
Полная версия
Я объявляю тебе войну
– Какая ты принцесска? Ты змея.
– Берегись тогда моего укуса.
Желваки на его скулах двигаются. Черты лица супернапряженные. С таким видом решают математическую задачку со звездочкой, а не смотрят на красивую девушку.
В глазах Градова отражаются его же бутылки с шампанским. Вот так близко он ко мне стоит. Если поднапрячься, то и название на этикетках можно прочитать.
– Испортишь мне вечер, я испорчу тебе жизнь, – шепчет на ухо.
Горячее дыхание обжигает ушную раковину, а до носа долетает мята и сладкий алкоголь.
– Не слишком ли много будет действий для какой-то там змеи? Я была о тебе лучшего мнения, господин всезнайка.
Его взгляд на мою шею душит. Я делаю вдох, но в легкие не попадает и капли кислорода. Щеки горят.
– Хорошего вечера, Аня, – нарочито ласково и дружелюбно говорит.
В его руке откуда-то оказывается бокал с шампанским, и он вдавливает его в мою грудь, вынуждая обхватить ножку. Улыбается при этом дьявольски зло.
– Пей!
– Нет. Я не пью в незнако…
– Пей!
Слезы почти пробиваются из глаз. Образ Матвея уже искажается сотнями проявившихся кристаллов, а если отвернусь, то выдам волнение.
С того вечера прошло полгода, но я помню каждую минуту. Каждую адскую секунду. И никто и никогда не заставит меня сделать то, что не хочу.
– Я сказала, что не пью! – голос дрожит. Говорю громко. В какой-то момент сипну.
Тогда Градов подносит дурацкий бокал к моим губам и чуть наклоняет. Дрожь от его рук передается мне. Он дрожит от накатившего на него раздражения, я же от сковавшего меня ужаса.
– Ты будешь делать так, как заведено, Исхакова.
Глоток. Сладкая жидкость растекается по всей поверхности языка и попадает не в то горло. Я закашливаюсь, и слезы стекают из уголков глаз. Всего две, но и это такое унижение.
– Вкусно? – гневно смотрит.
Если я скажу «нет», он вольет мне в рот целую бутылку? Поэтому молчу, а прогнуться и ответить «да» не смогу ни при каком раскладе. Лучше язык себе вырву.
Шампанское неплохое, но картинки прошлого одна за другой сыплются из коробки воспоминаний.
Толкаю бокал в грудь Градову так же, как он это сделал мне, и ухожу из зала. Нужно найти туалет и привести себя в порядок. Теперь каждая встреча с этим идиотом вырывает меня из равновесия.
Возвращаюсь ко всем спустя полчаса и взглядом выискиваю Градова. Он сидит во главе игрального стола. Важного из себя строит, а у меня в животе начинает полыхать от желания скорой мести. Кровь жидким быстрым потоком устремляется к голове, и черепная коробка гудит от мыслей, различных звуков и повторяющегося голоса: «Пей!».
Подхожу к столу и встаю ровно напротив Градова. Наши взгляды встречаются.
– Могу присоединиться?
Ответа не жду и подталкиваю какого-то парня, чтобы тот освободил мне место.
Сердце жарит в груди как ядерный реактор, готовый дойти до непозволительно высоких температур.
Матвей откидывается на спинку стула, рассматривает по-новому. Спорим, я знаю, о чем он думает?
– Я буду только рад, Анечка.
Вновь скалится. Отчего меня опять трясет, а между лопаток скапливается тугой сгусток напряжения.
– Ставка пять тысяч. Готова?
Достаю из сумки сначала коробочку сока. Я предусмотрительно взяла ее с собой. Затем сцепленные резинкой деньги. Плюнув на пальцы, вытаскиваю одну купюру и небрежно кидаю в центр.
– А ты? Готов?
Матвей сдает. Играем только мы с ним. О нашей с ним «дружбе» знает весь институт, и, подозреваю, никто не готов вставать между нами. Особо честные и смелые приняли стороны.
Поэтому за спиной Градова нарисовался Гера, за моей… Никого. Девчонки из нашей группы стоят ровно посередине и боятся хоть на сантиметр сдвинуться в одну из сторон. Трусихи.
– Уверена, что справишься?
Напротив меня Градов, а между нами стол, застеленный темно-зеленой тряпкой. На нем карты и пара бокалов со спиртным. Чьих-то.
Демонстративно попиваю сок. Мне нужно быть трезвой.
– Задам тот же вопрос.
Десятки пар глаз намертво зафиксированы на нас. Мы – центр притяжения.
Мое сердце сейчас вырвется из тела от страха, но хрен я кому в этом признаюсь. Последний раз играла год назад. Тогда выиграл папа, но проиграть ему – честь.
– Может, повысим ставки? Что скажешь, Анечка?
Сглатываю апельсиновую горечь с языка.
Градов выглядит чересчур уверенно. Но это может быть и очень хорошая игра с его стороны. Все же Матвей мастер в этом.
Для всех он король, добряк, опора, гордость. И только я знаю, что на самом деле он напыщенный петух.
– Проигравший раздевается, – вокруг Градова тут же раздаются смешки. Притом, что кроме самого Матвея никто не знает, какие у него карты. Они лежат рубашкой вверх под его ладонями.
Перед моими глазами выигрышная комбинация, которую я так же прячу в руке. К сожалению, есть и более удачная.
– Догола? – задаю вопрос, шутя.
– Почему бы и нет?…
Вот ведь дьявол.
От волнения пальцы подрагивают. А покер – это не та игра, где стоит это показывать. Ну не сдаваться же?
– Тогда на счет три вскрываемся.
– Раз.
На мне однотонное белье черного цвета. Сексуальное, кружевное. И у меня тело богини, а перед выходом я нанесла ароматный лосьон с блестками. Теперь понимаю, почему так поступила. Интуиция подсказала, а я всегда ей верю.
И вот сейчас чувствую, что этот раунд не мой.
– Два. Проиграешь ведь, Исхакова!
– Три! Тебе же есть, что нам всем показать, Градов? – Господи, пусть на этот раз моя интуиция ошибается.
– А тебе?
Одновременно переворачиваем карты и застываем.
По комнате проносится протяжный и одобрительный гул.
– Тебе помочь раздеться, Анечка?
Глава 13. Матвей
– Тебе помочь раздеться, Анечка? – говорю вполголоса, но все прекрасно меня слышат. По залу проносятся смешки.
Я не думал, что застывший в ее глазах испуг будет смазывать мои растрепанные нервы с такой нежностью. Почти любовью.
Прекрасная картина.
На Исхаковой очередная короткая юбка и что-то типа кофточки. Все черное, включая ее глаза и взгляд.
Сбежит? Любая другая бы на ее месте обернула все в шутку. Эта сидит застывшей статуей, только потяжелевшее дыхание чувствую и как поднимаются и опускаются ее плечи.
Еще слышу постоянный «дрязг» массивных сережек.
– Ты проиграла, Исхакова.
Уголки ее губ быстро опускаются, выражение лица вроде бы невоинственное уже, словно она смирилась и даже готова раздеться.
Не прерывая своего рассматривания, вслепую нахожу бокал и отпиваю. Рот и горло смачиваются алкоголем с привкусом сушеного яблока и чертовых духов коварной змеи.
Ее рука медленно, но уверенно тянется к молнии на груди и в таком же темпе тянет «собачку» вниз.
Звук раскрывающейся молнии наполняет пространство. Кто-то громко сглатывает, кто-то покашливает.
В этой комнате происходило многое. Мы играли на деньги, на дорогие вещи, на желания. На раздевание было глупо, вроде не подростки уже. Но, оказывается, это то еще зрелище.
На Анечке черный кружевной лифчик. В зале полумрак, но не могу с уверенностью сказать, он и вправду полупрозрачный или я вижу, что не следует?
Кофточка летит вниз. Взглядом спускаюсь от ее шеи к груди. Цинично улыбаюсь. В ней нет того, что может вызвать восхищение.
– Сдавай, Градов. Я только размялась, – чуть подается вперед, укладывая свою грудь на скрещенные руки на столе.
Мне кажется, или ее кожа блестит?
Целую минуту пялюсь на полуголую Исхакову. В метре от нас стоит Бажена. Мы с ней трахаемся, но у меня нет и капли вины, что я с таким удовольствием разглядываю прикрытую кружевом грудь Анечки.
Наверное, это называется эгоизмом. Я в состоянии решить проблему любого здесь находящегося, помочь в чем-то, дать совет, составить компанию, выслушать, но отвечать за чувства другого или подсказать, как с ними справиться, не входит в этот список. Бажена – не исключение.
Тасую карты в руке. Приятный шелест успокаивает, а градус напряжения нарастает с каждой сданной картой. Снова делаю глоток, поздно подумав, что так я могу выдавать свое волнение.
Аня знает игру, она не раз в нее играла, и, допускаю, что изначально я не вполне оценил ее способности.
Я могу попасть под удар, но пойти на попятное или отказаться от дальнейшей игры не получится.
– Ставка? – спрашиваю перед тем, как раздать карты.
У меня под правой рукой сложенные стопкой купюры, у Исхаковой ничего. Но помню сверток с деньгами в ее сумочке. Подготовилась, лживая сучка.
– Я так понимаю, на деньги неинтересно? – вздох.
Я мажу по ее груди и возвращаюсь к глазам. А там сверкает вызов.
– На деньги уже неинтересно.
Опускаю взгляд от ее груди ниже. «Продолжим?» – спрашиваю безмолвно. По отсутствию какой-либо реакции понимаю, что Анечка согласна.
Сдаю по две карты «в закрытую». Переглядываемся. А трусики из одного комплекта? Думаю об этом и улыбаюсь. Они тоже кружевные? Стринги? Шортики?
– Может, ты хочешь шампанского, Анечка? Вроде ты была от него в восторге сегодня? – спрашиваю.
– Обойдусь. Мне показалось, что это подделка. А подделку я не пью, Градов. Мог бы что-то поприличней закупить, – последнюю фразу она говорит тише и вроде как себе под нос, но это так, сука, демонстративно и театрально, что чувствую каждый громкий удар сердца по ребрам.
С яростью сжимаю карты, пока мы берем по третьей.
Вроде все делается быстро, а время тянется. Когда ненавидишь, все в твоем теле растягивается от этого ощущения. Не кожа, кости, ткани, а жвачка, жвачка, термоядерная мятная жвачка.
Четвертая, пятая. Есть комбинация, и я поднимаю голову и сталкиваюсь с Исхаковой и ее хитрым взглядом. Моргает медленно, потом прикусывает уголок губ.
Тонкая шея манит. Но только чтобы придушить.
– Знаешь, о чем я думаю, Анечка?
Ее левая бровь летит вверх.
– Всего три раунда, и мы увидим тебя голую.
Пытаюсь залезть к ней в голову, но там на пятьдесят замков закрыто и выстроен трехметровый забор. Невозможно и мысли узнать.
Только ее короткое:
– Вскрываемся?
Блядь.
Каре против Стрит Флеш.
– Тебе помочь снять футболку, Градов?
Издаю короткий смешок, маскируя им шок и разочарование. Нет, я не стесняюсь показать свое тело, да и сколько раз меня видели без футболки? Но сейчас другое. Я делаю это не по своей воле, а потому что проиграл. Исхаковой.
Рассчитываю увидеть удовольствие в ее глазах, а там… Скука.
– Один-один, Анечка.
– Теперь сдаю я, – собирает карты и ловко тасует их между собой. Не глядя на ладони, смотрит пристально на меня.
Дьяволица. Волосы ее еще эти распушились и вьются у лица.
– Играем до конца? – с кивком спрашиваю.
– Догола. Ты прав.
В меня летят первые две карты. Воцаряется мертвое молчание, слышен только шелест колоды. Мы все перестали дышать. И я в том числе.
Твою ж мать, у меня спина становится влажной, и это не от духоты в зале. Тяжело признаться самому себе, что я взволнован. Первый раз за все время, что Исхакова сидит за этим столом, задумываюсь о количестве одежды на мне. Футболка отброшена. Остались джинсы и боксеры. Но до этого ведь не дойдет?
Выдыхаю, когда у меня выпадает стрим флеш против ее фулл хауса.
– Ну показывай, Анечка, что прячется под твоей юбкой, – собираю разбросанные по полотну карты и то и дело поглядываю на Исхакову. Сережки вновь бренькают, от этого звука плечи покрываются мурашками.
В горле пересохло, и я допиваю виски до дна. Растаявший лед худо-бедно разбавил крепкий алкоголь, но в голову бьет усердно.
Исхакова опускает свой взгляд, но поднимается с места, чтобы расстегнуть молнию сзади юбки. По залу тянется одобрительный гул.
Чувствую, как в венах закипает кровь и взрывает вены своей температурой. Пульсирует каждая жилка в моем теле.
Юбка падает к ногам дьяволицы. Анечка… В чулках. Черные, тонкие, с поясом. И да, я вижу кружевные стринги. Только потом я плыву взглядом по ее телу вверх и встречаюсь с надменным взглядом, который не предвещает ничего хорошего.
Если в следующем раунде она проиграет, то что Исхакова будет делать? Снимать лифчик с трусиками?
– Я готов поставить десятку, но чтобы Анечка уже не играла, а просто разделась! – говорит кто-то справа от меня. Другой подхватывает.
Каждый пытается перебить ставку, в то время как Анечка сидит с королевской осанкой, но с плотно сжатыми губами.
Сережки больше не бренчат. Замолчали, твари.
– Раздавай, Градов.
Тасую, сбрасываю ей две, себе. Дополняем по еще три. Ускоряемся, перебиваясь густыми вдохами. Стол кажется узким, а Аня слишком близко. Ее запах въедается в кожу.
– Джинсы долой, да, Мот? – веселее говорит, когда ее каре бьет мой фулл хауз.
Моя очередь поджимать губы.
Встаю со стула, тянусь к пуговице и молнии на джинсах. «Вжик» остро разрезает слух. Рубцы на моей репутации уже не сшить.
Огненные импульсы струятся по телу от сердца. Жгут. Движения резкие, нервные.
Я больше не могу проиграть. Только не сейчас. Только не ей.
– Сдавай, – приказывает.
Последний раунд.
Зря я пил. С сознанием что-то происходит. Перед глазами расплывчатое облако, пальцы потряхивает от того, как сильно я тасую колоду. Глаза Исхаковой полны брезгливости, и это тоже, черт, бьет по моему самолюбию. Она единственная, кто так на меня смотрел за всю мою жизнь.
Раздаю. Задерживаю дыхание. Живот напряжен, пяткой отбиваю ритм. В отличие от меня Анечка держится, но на каком-то уровне я чувствую ее страх. И он не меньше моего.
– Вскрываемся? – пусть просто все закончится. Блядь.
Исхакова нацепила маску. Ни один мускул не дергается на ее лице. Чертова пластиковая кукла в кружевном белье.
– Или… Мы можем остановиться.
Даю ей шанс. Сверхблагородство с моей стороны, когда я готов растерзать ее зубами.
– Зачем? – вполне серьезно спрашивает.
Ехидно усмехаюсь. Вновь кто-то подхватывает. Начинаю путать голоса. И не различить, парень это был или девчонка. Сумасшествие.
– Чтобы тебе не пришлось полностью раздеваться.
Дура!
Зависаем друг на друге. Я пялюсь на ее губы, дурацкие сережки – они вновь бренчат, – косточки-ключицы, грудь. Ее кожа молочного цвета и контрастирует с цветом волос. Белоснежка какая-то, но с нутром королевы-мачехи.
– Думаешь, я проиграю?
Хмыкаю.
– Вскрываемся, Градов.
На языке сладкое яблоко – послевкусие виски – становится горечью. Я делаю над собой усилие и по одной карте кладу на стол.
Пять, шесть, семь, восемь, девять. Все черви. Стрит Флеш.
– Помочь расстегнуть лифчик? И, кстати, про твои трусики, их же тоже будешь снимать?
Исхакова сглатывает, ее горло дергается, а следом она карту за картой кладет на стол. Десять, валет, дама, король, туз. Все пики. Роял Флеш. Самая высокая комбинация.
Взгляд тяну от карт до ее глаз, в которых играет удовлетворение, победа, счастье.
Боковым зрением улавливаю телефоны, готовые к съемке видео. От колен до стоп дрожь, а суставы прокручивает через пресс. Лицевые мышцы дергаются. Я то скалюсь, то издаю странный смешок.
Блядь. Я потерян.
– Снимай. Ты проиграл, Градов.
– Ладно, поиграли, и… Хватит. Аня. Признаю, сегодня я не в форме. Ты выиграла, – хлопаю дважды и на нее смотрю. Хоть бы улыбнулась, как-то сгладила высоковольтный треск между нами. Сейчас же взорвемся. Поубиваем друг друга.
Исхакова впивается глазами, как клещ.
– Снимай, Матвей.
Она всегда добивается своего.
Смотрю на Бажену. Та в замешательстве, и будет совсем глупо и неправильно просить ее вытащить меня из этой ситуации.
Что ж…
Анечка захотела войну, она ее получит.
Встаю, касаюсь резинки боксеров. Мне не стыдно раздеться, меня просто уделали там, где нельзя: на моей территории, в моей игре, при моих людях.
– Надеюсь, мы не разочаруемся, – подбрасывает больше поленьев в нашу войну.
Под ее уничтожающий взгляд стягиваю с себя последнее, что осталось на мне. Девчонки галдят, вокруг вспышки, свет от камеры. Не открываясь, смотрю на ту, что осталась сидеть напротив и смотреть в мои глаза.
Сука.
Она не улыбается, но я ловлю короткую усмешку. Ее черные глаза как разлитая нефть: лишает все живое существования, а меня – спокойной жизни.
Любуйся же, змеюка! Нравится? А? Нравится?
– Я ожидала лучшего, – говорит и быстро надевает юбку с кофтой.
Больше не взглянув на меня ни разу – ни на меня, ни на мой член, – уходит.
Глава 14. Аня
Не выхожу из квартиры, а выбегаю. Из духоты на леденящий холод. Мне так кажется, хотя температура вряд ли опустилась ниже пятнадцати градусов. Пока еще относительно тепло.
До сих пор перед глазами разъяренное лицо Градова. Он пытается скрыть эти эмоции за ехидством, смешками, но я знаю: придурок чертовски рассержен, и он не оставит это просто так.
Нужно готовиться к войне.
Телефон сразу же начинает пищать в сумочке, стоило отъехать. Какая я молодец, что поставила машину лицом на выезд. Газ в пол, и несусь по проспекту.
На светофоре открываю первое сообщение. Бажена.
«Не надо было так делать».
– А я предупреждала тебя, подружка, что ненавижу твоего парня! – говорю вслух. – У нас это взаимное. С первой, блин, минуты знакомства.
Следом сообщение от Олеси. Дальше сыпятся от других девчонок. В группах армагеддон. Куча фотографий, есть полноценное видео. Все открываю дома, как только запираю за собой дверь в свою комнату.
Первый и самый главный снимок – Градов со спущенными боксерами. Смелый он. Но я и не думала, что Матвей начнет увиливать. Под видео тьма сообщений, но ни одной насмешки в стиле «ботаник и королева школы». Наоборот, все какие-то возбужденные и заведенные. Они в восторге и от игры, и от итога.
«Могу сделать слепок и всем девчонкам подарить на Восьмое марта», – Матвей засветился. Получил кучу реакции в виде сердечек. Парни хотят присоединиться к задумке. Им есть чем хвалиться? Снова ржут.
Цирк, который я сама же и устроила. Под моими фотками тоже общаются. В основном озабоченные. Читаю через слово, потому что все пишут об одном и том же.
Не докручиваю ленту до конца и иду смывать с себя этот вечер. Липкие взгляды ощущаю везде. Мне даже кажется, что воняю смесью дешевого табака, шампанского и пыльным зеленым полотном, которым был накрыт игральный стол.
Когда возвращаюсь, меня ждет сообщение. От Градова. Кровь сворачивается от любопытства, а внутреннюю сторону ладони обжигает желанием побыстрее открыть. Чувствую себя обычной глупой девчонкой, которой написал симпатичный парень. Отрицать очевидные факты не собираюсь – Мот привлекательный для большей половины женского населения.
Но я не глупая девчонка!
Поэтому сначала спускаюсь на кухню и завариваю себе чай. Считаю секунды, пока чайник вскипит. С щелчком подпрыгиваю.
Что за черт? Я позволю дурацкому сообщению от какого-то Градова играть на моих нервах? Менять мои планы и заполнять мысли?
Ложусь спать, так и не посмотрев. На следующий день занимаюсь своими делами, включая раннюю тренировку. Разговор с Баженой сведен к минимуму.
– Привет.
– Привет.
– После вчерашнего нормально?
– Ну да, – шмыгает носом, будто простудилась. Выглядит не выспавшейся. Бурная ночь? – А ты?
– Отлично.
Тем не менее вместе пьем кофе и часто-часто посматриваем друг на друга. В ее глазах читаю множество вопросов, на которые Бажена не решается. Отношения натягиваются, но не рвутся.
Сообщение от Градова открываю только вечером.
Там он. Голый. В полный рост в отражении в зеркале. Стоит без ухмылки, но с чернотой во взгляде. Сексуальный, обворожительный, мускулистый придурок.
Краснею и отбрасываю от себя телефон. Не кусок металла и пластика, а споры чумы. И сейчас я ощущаю характерное удушье. Кожа на руках остервенело чешется, я даже вижу сыпь.
Вчера вечером я смотрела только Моту в глаза, ни на градус ниже. Не смогла бы. А тут… Нельзя такое упустить! Понимаю, о чем девчонки переговаривались в чатах. Там же я тоже не открывала ничего, видела мелкие картинки и прокручивала их вверх.
Понимаю, почему Бажена выглядела сонной. Как можно было бы уснуть после того, как в тебе повозился этот верзила? Может, у него болезнь какая? Отклонение от нормы?
– Заценила наконец? – беру трубку, не взглянув на экран.
Черт поганый.
До сих пор вижу это между его ног. Боль простреливает в моей промежности, резко сажусь на мягкую постель. Еще бы жар унять, низ живота в огне.
– Вчера-то не успела. Сбежала, как трусливая коза. Могу прислать еще. Поменять ракурс, приблизить…
– Знаешь что, Матвей, у меня есть номер хорошего психолога. Скинуть? Тебе помогут избавиться от этой зависимости скидывать нюдсы.
Низкий, раскатистый смех гремит в моих ушах. Если бы Градов сидел напротив меня, видел бы, какой пунцовой я стала. Удивляюсь, что могу четко выражать свои мысли.
– Нехорошо получается, Исхакова. Ты меня раздела, а я тебя… Нет.
Не нравится, куда он клонит. И вместо этого хриплость в его голосе странно действует на мышцы. Я расслабляюсь. Почти падаю головой в подушки и прикрываю глаза.
Градов в километре от меня. Его дом по левую сторону, мой по правую. Мы почти друг напротив друга.
– Раздела не я тебя, а ты сам, проиграв. Где ты так плохо учился играть, Матвей? – цыкаю.
Улыбаюсь.
Потому что знаю: Градов тоже улыбается.
– И если это намек на еще игру, то сорри, я пас, – переворачиваюсь на живот и смотрю на балконную дверь.
– Это было бы слишком просто, Анечка.
Шорох, шелест ткани, его длинный усталый вдох. Он тоже лег на кровать, между нами повисает типа тишины. Мы слушаем дыхания. И это так странно.
Кожа на предплечья покрывается мурашками. Чувствую его дыхание, когда это невозможно.
Но разом все прекращается.
– Следующий ход мой, Исхакова. Ходи и оглядывайся, – металлическим голосом говорит. Мой рот наполнился крошкой льда. Не могу ответить, крикнуть, даже вдохнуть.
Это угроза. Та, о которой никому и никогда не расскажешь.
Опасность – вопит мой мозг.
– Спокойной ночи, Анечка, – шепчет зло и сбрасывает вызов первым.
Отнимаю телефон от уха и сразу же фотографию Градова вижу со всем его «великолепием». Не задумываясь, удаляю. Нечего мне память засорять.
Спать ложусь с тяжелым сердцем. Завтра понедельник, а угрозы Мота не пустой звук. Он будет мстить, и насколько далеко он может зайти, могу только догадываться.
Глава 15. Аня
Спустя две недели я еще жива. Матвей Градов никак не показывает своей ненависти ко мне. Даже больше, он не делает ничего, чтобы как-то «наказать» за мой «проступок».
Он просто меня не замечает.
Я на нервах. Взбешена. Не верю, что Градов оставил все как есть. Но эта тишина заставляет пугаться каждого шороха. И самое паршивое, что я не могу ни с кем поделиться своими страхами. Не хочу выглядеть трусихой.
– Привет, Анечка, – Матвей присаживается рядом со мной в кафе между парами.
Я одна, поэтому оглядываюсь по сторонам в поиске хоть кого-нибудь знакомого. Глаза Градова обманчиво-спокойные.
– Как у тебя дела? – берет мой кофе, нагло и шумно отпивает, – сколько сахара ты туда положила? Мерзость.
– Что тебе нужно, Матвей?
– Признавайся, думаешь обо мне? – наклоняется через стол. Учитывая, какой Мот высокий, то он даже не поднимается со стула.
Громко сглатываю, во рту моментально становится сухо. Будто целую булку съела, а запить забыла. Неприятное чувство.
– Не дает покоя своя суперважность, да, Градов? О тебе должны все думать? Прости, но я исключение из твоей теории. И буду всегда.
Короткий «хмык» и долгий взгляд, который задерживается на моих губах. Хочется их облизнуть. Тоже ведь сухие.
Мот берет со стола салфетку и касается моей верхней губы. Его пальцы задевают мою щеку, жар тут же устремляется к голове. Я как соломинка вспыхиваю и отвожу взгляд.
Вот ведь черт!
– Пенка от кофе, – комкает использованную салфетку и расслабленно откидывается на спинку стула.
Пить больше не хочется. Мне нужна обычная вода из Норвежских фьордов. Холодная, даже ледяная, чтобы окунуться туда с головой.
Не думала, что когда-нибудь скажу это, но Матвей меня смущает: своим взглядом, действиями. А еще я помню его голую фотку.
Градов словно чувствует, о чем я думаю. Прищуривается и расплывается в своей хищной улыбке.
– Рассматривала, Анечка?
– Сразу же удалила. Я не забиваю телефон всяким мусором.
– Уф, снова грубо, – многократно цыкает, – вроде девушка же. Но нечестно, когда у тебя есть фотка моего члена, а у меня фотки твоих сисек нет.
– Больной? – зверею и огрызаюсь.
На расстоянии полуметра вижу бьющуюся жилку на его шее. Кровь перекачивается по кругу в его теле, и этот поток хочется прекратить, пережав аорту.