
Полная версия
Период полураспада. Том 1: Общество
– Если не хочешь, можно пересмотреть… Переведём тебя. Так что, Кудрецова, хочешь?
– Нет, – ответила Марина. В ней боролось смутное желание, тянущее выше: быть признанной и выполнить задание. Она, тайно для себя, хотела, чтобы заметили и не относились, как к мусору, грязи, неполноценному человеку. С этим званием Марина могла выделиться среди массы солдат, показывая ответственность, исполнительность и всякие другие хорошие качества как личность. Победил момент, что потянул прочь на решимость и смирение: – Вы правы. Не нужно переводиться. Спасибо.
– Свободна, – отпустила капитан.
Развернувшись, Марина вышла из палатки и смущённая шла.
– Детский сад… – проговорила капитан. – Даже с нормальными людьми приходится возиться.
Вернувшись к троице, Марина застала обсуждение новостей. С чувством неудовлетворённого желания она взялась за лопату и работала.
– Передумала? – спросил Гриша.
Марина не отвечала.
– Наверное, отказали, – с чувством превосходства ответил Дима.
– Сама отказалась, – тихо ответила Марина, сильно втыкая лопату в землю чтобы прорыть яму дальше.
– Это с чего бы? – с наглой ухмылкой спросил Дима.
– Ладно, ребят. Давайте за работу, а то не успеем нифига, – сказал Кирилл, вставая и хватаясь за лопату.
Присоединился Гриша, подхватил свою лопату и начал копать. Дима остался на месте, с вызовом глядя на Марину. Она ответила ему недовольным взглядом и сказала:
– Умишко твой не поймёт, – ответила она, чтобы разозлить.
На вид, Дима «проглотил» укол спокойно. Он лишь усмехнулся, показывая, что подобные слова его не касаются и вообще иллюстрируют лишь глупость самой Марины:
– Понятно. Всё, что можешь ответить – это оскорбления?
– Нет. Это всё, что я хочу ответить тебе, – отворачиваясь, сказала Марина.
– Ребят, ну чего вы?.. – жалобно проговорил Гриша. – Мы тут вместе, ебать вас в сраку. Давайте нормально общаться, ну. А то, бля, мы никогда эту ебаную канаву не выроем. Да и вообще: разве мы не команда? А? Мы же должны быть вместе, друг за друга – брат за брата… и сестру. Как в тех сказках… чё-та, один за всех там было… бля, забыл. А вы тут это, короче, ну, зачем? Марина, ты не обижайся, если чё. Димон может ляпнуть чё-то, но он не со зла – он норм чел. Просто общается так, шутит. Я его не понимаю часто, но вот общаемся и нормально. Да и ты будь помягче. Накинулась, будто убивают. Мы вместе уже, все свои кенты – надо контачиться, а не ебашиться. Иначе я не знаю. Вдруг война? Мы, бля, так ненавидим, что ебись оно всё синим пламенем. Только становиться и кричать: «давай, ебаш». Это не дело.
Улыбаясь речи, Кирилл смотрел с уважением на товарища. Марина успокоилась и выдыхала облегчением: тронули слова здоровяка. Немного наивные и от чистого сердца.
– Ладно, убедил. Не ожидала от тебя. Я, конечно, к нему не буду нормально относиться: для меня всё ясно. Ты уж извини. Но постараюсь быть спокойнее, – проговорила Марина, откидывая горку земли. – А насчёт чего вернулась… Предложили старшиной стать здесь. Вот и согласилась, – чуть помолчав, она добавила: – Не подставлять же командиров. Звание не отдают – только получают.
Откинув лопату, что только-только взял в руки, Дима раздражился новости:
– Тебя старшиной назначили? – удивлённым раздражением спросил Дима.
– А что? – Марина едва повернулась.
– Так… – Дима вылез из небольшого окопа.
– Димон, блять, ну куда ты? – спросил Гриша. Дима не ответил. – Чего он взъелся?.. Все какие-то на стрёме. Так мы канаву не дороем.
– Яйца прищемили, – прокомментировала Марина, выдыхая горячий воздух и откидывая землю. – Ничего, попустится. Будет знать, что женщины тоже люди.
Через полчаса вернулся Дима: он будто разочаровался во всём, хотя внешне выглядел спокойно и собрано.
– Как оно? – спросил Гриша. – Дали?
– Не знаю, – бросил, не поворачиваясь, Дима.
– Ты же там полчаса сидел – так просто промурыжили и не сказали?
– Чего пристал? – злобно отсёк Дима.
– Интересно, – обижаясь, ответил Гриша.
Смягчив тон, Дима говорил спокойнее:
– Сказал, что хочу на старшину. Дали опросник какой-то. Заполнил, отдал – всё.
Слушая это, Марина не могла сдержать улыбку. Кириллу тоже было понятно, что ему отказали. Один Гриша ещё хранил светлую надежду за друга, ощущавшего лишь смутное разочарование. Дима молча взял лопату и начал ожесточённо выгрызать по кусочкам землю, плеваться ею и уставать всем назло. Будто всё человечество и земля под ними мешала подняться.
Прошло ещё полчаса. Гриша бросил лопату.
– Всё, заебался, – простонал он. – Когда там уже паёк, а?..
Посмотрев на часы, Марина не ответила. Через несколько секунд сказал Кирилл:
– Уже должен быть. Странно, что не зовут, тихо как-то, – ответил он, с выдыхая горячую тяжесть и откидывая твёрдую каменистую землю.
– Э-эй! – крикнул им кто-то со стороны. – Собирайтесь!
– Наконец-то, – Гриша безучастно, как ненужность, бросил лопату на землю и оживлённо пошёл к лагерю.
Марина и Кирилл остановились, кидая инвентарь, и, поднявшись из небольшой траншеи, пошли следом. Один Дима упорно измывался злостью над землёй, даже не копая её, а просто нанося удары. Когда надоело – на голодный желудок сил уже не хватало – сдался, пошёл на построение. Ощущая горечь от тяжкого поражения духа, которое никто не заметил, Дима наполнился желчью и травился.
Обед богатством не выделялся. В обычное время порции едва хватало, чтобы насытить желудок – если не было подлой аллергии или упорного желания держаться за прежние вкусы – сейчас обычные порции казались роскошью. Половина тарелки ненаваристого супа без капли мяса и маленькая мисочка жидкого пюре – вот и всё, чем армейское снабжение могло похвастать на выездных учениях.
Парадоксально: видимо, от скудости и убогости представленной пищи, а также от проделанного физического труда, почти все бросились поедать несчастные крохи, которых не хватит на восстановление и половины затраченных калорий. Словно одичалые звери, некоторые откидывали в сторону ложки и заливали содержимое тарелок себе прямо в рот для скорейшего усвоения. Командиров рядом за столами не было: они уже пообедали, и сделали это другим рационом.
Обед кончился переменчивой стихией так же быстро, как и начался. Кирилл осмотрелся и подметил интересное: за меньшее, чем обычно в части, время почти все несчастные тарелки опустошились нутром – лишь несколько приличных солдаток поспешно доедали остатки пюре.
Офицеры всем приказали вернуться на места и объявили, что вечером объявят назначенных старшин. Пошли проверять работу. Окоп, который копали Кирилл, Гриша, Дима и Марина, обязан был быть для стрельбы стоя. Доделывать запретили. Отведённые два часа истекли. Часть, что копала Марина, вырыта идеально. Кирилл и Дима – средне. Гриша – ужасно. Капитан женской роты захотела приказать рыть ещё один, одиночный, рядом, и передумала: благожелательно назначила наряд по роте вне очереди. С явной грустью, понимая порядок принятия, Гриша ответил как ребёнок:
– Есть!
Командирка приказала закопать всё и вернуться на начальную позицию: пришло время стрельб, а эта траншея не требовалась.
– Что при рабках, что синюшка – одно и то же… – устало простонал Дима недовольством. – Рабок два-ноль… Работаем как рабы, ни во что не ставят… Вырой себе могилу, закопай. Зачем?.. Чтобы просто издеваться, нагружать работой.
– Рабок? – переспросил Кирилл. Он не расслышал слово.
– Да… – плюхнулся на землю Дима. – Пошли нахуй.
– Одно и то же, – иронически повторила Марина, не поворачиваясь к нему. – И бесплатная медицина, и образование, и развитие культуры, и освоение новых земель, и космическая программа – действительно, один-в-один. Никакого клерикального расцвета, одебиливания народа, грабительских реформ, десятков тысяч нищих и реальных рабов – нет, этого всего нет. Ни кризисов, ни войн, ни терактов – всё хорошо, стабильно.
– Какое развитие культуры? Всё под запретом было. Расскажешь анекдот – посадят сразу по доносу. И сейчас что-нибудь не то скажешь – посадят.
– Да… – иронически устало кивнула Марина. Она отошла чуть в сторону. – Прям за анекдоты сажали. И ничего, кроме мороженного, там не было. Знаем мы историю про мороженщиц и подобных. Как же надоело…
– А что, не так было? Ты ещё скажи, что там свобода слова была, – явно насмехаясь проговорил Дима.
– А она сейчас есть?
– Конечно, нет, мы же в синюшке – здесь то же самое, что и в рабке. В нормальных странах есть…
– У Зелёных?
– Не только. Когда Жёлтых и Фиолетовых освободили от рабка, там тоже появилась цивилизация. Можешь там писать, что хочешь, говорить, власть критиковать свободно, и ничего. Потому что там ценности есть, правильные институты. Генетическим рабам не понять.
Настораживаясь привычкой, Кирилл хотел уже возражать и сомневался: «надо ли». Марина отвечала за него и удивляла, привлекая мышлением всё больше.
– Да… знаю я эту «свободу»: пиши что хочешь, только тебя не услышат, потому что все главные СМИ давно под контролем, в них неугодное мнение не публикуют. Если хоть немного будешь важным, тебя и из интернета могут удалить.
– Ой, удалят. Слушай, давай без пропаганды, а? Мой тебе совет: перестань смотреть телевизор. Это рили крипово. Звучишь как зомбак.
– А-а, поняла. Если не такое мнение, то это «пропаганда», из телевизора. Совсем не пропагандистский тезис. Ты вообще знаешь, что много людей давно всё это смотрят в интернете? Блять, как заебали эти одинаковые высеры либералов – пиздец…
– Ты сказала «высеры либералов»… А чем тебе либерализм не нравится? – со скрытой издёвкой, расставляя ядовитую ловушку, спросил Дима.
– Тебе нормально ответить или понятно? – едко спросила Марина.
– Нормально, – с вызовом сказал Дима.
– Хорошо. Представим, что ты нормальный человек. Отвечу по существу и грамотно. Много чем не нравится. Не понимаю, как можно придерживаться этих отсталых взглядов сейчас, в период чуть ли не прекращающегося кризиса рыночной системы – основы либеральных взглядов. Когда у нас готовится одна война под боком, а, с другой стороны, идёт много лет другая. В Синей Федерации всё-таки есть отставание от Зелёного Королевства: там рабочие взгляды более распространены и с каждым годом позиции только сильнее. Особенно с усилением затягивания войны с Оранжевыми рабочими, – Марина говорила твёрдо и правильно, не давая Диме ответить и перебивать себя. – Вот тебе на подумать: почему-то радикальные антирабочие взгляды распространены в странах рабочего лагеря. С другой стороны, те, кто всё время жил при рынке, не хотят его всё больше. Если отвечать по существу, чтобы ты понимал: либеральных взглядов придерживаются очень часто люди, не выходящие из зоны комфорта и, как следствие, не имеющие нормального представления о мире за её пределами. Они не выходят из условного комфортного центра города: ходят в свои кафешки, тусовки таких же, как они, обеспеченных людей, которым не нужно думать о других и окружающем мире. Они не могут прочувствовать страдания и ограничения других людей, потому что не подозревают об их существовании. Если и знают, сводят к каким-то плоским представлениям, вроде того, как одна дегенератка из интернета сравнила свои «великие» страдания из-за «нечестных» выборов с маленькой девочкой, у которой умерла вся семья во время Гражданской Войны. Сильнее этого просто не придумаешь – эталонный пример. По лозунгам на либеральных протестах это всё хорошо видно: обычная абстрактная хуета вроде «свободы» или что-то про выборы. Это, судя по восточным странам, не меняет общей политики государства. Конкретные действия, не абстракция – например, контрактное рабство в Синей Федерации – не предлагаются. Это инфантильный взгляд на мир людей, что ничего не знают о мире, но рассуждают с лицами знатоков. Либералы часто даже статистику поискать в интернете не в состоянии – или перепроверить простой факт. Это люди, притягивающие «за уши» мелкое нарушение своего комфорта как великую трагедию и орут потом на весь интернет об этом, какие они бедные и несчастные. Хотя они продолжают жить в таком комфорте, который половине населения недоступен. Меня такая лицемерная и ущербная позиция раздражает – это оскорбление моим представлениям о человеке. И это не говоря о том, что либеральные взгляды просто не работают, потому что основываются на институте частной собственности. На том институте, что и приводит к эксплуатации человека человеком – это лежит в самой основе взглядов и общества. Никакой свободы в обществе эксплуатации не может быть – только если ты не находишься в привилегированном положении. Это не значит, что каждый собственник сознательно эксплуатирует своих работников – многие из них с радостью отдали бы собственность за то, чтобы избавиться от напряжения рыночной гонки и спокойно управлять в статусе директора. Сама система строится на привилегированном положении владельцев относительно работников. Это хорошо видно по всем рыночным странам. И, в целом, в мире, истории, если рабочий анализ использовать: есть страны "эксплуататоры", а есть "колонии" – как и слои в этих же странах.
– Понятно. Рабковая пропаганда, – отмахнулся Дима, давно не слушая и заготовив ответ.
На этом общение прекратилось. На горизонте показалась фигура командира – начнутся стрельбы. Кирилл устало поднялся, заканчивая закапывание, и приготовился.