Я объявляю тебе войну

Скотина.

Я же плакала. А со мной это бывает редко.

– Но ты меня удивила, Исхакова, – откидывается и продолжает сверлить меня чернеющим взглядом.

С каждой фразой Градова мне становится сложнее понимать, что он готов вынести на публику, а что нет. Вот сейчас Мот говорит громко, привлекая внимание всех к нашему разговору. А тема личная, та, что только между мной и ним. Это особый слой ненависти, похожий на флирт, но им не является.

Сложно все. Неописуемо.

– Ты не плакала где-то в уголочке, не нажаловалась папочке… – театральная пауза, в течение которой я догадываюсь – Матвей знает, кто мой отец.

Градов рыл под меня. Мне кажется, я слегка побледнела, потому что выражение лица Матвея стало более радостным и довольным.

– Анечка поехала воплощать свой маленький протест, – говорит, заправляя мне за ухо выбившуюся прядь.

Он задевает шею. Вновь врезаемся взглядами. По позвоночнику сверху вниз вереницей струятся разряды. От них жар, задержка дыхания.

Отстраняюсь от Градова и отворачиваюсь.

Тахикардия.

Как же я ненавижу этого заносчивого типа.

Половину лекции прослушала. Сидящий сзади меня Матвей отвлекал только тем, что сидел и дышал мне в спину. Она горела, словно меня опаляли солнечными лучами через озоновые дыры.

Мне хотелось задеть Градова и выбить его из игры уже сейчас.

– И последнее. В этом году у нас состоится конференция, которая будет проходить в стенах нашего института. Мне бы хотелось, чтобы в ней приняли участие лучшие из лучших. От каждой группы по одному человеку. И у нас это…

Мот усмехается на всю аудиторию. Его расслабленность и уверенность в себе чувствую всем телом. И вновь мысленно откручиваю ему голову и бросаю ту под ноги преподу.

Аж из горла победный хрип рвется, и я откашливаюсь.

– Матвей? Ты готов?

– Конечно, – режет своим твердым согласием Градов.

Как специально, Матвей задевает своими длинными ногами мои. Демонстративно громко извиняется под общий шум с парт парней.

Я поднимаюсь, привлекая к себе все внимание.

– Вообще-то, Матвей Градов выступал на этой конференции в прошлом году, – пока говорю, смотрю ровно в глаза профессору.

– Все верно, – отвечает.

– Честно ли это по отношению к остальным? По сути, Вы лишаете других шанса показать себя.

В аудитории тишина.

Градов уже не такой расслабленный. Он сел ровно, подогнув ноги под стул. Взгляд сосредоточен на мне, и я все это чувствую: его позу, напряжение, смену настроения. Возможно, улавливаю пульс.

В желудке долгожданное тепло.

Шепот по всему классу выманивает мою улыбку. Скромную, но долгожданную.

– Видите ли, в чем дело, Анна, – профессор, и по совместительству наш куратор, поправляет очки. Его взгляд резко опускается на свои конспекты, когда мой продолжает смотреть прямо на преподавателя. – Матвей Градов является лучшим учеником на курсе. Это показал прошлый год, по которому мы и ориентируемся. А в этой конференции принимают участие…

– Лучшие.

– Ну вот видите, Вы понимаете.

– Но я тоже хочу принять участие. А с результатами моего прошлого года Вы можете ознакомиться в деканате в личном деле.

Градов раздраженно вбирает в себя воздух и еще более раздраженно выдыхает. Он на пределе. От него фонит яростью, которая, как это ни странно, является моим топливом. Горы могу свернуть, только бы увидеть его раскуроченное злостью лицо Матвея.

Трон короля пошатывается. И как же здорово осознавать, что ножки этого трона пооткручивала я.

– Что ж, – профессор явно в замешательстве.

– Не все парням участвовать, правда? Мы же не хотим, чтобы наш институт считали приверженцем половой дискриминации?

– Верно.

Девчонки потихоньку начинают поддерживать. Это модно сейчас – говорить о правах женщин и все такое. Мне, по большому счету, плевать, но раз работает, почему бы не воспользоваться такой схемой?

– Значит, вместо Градова иду я, – вопроса в моем предложении нет, лишь твердое намерение. И я чуть поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Матвея.

Он не смотрит. Уставился куда-то с поджатыми губами, а я от счастья визжать готова.

– Да, у меня вопрос. Старосту выбирают голосованием, так?

– Так, – усталый голос преподавателя больше подстегивает.

– В этом году голосования не было, а согласно правилам, оно должно проводиться каждый год не позднее середины первого учебного месяца. Уже октябрь как бы.

– Вы довольно внимательная, Анна Демидовна.

Улыбаюсь мягко.

– Я выдвигаю свою кандидатуру, – вскидываю подбородок, руки складываю перед собой в замок.

В аудитории снова тишина, но в ушах все еще слышу быстро колотящееся сердце. Жар приливает к щекам. Волнуюсь и до сих пор боюсь, что не смогу вовремя среагировать на слова Матвея, у которого на все и всегда есть запасной план или ответ.

Но Градов молчит.

– Принято. В конце недели проведем голосование, и вы выберете старосту группы.

Профессор быстро захлопывает конспекты лекции и стремится покинуть аудиторию. Страсти у нас творятся нешуточные.

Я остаюсь стоять, когда закрывается дверь, а Градов поднимается с места и огибает меня.

– Браво, Анечка, я не ожидал такой удар с этой стороны.

– Я полна сюрпризов, Градов.

– Обожаю сюрпризы. Так же вскрывать их и выбрасывать. Потому что еще ни один не удивил меня настолько, чтобы я смог принять… Поражение.

Скрещиваю руки под грудью. Он, не улыбаясь, бросает на нее взгляд, скользит вниз, как рассматривает в первый раз. Только потом возвращается к глазам.

Матвей тянет ко мне руку. И я должна увернуться. Кто знает, что на уме у уязвленного парня? Градов вновь заправляет прядь мне за ухо. Чересчур нежно, едва касаясь и уводя уголок своих губ вверх.

– Су-ука.

И улыбается по-другому. Опасно, предостерегающе, колени слабеют, но от мысли, какой ящик Пандоры я могла открыть.

Мот пятится от меня и останавливается только перед дверью.

– Да, Исхакова, мне понравилось, – говорит, делает паузу, смотря только мне в глаза, и уходит.

Это он о моих планах или… О той фотографии?

Глава 19. Матвей

– Она хочет забрать у меня место старосты, ты это слышал? – стреляю взглядом в Геру, когда тот закуривает и пускает первую порцию дыма вверх.

Встаю рядом. От бетонной стены идет холод, а от бешенства внутри растекается тягучая свежая лава.

Смотрю на сигарету друга, зажатую между пальцами.

Я никогда не курил. Пробовал. Дрянь редкостная. Но сейчас меня трясет, как дохлого нарика на пике ломки. Не имею ни малейшего понятия, как успокоиться. Ведь внешне я сдержан, а под кожей непрекращающиеся артиллерийские атаки на нервную систему.

– Дай! – выхватываю сигарету и делаю короткую затяжку.

Мерзкая горечь сразу же растекается по языку. Во всем виню Исхакову, хотя прекрасно знаю, что это далеко не так. Тут ее вина косвенная.

– Ты спортсмен, Мот, – Гера смотрит на мою вторую, уже длинную затяжку, но сигарету не выхватывает. Он усмехается и достает себе из пачки вторую. Прикуривает, затягивается в своей манере, от которой девки текут. Им же нравятся плохие парни?

Стоим. Молчим.

– Меня вот здесь жарит от ненависти, – дважды сильно стучу по груди.

– Мощно.

Следующая затяжка. Одновременно подносим сигареты ко рту, втягиваем никотин.

Отец никогда мне ничего не запрещал. Я сам с чего-то решил, что все эти развлечения типа напиться до свинячьего визга, ездить обкуренным на красный свет не для меня. Наверное, потому что есть мозги.

Сейчас начинаю сомневаться. Мне хочется вытравить Анечку из головы и из своей жизни любыми способами. Лю-бы-ми. Напиться, что ль?

– Но красивая, стерва, – посмеиваясь говорит и тушит сигарету. На меня смотрит, прищурившись.

Повторяю за ним. Все во рту пропиталось ядом, адски хочется пить.

– Красивая, – с неохотой говорю.

– Какой план? – Гера поправляет рюкзак, шмыгает носом и выглядит готовым к бою. Правильно, Исхакова хоть и красивая, но сука, пытающаяся зайти на чужую территорию. А мы не выносим чужаков, к тому же таких дерзких и игнорирующих все правила.

– Для начала зайдем с другой стороны. Она нагло открыла дверь с ноги. Мы зайдем через запасной выход.

– Или форточку. Это больше в твоем стиле.

Одновременно посмеиваемся.

Мы с Германом познакомились здесь, в универе. Вроде как сразу подружились. Но это только потому, что нам нечего делить. Я лидер по натуре, Гера нет, но замечательно справляется с ролью «правой руки». Все довольны, все сыты.

Всю следующую пару я не свожу глаз с Анечки. Она сидит в другом конце аудитории, но я все равно чувствую аромат ее духов и вижу три родинки на шее, когда Исхакова перекидывает волосы через плечо.

Она выглядит такой невинной, нежной, и не скажешь, что дрянь.

Когда эта ведьма поворачивается и мы встречаемся взглядами, Аня шлет мне поцелуй, я подмигиваю. Между нами легкий флирт и никакой войны. Ее губы расплываются в улыбке. Хитрой, но все-таки очаровательной. Мне остается вспоминать стертую фотографию.

Исхакова ни за что не сдастся. Сейчас я это точно понял. Мы будем нападать друг на друга до полного уничтожения.

После пар жду Бажену в машине. Мы не встречались пару недель, а до этого было даже что-то типа расписания и негласных договоренностей.

Она выходит с Исхаковой. Подруги ведь, что еще больше действует на нервы. Анечка умудрилась и здесь наследить, в той моей части жизни, которая не имеет отношения ни к учебе, ни к спорту.

Паучиха!

– Привет, – бросаю небрежно, стоило Бажене захлопнуть дверь.

Взглядом слежу за Исхаковой. Ее машина, кто бы мог подумать, припаркована напротив моей. Анечка тоже не сводит с меня глаз.

Между нами больше пяти метров, но я четко вижу, каким гневом пышет ее взгляд, как поджимаются губы и как частое дыхание в ее маленькой, но прелестной груди заставляет задыхаться.

– Какие планы? – спрашивает тихо.

Молчу. Жду, когда Исхакова уедет. Та медлит. Через груду металла чувствуется напряжение. Сейчас взорвемся.

Ну и что поцелуйчики мне не шлешь, а?

– Матвей? Ты меня слышишь?

Раздражает.

– Куда хочешь?

– Я проголодалась.

Раньше во мне было больше галантности. Отец учил уважать девушек, они слабые, чувствительные и беззащитные. Сам, правда, пол-Москвы в своих играх для миллионеров использовал и думал, я об этом никогда не узнаю.

– В ресторан тогда? – пробую улыбнуться. Мышцы заклинило. Получилось среднее между радостью и брезгливостью.

Бажена кивает.

Исхакова выезжает, и я шумно, облегченно выдыхаю.

Еду мы заказываем в номер. Бажена выводит что-то пальцем на моей груди. Горячее дыхание ласкает кожу в местах татуировок. Ее грудь прижимается к моему телу, а пять минут назад мы трахались под шепот в моей голове: «Я полна сюрпризов, Градов», «представлять ты меня будешь именно так, как на этой фотке», «признай уже, что тебе понравилось»…

Стремно. Плохо. Наизнанку выворачивает эта поселившаяся под коркой шиза.

– О чем думаешь?

Прикрываю глаза, маскируя то, как я их закатываю.

– О матче. Он через пару недель, мы не готовы.

Вру.

Я думаю о том, что профессор после моего с ним разговора готов принять сторону Исхаковой. Но не потому что у нее тезисы лучше и, вообще, она умнее, это же бред, а потому что Анечка ударила в тему гребаного равноправия. И ударила верно. С первого раза в четырехпалубный корабль. Теперь вся кафедра всполошилась, основная масса которой – женщины.

Мне нужно что-то, что заставит их всех передумать и перескочить на мою сторону.

Еще это голосование!

– Матвей, я никогда не поверю, что ты к чему-то не готов. Ты самый умный, сильный и целеустремленный.

Приятно.

Приятно, когда кто-то это понимает.

– Матч правда через две недели.

Встаю и сажусь на кровать. Одеяло стаскивается, я вижу голую Бажену и неприкрыто ее рассматриваю. Красивая ведь, черт.

«Нравится, Градов?» – паучиха продолжает плести речевые сети в моем мозгу.

Резко отворачиваюсь и давлю на глаза большим и указательным пальцами.

– Придешь? – говорю сдавленно, будто на задержке дыхания.

– С Аней?

Это… Провокация? Поворачиваю голову. Предупреждающим взглядом врезаюсь в светлые глаза Бажены. Между нами натягивается тонкое напряжение, рискуя перерасти в гудящий электрический дымящийся столб. По позвоночнику течет горячая жидкость, покалывая и пощипывая до противного, некомфортного состояния.

– Без. Ее я видеть точно не желаю.

– Мне начинает казаться, что ты чувствуешь все ровно наоборот, – Бажена говорит тихо, еле-еле шевеля губами. Мне же это слышится чересчур громко, уши хочется заткнуть подушкой.

– Не говори ерунды. Аня Исхакова – мой враг номер один. И я не успокоюсь, пока не уничтожу ее.

– Это меня и пугает, Матвей, – чуть мягче говорит и ко мне тянется.

Она голая, я тоже. Кожа к коже, губы близко. Они чуть припухли после наших поцелуев, а на шее вижу засос, который оставил.

– Мне не нравится ваша война. Все это приведет к тому, что я так боюсь. Аня уже будто здесь, с нами в номере.

Хуже. Она в моей голове. Болтает о чем-то, повторяет то, что говорила мне…

– Не загоняйся. Здесь только ты и я.

В ванной закрываюсь, чтобы побыть одному. Холодная вода отрезвляет кипящие мозги. Я понял, как удалить Исхакову с конференции. Она никогда не займет мое место за трибуной.

Глава 20. Аня

В прошлом году отмечала Хэллоуин… Не так.

Другая группа, другой институт, меня окружали другие люди, и, казалось, так будет до конца учебы.

Я глубоко ошибалась.

Папа до сих пор не знает истинную причину моего «сумасбродного» решения, как он выразился, сменить учебное заведение, а я на какое-то время придерживалась роли избалованной девчонки, которой позволено все.

Это часть истории, за которую мне до сих пор стыдно, хотя все психологи мира бросились бы кричать, что моей вины нет.

Но… Не пошли бы они на хрен.

Год назад я была в костюме Дейенерис Таргариен. Мне понравилось быть блондинкой. Поэтому в этом году я решила стать Мэрилин Монро. Ведь в реальной жизни никогда не покрашусь в светлый оттенок. А вот стать на вечер блондинкой, почему бы и нет?

Никто не знает о моих планах заявиться в клуб. Как сказала Олеся, было много обсуждений о месте проведения, времени и даже теме костюмов. Практически все удивлялись, что Аня Исхакова отмалчивалась.

Меня же просто заблокировали. Несмотря на подлость Градова, я все равно буду там. Пусть видит, что его низость не сойдет ему с рук.

– Уау! – папа сидит в зале с ноутбуком на коленях. На кончик носа спущены очки в тоненькой оправе. Ему идет. Но взгляд заставляет остановиться на полпути.

Он то ли восхищен моим нарядом, то ли не видать мне Хэллоуина как своих ушей.

– Как тебе? – аккуратно кручусь вокруг своей оси.

Папа протяжно вздыхает и поджимает губы. Недоволен…

– Прошлый костюм сидел лучше.

Моя очередь вздыхать и закатывать глаза.

– Не костюм, а платье, папуль.

– Неважно. Оно больше закрывало, а тут что?

Подхожу к широкому зеркалу в коридоре. Снова кручусь. Может, не заметила чего? Дырку, например, или не до конца застегнутую молнию? Ничего. Веду плечом и возвращаюсь к папе. Очки он успел снять, одну дужку сжимает между зубов. Придирчив как никогда.

– Это праздник, пап. Здесь можно одеваться, как хочется и в кого хочется. Никто и слова не скажет.

– Но ты выбрала короткое платье, с таким… – показывает на свою грудь, которая раза в три шире моей, – декольте. Чем тебе ведьма не устроила с колпаком? Приведение? Тыква, в конце концов?

– Была мысль в спасателя Малибу переодеться, но побоялась замерзнуть. Почти ноябрь, и кое-где уже лежит снег.

Я, конечно же, смеюсь. Никакого наряда спасателя у меня нет.

– Анна! – выкрикивает мое полное имя, когда я надеваю туфли на высоком каблуке и стягиваю с вешалки короткую дубленку.

Снова в зеркало смотрю. Оригинальное платье Мэрилин Монро точно было длиннее.

А может, и нет.

– Чтобы в девять была дома!

– Сейчас уже семь вечера, – кричу из коридора и быстро выбегаю за дверь, чтобы точно не слышать какое-нибудь наказание, которое летит вслед, но которое никогда не будет применено.

Папа бывал невыносим. Его чрезмерная опека душила, частые отчеты о проведенном времени заставляли иногда врать, о чем отец, думаю, догадывался. Но все равно я имела все, что хотела. Поэтому боюсь представить, что папа сделает со всем миром, если узнает о той ночи.

Он всех убьет. В прямом смысле слова.

Еду на своей машине, чтобы в любой момент можно было уйти, не дожидаясь такси.

У клуба очень много людей. Все в разных костюмах. Они смеются и курят.

Паркуюсь. Оплачиваю два часа. И это не из-за приказа папы, а просто знаю – больше двух часов не просижу.

– Аня? Привет, – кто-то здоровается.

Внешне девчонка знакомая, но имя не вспомню. Группа параллельная, наши занятия совпадают редко.

Киваю. Здороваюсь еще с кем-то. Часто слышу «тебя не узнать». Ам-м-м-м… В этом и цель Хэллоуина: никто не должен тебя узнать.

Сдаю дубленку в гардероб и попадаю в зал.

Если бы мое сердце остановилось, то заводили бы его биты именно этой клубной музыки. Мне нравится. Громко, но со вкусом. Это какая-то аранжировка, но стильно обработанная. Покачиваюсь в такт.

Вот блин, очень классно.

Толпа перед диджейским пультом делает то же самое. Это не назовешь танцем, но в каждом движении вижу наслаждение и удовольствие от музыки.

Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Когда в следующей песне звучат слова, все поют: Человек-паук, диснеевские принцессы, вампиры, Джек Воробей, то есть Капитан Джек Воробей…

А за диджейской установкой сам Юлий Цезарь. Или кто там в римской тоге и венком на голове? По-любому император или кто-то великий и властный.

Матвей Градов. Кто же еще? Моя версия была Наполеон, но зная, какого тот был роста, я засомневалась.

Вот он заканчивает и идет к столу, где ему широко улыбается женщина-кошка. Точно не Бажена, но отчего-то под ложечкой засосало будто бы от голода.

Сейчас самое время подойти к ребятам, но я иду мимо них до бара. Музыка перестала нравиться, а я в шоке, что первой мыслью было: «Пусть Градов вернется за пульт».

Как саму себя предала.

– Что будете заказывать? – бармен пугает своим резким обращением. Я распахиваю глаза, пытаюсь сглотнуть свое раздражение.

– Воду.

– Водку?

Бесит! Я похожа на ту, кто пьет водку? Серьезно?

– Во-ду! – кричу. Музыка раздавливает барабанные перепонки напрочь, – обязательно в бутылке и без газа.

Пару секунд мы рассматриваем друг друга. Обычный парень, такой же студент. Он вполне себе симпатичный, с большими ярко-голубыми глазами. На бейджике имя Викентий, но ему явно не подходит это имя. Александр идет куда больше.

– Воду так воду. Странно только это все.

Улыбаюсь, но через силу.

Парень открывает холодильник, чтобы достать мне бутылку воды, а когда я ищу в сумочке карточку, на телефон приходит сообщение.

Олеся.

Не вполне доверяю ей, но пока никаких проколов с ее стороны. Мое расследование поставлено на паузу.

Я обязательно найду ту, кто слил меня Градову.

– Про тебя все спрашивали, – она садится рядом со мной, мы не переглядываемся. Олеся в костюме сексуальной ведьмочки, и вместе мы смотримся странно.

– Я вас видела, но решила сначала взять воды. Здесь очень душно!

Поворачиваемся и смотрим друг на друга, а взгляд притягивает светлый образ Градова. Сквозь громкую музыку доносится его смех. Матвей как всегда в центре событий, душа компаний, опора и надежда нашего загнивающего общества.

– Возьми «Маргариту». Здесь она классная.

– Спасибо, – коротко отвечаю, но, конечно же, не заказываю.

Верчусь на барном стуле, выбирая момент, когда подойти ко всем.

В какой-то миг наши взгляды с Матвеем схлестываются. Он прищуривается, а потом кто-то разливает на него коктейль, и связь потеряна.

Грудь сотрясают массивные удары до помутнения сознания. Давление нарастает, мне нечем дышать. Его взгляд… Матвей будто и узнал, и не узнал меня одновременно. Дико захотелось убежать.

Мот сидит, смеется. Его рука за спиной Женщины-кошки, напротив еще какая-то девчонка. Герман в костюме пирата подливает им что-то розовое в бокалы, до меня доносятся обрывки пошлого анекдота.

Снова короткий взгляд, и он пронзает насквозь молнией.

Нехороший знак. Матвей все же узнал меня, а я не успела сделать «сюрприз», что заблокированная девчонка обошла запрет и явилась на праздник.

Соскакиваю со стула и пробираюсь через толпу, которая стала реже после окончания выступления Градова.

В темном коридоре пусто. Музыка продолжает грохотать где-то за стенкой, но мне все равно громко.

Иду быстро, за мной кто-то следует. Пульс больно бьется в висках.

Все повторяется. Память начинает подбрасывать картинки из прошлого. Много, часто, назойливо. Страшно!

– Эй, Монро! – знакомый голос, но сейчас он уж очень дружелюбный.

Только не Матвей, только не Градов. Он же сидел за столиком и явно не скучал. Зачем идет за мной?

– Да стой ты! – кричит, заглушая музыкальные биты.

Срываюсь на бег. Мот тоже. Через пару секунд Градов догоняет и прижимает к стене. Ладонями ведет по моим рукам, доходит до плеч и выдыхает.

Матвей пьян и сошел с ума.

Ай-яй-яй, Градов, а еще спортсмен. Но я молчу. Не хватает только сцепиться с пьяным придурком в ночном клубе.

Мот в глаза не смотрит, они ему неинтересны в отличие от тела в белом откровенном платье. Получается, не узнал?

Козел. Обидно почему-то, и от этого чувства хочется незамедлительно избавиться. Кто он такой, чтобы обижаться на него?

Этот недоделанный Юлий Цезарь часто дышит, укутывая наглухо алкогольным облаком с ароматом вишни, и накрывает мои губы своими. Целует. Да как?! Языком варварски вторгается в мой рот. Отвечаю мычанием и слабыми ударами кулаков по грудной клетке Градова.

Меня раздирают на части собственные ощущения. Приятное покалывание в области живота и под грудью. Руки трясет, а ноги онемели, словно я промерзла до костей. Кровь бьет в голову до гудения в ушах и пульсации во всем теле.

Он не останавливается. Продавливает. Крепкая хватка на шее не ослабевает, количество кислорода уменьшается, а новая порция не поступает. Перед закрытыми глазами красная рябь.

Ненавижу то, что он делает!

Матвей облизывает мои губы, втягивает и больно прикусывает. Да, он охренительно пьян, я теперь тоже.

И под сильным напором… сдаюсь.

Глава 21. Аня

Сердце несется галопом. Частые удары причиняют боль, от которой не в силах вылечиться.

Потом что-то разбивается в моей голове, и звон расходится по всему организму.

Что я творю? Что мы

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.