Период полураспада. Том 1: Общество

– Мы это уже проговорили: незачем держать, если любовь прошла, – начал рассуждать Кирилл, понимая куда идёт мысль. Девушка не мешала и наблюдала человека. – С этим не спорю – это правильно. Всё так, надо-надо. Понимаю, к чему ты это спросила. Если не «отпустить», это себя буду любить, желая собственное удобство и счастье, а не девушке там или жене. Это я понимаю, – Кирилл на несколько секунд замолчал, задумавшись. – Знаешь, вспомнил один случай. Совсем забыл, ты заговорила про любовь – вспомнилось… Возвращался как-то на поезде домой, в Миргород – к друзьям ездил на северное море, не важно. Напротив сидел дед. Тихий, но нервный какой-то. Не заметил, как мы разговорились. Дед невесёлый, а видно, что поговорить хочется. Оказалось, он едет домой, недавно из тюрьмы вышел за убийство. Жену убил. Я пересрал, знаешь, – девушка улыбнулась доверием. – Он ещё дёрганный какой-то, людей немного вокруг. Я сижу, офигел, как говорится. Не каждый день такие истории слушаю. Он спрашивает: хочешь, расскажу за что убил? С одной стороны, стрёмно – вдруг, и меня убьёт. С другой, интересно стало, как живое шоу – ну, я и согласился. Он начал рассказывать о нравах, пороке, и как-то попутно завелась тема как он с женой познакомился. О браке говорил, как они медленно начинали друг друга ненавидеть, когда влюблённость прошла. Он рассказывал, как взаправду любил. Потом, говорит, ненависть появилась, раздражение. Потом снова любовь. Менялось: то ненавидят, то любят. Говорил, горько было в минуты, когда осознавал, что постепенно любви всё меньше было. Пошли дети, они тоже ещё ненависть какое-то время сдерживали. Сказал, что это перешло в борьбу между ними: кто кого больнее кольнёт. Выбрали по любимчику из детей и начали их в своей борьбе использовать… В осадок с этого выпал, ничего не говорю, а он дальше рассказывал. Не знаю, может, даже если бы не слушал, он всё равно рассказал – хотелось душу излить. В общем, через какое-то время жена начала ему изменять, что-то они не поделили, и он её зарезал. Говорил, что это он тогда её зарезал, а убил ещё раньше, когда эта ненависть и борьба начались – потом осознал, через время. Морально убил её… – Кирилл какое-то время помолчал, затем продолжил: – Совсем забылась история. Сейчас рассказывал – полный суицид. Я тогда подумал даже, что у него с головой непорядок. После твоих слов так уже не кажется. За исключением, конечно, что он там про бога говорил ещё, что надо девственность сохранять, не рожать детей чтобы они на этот порочный круг не вступали. Наверное, это меня отпугнуло тогда – он очень на шиза был поход. Может, и поехал на этой почве, всё-таки убил человека. Ладно… Эх, если задуматься: так половина людей живёт. Влюбляются, женятся, жена прислуживает мужу, бытовуха, проходит влюблённость и начинается ненависть. Ужасное существование, а не жизнь… И что с ней делать – неясно. Так не должно человеку жить. Горько, да.

Девушка присоединилась мыслью. Она читала подобные истории. Рассказ стал слишком личным, пусть и в пересказе, заставил поставить себя на место и жены, и мужа. Тяжелейшая ситуация.

– Да, тяжело. История реально пиздец. Всё так, за исключением церковного говна. Надо уходить от партнёра, а не страдать и искать оправдания – это одно. По крайней мере, мне так кажется. Секу, соберусь. Что-то твой рассказ меня загрузил жёстко. Ща, – она глубоко вдохнула и выдохнула: – Фух. Так… Продолжим. А что… а что, если вот мы с тобой вместе, да? И я захотела секс с другим человеком. Что тогда? Какая твоя реакция?

– Хм… – задумался Кирилл. – Обидно будет. Даже разозлюсь, скорее всего. Не покажу, скандалы не люблю – так, про себя буду думать. Глупо. Насильно мил не будешь…

– Давай подумаем: норм вообще обижаться и злиться на желание? Ты сам не думал о других в таком ключе? Преступление: о чём-то таком подумать?

Улыбаясь понятием, Кирилл ответил:

– Как ты так обернула… Да, глупо даже злиться.

– Получается, подумать о сексе с кем-то, когда ты любишь другого – нормально? Ничего в этом такого нет?

– Ну… Церковно – нет, а так… – не желая соглашаться, начал Кирилл. Честность признавалась в правоте девушки: – Получается, что ничего нет, правда.

– Идём дальше: почему вообще секс с другим человеком, или даже мысль об этом, считается ненормальным и вызывает обиду? Твои мысли?

Честно задумавшись, Кирилл смотрел в открытое окно. Рассеянным взглядом ласкались окружающие дома, бедная детская площадка у дома, чьи-то бережливые клумбы. Мысли этой девушки заинтересовали и холод оставался незамеченным.

– Хотел придумать красивые причины: благородство, традиции, особенности культуры, человеческая природа. Было бы нечестно. Читал обо всём этом, в универе рассказывали, в школе – себя обманывать. Думаю, потому, что это мой партнёр, мы вместе – такой договор.

– То есть, как будто он тебе принадлежит, – подсказала девушка.

– Да… нет…. Да. Другому принадлежать не может, думаю – это предательство. Наверное, отсюда и обида.

– Так, – кивнула девушка. Она тянула сеть и радовалась попаданцу. – Скажи, нормально владеть человеком? Это вещь? Имущество?

Границы привитой культуры в сознании давили. Кирилл понимал, одновременно устремляясь честностью к правильному ответу, согласно логике – он противоречил установкам общества и выводил Кирилла в осуждение. Борьба продолжалась недолго: победила логика.

– Нет. Владеть неправильно. Человек – не вещь, – сделал вывод Кирилл с небольшим сожалением, которое чувствует каждый, отказываясь от привычного. Этим выводом Кирилл прошёл в поле, где его ждало осуждение и непонимание. Одновременно с этим, приятно согревало понимание неодиночества.

– Хорошо. Очень хорошо… – повторила девушка. – Представим ситуацию: у нас не совпадает либидо. Тебе нужно не так много секса, как мне. Я неудовлетворена. Получается, я несчастна. Это нормально?

– Нет.

– У меня есть возможность заниматься сексом с другом, например. Понимаю, это может глупо выглядеть – просто представим. Кстати, а заниматься сексом с другом – нормально? Или сразу означает «любовь»?

Задумавшись головой, Кирилл медленно говорил:

– Нормально, думаю. Можно заниматься этим и без любви – просто как развлечение. Если оба не против, конечно.

Девушка улыбнулась.

– Хорошо. Запомним твои слова и вспомним снова мой пример. Как лучше в той ситуации поступить?

– Интересный вопрос, – улыбнулся Кирилл. Он начал размышление: – Ограничивать тебя было бы неправильным – это мы уже уяснили. Обижаться на твои желания – тоже. Всё-таки, ты не моя вещь… М-м… Сексом с друзьями заниматься нормально. Я это сам сказал… Блин, сложный вопрос. Хочется, с одной стороны, сказать: чтобы ты – в смысле, условно «ты» – занималась сексом со своим другом, потому что так удобнее будет всем. С другой стороны… Не знаю, как-то неправильно. Хотя! Хотя, если задуматься, здесь и всплывает отношение к тебе, как к вещи. Считать, что ты мне принадлежишь, опять же, неправильно… Дилемма. Да, хороший вопрос: «казнить нельзя помиловать».

– Ты думаешь традицией, – проговорила девушка. – Секс, если смотреть на него без каких-то субъективных ощущений, просто акт физической близости, приводящий к удовольствию… Хм… По размайненным данным Старого Мира, в природе раньше, ещё до войны, часто встречался секс для удовольствия. Точнее, может, они и сейчас есть – не важно. Бывали такие виды, что занимались сексом отдельно с другими и потом в браке самец воспитывал не своих детей. Было и другое. Например, высшие приматы, близкие к нам родственники, занимались сексом для закрепления дружбы… Это если ты думал про природу.

– Мы ведь не животные, – вставил Кирилл.

– Верно. Есть такой «фан фэкт»: люди долгое время – опять же, согласно размайненым записям Старого Мира – не знали, что такое «брак», – голос девушки стал оживлённее и она заговорила активнее. – Даже у нас, по послевоенным исследованиям, на Континенте брак не встречался. Точнее, он был, а потом, после войны, люди деградировали до примитивного состояния – что-то такое было и в Старом Мире, «тёмные века» или типа того. Короче, получается так, что из природы не следует брак и моногамность, как это церковь и другие заявляют. И у людей, и у животных – по-разному. Вот ещё пример: почему-то людям нормально встречаться по нескольку недель, а потом находить другого партнёра. Иногда и по нескольку дней. Тут странным образом моногамность не вредит. Ладно… – она резко замолчала и успокоилась. – Занесло меня, извини… Мы говорили о сексе. Сейчас уже закончим. Причина, почему не хочется говорить логичный вывод: прикрытое чувство собственности. Не исходишь из счастья партнёра. Нет доверия партнёру, что он тебя любит. Не находишь, что это проблема не в партнёре, а в тебе? Отсюда, к слову, и ревность: собственное чувство неполноценности.

Кирилл удивлённо посмотрел на девушку:

– Ловко ты так вывернула… Если так посмотреть, то да. Получается, проблема во мне, и я своими опасениями ограничиваю партнёра. Действительно: нет доверия. Да… да. Ты права.

– На твой взгляд, это норм или кринж?

– Не норм. Надо доверять друг другу, иначе какой смысл?..

– Мой поинт в том же, – согласилась девушка. – Возвращаясь к гипотетической ситуации: нормально ли тебе ограничивать меня в удовлетворении и счастье, когда есть возможность заняться сексом с другом?.. Нет, поверну даже не так. Если ты исходишь из любви ко мне, то есть, желаешь счастья, нормально ли будет ограничивать меня и, даже если я тебя разлюбила, ограничивать?

– Нет. Думаю, нет… Если встать в твою позицию, нельзя ограничивать друг друга в желаниях, так как никто никому не принадлежит… и не может. Если не договорились по-другому.

– Да. Только это должно быть на основе взаимного доверия и обсуждения. Понятно, что если тебя это обижает и переступить не сможешь, а я совсем уж чувствую себя несчастной от неудовлетворения, то мы либо будем должны как-то договориться, чтобы ты меня удовлетворял ещё как-то, либо разойтись. Это, может, выглядит глупо. Глупо, пока не прольётся кровь. Потому что от подобного копится ненависть. Согласен?

– Согласен.

– Вот, я к такому выводу и пришла недавно, – закончила девушка. Её голос снова был тихим и спокойным. – Нет смысла в отношениях, если люди ненавидят друг друга, подозревают, страдают – это не любовь, не семья, не близость. Садо-мазо какое-то.

– Интересно… – задумчиво проговорил Кирилл. Он был ошарашен выводом: контраст между очевидной логичностью и ощущением неправильности вывода не укладывался в голове. – Знаешь, никогда о таком не думал. В этом есть много логики, если хорошо задуматься. И правильно даже… Просто это надо… хм… не знаю… Посмотреть как-то иначе. Совсем с другой стороны…

– Ты молодец. Немногие люди смогут перейти через себя и принять неправильность эгоизма в отношениях. Несчастья много для людей… Люди ищут в этом удовольствие, а не избавление. Знаешь, ещё фани момент: не обязательно заниматься с другими сексом, в такой картине мира можно и моногамно жить спокойно – это про любовь, про нестрадание. Если договориться, не иметь к другим интереса, совпасть в либидо – в чём проблема? Хоть 70 лет вместе жить «душа в душу» – романтик.

– А что с детьми? – спросил Кирилл задней мыслью.

– А что с детьми? – переспросила девушка.

– Как с ними поступать?

Девушка на несколько секунд задумалась:

– Как договориться, так и поступать. Если люди даже расстанутся, ребёнок перестанет быть ребёнком двух людей? В браке они или без этого? Это личная ответственность. Если задуматься, в моём примере ребёнку даже лучше, к нему отношение сознательное вероятнее. Значит, и внимание, и счастья. Да и, вообще, дети – это общественное, – в конце утвердилась девушка.

– Может, – неожиданно улыбнулся Кирилл. – Над этим да, подумать надо.

Телефон в кармане Кирилла несколько раз коротко завибрировал.

– Извини, – проговорил Кирилл, доставая телефон. На экране было сообщение от Гриши: «это пиздец». – Извини, пожалуйста. Мне… мне друг написал. Надо отойти. Спасибо, что поделилась. Знаешь, я ещё подумаю над этим. Может ещё поговорим потом.

– Это вряд ли, – ответила девушка.

– Почему? – удивился Кирилл.

– Я сюда больше не приду. Не знаю, может и сейчас поеду домой… Нахуй я тут вообще сижу… – она проговорила вторую мысль как бы для себя.

– Тогда ещё поговорим сегодня, если не уедешь, – сказал Кирилл, выходя с балкона.

– Ага. Другу привет передавай, – ответила девушка, оставаясь одна на балконе в тишине, темноте и холоде конца тянущейся зимы.

– Хорошо, – бросил он, доставая телефон и открывая приложение с сообщениями.

От Гриши «висели» сообщения:

«паехал домой

мама снова набухалась

хоть кинчик мот посмотрю

надо было в части оставаться

нахуй она меня звала»

«сидит плачет

пиздец заебало это говно бля»

«хотел блч пива попить спокйно расслабиться

бляяяя»

«сука

нахуй она лезит вабщ»

«бля

в комнату ломится»

«нахуй оно мне над

всё

еду к машке»

«в автике тёлка классная

пиздец

я бы вдул»

«машк трубкв не берт

надеюсь домп»

«бля

бля

сука блчть

захожу

а она ебёться там

с какимто корчом

сука блять

я ему так въебал

он охуел»

«это пиздец

я уехал

у него крвища

бля»

«машка на меня арала

хател переебарь

убежал»

«сижк на качеле ебаной»

«чтобы сдохли бабы

заебали»

Кирилл написал:

«Ты где?»

«возле димона»

«Сек, выйду»

Проходя в прихожую, Кирилл выцепил ощущением в полутьме свои кроссовки и обулся. Подошёл Дима.

– Уходишь? – чуть взволнованно спросил Дима.

– Там Гриша подошёл. У него что-то случилось.

– А-а, понятно, – успокоился Дима. – Зайдёшь ещё?

– Да. Сейчас поговорим немного. Наверное, он тоже зайдёт.

– Ладно, – с явным огорчением сказал Дима. – Звони, если что.

И отошёл обратно. В комнате обсуждали один из последних фильмов и реакцию главной актрисы на обвинения в плохом качестве фильма. Компания смеялась глупости. Кирилл вышел к страданию.

Грустным комом Гриша стоял возле лавочки. Держал в руках небольшую упаковку. Он приветственно приобнял Кирилла.

– Давай посидим, – предложил Кирилл, присаживаясь на лавочку без спинки. Чтобы не замёрзнуть насовсем, Кирилл спрятал руки в карманы от холода и другой грусти.

– Ай, ну нахуй. Я постою. Не хочу, – Гриша говорил озлобленно и не приветствовал хорошим настроем.

– Ладно, – кивнул Кирилл, чтобы не настаивать. – А, хотя, пойдём на площадке сядем. Не будем людям мешать разговором. – Что у тебя в руках-то?

– Да так, хуйня одна – неважно уже…

Пробравшись через две линии автомобильной стоянки, они вышли к небольшому пяточку с двумя лавочками, небольшой горкой и песочницей. Ни беседки, ни деревьев, ни даже кустов тут не было – если не считать за деревья два мелких прутика-саженца, что с большой вероятностью не приживутся и умрут совсем крошками с приходом знойного лета. За рядами машин небольшой зелёный пятачок полукругом обхватывал территорию двенадцатиэтажного дома: то ли защищал от остального мира дом, то ли закрывал весь мир от жалкого места.

По волнительной привычке Кирилл потянулся к карману и, нащупав пустоту, убрал руку. Больше разбивать время было нечем.

– Рассказывай, – проговорил Кирилл.

– Да чё тут рассказывать?.. – Гриша прошёл взад-вперёд, а затем сел рядом. – Сидел, бля, пиво пил, сериал смотрел. Отдыхал по кайфу, короче. Мама нахуй в комнату залетает и начинает бычить «чё ты тут делаешь, пошёл нахуй» – как обычно, когда бухает. А я её просил не бухать на выходных, когда я приезжаю. С руками лезла, комп мне из розетки вырубила, пиво разлила. У меня, бля, злость такая была, что я её уебашить хотел. Так хотел… Но это же мама. Аж трясти, бля, начало. Ну и, короче, хуё-моё, я собрался и ушёл. Звоню Машке. Думаю, перекантуюсь у неё – какая ей нахуй разница, у неё родаки уехали. Иду по улице, звоню, написал ей. А она не отвечает. Ну, думаю, похуй – ключи-то есть. Потом придёт, сюрприз. Пошёл вот, блять, пирожные ебаные купил, – он приподнял упаковку в руках. – Поднимаюсь. По кайфу себе. Отошёл уже от мамы. Думал, посидим хорошо. Дверь открываю и слышу возня какая-то. Ну, похуй, думаю, чё – может, соседи. Машка из комнаты кричит «кто?». Я говорю «я», улыбаюсь как долбоёб. Смотрю, боты какие-то незнакомые. Машка из комнаты говорит «не входи». Я засмеялся. Думаю, ты чё упала, чё ли, чё я там не видел. Ну и захожу, не разделся даже. А там хуй какой-то стоит. Голый. И у него хуй, короче тоже. Одевается. Сука, меня прям накрыло. Машка что-то говорила, я ничего не понимаю. Сходу, бля, в еблет ему прописал, он на жопу сразу. Машка орать начала. Я вообще нихуя не понимаю. Кидалась на меня, я со злости думал въебать ей разок.

– И что?

– Смотрел на неё. Малая, знакомая. Противно стало – обещала ждать. Я же для нас и пошёл на контракт, чтобы деньги были. И говорить не могу, и въебать не могу. Только хуй тот в ауте лежит, Машка плачет. Ну, собрался, бля, и ушёл. Она там чё-то мне писала «извини», звонила, всё такое. Пишет «ты в армии, мне тебя не хватает». Ебанутая? Я, бля, каждые выходные приезжаю. Думал, чё делать. Домой к мамке не вариант, раз она ёбнулась. На улице тоже кантоваться не хотелось. Вспомнил, что ты к Димону поехал – тоже решил подскочить. Пошли они нахуй, блять. В часть тоже уже поздно, да и форма, бля, дома осталась. Больше мне некуда. Короче, как-то так, братан.

– М-да, ситуация говно, конечно… – тихо проговорил Кирилл. Он растерялся такой историей и не знал. – Ещё так совпало…

– Да не говори. Я хуй его знает. Может проклят или чё там. Обидно пиздец, конечно. Ну и похуй-нахуй, бля.

– А что с Машкой думаешь?

– А чё с ней? Пусть вертится, где хочет. Мне такая нахуй не нужна шалава.

– Заблокировал?

– Не ещё. Я… потом. Завтра, – неуверенно сказал Гриша.

– И правильно. Незачем держаться. Ты, только, зла на неё не держи. Предала, да. Это подло, неправильно. Это пусть она живёт с собой. Тебе самому будет хуже, если станешь ненавидеть. А так, заблокировал, через пару недель успокоился, забил. Пусть она там дальше с кем-нибудь живёт, изменяет, предаёт – не тебя. Ты от этого свободен и больше не пострадаешь.

Гриша кивнул.

– Наверное.

Повисла небольшая пауза. Кирилл нарушил её, наконец решившись задать интересующий вопрос:

– А что насчёт будущего?

– А чё с будущим? – удивлённо переспросил Гриша.

– Ну, что думаешь делать? Ты же переезжать хотел. Всё так же?

Отводя нерешительностью взгляд, Гриша смотрел в землю и не находил своего.

– Ой, да хуй его знает. Это Машка хотела. Мне похуй так-то. Ничего сейчас не хочу уже. Пока, наверное, с мамой останусь. Пусть она и вот такая, но, бля, всё-таки ей тяжело одной квартиру тянуть, зарплата маленькая. Так хоть что-то. Дядю недавно сократили, у него там весь цех уволили – вдруг маму тоже? У неё там мутное чё-то на работе. Чё тогда? Чуть восстановлюсь, пересижу, найду другую девчонку – буду смотреть, крутиться. Как восстановится, так и пойдём.

– Короче, останешься с мамой, хотя и ненавидишь её?

– Ну, пока что. Бля, братан, а чё делать? Всё-таки это мама. Пусть и хуйню делает, но ей тоже помощь нужна. Да хуй его знает, короче. Пока так поживу. Похуй сейчас – не до этого. Заебался я, понимаешь? Не хочу решать. Пусть решается там, а я здесь побуду.

Кирилл огорчился. Слова звучали смертным приговором в виде человеческой деградации. Несложно представить развитие событий: Гриша никуда не уйдёт, оставаясь жить с мамой. Между ними копится агрессия и напряжение. Гриша не захочет отвечать, уйдёт в подавление алкоголем, не решившись на решение, да и вряд ли его мать захочет отпускать. Она будет его унижать, что он с мамой живёт, никчёмный. Подавленная гордость будет годами давится всё большим количеством алкоголя, доза для успокоения увеличиваться. В какой-то момент граница воли пройдётся, и сознание окончательно сломается пагубной привычкой. Будет становиться всё хуже, пока кто-то из них не умрёт. Учитывая характер Гриши, вряд ли он поднимет на мать руку, даже если сильно захочет – скорее, ударит в стену и сломает несколько костяшек. История на десятилетия: до смерти от старости или алкоголизма. Всего в двадцать три года жизнь Гриши подошла к концу. Это Кирилл мог констатировал с большим огорчением. Оставалось только существование, с каждым годом более жалкое. Такой вариант развития жизни товарища волновал Кирилла чуть ли не с самого начала – самый распространённый и жалкий.

– Ладно, погнали, чё мы тут мёрзнем как ебланы, – сказал Гриша. – Надеюсь, у Димона там норм челы сидят. И тёлки нормальные такие.

– Пойдём, – устало ответил Кирилл. Хотелось лечь спать. К сожалению, понятно, что сейчас ему вряд ли дадут это сделать. В таких местах, охотником на которые он и сам раньше был, веселье продолжается долго.

Через несколько минут они разувались. Пройдя на кухню, Кирилл не встретил там девушки, да и вообще человека в квартире не хватало.

Первым делом Гриша взялся за водку и в течение минуты выпил несколько рюмок. Его сразу же чуть не стошнило – парень едва совладал со страдающим скорбным организмом. Это естественно вызвало смех. Кто-то записал видеосообщение, переслал. Заметив интерес, Дима подставлял приятелю алкоголь и старался решить собственные дела, завязать связи лучше. Гриша воспринимался «знакомыми» Димы как потешная кукла. Все явно интеллектуально доминировали над здоровяком и упивались крохами власти. Кирилл пытался оттянуть, прикрыть ловко насмешки. Гриша не замечал и радовался со всеми. Он думал, что эти люди искренне радуются с ним, разделяют с ним горе и понимают, хотят подбодрить. Было всё равно и очень горько.

Глава 8

«Снова за окнами белый день

День вызывает меня на бой

Я чувствую, закрывая глаза

Весь мир идёт на меня войной»

Кино, «Песня без слов»

Грузовик покачивало на кочках скалистой дороги. Кое-кто пытался досыпать надеждой, клюя носом перед собой. Покачивания только убаюкивали уставших людей и даже резкие броски из стороны в сторону оставались без внимания. Было очень тесно и, из-за этого, жарко. Летняя форма никак не спасала из-за подсумка, каски, оружия. Только жалкий стойкий натянутый тент спасал от палящего солнца внутри. Все, кто мечтал зимой о тепле, сейчас желали обратного и не могли найти своё самое. Жара пришла быстро и встала надолго собой везде здесь.

В небольшой проём в конце кузова можно было посмотреть на природу: справа каменная стена, слева – пустота, с долиной полусаванны внизу. Где-то вдалеке долины растянулась жёлтая стена гор. Вполне обычная картина равнины юга центральной части Синей Федерации. До сезона дождей было ещё несколько месяцев: за город можно без проблем выезжать, лишь бы были тёплые вещи на ночь и защита от мелкой бездумной местной фауны.

На улице уже посветлело. Солнце только-только вставало из-за гор. Рыжий круг продирался сквозь скалы, будто вылезая из собственной вековой спячки – неудивительно, что подобные виды рождали у древних людей сложные системы верований.

– И вот, короче, я ему *хоба*, сука, в морду, – заключил Гриша свой рассказ.

– Бля, да ты заебал, – сказал кто-то, Кирилл не мог увидеть откуда. – Дай поспать, а.

– Ладно, братан, – виновато сказал Гриша и замолчал.

Рассказывая историю о драке в баре на прошлых выходных, Гриша размахивал руками и вообще вёл себя живым.

Не зная куда себя деть, Кирилл скучал и смотрел в узкое окно дали. История была совсем неинтересна. Очень хотелось выпрямиться – колени упирались в спину другому солдату перед ним и не давали удовлетвориться.

От скуки и своих мыслей, Кирилл повернулся к Саше, знакомому сослуживцу с которым болтал иногда, и спросил:

– Как называют солипсиста-самоубийцу?

Усталой скукой, Саша повернулся и спросил:

– Как? – он едва открывал глаза, сводимый жарой.

– Террорист, – тихим смешком ответил Кирилл.

– Почему?

– Потому что он уничтожает весь мир, – ожидал Кирилл смеха.

– Как? – спросил Саша.

– Он убивает себя и убивает весь мир, – продолжал Кирилл. – Ну! Ты не знаешь, кто такой «солипсист»?

– Ой, иди в сраку со своими ребусами, – отмахнулся Саша и клевал дальше.

– А я думал ты интеллигенция! – поддевая, закончил с улыбкой Кирилл.

Уже второй день как шли выборы в Рензе. Кирилл испытывал ломку по новостям. Казалось, вся жизни проходит где-то вне, а он со страной живёт зависимо, как и мир. Выборы в маленькой спорной территории могли непредсказуемо сказаться на всех странах, став спусковым крючком давно обострённых отношений Востока и Запада.

Перед выборами команда Копейкина, задержанного ранее по делу о коррупции, опубликовала обращение: