Секундант Его Императорского Величества

В письме от 26 января 1837 года Пушкин писал: …поведение Вашего сына было мне давно известно, и я не мог остаться равнодушным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взяться за дело, когда почту за нужное, случай, который во всякую другую минуту был бы мне очень неприятным, представился весьма счастливым, чтобы мне разделаться: я получил безымянные письма и увидел, что настала минута, и я ею воспользовался.

…после всего этого я не могу сносить, чтобы моё семейство имело малейшее сношение с Вашим. С этим условием я согласился не преследовать более этого гадкого дела…

Я… не могу позволить, чтоб сын Ваш после своего отвратительного поведения осмелился бы обращаться к моей жене…

В тексте Пушкин указывает, что поведение посланника Геккерена было «не совсем приличным», обвиняет его в сводничестве и внушении сыну выходок и глупостей, которые тот позволил себе писать, называет его старой развратницей, поведение поручика Геккерена по отношению к жене называет «жалкой ролью» и отвратительным, самого Дантеса – «низким и плоским, подлецом и негодяем».

Подсудимый Данзас допрошен два раза, один раз дал собственноручные объяснения и написал один рапорт председателю Военно-судной комиссии.

На допросах собственного мнения о причинах дуэли не высказывал.

Не касался вопроса о причинах дуэли в своём письме от 6 февраля 1837 года к князю П. А. Вяземскому, в котором сделал замечания об описании поединка, составленном вторым секундантом д’Аршиаком.

Из дела изъяты и утрачены собственноручно написанные объяснения Данзаса на двух листах, данные им Комиссии, заслушанные и приобщенные к делу согласно определению Комиссии от 10 февраля.

Закончив чтение, Гребнев собрался мысленно отметить ключевые моменты текста, но в кухне появилась Светлана. Она подошла к нему и приобняла за плечи:

– С Новым годом!

– С Новым годом! – ответил Гребнев и поцеловал жену в руку.

– Я слышала, ты встал. Ты работаешь?

– Просто читаю материалы, пока вы спите.

– Собирай свои бумаги, будем завтракать. У нас, как у людей, праздники.

Гребнев собрал листы справки и отнёс их в кабинет.

Всей семьёй они не спеша позавтракали. Потом отправились гулять.

* * *

Коттеджный посёлок, где Гребнев имел дом с большим участком, относился к элитной категории. Дома по индивидуальным проектам вдоль широких улиц с мощением из дорожного кирпича выглядели внушительно, по вечерам на участках загоралась подсветка насаждений и зданий, по улицам ездили автомашины престижных марок и передвижные патрульные группы частной охранной компании. На один из участков регулярно прилетал вертолёт. В общественной парковой зоне находились ресторан на берегу озера, фонтан, детские площадки, каток. Хозяева частной недвижимости вели бизнес или были топ-менеджерами, некоторые интересовались политикой, другие в ней непосредственно участвовали. Многие в посёлке знали друг друга или перезнакомились. Отдельные дома опустели, их жильцов перестали видеть.

Гребневы гуляли по расчищенным дорожкам парка, катались с горки на «ватрушке», делали смешные фотографии. Встречая знакомых, Олег Петрович обменивался с ними поздравлениями. Он веселился и старался поддержать настроение у Светланы и Катерины.

Возвратившись с прогулки домой, они принялись готовиться к приезду гостей. Гребневу очень хотелось уйти в кабинет, но остаться наедине с собой не удалось.

В середине дня позвонила помощница режиссёра Дарья и напомнила ему, что завтра, в ночь на третье января, он едет в Санкт-Петербург. Билеты куплены. Гребнев сказал, что помнит, и подтвердил поездку.

Друзья приехали, как договаривались несколько дней назад, к семнадцати часам. Они, как и Гребнев, подвизались на том же поприще – консультировали частным образом, в основном за бюджетные деньги. Случалось, по воле заказчика все трое работали в команде над одним проектом. Круг их жизненных интересов в главном совпадал – хотелось положения и денег.

Первые гости, Виктор Сажин с женой Ириной и сыном Колей – ровесником дочери Гребнева, подъехали на машине с водителем почти ровно в пять вечера. Машина принадлежала компании Сажина. Предваряя длинную вечеринку, тот сразу отпустил водителя. В ранние годы Сажин трудился в органах прокуратуры, потом, в результате затеянных против него интриг, поменял надзорную деятельность на услуги по заказу и за деньги, но наработанное умение разбираться в ситуации и поступках людей, особенно в плане допущенных нарушений закона, продолжил мастерски применять. Его подход к делу оказался востребован. Из них троих Сажин слыл самым опытным и имел репутацию известного, хорошо осведомлённого специалиста. Несмотря на то что он вращался в высших эшелонах, его не считали там своим. Коллеги-консультанты полагали, что положение его уже не изменится. Сажина точили сомнения в правильности сделанного выбора, но за место он держался крепко.

Ненамного запоздав, на такси приехал и Анатолий Белов с женой Татьяной. Белов был на несколько лет младше Гребнева. Он тоже считался умным, инициативным и деятельным, но иногда высказывал в меру критическое мнение, что могло восприниматься как неполная лояльность. Когда от него ждали предложения о вариантах, Белов сначала принимался объяснять, что не так. На деле он хотел добиться лучшего результата, потому что питал надежды в отношении себя. Большинство проектов Белов вёл в регионах, где его занудство понималось как столичный закидон, но в центре умничанье не одобрялось.

Про образ мыслей троих друзей можно было сказать, что, рассматривая портрет загадочно улыбающейся женщины, в первую очередь Белов оценивал его стоимость, Сажин отмечал удачное сочетание красок, а Гребнев видел дорогую девушку. Но, поразмыслив какое-то время, все начинали думать одинаково: что надо сделать, чтобы иметь её у себя. Люди в целом, или народ, представлялись им не как субъект отношений, а как объект влияния.

Гребнев любил разговаривать с друзьями: каждый умел оценить жизненные ситуации не фрагментарно, а увидеть неявные связи и скрытые цели. Используя сложившийся уровень доверия, они могли обратиться друг к другу за советом, что ценилось всеми. Сажин, считая себя старшим по возрасту, демонстрировал отеческую заботу по отношению к Белову и Гребневу, что проявлялось в основном в предупреждениях «не зарываться». Споры между ними возникали редко. Разговоры за коньяком иногда заводили троицу далеко, даже самим становилось интересно. Ответственности за слова, конечно, никто не нёс – упражнялись в софизмах. В своей компании позволяли себе то, что в других обстоятельствах исключалось. Однажды после особенно бурного употребления спиртного стали сочинять лозунг, который мог бы объединить абсолютное большинство. У них получилось: «Помогите, ради бога!» Протрезвев, никто не удивился, но к теме больше не возвращались.

Три семьи познакомились давно и имели обыкновение по праздникам собираться вместе. В этот раз встреча по поводу наступившего Нового года проводилась у Гребнева в соответствии с компанейским принципом «водка-селёдка». Пить аналитики умели – сохраняли вертикальность походки при любой дозе. Ясность мыслей и связность речи у них, как у всех людей, зависели от количества выпитого.

После объятий и приветствий обменялись новогодними подарками: вручили друг другу ставшие редкостью бутылки хорошего вина и коробки шоколадных конфет. Взаимная благодарность за них соответствовала радости их получивших. Женщины помогли Светлане завершить приготовление стола. У Катерины с Колей в стороне завязался свой разговор.

Гребнев предложил друзьям аперитив. Все выразили согласие и вскоре с бокалами шампанского, не присаживаясь за накрытый стол, стояли у ёлки. Вечер начинался с настроением.

Разговор за шампанским быстро менял предмет беседы, переключаясь с красовавшейся рядом ёлки и погоды за окном на личные планы в наступившие длинные выходные. Поездки в Альпы кататься на горных лыжах остались в прошлом. Общество собиралось в Сочи – Сажин планировал отправиться туда. Белов желал расширить географию своей деятельности и с этой целью намеревался отбыть в Цахкадзор. Гребнев, в свою очередь, сказал, что посетит Питер на пару дней и пойдёт в театр. Пообещали пересылать друг другу фотографии с отдыха. Допив шампанское, стали рассаживаться за стол.

Дальше всё проходило обычным порядком, но в несколько ускоренном темпе употребления спиртного. Друзья относились к сторонникам традиционных ценностей, поэтому с аппетитом закусывали салатами, холодцом, той же селёдкой с холодной картошкой, маленькими пирожками с мясом и капустой и пили водку. Гребнев имел привычку пить только холодную и не ленился обеспечивать себе это удовольствие, которое ценили и друзья. Получалось, что компания выпивала из двух бутылок одновременно: одна стояла на столе, и из неё наливали, другая стыла в холодильнике. Хитрость заключалась в том, что бутылки постоянно менялись местами, поэтому водка в рюмках всегда оказывалась холодной и тягучей. Будучи интеллигентными людьми, напиваться во время общих встреч они не собирались, но под хорошую еду незапланированный результат в конце застолья иногда получался сам собой. Женщины из напитков выбрали красное вино.

Хроника застолья, пока беседа имела смысл, была не слишком короткой, но и не затянутой. Гребнев на правах хозяина дома руководил столом. Первым тостом поздравили друг друга, как объявил он, с наступлением Нового года и нового времени, пожелав присутствовавшим счастья и удачи. Сажин заметил, что времена меняются, а люди никуда не деваются, и это правильно. Белов добавил, что, как известно, всё новое – это хорошо забытое старое, раньше жили и служили, не подведём и сейчас. Женщины улыбнулись. Углубляться в разговоры никто не хотел – требовалось немного поесть и выпить. Светлана объясняла, что находится на столе и как приготовлено, – гости пробовали и по обычаю хвалили. Особенно понравились залом с кольцами сладкого лука и крабовый салат с апельсинами, который, в отличие от других, заказанных в ресторане, имел домашнее происхождение.

Гребнев развлекал компанию, обращаясь главным образом к дамам. Он стал рассказывать, что его работа консультантом, о которой знали, подошла к концу и скоро кинофильм выйдет в прокат. Новость заинтересовала гостей, общественность давно ждала новое творение известного режиссёра. О фильме распространялись небольшие интригующие сообщения, но подробности не раскрывались. Рекламная кампания не начиналась. Гребнев в нескольких словах похвалил игру актёров, костюмы, декорации и музыку. Его стали расспрашивать о жанре и сюжете, о том, насколько похожи персонажи Пушкина и Натальи на свои известные портретные изображения, есть ли постельные сцены, получился ли шедевр и сколько денег потрачено. Гребнев отвечал, стараясь подогреть интерес, но, как и следовало, о сути ничего не говорил.

Белов сказал, что режиссёр – известный друг власти и обязан продвинуть в фильме какую-то верноподданническую идею, чтобы соответствовать своей репутации признанного таланта и не стыдно было получать орден. Например, интересно, убьёт ли Пушкина Дантес или англосаксы тоже приложат руку? Гребнев ответил, что не в его компетенции решать, кто убьёт Пушкина – лично он как консультант может настаивать, чтобы тот был ранен на дуэли и умер после неё на второй день. Белов попросил Гребнева относиться к делу повнимательнее, чтобы убийцы русского поэта – Дантес и его отец – не смогли скрыть свою сущность иностранцев-гомосексуалистов. Гребнев заверил, что все акценты в фильме расставлены правильно и сразу понятно, кто педераст, а кто нет.

Сажин поинтересовался, доводилось ли ему разговаривать с императором? Гребнев ответил, что один раз пил с ним кофе, а рядом Пушкин и режиссёр ели сосиски. Сажин спросил, какая марка шампанского разливалась на дворцовых балах и драгоценности какой фирмы носили красавицы высшего света? Гребнев ответил, что с продакт-плейсментом всё хорошо – импорт заместили, реквизиторы изготовили драгоценности, как настоящие, и всё остальное, что требовалось. Разговоры о фильме поддержали общую весёлость.

Откликаясь на обращённые к нему взгляды друзей, Гребнев предложил тост за находившихся рядом женщин, которые всё понимают и готовы прийти на помощь мужьям. Все одобрили высказанную мысль и выпили. Беседа переключилась на обсуждаемые в медиа расставания звёздных пар и политиков. Сажин сказал, что значение нравственных ценностей из года в год возрастает, от них же зависит удачный брак, как и вообще основы человеческого бытия. Белов добавил, что разводиться научились без скандалов – не в судах, а в загсе, и что от этого совместно нажитое имущество только целее. Посмеялись.

Гребнев предложил выпить за детей и их счастливое будущее. Выпили, но обсуждать тему не стали – вкратце вспомнили о знакомых за границей. У людей с широким кругом общения, как у друзей-аналитиков, такие знакомые тоже имелись. Общее мнение заключалось в том, что россиянам делать за кордоном нечего, жить они должны в родной стране, иначе ностальгия и другие объективные обстоятельства существовать не дадут. Катерина с Колей в это время показывали друг другу ролики в смартфонах и говорили вполголоса о своём.

Женщины принялись обсуждать, чем наступающий год Зелёного металлического дракона отличается от уходящего года Чёрного водяного кролика, – выходило, что он будет неспокойным и противоречивым. Люди, родившиеся в год Дракона, отлично умеют держаться, выглядят уверенными и увлечёнными. По сведениям из интернета для них характерны такие качества, как эгоцентризм, решительность, строгость, одержимость жаждой власти. Вспомнили и перечислили, что в год Дракона рождены Николай Первый, Николай Второй, Максим Горький, Зигмунд Фрейд, Пеле. Среди присутствовавших таких не оказалось. Выпили за благосклонность Дракона к ним.

Гребнев поинтересовался, что друзья ожидают в новом году в плане работы, потому что сам он стоит перед выбором. В компании следует сохранить персонал под возможные проекты, но конкуренция повышается, будут ли все при деле?

– Помертвело чисто поле, нет уж дней тех светлых боле… – с выражением продекламировал Белов и сразу вывел мораль, что, как учит классик, труд в летний период и особенно весной гарантированно обеспечит песни и танцы зимой.

Сажин сказал, что загруженность возрастёт, все получат своё, для них работы будет больше, и закончил слегка нараспев, что ожидает «ни сна, ни отдыха измученной душе…» Гребнев отметил про себя, что сам Сажин, похоже, думает не о радостных перспективах, хотя, может быть, просто недавно слушал «Князя Игоря» в Большом – любит туда ходить, а Белов, как всегда, рвётся в бой и «готов доказать»…

Разговор таким образом продолжался без затруднений, с участием желающих и не слишком большими перерывами в тостах. Политика друзьями не обсуждалась, их взгляды на события примерно совпадали, и высказывания на политические темы приводили к скуке. Экономического положения коснулись в том ключе, что становилось всё больше оснований для повышения ставок за собственную работу.

Светлана принесла на стол горячие хинкали, и все сразу предложили выпить за хозяйку дома. Потом ели и выпивали за здоровье присутствующих, за успехи в делах и за друзей-товарищей. Когда покончили с закусками и желание поесть в значительной мере удовлетворилось, Гребнев объявил, что мужчины отправляются в беседку жарить на углях бараньи ноги. Женщины собрались смотреть фотографии и домашнее видео о летнем семейном отдыхе.

В беседке быстро насыпали и с помощью щепы и специальной жидкости разожгли угли в мангале и, дождавшись ровного жара, насадили на шампуры две заготовленные бараньи ноги и поставили мясо на прожарку. Из холодильника, располагавшегося тут же, достали нужную бутылку и закуску. Выпили, закусили солёными огурцами и помидорами и расположились наблюдать, как, медленно вращаясь на шампурах, готовится баранина с чесноком. Россыпь раскалённых углей не виднелась, но периодически напоминала о себе шипением. Два больших аппетитных куска мяса обещали содержательное продолжение застолья.

Под воздействием выпитого алкоголя осторожность в высказываниях постепенно уходила, и в отсутствие женщин Гребнева потянуло поговорить на актуальную тему из последних новостей. Проверяя ладонью жар, он спросил друзей, знают ли они, почему из публичного пространства исчез Петровский, и правда ли, что он под домашним арестом? Эта история витала в некабинетных разговорах, но в средствах массовой информации не обсуждалась. Аналитик Петровский был известной личностью и знакомым всей тройки мужчин. У Гребнева имелся номер его личного мобильного телефона. Петровский не высказывал радикальных суждений, не засвечивал связи с нежелательными организациями и производил впечатление осторожного и проницательного человека себе на уме. По распространившейся версии его привлекали к ответственности «за фейки», но подразумевалось, что настоящие причины обществу не известны. Белов, немного подумав, сказал, что, по его сведениям, причина в том, что Петровский проговорился о каких-то секретах, о том, что говорить вслух не следовало. Сажин равнодушно сказал, что тот, возможно, не оправдал оказанного ему доверия.

– Предал, что ли? – уточнил Гребнев.

– Может, и предал. Я подробностей не знаю, – добавил Сажин.

Гребнев подумал, что за это всегда сажали, и спросил:

– А его покровители?

– Нет у него никаких покровителей, – спокойно ответил Сажин.

До самого Гребнева дошли слухи, что Петровский серьёзно подвёл важных людей. Гребнев за него не переживал, потому что предпочитал думать, что «воздаётся по заслугам», но его интересовало, в чём именно Петровский провинился. Выходило, что в узких кругах запущена информация, что он – предатель и болтун, и ждёт его публичная казнь в назидание остальным, а что именно сделал, значения не имеет. Они ещё обсудили, что вряд ли за Петровского кто-то будет хлопотать. Преследование аналитика встречено общественностью равнодушно, например их профессиональное сообщество политконсультантов просто приняло факт к сведению, и будущее бывшего коллеги представилось печальным. Гребнев звонить Петровскому не собирался.

Чокнулись рюмками и выпили. Гребнев подумал, не предложить ли перейти на коньяк. Он достал из шкафа армянский, двадцатилетней выдержки и показал бутылку друзьям. Один из приятелей сказал:

– Давай уже!

Другой просто кивнул.

Поменяли рюмки, разлили коньяк. Дальше пили без тостов, наслаждаясь напитком индивидуально. Сажин курил сигару. Отбирать у Гребнева роль модератора никто не собирался.

– Так что делать будем? – спросил Гребнев, всматриваясь куда-то между сидевшими рядом друзьями.

– А какие у нас варианты? – вопросом ответил Белов и, немного вскинувшись, уверенно продолжил: – Консультанты всегда нужны, особенно во времена перемен. Тему назовут – вон сколько направлений: модернизация экономики и технологический суверенитет, политическая трансформация и управленческая реорганизация, – что ни возьми, всё требует обновления. Всё не только делать, но и объяснять надо людям. Мы и займёмся. Нам будут платить, а мы будем зарабатывать.

– Сначала власть займётся собой, – сказал Сажин, прислушиваясь к шипящим от капающего жира углям, – а мы во вторую очередь.

– То есть? – вставил Гребнев, не дождавшись продолжения высказывания.

– То, что ты сказал, за шесть лет не сделать, а учитывая, как у нас всё делается, то и за больший срок вряд ли управятся, – повернув голову к Белову, высказал Сажин. – Надо определяться, кто будет продолжать начатое.

– Понятно, что этот вопрос решат без нас и решать, наверное, будут долго, – ответил Белов.

– С этим не так всё понятно, – уже медленно сказал Сажин и отпил из рюмки. – История показывает, что это и есть для нас главный вопрос.

– Рано или поздно выберут преемника или, если хотите, продолжателя – всё встанет на свои места. Все готовы, скажи, что делать… – заверил Белов, подняв взгляд вверх.

– Выберут, сомнений нет, и начнётся самое интересное, – опять задумчиво сказал Сажин. – Будем верить…

– А какие мысли на этот счёт? – спросил Гребнев и сделал глоток коньяка из рюмки, напиток продолжал оставаться прекрасным, как в первой пробе.

– Наверное, разные. Меня не посвящают, к сожалению… – закончил Сажин и тоже глотнул.

Возникла пауза. Каждый обдумывал услышанное и привычно сожалел, что серьёзный вопрос решают без него, а это не очень приятно для консультанта, но правила все трое знали хорошо и понимали: так устроено давно.

Гребнев покрутил шампуры с мясом и залил язычки пламени тонкой струйкой воды из пластиковой бутылки. Разговор вёлся в общем смысле, и он решил, что момент подходящий поговорить о том, что интересовало его самого.

– А что вы думаете о Пушкине в аспекте сегодняшнего дня? Скажем, какое значение для общества он имеет на текущий момент нашей жизни? – непринуждённым тоном сформулировал Гребнев, понимая, что вопрос получился корявым.

– Ты об Александре Сергеевиче? – вроде уточняя, спросил Белов.

– О нём самом – великом русском гении.

– А кого это интересует?

– Просто хочу понять, что ждут от фильма? – ответил Гребнев, сглаживая подтекст своего вопроса и ни в чём не признаваясь.

– Одни ждут денег, другие славы, а основная масса – поразвлечься, – легко сделал обобщение Белов.

– Я имею в виду, в чём для нас ценность его образа? – продолжил своё Гребнев, понимая, что фильм совсем не об этом. Однако друзьям уже было не до подоплёки разговора.

– Что Пушкин значит сегодня? – опять уточнил Белов.

– Ну да, – коротко подтвердил Гребнев и сделал глоток из рюмки.

– Опять, что ли? – негромко, будто сам себе сказал Сажин.

– Пушкин сегодня – это, как говорит часть населения, ценный «дядя» на Пушкинской, за которого в пункте приёма цветного лома можно получить деньги, – с живостью начал Белов. – То цепь-гирлянду с памятника украдут, то венки ограды. Ещё, помнится, на последнем референдуме он с билбордов то ли призывал сохранить русский язык, то ли работал своим портретом как иллюстрацией к анонимному призыву. На большее не тянет. Можно подобрать из него красивую строфу или строку по нужной теме. А так, я не припомню, чтобы он где-то в регионе выступал активистом и помогал кому-то в чём-то. Одним словом – культурное наследие, – закончил он.

– Помощник Пушкин или вредитель – вопрос решаемый, – опять замедлившись, заговорил Сажин. – Сам он возражать не будет. Если как обычно, то всегда можно открыть новое прочтение его произведений. Это литература – не каждый понимает, о чём читает и о чём написано, значит, можно объяснить, как читать правильно и в чём тут смысл. А поскольку гений Пушкина велик, то выступить сегодня он может на любую тему.

– Ты считаешь, что любая тема для Пушкина подходит? – спросил Гребнев.

– Подходит любая, но если подумать – найдётся что-нибудь эксклюзивное.

– Ну, подумай.

– Я не специалист по Пушкину. Помню: «кот учёный», «оковы тяжкие падут» и Смоктуновского «ваша дама бита».

– Хорошо, о новом смысле произведения мы расскажем, то есть объявим, но его же прочитать надо. Иначе идея, не подкреплённая материалом, недолговечна и не так сильна. Не говоря о том, что идея должна быть принята умом и воспринята душой. Язык Пушкина несовременен, многие слова уже не используются или непонятны. Читать никто не будет, молодёжи не интересно, – постарался завязать дискуссию Гребнев.

– То, что в большинстве молодёжь по своей воле читать не будет, – это факт, и отношение к Пушкину здесь не исключение. Сложные высказывания и диалоги вызывают скуку, в ходу короткие фразы и недлинные мысли – это мы знаем и сами с успехом используем. Требования тоже изменились: для знания текста читать оригинал стало необязательно. Значит, если форма устарела, то работай, придай форме новизну – вызовешь интерес, и тебе скажут спасибо. «Новые формы» давно просили? Пожалуйста, получите. Подобное уже делают: например, в Большом – Татьяна в конце вечеринки танцевала на столе. Это что напоминает? Никто не думал об аналогиях из современности, наоборот, постарались придать актуальности. Вызвала, кстати, бурные аплодисменты. – С сигарой в зубах Сажин хлопнул в ладони два раза. – Язык старой книги тоже можно осовременить. Потомки автора, если найдутся, будут благодарны за реновацию и материальную помощь. Расскажи какое-нибудь произведение Пушкина в терминах и оборотах нашего дня, и получится по-новому звучащая история. Современные слова всем понятны и богаты значением. Например, «контрпродуктивно», «удалёнка», «имплементация», «субстативный». Если вставить какое-нибудь слово из современного лексикона в старую поэму и прибавить нужных оценок, будет произведение с обновлённым смыслом. – Сажин предупреждающе поднял руку: – Не в текст поэмы, а в развёрнутую предваряющую аннотацию. Трогать правкой саму поэму нужды нет, раз читать не будут. Даже лучше не читать, чтобы сохранить ментальное здоровье. – Он пустил дым и глотнул коньяка. – И зачем вам помещать идею в душу, если срок жизни идеи короткий, например в рамках предвыборной кампании?