Секундант Его Императорского Величества

В городе открылось ещё несколько заведений в дизайнерских интерьерах и разных кулинарных направлений – с высокой европейской и русской кухней, – рассчитанных на посещение состоятельными людьми. Выбирать из них можно было по предпочтениям. К примеру, любители итальянского стиля в интерьере и еде ходили в ресторан, носивший имя сына царя Салтана – опять же героя из произведения Пушкина. Но ресторан «Кафе Пушкинъ» имел особенный колорит: почти всерьёз он предлагал гостям почувствовать себя уважаемыми персонами давно ушедшего века. Предложение нравилось им и благосклонно принималось.

Для внимательного наблюдателя в декорациях «Кафе Пушкинъ» происходило интересное представление.

Посетители ресторана в основном принадлежали к одной социальной группе – материально обеспеченных людей, то есть тех, кто, делая заказ по меню любого заведения, решает, что хочется съесть и выпить, а не разглядывает стоимость блюд. Они приходили сюда, чтобы в респектабельном месте и в своём кругу вкусно откушать, что-то отметить или провести небольшую деловую встречу. Обычные же граждане, которые перемещались по городу не в собственных автомашинах представительского класса и с личным водителем, оказывались в «Кафе Пушкинъ» только в силу обстоятельств. Они терялись, когда официанты в соответствии с порядком, установленным в заведении, использовали по отношению к ним вежливую форму обращения времён Российской империи, называя мужчину сударем, а женщину сударыней. Где ещё такое увидишь? Разве что в кино. Расслышав в свой адрес слово «сударь», произнесённое с уважительно-почтительной интонацией, обычный человек понимал, что в этом месте он в гостях во всех смыслах: и как посетитель ресторана, и как человек здесь случайный. Зато после чашки кофе с десертом в «Кафе Пушкинъ» им было что вспомнить.

Деловые завтраки или обеды проводились в ресторане обычным порядком. Гребневу приходилось наблюдать, как адвокат за поеданием пирожков с визигой объяснял клиентам план действий по возврату утраченной ими собственности. Клиенты, потрясённые окружающей обстановкой и перспективой предстоящих судебных баталий, проникались уважением к его компетентности и осознавали, как им повезло с таким специалистом.

Встречались здесь медийные и просто известные персоны. Как-то Олег Петрович увидел давно примелькавшегося в радиоэфирах главного редактора с яркой внешностью, который забыл, где находится, – не ел и не слушал своего спутника, как от него могли бы ожидать, а что-то убеждённо ему высказывал, жестикулируя; и в целом было непонятно, получал он информацию или давал. Произнесённое слишком громко восклицание: «Не может быть!» – долетело до Гребнева, но тот, кому предназначалась фраза, пропустил её мимо ушей, как и весь монолог представителя интеллигенции, и флегматично насыщался. Судя по его спокойному равнодушию, было понятно, кем являлся жевавший человек. Кто расплачивался за обед, Гребнев смотреть не стал, а через несколько месяцев стало известно, что средством массовой информации контракт с главным редактором прекращён. Но это другая история. В таких случаях Олег Петрович сам часто думал: «Не может быть!» – и удивлялся не услышанному, а представленной ему логике рассуждения. Да и в интерьерах ресторана известные персоны смотрелись простовато и выглядели не такими известными, как на телеэкранах.

Иногда в ранние утренние часы официанты просили посетителей, зашедших с хорошим настроением позавтракать, пройти в один из концов зала, потому что в другой его части заканчивала веселиться после ночи, проведённой в клубе, компания молодых людей. К этому времени они находились в состоянии глубокой нетрезвости и демонстрировали отвратительное поведение. Персонал ресторана терпеливо ждал окончания представления и ограждал от участия в нём других гостей. Безобразие происходило в удалении, и общий порядок в заведении не нарушался. Известного сюжета в духе «футболистов на завтраке» никогда не допускалось – не кафе всё-таки.

В последнее время в ресторан стали приходить мужчины, которые занимались строительным бизнесом. Не смущаясь и не обращая ни на кого внимания, они ели «Яйца “Бенедиктъ” съ лососиною» и «Кашу изъ пшена тыквенную» и обсуждали, кто кому и сколько миллионов перечислит и «что у нас получается в итоге».

Гребнев сидел на первом этаже в зале «Аптека». При входе в зал лежали последние в году выпуски деловых газет «Коммерсантъ-Daily» и «Ведомости», отпечатанные на бумаге, но ими давно никто не пользовался. Гостей встречала живая, вся в игрушках и золотых огоньках ёлка. Залы погрузились в полусвет, как если бы зажгли свечи – так неярко горели лампы в настенных бра с зеркалами. К концу трапезы занятыми остались меньше половины столиков. Новые посетители не появлялись: желающим войти с улицы вежливо объясняли, что доступ в заведение временно закрыт в связи с приготовлениями к «сказочной ночи». Официанты и метрдотели тактично ожидали, когда гости закончат обед и уйдут. За окнами заметно стемнело.

Мысли Олега Петровича были заняты не едой. Он думал о том, что время, наступающее после Нового года, должно всему наконец придать определённость и чего-то ему очень хотелось, но предугадать он ничего не мог. Скользнув взглядом по залу и окнам и остановив внимание на людях, проходивших за стёклами по улице, Гребнев решил, что, например, он может сказать, как пешеходы поведут себя через пару минут.

«Курьеры, доставщики еды и нетерпеливые горожане перебегут проезжую часть в начале бульвара – тогда, когда движутся автомашины, а пешеходы должны стоять, – сделал предположение Гребнев и попытался в окно разглядеть, как прогноз будет сбываться, но место событий находилось далековато. – Водители нескольких автомашин чёрного цвета и другие, которые считают, что сами решают, как ездить, с нарушением заедут в небольшое дорожное пространство у пересечения улицы и бульвара, чтобы затем повернуть налево на глазах у инспекторов ГИБДД, – почему-то продолжил он и заинтересовался, что же будет дальше: – Инспекторы постоянного поста на Тверской, перед памятником Пушкину, покажут, что сами знают, кого останавливать за нарушения, и с целью проверки документов будут высматривать в потоке автомашин легкие грузовики, – недолго думая, высказал очередное предположение Олег Петрович. – Полицейские и военнослужащие Росгвардии покажут, что не их дело разбираться, почему кто-то собрался у памятника, и они сами давно знают, что делать с этими людьми. А люди, собравшиеся у памятника, подумают, что сами знают, что делать, и покажут, как нарушается общественный порядок.

Всё здесь понятно, – рассуждал он. – Люди пытаются жить так, как им удобно, и не будем утверждать, что ради этого каждый второй собирается игнорировать закон, а каждый первый это уже сделал. Это неверное представление. Каждый на своём месте приспосабливает мир под себя и имеет на это право. С границами допустимого, да, надо поработать. И потом, у поступков есть разные мотивы и люди всегда были разные, а не только те, кто делает то, что ему говорят, или то, что от него ожидают. Вопрос: как все будем жить дальше? Единое движение производится в направлении, которое указано с верхнего в иерархии места. Так должно быть, и пора бы, а то неопределённость порождает ненужные домыслы…»

В очередной раз придя в рассуждениях к многоточию, Олег Петрович оставил упражнения в прогнозах и стал думать о жене и дочке и сочинять планы на дни отдыха, которые появятся до выхода на работу из праздничного безвременья. Настроение у него было хорошее, но в ощущениях присутствовала лирическая нотка. Общее для всех чувство новогоднего ожидания чего-то светлого дополнилось у Гребнева воздействием симфонической музыки – она никогда не оставляла его равнодушным и привлекала внимание. Подборка классических произведений для оркестра, как всегда, звучала в ресторане в фоновом режиме.

Неожиданно по первым тактам мелодии Гребнев узнал вальс из сюиты Свиридова «Метель». Олег Петрович удивился, потому что раньше этот замечательный вальс в плейлист не включали. Музыка завораживала драматической красотой, и жевать под неё не хотелось. Возможно, ранее записанную программу изменили в связи с предстоявшим проведением «сказочной ночи». Гребнев собрался послушать любимую мелодию, но мысли его тут же переключились, и он решил под звуки вальса развлечься придуманным им же занятием. Неспешный обед почти окончился, оставалось допить кофе.

Развлекался Гребнев тем, что смотрел на людей, которые находились вокруг, и представлял их в обстоятельствах XIX века. Было забавно, иногда смешно. Со стороны наблюдать за окружающими ему всегда казалось занимательным. Представлять людей оказавшимися в другом историческом периоде времени Олег Петрович стал после назначения консультантом на съёмках художественного фильма с рабочим названием «Дуэль». В должности он находился больше двух лет с перерывом на локдаун из-за пандемии.

Сюжет кинофильма рассказывал историю последней дуэли Пушкина. Гребневу нравилось приходить на съёмочную площадку, где оживали исторические картины и люди в костюмах и платьях по моде начала XIX века двигались, разговаривали, проявляли человеческие чувства. По мере погружения в свои обязанности и наблюдения за процессом создания киноленты Олега Петровича всё больше захватывали сцены прошлого, которые воссоздавались в деталях.

Впервые столкнувшись со съёмочным процессом, он испытал на себе то, что называют «магия кино». Олег Петрович не терял понимания, что киногерои, ведущие беседы в интерьерах светских салонов или танцующие на дворцовых балах, – это талантливые актёры, подобранные, одетые, загримированные под сценарные образы, и произносят они заученные реплики, написанные для роли. Он видел, что красивые картины прошлого – это постановка, результат труда многочисленной съёмочной группы. Но сила художественного изложения истории, убедительность актёрского перевоплощения и реалистичность действия, возникавшие на площадке, в итоге заставили его по-другому посмотреть на события, о которых шёл рассказ. Гребнев сначала задумался, а потом отчётливо осознал, что перед камерой разыгрывалась не придуманная история о мифологизированных личностях, а прожитая жизнь когда-то реальных людей. В какой мере увиденная картинка в целом достоверна и отражает далёкое прошлое, он глубоко не вникал, потому что кино есть кино, а не историческое исследование.

Именно наблюдая воссозданное давнее прошлое, Гребнев стал мысленно примерять окружавших его людей из сегодняшнего дня к жизни и персонажам, увиденным на съёмочной площадке. В результате у него возникла тайная забава – умозрительно оценивать, насколько человек, если его из повседневной жизни перенести в начало XIX века, оказался бы там к месту и в каком качестве. Объектами для таких шуток в большинстве выступали случайные знакомые и незнакомые, поэтому фантазии Олег Петрович строил на своих мимолётных впечатлениях и наблюдениях. Он от души иронизировал молча и выводами редко с кем делился.

Как-то Гребнев прочитал, что некоторые люди сами часто представляют себя оказавшимися глубоко в истории и, не стесняясь, рассказывают о личном опыте «путешествия во времени». И речь в данном случае шла не о реконструкторах или сообществах эльфов и орков – мужчинах и женщинах, живущих в воображаемом мире. Например, популярный телеведущий и журналист может рассказать, что представлял себя в обществе XIX века. Гребнев подумал, что тот на старости лет скорее страдает от недостатка чиновничьего внимания, раз намекает, что как аристократ духа был бы близок к императору. «Обращаясь к прошлому, люди определяют своё место в настоящем», – решил Олег Петрович.

Гребнев изобразил на лице, что получает удовольствие от вальса и кофе. «Кто у нас сегодня жуёт?» – задался он вопросом и под музыку, которая могла бы в танце кружить гостей бала, стал всматриваться в сидевших в зале людей, на которых и так смотрел, пока ел.

Первыми, с кого Гребнев начал, стали трое мужчин примерно одного с ним возраста, расположившихся за столиком, как в офисе. Перед ними находились только чайники с чаем, чашки и мобильные телефоны. Одеты мужчины были в костюмы тёмных оттенков синего и серого цветов, двое сняли пиджаки и повесили их на спинки стульев, оставаясь в белых немятых рубашках без галстуков. Он посмотрел на столик у самого входа в зал. Там пребывала пара охранников, которые держали в руках верхнюю одежду – куртки или пальто. Гребнев решил, что охранники ожидают именно этих мужчин. «Нет у них желания раздеться в гардеробе», – подумал он.

Компания вела негромкий разговор. Понять по лицам, о чём говорили, было невозможно, но эмоции проявлялись через слишком громко поставленную на блюдце чашку, пододвинутый несколько раз стул и пытливые взгляды, которые периодически бросались на окружавших. Телефоны не звонили – звук сигналов оставался выключен, – но их владельцы периодически смотрели на экраны – видимо, приходили сообщения.

С идентификацией группы у Гребнева вопросов не возникло: понятно, что судари являлись бизнесменами, возможно, собственниками или управляющими крупных компаний или банков – часть топ-менеджмента, входят в советы директоров и правление, а финансы – не только их дело, но и смысл жизни. Встретились ненадолго: надо посмотреть друг на друга, что-то уточнить или обсудить чужие мысли. У людей их положения всегда найдётся тема для общения в полуприватной обстановке. Встреча не то чтобы обязательная, но нужная.

«Господа должны быть дворянами и принадлежать к высшему аристократическому обществу. Благородство происхождения не учитываем, – стал рассуждать Гребнев. – У них есть состояние, в некоторых случаях хорошее образование, есть в собственности земля и просторный загородный дом, есть также зависимые люди, судьбы которых, в плане уволить или оставить на работе, они решают по своему усмотрению. Они путешествуют, пересекая любые границы, и занимаются благотворительностью».

Он представил, что принадлежащие им бронированные чёрные «роллс-ройсы», «майбахи» и БМВ седьмой серии – это разрисованные золотом чёрные экипажи: у крыльца ресторана в ожидании стоят лакированные кареты, запряжённые лошадьми вороной масти, падает чистый белый снег, и кучера смахивают снежный налёт с попон, лежащих на спинах у лошадей.

«Всё равно не дворяне, – оценив собственные фантазии, подумал Гребнев. – Сегодня у них что-то есть, а завтра побежит сударь, если успеет и если примут, за кордон, лишившись всего в родной стране. Нет у них ни положения, ни окружения, ни прошлого, ни ясного будущего. Накопленное ими богатство вызывает уважение не у всех».

«Хватит ёрничать», – поправил он себя и согласился с собой же, что вывод его необоснован и что побыть дворянами ребята могли.

Олег Петрович собрался перевести взгляд дальше, но тут ему пришла мысль, что вряд ли эти уверенные в себе люди продержались бы в дворянском обществе больше одного вечера и ночи, если не стоять за колонной. Дело было не в способности вести светский разговор и говорить дамам комплименты – этому можно научиться. Гребнев подумал, что при посещении мероприятия в дворянском собрании или великосветского салона, где обсуждали новости, пили шампанское, играли в карты, они из-за принципиальной несхожести своих взглядов на жизнь, вино и казино по сравнению со взглядами остальных присутствовавших «с большой долей вероятности» оказались бы внесёнными в стоп-лист на проход в заведение или, того хуже, получили бы вызовы на дуэли.

Гребнев стал смотреть дальше.

За столиком у окна сидели две дамы на вид лет тридцати. О женском возрасте Олег Петрович всегда высказывался неопределённо. Молодые женщины без стеснения разговаривали по телефону, в них же на экранах что-то показывали друг другу, пили вино и вели оживлённую беседу, скорее всего, о чём-то новом, красивом и полезном. Сударыни, как обращались к женщинам официанты, выглядели одетыми по моде и имели ухоженный вид.

Не высматривая украшения на пальцах, Гребнев определил, что перед ним жёны или подруги, которые расходуют средства своих состоятельных мужчин. Манера поведения и внешний вид говорили, что женщины вряд ли работают, скорее посвящают время себе, но, возможно, развлекаются приобретённым для них малым бизнесом, например косметическим салоном или nail/brow-баром. Детьми они не обременены: маленькие – на руках у нянек, постарше – после уроков в частной школе там же делают домашнее задание и с бабушкой или дедушкой на машине с семейным водителем едут на занятия в спортивные секции. Салат оливье дамы готовить сегодня не будут – всё уже приготовлено домработницами или доставлено из ресторана. «Породу оставляем в стороне, и если дам нарядить, то будут дворянки», – поначалу решил Гребнев.

Дальше память стала подсказывать ему, что женской части дворянства в целом были присущи высокий уровень культуры, образованность, поведение согласно этикету, владение французским языком, интерес к чтению литературы, умение играть на музыкальном инструменте, петь и, в конце концов, танцевать на балах. «Ещё и смартфонов у тех не было», – добавил Гребнев и посмотрел на дам уже с сомнением.

За одним из столиков обедали двое мужчин: один больше говорил, другой больше ел и для поддержания разговора делал головой неопределённые движения. У ног того, кто ел, на низкой подставке стоял новогодний пакет из плотной бумаги, очевидно, подарок. Гребнев решил, что чиновник получает поздравление от коммерсанта. Судя по тому, что аппетит у коммерсанта отсутствовал, инициатива обеда принадлежала не ему.

Гребнев предположил, что «чиновник» теперь думал: «Не засветился ли я, сидя здесь с этим деревенщиной? Но очень хотелось поесть суточных щей в горшочке, а пакет для подарка “крестьянин” выбрал правильный – без названия своей компании, соображает всё-таки». Олег Петрович посчитал, что «чиновник» мог бы поприсутствовать в своей же роли в XIX веке, но называть его дворянином не хотелось.

В отдалении сидели две пары среднего возраста – обедали с вином, весело общались и периодически дружно смеялись. Не утруждая себя сомнениями, Гребнев определил их как семьи квалифицированных специалистов, рабочее время которых проходит за компьютером. Управляющие фондами или дизайнеры с фамилией, что-то такое, но профессионально успешные люди. «Профи Новый год отметят не дома, а с компанией где-нибудь в шумном месте, например в ночном клубе. Дома, в его якорном понимании, у них, скорее всего, нет – арендуют жилплощадь, там и проживают. Они ещё думают, где у них в недалёком будущем построится дом – здесь или в другой стране, может, и сейчас обсуждают. Неопределившихся в историю не берём», – решил Гребнев.

Следующими оказались двое обыкновенных на вид мужчин в возрасте за пятьдесят с жёнами – все одеты, как показалось Олегу Петровичу, без изящества. Мужчины объявляли тосты, чокались рюмками и выпивали, дамы с небольшими перерывами отвечали на телефонные звонки. Общее оживление за столом указывало, что Новый год к ним уже пришёл. Гребнев сообразил, что это гости из региона: приехали в столицу потратиться и отдохнуть, а жёны принимают поздравления с малой родины, где Новый год, наверное, действительно наступил. Не разбираясь с социальным положением приезжих, Олег Петрович решил облачить мужчин в халаты и отправить на природу в сельскую местность.

Присутствовала группа китайских туристов. Одетые тепло, для пешей прогулки, они листали путеводитель и, возможно, обсуждали дальнейший маршрут освоения территории или прикидывали, как русские названия звучат на китайском. Местный праздник Нового года для них ничего не значил. У китайских товарищей свой Новый год и вообще календарь жизни. Гребнев мысленно поздравил их с успехами и пожелал «счастливого Нового года и Рождества». Туристам не было никакого дела до него и всех остальных вокруг.

Оглядевшись, Гребнев подумал, что сегодня дворян мало, и решил, что все ярлыки навесил.

«Ну что ты, в самом деле, дворянин не дворянин… Портреты им сочинил, физиономист нашёлся… – слегка пожурил он себя. – Это такие же люди, как из массовки на съёмках: идёт по залу в окружении свиты, голубая лента через плечо, мужчины встречают поклонами, женщины реверансы делают, а у самого ни роли, ни даже слов нет. Да, но какой вид имеет!.. – поспорил сам с собой Гребнев, вспоминая увиденное на съёмочной площадке. – Никто не будет думать, что “князь ненастоящий”. А почему? Потому что зритель смотрит и знает, что купил билет и ему рассказывают историю, а тут вроде как сама история происходит, а то, что жизнь именно такая, верить никто не хочет. Не умничай, идти пора».

Ещё он подумал: «Интересно посмотреть, как проходит ”сказочная ночь“ для тех, кому продали билет, и для тех, кто сам решает, какая сказка будет ночью. Понятно, что не для всех… А есть у них что-то общее, кроме билетов на сказку? Опять меня заносит… Ладно, как-нибудь…»

Напоследок Гребнев причислил себя к продвинутым специалистам, но с ясными представлениями о доме и определившейся любовью к Родине, самоназвался дворянином и удовлетворённо допил кофе из маленькой кремовой чашки. Музыка закончилась.

Желая получить счёт, Олег Петрович поискал глазами официанта и, немного обернувшись, посмотрел себе за спину, в угол зала, где стоял сервировочный шкафчик, которым пользовался персонал ресторана. Оказалось, что позади Гребнева, за столиком на двоих, спиной к нему сидел мужчина и напротив мужчины тоже кто-то сидел. Олег Петрович не заметил их раньше. Официант стоял как раз рядом с этим столиком.

Привстав и развернувшись, совсем уже неприлично Гребнев заглянул поверх плеча мужчины и увидел девочку, как ему показалось, лет около десяти, с русыми волосами. В руках она держала столовые приборы, перед ней на тарелке лежал эклер. Девочка заметила странное поведение Гребнева и посмотрела на него умными глазами. Во взгляде ребёнка он прочитал обращённый к нему вопрос и почувствовал неловкость.

Начала складываться новая мысль, но Гребнев не успел задуматься, так как ощутил в кармане пиджака вибрацию смартфона. Он присел на стул, достал «дрожащий» аппарат, посмотрел, как на экране определился входящий звонок, а затем сдвинул зелёный кружок приёма вызова.

– Слушаю вас, – сказал Гребнев, сосредоточившись в ожидании начала разговора и ощущая лёгкий душевный трепет.

– Здравствуйте, Олег Петрович, – раздался мужской голос с уверенно деловой интонацией.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич, – ответил он, стараясь попасть в ту же тональность.

– Примите к сведению: я подписал вам поручение, курьер отправлен. Не затягивайте с исполнением. Всего наилучшего.

– Я понял. Спасибо, Сергей Сергеевич! До свидания, – успел сказать Гребнев, как его собеседник закончил разговор.

Волнение исчезло, и он почувствовал радость: произошло то, ради чего Гребнев приехал в выходной день на работу, – получено новое задание. Никакой неожиданной встречи с заказчиком не состоялось, просто его главный заказчик ему позвонил, и сразу открылись новые перспективы. Этого достаточно, это то, что Гребнев желал.

Ни о чём больше не рассуждая, он оплатил счёт за обед, оделся в гардеробе и вышел из ресторана.

Ускоренным шагом Гребнев направился в свой офис, который располагался в здании на другой стороне улицы – в деловом центре на углу Пушкинской площади и Тверской, который прославился тем, что как-то выгорел дотла и годы стоял заброшенным пепелищем, пока его не восстановили.

Лёгкий мороз холодил лицо. Тротуары зачистили от недавно падавшего снега. Снежные кучи дожидались у края проезжей части, когда их вывезут на плавильные пункты. Обычная погода для зимы.

* * *

Звонил Гребневу Сергей Сергеевич Петров – важный чиновник, начальник управления. Неудивительно, что деловой звонок от него раздался, когда люди в основном уже занимались последними приготовлениями к новогодним праздникам. Производственный календарь Сергея Сергеевича зависел не от чёрных и красных дней, а от загруженности делами и их срочности. Петров являлся весьма ответственным лицом, и обязанностей у него хватало. Для выполнения служебных задач он работал столько, сколько требовалось для их успешного выполнения, и не считался со своим личным временем и временем других. По-иному быть не могло.

Гребнев знал Петрова не так чтобы давно, но уже несколько лет. Отношения между ними строились строго формально, на основе договора об оказании консультационных услуг. В документе стояла подпись Сергея Сергеевича, как и на заданиях, выдававшихся Гребневу время от времени в соответствии с договором. Сергей Сергеевич не являлся начальником для Олега Петровича, но в действительности именно от него зависело успешное существование компании Гребнева: удовлетворённость Петрова в результатах исполнения его заданий имела ключевое значение для зачисления и пребывания в обойме ведущих экспертов-консультантов.

Ходить к влиятельным людям хорошо с любыми докладами: улучшается качество жизни консультанта и открываются разные дополнительные возможности. Работая для Петрова, Гребнев старался как мог. Проектов первостатейной важности пока не случилось, но называть незначительным то, что сделано, было неверно.