

– Дурачок! – только и успела произнести Анфаль.

Тут из кабинета послышался шум передвигаемых стульев и приближающихся шагов. Алексей предусмотрительно отступил к окну. Дверь распахнулась, и в коридор один за другим стали выходить участники заседания. Доктор Заккари появился в сопровождении Ифа и профессора Муфтаева, дававшего на ходу какие-то указания Мальве…

Уже на выходе из музейного комплекса Заккэль вежливо отказался от услуг Алекса и, распрощавшись со всеми, решил прогуляться с Анфаль по расположенному напротив парку мучеников Аль-Шухада.

– Послушай, дорогая, – завёл разговор иностранец, когда они оказались одни на парковой аллее, – мне придётся тебя кое о чём попросить, разумеется, в рамках нашего договора.

– Договор есть договор, – намеренно подчеркнула насторожившаяся Анфаль, давая понять, что готова выполнить любую просьбу своего временного господина, не нарушающую взятых ею на себя обязательств.