Секундант Его Императорского Величества

Следуя по подземному переходу, Гребнев думал о состоявшемся телефонном разговоре. Диалог вышел сухой, поздравить Петрова с праздником он не успел. Понятно, что у Сергея Сергеевича нет времени выслушивать любезности в трубке, спасибо, что нашёл возможность лично позвонить. Значит, дело предстоит нерядовое, ответственное, а новогодняя открытка, отправленная Гребневым, точно уже дошла до Петрова. Новый заказ подтверждал, что наверху его работу ценят и полагают нужной, а значит, и полезным считают, что важнее всего.

Получить письмо от Петрова Олег Петрович хотел непременно сам. Тогда заказчику доложат, что документы переданы лично в руки, и тот поймёт, что, как и он, Гребнев сегодня на работе, дела не позволяют ему отдыхать и что Олег Петрович сразу «включается» по звонку. Подсознательно заказчик запомнит, что они с Гребневым в одинаковом положении, что он – «свой». С такими мыслями Олег Петрович вошёл в тёплое здание, и его дорогие офисные туфли не по сезону на кожаной подошве зацокали каблуками по скользкой плитке пола. На ресепшене Гребнев предупредил, что ожидает курьера с документами, и по лестнице поднялся на четвёртый этаж. Лифты в деловом центре не работали.

Рядом с дверью офиса компании Гребнева висела табличка с названием «КПП». Первое время после учреждения компания называлась «Консалтинг политических проектов», но затем он оставил только начальные буквы трёх слов – коротко и ни к чему не обязывает. Для клиентов потерялась смысловая ясность, но получилась интересная, как ему показалось, двусмысленность: путь к цели проходит через КПП Гребнева.

Электронным ключом он открыл дверь и зашёл в офис. Персонал компании отсутствовал, на работу сегодня никто не вызывался.

Гребнев прошёл в свой кабинет, снял и убрал в шкаф зимнюю куртку и сел в кресло за рабочий стол. Хотелось скорее узнать тему и содержание полученного задания. Ждать оставалось недолго.

Кабинет Гребнева представлял пространство, где, помимо директорского стола, размещались стол с креслами для проведения совещаний, журнальный столик с мягкой мебелью для неформального общения и несколько стеллажей для книг. Основное место на книжных полках занимала многотомная библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времён до начала ХХ века. Большую часть томов в тёмном переплёте Гребнев не читал и даже не пролистывал, потому что полагал отечественную мысль устаревшей. В одном углу стоял шкаф для одежды, в другом висела телевизионная панель. На журнальном столике с начала зимы находилась маленькая искусственная ёлочка, украшенная только горящими лампочками.

Большая площадь столешницы директорского стола позволяла во время работы удобно раскладывать распечатанные тексты и документы – Гребнев предпочитал документы в руках, а не файлы на экране. Монитор компьютера и телефон офисной АТС располагались на приставной тумбе слева. Настольная лампа современного дизайна с узким удлинённым плафоном давала хороший направленный свет на нужное место перед человеком, сидевшим за столом. Рядом с ней находились два чугунных, покрытых чёрной матовой краской бюста высотой сантиметров двадцать пять: императора Николая Первого и поэта Пушкина.

Бюсты были самыми примечательными предметами в кабинете. Все, кто заходил к Гребневу, обращали на них внимание и с любопытством рассматривали. Некоторые не стесняясь спрашивали, указывая на один из бюстов: чей это? Получив ответ, качали головой, изображая понимание. Про бюст Пушкина вопросов не задавали. Самому Гребневу нравилась детальная проработанность скульптурных портретов.

Сначала в кабинете появился бюст Николая Первого, изготовленный, судя по клейму, в 1840-е годы на Мышегском заводе княгини Е. Бибарсовой. Бюст подарил режиссёр кинокартины, в работе над которой участвовал Гребнев. Император в военном мундире с эполетами и орденами непреклонно смотрел немного вверх. Мыслей о схожести железного императора с оригиналом у Олега Петровича не возникло. Бюст понравился ему и занял место не на книжном стеллаже, а на рабочем столе.

Через несколько дней Гребнев подумал, что для создания правильного впечатления от обстановки требуется иметь в кабинете и заметный культурный акцент. Находясь в состоянии душевной погружённости в киносъёмки, долго Олег Петрович не выбирал. Хотя он не являлся поклонником творчества поэта и художественную литературу читал по необходимости, отправился в книжный магазин и, найдя там бюст Пушкина, купил его. Поэт, одетый в смокинг с галстуком, смотрел в левую сторону. Погрудное изваяние было современной массовой продукцией. Гребнев отметил, что Александр Сергеевич выглядел несколько непохожим на себя, то есть не так, как представлялось ему по общему впечатлению от изображений Пушкина на двух известных портретах, написанных художниками Кипренским и Тропининым в 1827 году. Портреты эти с детских лет знакомы всем. Гребнев специально смотрел репродукции и описание картин. Искусствоведы отмечали байронизм Пушкина в работе Кипренского и одухотворённость поэта у Тропинина, современный же был корректен во всём, но на свои портретные изображения не походил. Олег Петрович предположил, что таким Пушкина видели его создатели – владельцы производства. Замыслу Гребнева это не мешало: по бакенбардам понятно, кто изображён, а знавших поэта лично сегодня нет.

Поставив бюсты на стол на небольшом расстоянии друг от друга, он удовлетворился. Скульптурные изображения великих людей характеризовали владельца кабинета мыслящим по-государственному, образованным и культурным человеком – Гребнев рассчитывал на такое впечатление. Иногда он шутливо обращался к бюстам с вопросами, что смешило работников КПП – вроде как директор разговаривал с самим императором или поэтом.

На стене, дальней от директорского стола Гребнева, висела небольшая цветная портретная фотография президента страны – такие тоже продаются в книжных магазинах. Лицо президента улыбалось и располагало к доверию, взгляд его был направлен вперёд. Посетитель не замечал фотографию, когда входил, потому что она оказывалась у него за спиной. Портрет бросался в глаза при выходе из кабинета. Увидев его, некоторые из посетителей начинали вспоминать, не слишком ли много они наболтали во время разговора. Гребнев осознанно поместил президентский портрет не на видном месте. Он считал, что не состоит на государственной службе и не имеет цели бессодержательно демонстрировать принадлежность к вертикали государственной власти. Президента уважал. С органами власти и управления работал с удовольствием, полагая, что и сам делает что-то нужное для страны.

Гребнев оживил монитор компьютера – на экране высветилась лента новостей – и стал просматривать краткие заголовки, уделяя внимание нужному. Он привык следить за информационными сообщениями о событиях, поскольку работа требовала оперативно знать о происходящем в стране и за её границами.

Новости больше относились к наступавшим праздникам, чем к деловой или политической жизни. Прочитав несколько сообщений, в том числе выделенных жирным шрифтом как важные, Гребнев понял, что дела и политика в этом году закончились, по стране разъезжал в санях Дед Мороз и шагал маленький, но Новый год.

Сообщение, что бывший премьер-министр Франции вышел из состава совета директоров крупной отечественной нефтехимической компании, под конец года излагалось читателям как история из жизни пенсионеров. Гребнев удивился, что иностранец продержался долго. Он подумал, что, приглашая управленца международного класса, страна поступает расчётливо или благодарно, вознаграждая его за прошлые дела. «Как бывает, – размышлял Олег Петрович, – изменившиеся обстоятельства делают нецелесообразным дальнейшее сотрудничество, и проект закрывается. Бывший премьер-министр… Здесь дела серьёзные… и обстоятельства, вероятно не в сфере текущих международных отношений, на что-то намекают». Он поморщился. Гребнев нередко читал в новостях то, что не написано. Новости бывают многоплановыми, но он считал себя догадливым, что для аналитика в порядке вещей.

Ещё один заголовок, привлёкший внимание Олега Петровича, напоминал о продолжении расследования уголовного дела в отношении арестованной в апреле бывшей замминистра культуры. Экс-чиновница подозревалась в злоупотреблении должностными полномочиями в рамках схемы хищения денежных средств через «Пушкинские карты». Гребневу хотелось знать, чем всё закончится, но конца пока не предвиделось.

Олег Петрович заинтересовался, какие фильмы ожидаются к выходу в прокат в ближайшие месяцы, – планировалась премьера художественного фильма «Онегин», затем узнал, как первые лица встретят праздник, и ознакомился с изменениями в законодательстве, которые вступят в силу с первого января. На всякий случай он изучил телепрограмму на несколько дней вперёд: нет ли анонсов каких-либо проектов, о которых потом будут говорить? Смотреть предлагалось авантюрные истории с пальбой в прямом и переносном смысле во все стороны: криминального, военного, исторического, общественно-политического, фантастического – какого-угодно покроя. Это было скучно.

Думая, чем ещё себя занять, Олег Петрович обвёл глазами кабинет и остановил взгляд на большой толстой книге в кожаном переплёте, которая стояла на полке. Он встал из-за стола, подошёл к стеллажу и взял книгу в руки, сразу ощутив её тяжесть. Это была «Российская летопись», изданная в начале двухтысячных в Санкт-Петербурге, большого формата, с золотым обрезом, на толстой глянцевой бумаге – модный некоторое время назад подарок одного из клиентов. Гребнев иногда просматривал летопись, чтобы узнать о событиях, происходивших в истории государства в те же календарные дни, но в прошедшие годы. Положив книгу на журнальный столик и присев в кресло, он открыл декабрь 1836 года. В связи с тем, что его текущая работа была связана со съёмками фильма о последних днях жизни Пушкина, Гребнев невольно многое делал под влиянием событий двухсотлетней давности, относившихся к поэту.

Летопись сообщала, что «22 декабря вышел в свет девятый номер журнала “Современник”, в котором за подписью “Издатель” был опубликован роман “Капитанская дочка”». Далее значилось, что «по велению Николая I на гранитном пьедестале возле Иоанновской колокольни в Кремле поставлен Царь-колокол». Кроме того, указывалось, что завершена восьмая ревизия (перепись населения), по результатам которой без учёта Финляндии и Царства Польского население России составляло пятьдесят два миллиона человек. Никаких других значимых событий, кроме указанных, в летописи государства Российского за декабрь 1836 года не значилось.

«Да, интересно, в чём заключается история и над чем работали великие мужи: каждый занимался своим делом на благо государства и народа, которого было пятьдесят два миллиона человек», – отметил Гребнев.

Поддавшись желанию узнать ещё что-нибудь про Царь-колокол, Гребнев вернулся за рабочий стол и, открыв в интернете нужный материал, прочитал, что колокол пролежал в земле около века и волею государя императора Николая Первого поставлен четвёртого августа. Гребнев слегка удивился, но раскапывать, почему об этом событии сообщает летопись за декабрь, не стал. Задумавшись на мгновение, Олег Петрович развернул статью о создании романа «Капитанская дочка» и обнаружил в ней указание, что впервые тот опубликован при жизни Пушкина в четвёртой книжке журнала «Современник», а не в девятой, как значилось в летописи. Снова удивившись, Гребнев открыл статью о ревизских сказках, и из неё следовало, что восьмая ревизия состоялась в 1833–1835 годах. «Странная какая-то история», – решил он и убрал летопись на полку.

Наконец раздался звонок офисного телефона. Олег Петрович поднял трубку, и девушка со стойки ресепшена делового центра сообщила ему, что прибыл курьер. Гребнев спустился на первый этаж, оформил у того получение письма и по лестнице вернулся в офис.

Расположившись за столом, Гребнев ножницами аккуратно вскрыл принесённый конверт и вынул из него два листа. Первый, из плотной бумаги, представлял собой короткое сопроводительное письмо: директор компании Гребнев О. П. уведомлялся, что в соответствии с ранее заключённым договором ему направляется Поручение на выполнение консультационных услуг – приложение на одном листе. Подписал начальник управления С. С. Петров. На втором – упомянутом Поручении – значилось, что ему, Олегу Петровичу, надлежит представить заключение по теме: «О возможности использования образа А. С. Пушкина и литературного наследия поэта для популяризации задач государственного строительства».

Находясь под впечатлением от узнавания предмета работы, Гребнев замер на несколько секунд и затем во второй раз прочитал задание. При беглом взгляде обозначенная тема привлекала внимание масштабностью, и он подумал, что за свою предыдущую деятельность не получал другого, требующего такого укрупнённого анализа; вероятно, оценка его как специалиста в глазах заказчика возросла и положение как одного из многих консультантов изменилось в лучшую сторону. Насколько, сказать трудно, но основания считать, что на него обратили внимание на новом уровне, видимо, имеются. Олег Петрович почувствовал, что тема интересная.

Пережив подъём самооценки, Гребнев обратился мыслями к работе и стал обдумывать, что ему предложено сделать. Разбираясь в формулировке, Олег Петрович осознал её неконкретность и вызванную этим очевидную трудность в понимании поставленной задачи. Если «образ Пушкина» и «литературное наследие поэта» по сути понятны и доступны для анализа по выбранным критериям, то про «задачи государственного строительства» в поручении ничего не объяснялось, и что имеется в виду, оставалось догадываться.

На память быстро пришло высказывание первого заместителя руководителя администрации президента о том, что страна вступила в период масштабных необратимых изменений, которые затрагивают все сферы человеческой жизни, включая очевидные, касающиеся системы политического устройства. Гребнев ни на минуту не забывал об услышанном, что являлось для таких, как он, политических консультантов ориентиром в перспективах работы. В область политических реформ его до сегодняшнего дня не допускали, но он очень хотел. «У-у-у, как интересно, – снова подумал Гребнев, – полезно узнать, над чем работает Комитет СФ по конституционному законодательству и государственному строительству. Хотя бы для общего представления».

«На что конкретно отвечать? Не будем торопиться с выводами, – сказал он себе. – Это тебе не “сделай то, не знаю что…”, тут в каждом слове смысл, который надо понять, потому что писано “для своих и умные поймут”. Решу задачу – докажу, что свой».

Работа, которая поручалась, определённо имела политическую направленность и соответствовала его специальности политического консультанта. Для составления полноценного заключения следовало провести профессиональный анализ по разным направлениям. Например, дать Пушкину историческую и политическую оценку, определить, что представляет образ поэта, сложившийся в общественном сознании, рассмотреть идейно-художественные аспекты его творчества применительно к общественно-политической обстановке в стране и проектам, которые находятся «на повестке». Одному справляться придётся долго, требовалась помощь специалистов разных компетенций: социологов, историков, литературоведов – всех, кого можно. Вот он, Гребнев, как назначенный первым исполнителем соберёт экспертные мнения и сведёт в один ответ. Против этого Олег Петрович возражений не имел. Вопросов, на которые у него имелись готовые ответы, ему давно не задавали. Он знал, что делать, и считал себя готовым для большого дела.

Гребнев вспомнил о пушкинском мифе и том, что его регулярно использовали в политических целях. Олегу Петровичу довелось читать об этом в исследованиях историков. Пушкин оказался не только канонизирован, но и идеологизирован. В период Великой Отечественной войны и в послевоенные годы он стоял на службе защиты отечества, воспевал победы русского оружия и великой Страны Советов. В советское время образ Пушкина использовали для воспитания советского человека, и Гребнев подумал, что заказчик рассчитывает на подход, который соответствует сегодняшнему времени – отличному по своему духу и укладу от прошлого века; подход, который не совпадает со сталинской или позднесоветской литературной стилисткой, хотя слова можно употреблять те же и смысл их может совпадать. «Хорошо бы придумать что-нибудь новое», – подумал он и вспомнил не так давно представленное публике изображение Александра Сергеевича. Улетающие авиапассажиры могли любоваться им на панно одной из стен в новом терминале аэропорта Шереметьево имени Пушкина: волосы и бакенбарды поэта, его одежду дополнили рисунками известных столичных зданий и сооружений – Большого театра, храма Христа Спасителя, метромоста, храма Василия Блаженного, Мавзолея Ленина, Кремлёвской стены, башен Сити и подобного, а у своевольно выбившегося из причёски на голове локона волос поэта нарисовался символический косяк условных маленьких птиц. Возможно, композиция должна была напоминать пассажирам с посадочными талонами на руках, что всё изображённое как-то присутствует в Пушкине, словом, «Пушкин – наше всё». Первый раз Гребнев увидел панно в новостном репортаже об открытии терминала, потом лицезрел воочию. «Можно трактовать широко, но это корпоративный взгляд аэропорта. Не вариант», – закончил мысль он.

«Сама постановка задачи говорит о том, – продолжал размышлять Олег Петрович, – что заказчик собирается действовать обдуманно и взвешенно. Современные руководители давно заказывают предварительные исследования при выборе образа главного героя рекламной кампании, прежде чем производить рекламные материалы. Например, финансовым организациям требуется знать, как образ того или иного известного лица – киноартиста, звезды спорта или эстрады – сработает на идею привлечения средств населения с его помощью. Подействует ли на людей призыв от конкретного человека отнести деньги в банк? Оправданно ли собрать группу артистов и объявить их “командой” своего банка – командой, которая явно не смыслит в финансах, – чтобы не говорили, что там все такие?»

Гребнев подумал, что не слышал раньше, чтобы подобная работа проводилась по госстроительству, то есть по вопросам устройства государства. Речь шла не о прославлении народа и тем более не о предложении отнести деньги в банк, а сдать кое-что поважнее. В виду, вероятно, имелась какая-то конкретная цель. Интерес того, кто спрашивает о Пушкине, представлялся как желание знать, к чему может тот призывать, выступая агитатором по делам внутренней политики, и какие проекты госстроительства можно продвигать от имени поэта. «Как интересно…» – в очередной раз отметил Олег Петрович. Но то, что ему казалось интересным, большинству людей было безразлично. Он по этому поводу считал, что работа и круг интересов у каждого свои, так же как и пристрастия в еде.

Гребневу было известно поручение президента о популяризации героев российской истории и фольклора, отвечающих традиционным ценностям. Новое задание никак не могло считаться частью проводимой работы по популяризации героев истории или очередным этапом её продолжения. Задание, полученное Олегом Петровичем, имело другую направленность: личность из истории должна выступать популяризатором.

Он подумал, что исторические личности не раз участвовали в рекламных кампаниях. На волне успеха создавались целые серии роликов с известными из истории персонажами. Гребнев вспомнил понравившегося ему Александра Васильевича Суворова, который «ждал-с первую звезду», рекламируя банк. Подобная продукция не поднималась выше житейских истин – «до первой звезды нельзя – звезду Александру Васильевичу» или «кормить надо, тогда и не улетят» – и была рекламой: красивой картинкой с использованием в лучшем случае ассоциативного мышления потребителя. Гребнев знал своего заказчика и считал, что тот не думает прямолинейно, то есть примитивно, а значит, и рекламный продукт придумывать не нужно, не тот формат.

Он посчитал, что перед ним поставили задачу определить сущностные стороны личности Пушкина, его жизненного пути и творческого наследия и то, как всё перечисленное понимается народом, а потом сделать на основе анализа предложение, которое не должно восприниматься как рекламный ход. Требовалось обнаружить некоторое единство, пересечение смыслов образа поэта и той темы, к продвижению которой его подведут. Рекламу можно использовать по ходу дела, куда без неё. Рекламщики подключатся, но под контролем политических консультантов, конечно.

Определяющим моментом задания всё равно оставалось указание на тему государственного строительства как области приложения найденной человеческой и творческой сущности поэта. Гребнев решил, что после праздников встретится и поговорит со своими источниками – в надежде найти сигнальные метки или приоритеты смыслов или что-нибудь, что даст подсказку направления «куда грести».

Олег Петрович посмотрел на присланные ему два листа. Ему захотелось помыслить о задании с другого ракурса и уловить намёк, какова цель этого замысла. «Зачем знать, – рассуждал Гребнев, – о чём думает средний россиянин, если слышит имя поэта позапрошлого века, что знают граждане о наследии Пушкина и как сегодня это можно использовать? Какое отношение к действительности имеет фигура поэта XIX века кроме того, что его произведения дети читают в школе? Какие проекты государственного строительства могут рассматриваться и в чём их нужда в Пушкине? Положим, наступающий через несколько часов год знаменателен тем, что шестого июня исполнится двести двадцать пять лет со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина – великого русского поэта, большая дата, и новостью это не является. Подготовка к событию проводится комитетом, образованным указом президента страны два года назад. Государственная программа мероприятий по чествованию памяти поэта разработана. Не слышно, чтобы кто-то обращал внимание на недочёты плана. О подготовке крупной акции, связанной с Пушкиным, не заявлялось. Может, запрашиваемые материалы собираются использовать во время весенних кампаний? Поздновато для старта, но мало ли кто и что собирается сделать. В любом случае Сергей Сергеевич знает, какие вопросы задавать и что хочет выяснить. Придёт время, и мы узнаем».

Размышления привели к тому, что Гребнев вспомнил о словах, которые были записаны на бумаге, лежавшей в его столе. Он достал из ящика канцелярскую папку, развязал на ней завязки и вынул стопку листов с текстом. Просмотрев их, Гребнев извлёк один, остальные положил обратно в папку, оставив её перед собой.

На листе в руках Гребнев прочитал: «На Пушкине оборвались все вопросы <…> Зачем, к чему была его поэзия? Какое новое направленье мысленному миру дал Пушкин? Что сказал он нужное своему веку? <…> Произвёл ли влиянье на других хотя личностью собственного характера, гениальными заблуждениями <…> Зачем он дан был миру и что доказал собою?» Это была цитата из книги Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», вышедшей в свет в 1847 году. Высказывание известное, встречалось в работах пушкиноведов и исследователей литературы. Гребневу довелось просматривать материалы, в которых на вопросы Гоголя давались ответы, и Олег Петрович знал, что пушкинисты свои труды не закончили.

Перечитав в очередной раз известные строчки, Гребнев подумал, что концептуальные вопросы, поставленные Гоголем, требуют масштабных, нетривиальных ответов. Ограничиться признанием за Пушкиным выдающейся роли создателя современного русского языка – ответ не по теме, у Гоголя явно не об этом. Тогда о чём? «Мне, что ли, ответ давать? – подумал Гребнев. – За что такая честь? По заданию министерства я в установленных рамках являюсь консультантом на съёмках художественного кинофильма о последних днях жизни Пушкина и его дуэли. Не секрет, что за моим назначением имеется решение межведомственной комиссии по просвещению. Достаточно ли этого, чтобы понять, насколько глубоко я разбираюсь в пушкинской истории? Или пушкинская тема здесь не главное, а главное, смогу ли я её осмыслить, какие выводы сделаю и что в результате предложу?»

Рассуждая, Гребнев пришёл к выводу, что его, возможно, подтягивают к решению вопроса общероссийского масштаба, никак не обозначая сам вопрос. Речь шла не о слогане или девизе в виде строки из произведения Пушкина для использования в каком-то проекте, а о чём-то более серьёзном. Недосказанность в формулировке темы, а точнее – в предоставленной информации, конечно, не случайность. Над чем думают влиятельные люди, знать ему пока не обязательно. Гребнев допустил, что проект, о котором остаётся догадываться, находится в стадии первоначальной разработки, для чего и собирается информация. Может быть, не только Олег Петрович получил сегодня конверт от С. С. Петрова с аналогичным заданием. Предложения консультантов подскажут заказчику последующие шаги.

Размышляя над заданием ещё некоторое время и рассматривая поручение с разных сторон, Гребнев в итоге решил, что правильным будет сформулировать ответ, указав в нём какой-нибудь новый подход в осмыслении, чем и как Пушкин будет полезен сегодня. Мифологизация его – это факт, на который уже опирались, и решение должно быть современным, креативным и перспективным для дальнейшего применения. При таком подходе не имеет значения, какую в широком смысле государственно-политическую программу следует опереть на Пушкина, призвав его в сторонники, чтобы всё выглядело красиво. Если же удастся определить, о каких новшествах может идти речь, то это только облегчит дело, а формулировки следует и даже необходимо предварительно уточнить у того, кто платит.