Песни Серебряных Струн. Песнь вторая: «Волшебник и вор».

– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! – отчеканил исполнительный распорядитель.

Госпожа Миррэтрис кивнула ему, и ловким движением руки заполнила бальный зал искристым звёздным туманом очередного магического фейерверка, приведшего в восторг и танцующие пары, и немногочисленных наблюдающих за ними зрителей, пока не решившихся плясать. Даже Даан засмотрелся на это – впрочем, совсем ненадолго: волшебница тотчас же потянула его за руку, увлекая прочь из зала.

Менестрель и глазом моргнуть не успел, как оказался вместе со своей возлюбленной у выхода на один из ярусов нижних дворцовых садов. Стража и караульные пропускали пару с таким почётом, какой Даану прежде и представить было сложно.

У самых дверей, ведущих к наружной лестничной галерее, им встретился Юстин да Бэрр.

– Ваше Императорское Высочество, – он поклонился, – я принёс для вас тёплую накидку, а для сударя Тэрена его берет и плащ.

– Благодарю, – кивнула Госпожа. – И напоминаю и вам, Юстин, что я решила прогуляться в дворцовых садах, а сударь Тэрен меня сопровождает.

– Именно так, Ваше Высочество, – лакей поклонился снова. – И ни у кого не возникает вопросов.

– Всё верно, – подтвердила волшебница. – Доброй ночи!

* * *

Погода стояла ясная. Чистое, тёмное небо, лишь чуть подёрнутое дымкой осеннего холода, казалось высоким и прозрачным. Приближающаяся ночь дышала свежестью, заставляя вздрагивать – но Даан был вовсе не уверен, что его руки дрожат из-за прохладной погоды. Госпожа Миррэтрис шагала рядом с ним по лестницам и дорожкам императорского парка, и её волнующая близость, манящее предвкушение предстоящего разговора и тягучее, восторженное, всё ещё поющее во всём теле музыканта послевкусие танца и тесного объятия с ней были истиной причиной его сладкой дрожи.

– Мёрзнешь? – Поинтересовалась Её Высочество, коснувшись руки Даана.

– О, вовсе нет, – прошептал он, благоговея от её касания. – Могу ли я мёрзнуть рядом с Вами?

– Вот и мне интересно, – усмехнулась волшебница.

– Правда? – Просиял довольный Даан, чуть ускоряя шаг так, что до того, чтобы обнять её, оставался один лишь вздох.

Госпожа Миррэтрис, однако, легко и изящно остановила его порыв. Менестрель даже не понимал, разочаровывает это его, или больше восхищает. Он улыбался яркому калейдоскопу собственных ощущений, стремясь попробовать эмоциональный привкус каждого из них.

– Сюда, – позвала волшебница, и Даан шагнул следом за ней под сень мраморной беседки, скрытой среди статуй, хрупкой осенней листвы и поздних цветов, скрашивающих закат уходящего в небытие года.

Здесь было тепло – не иначе как работала архадская магия, и горели мягким, каким-то волшебным светом изящные люминарисовые фонари, искусно расставленные внутри и вокруг беседки. Где-то недалеко хрустально журчал небольшой фонтан. Музыка, шум торжественного бала и пиршества не достигали этого места, словно оно было отрезано от всего другого мира. Как знать? Может быть, так оно и было, и Госпожа-волшебница сейчас специально сделала так, что никто не услышит и не побеспокоит их? Такое точно в её силах, Даан ни на мгновение в этом не сомневался!

– Я хотела спросить тебя, – начала, наконец, леди Миррэтрис, когда они устроились у мраморных колонн близко, глядя друг другу в глаза, словно между ними в этот момент не было никаких ограничений или правил. – Спросить о той песне, что ты исполнил сегодня. Её основной музыкальный мотив. Расскажи о нём.

– Он не принадлежит моему перу, если Вы об этом, моя прекрасная Госпожа, – ответил Даан прямо. – Я и думать не смел о том, чтобы присвоить его себе. Лишь использовал, аранжировав, некоторые его элементы, и написал текст, конечно. И, разумеется, я не испытывал и тени сомнения в том, что Вы сразу же это почувствуете…

– Откуда ты знаешь эту мелодию?

– Как я и сказал, – Даан сложил ладони, – этот мотив появился в моих руках по волшебству. Правда! Помните мою мандолину – которая досталась мне в наследство от моего отца? А помните золотые узоры на ней? Вы совсем недавно рассматривали их, прикасались…

– Да, я помню.

– Так вот. Если выписать этот узор как, в общем говоря, ритм, и переложить на ноты – получится как раз эта самая мелодия.

– Забавно, – промолвила Госпожа Миррэтрис, чуть помолчав, и отведя взгляд. – Я эту мелодию тоже слышала от своего отца. В детстве… Он часто напевал её мне, когда мы с ним были одни. Текст песни, конечно, был совсем другой, но мотив её я помню очень хорошо. Я любила эту песню всей душой.

Волшебница замолчала. Даан во все глаза смотрел в её лицо, пытаясь понять, о чём она думает. Но он не смог – или не посмел, не решился и предположить её мысли.

– И каков же будет Ваш вердикт, моя Госпожа?.. – Наконец, спросил он, не зная, что может быть дальше.

– Стоит ли торопиться с выводами и решениями? – Улыбнулась волшебница лукаво. – Ночь ещё даже толком не началась, а ты уже спрашиваешь о том, что будет на рассвете.

– А что будет на рассвете? – Не преминул поинтересоваться Даан.

– На рассвете поблекнут звёзды, – напомнила Госпожа. – Их и сейчас в этом парке не очень хорошо видно, даже если пытаться разглядеть специально. Слишком здесь светло.

Она поднялась на ноги.

– Ты хочешь посмотреть на звёздное небо?

– Если быть с Вами совершенно откровенным, моя прекрасная Госпожа, то прямо сейчас я во все глаза гляжу на ярчайшую из всех звёзд.

– Дурак, – усмехнулась она напыщенному комплименту. – Я спрашиваю тебя серьёзно.

– И так же серьёзно я вам отвечаю! – Заметил Даан, делая такое лицо, словно он был учёным мужем. – Вы – самая яркая звезда для меня. На земле ли, в небе – не важно.

– Стало быть, ты больше не хочешь посетить астрономическую башню цитадели Цере де Сор? – Шутливо уточнила волшебница.

– О! – Даан поднял палец. – Если вопрос поставлен таким образом, то – Боги великодушные! – конечно же я хочу туда попасть! Подняться на самый верх, и быть ближе к звёздам рука об руку вместе с моей самой желанной звездой! О чём ещё я смел бы мечтать в такой вечер?! А, впрочем, есть кое-что, но всё это тоже связано с Вами…

– Ты неисправим, – отмахнулась Её Высочество. – В цитадель отправимся немедленно. И верхом.

– Как будет Вам угодно, моя Госпожа, – Даан, наконец, решился поцеловать ей руку, испросив на это позволения и получив его одним её взглядом.

Они поспешили пустыми освещёнными дорожками парка в сторону императорских конюшен.

* * *

Последнее, что заботило Даана – то, что сейчас, одетый в лёгкий камзол, поверх которого был наспех накинут тёплый плащ, он тотчас замёрзнет, стоит им с волшебницей галопом пустить своих лошадей по мосту тысячи звёзд.

– Государыня! – Конюх с десяток раз раскланялся перед Её Высочеством. – Скакуны осёдланы по вашему велению!

– Славно, – ответила волшебница, позволяя ему самолично придержать ей стремя. – Мы едем в цитадель. Я не делаю из этого тайны – если вдруг тебя спросят, хватившись нас. Однако я не желаю, чтобы кто-то беспокоил меня в этот вечер. Да и до самого утра, пожалуй. Так и скажешь, если придётся.

– Слушаюсь! – Старший конюх снова поклонился, как и все его помощники, лакеи и подмастерья.

Даан, пронаблюдав эту картину, вслед за своей Госпожой выехал на мост.

– Держись ближе – и не озябнешь, – посоветовала она менестрелю, и хлестнула своего скакуна. Даан тотчас рванул за ней, стремясь не отставать, и правя своей лошадью так, чтобы между ними едва оставался шаг.

На пустом, ярко освещённом фонарями Мосту Тысячи Звёзд, что соединял Императорский дворец и цитадель Цере де Сор, было пусто и всегда безлюдно, а ветер гулял свободно и легко, охватывая строгий серый камень моста и волны залива Гратт-Эскапьён своим морозным дыханием. Но, не смотря на это, рядом с Госпожой Миррэтрис было почти жарко – словно она, несясь сквозь тьму яркой стрелой, разогревала сам воздух вокруг себя. И так оно, кажется, и было на самом деле! Стоило Даану чуть отстать – становилось холоднее; шел вровень – купался в тепле и сладком предчувствии скорой беседы и поцелуев среди звёзд. В том, что они будут, у него не было ни единого сомнения. Уж он-то был готов приложить все мыслимые и немыслимые усилия к тому, чтобы поскорее вновь почувствовать блаженство вкуса губ его прекрасной Госпожи!

У ворот цитадели их встретила стража, любезно и сдержанно выполнив все данные Её Высочеством поручения: не беспокоить, не афишировать, не привлекать внимания к тому, что она вернулась, когда и с кем. Стражники салютовали, кивая коротко и послушно. Даан, чуть из-за их покорности ревнуя Госпожу, и мысленно потешаясь сам над собой из-за этого, поспешил вслед за возлюбленной волшебницей по внешней галерее – к высочайшей башне Цере де Сор.

– Можем подняться по лестнице, а можем на подъемной платформе. Она останавливается на каждом из ярусов, – предложила Госпожа Миррэтрис.

– Лестницей! – Выпалил Даан. Ему хотелось шагать и шагать самому, рядом с нею, поднимаясь всё выше и выше к звёздам.

Как же давно он мечтал и надеялся подняться по этим ступеням!.. Как будоражило его душу то, что он сейчас увидит, услышит и почувствует!.. Шелест платья Госпожи Миррэтрис, идущей впереди, звук их шагов, дыхание, лёгкий гул в ушах…

На последнем ярусе, куда они, наконец, поднялись, оказался огромный просторный зал. Высокий потолок уходил вверх куполом, из-под которого струился золотистый свет. Казалось, сквозь этот купол виднелось само звёздное небо. Зал был полон книг в невероятно красивых переплётах, кристаллов на подставках и каких-то безумных магических приборов, сверкающих на невысоких постаментах. Даану вдруг показалось, что здесь хранится сама история, вековые тайны – и не столько смертных людей, но и Высших рас – и архадов, и остальных из пяти, и что-то ещё выше и величественнее – нечто Божественное, незримое, но осязаемое – даже больше, чем в любом из святых храмов Эйланда.

– Располагайся, – предложила волшебница, указывая на одно из кресел у небольшого круглого столика. Даан огляделся, и понял, что мебели в этом зале, в целом, довольно много. Кресла, высокие стулья, банкетки, даже небольшие кушетки – всюду можно было удобно устроиться с книгой или какими-нибудь записями, и полностью погрузиться в работу или чтение в этой чудесной, по-настоящему магической обстановке. А какая акустика в этом зале!.. Вот бы сыграть здесь – и лучше всего бы на скрипке!.. С собой, впрочем, у Даана всё так же была его верная мандолина – он примостил её как раз у кресла, которое занял, и решил непременно сыграть на ней, как только Госпожа Миррэтрис отдаст ему соответствующее разрешение.

– Думаю, после всех этих скачек и подъёмов тебе следует отдышаться немного, – предположила волшебница, наливая ему напиток в красивый кубок из переливающегося гранёного хрусталя, и подогревая его лёгким касанием. Даану было и лестно, что Госпожа так ухаживает за ним, и немного обидно – он сам, всей душой, хотел бы поскорее снова подавать ей напитки, писчие перья, блокноты с записями и книги, если она только пожелает.

Его жадное стремление присутствовать в жизни волшебницы – во всех её проявлениях, до любых, даже самых банальных бытовых мелочей и ежедневной рутины, не казалось ему чем-то удивительным или выходящим за рамки его собственной личности. Напротив! Всё это для него было желанным и естественным, как часть самого себя, как ещё одна грань его чувства к прекрасной Госпоже Миррэтрис, которое с каждым мгновением становилось всё крепче и жарче в его душе, поражая новой и новой глубиной привязанности. Разве можно было быть влюблённым – любящим! – сильнее? Оказывается, можно. Разве он задумывался о том, что хоть когда-нибудь мог бы полюбить кого-то так? Оказывается, мог!.. И жадно пил это осознание, это чувство, это счастье, этот бесконечно длящийся миг нежного касания руки Госпожи, её мягкий, чуть насмешливый, пронзающий самое сердце, взгляд, улыбку её губ – ярких, манящих и бесконечно желанных.

– Тебе нравится быть здесь? – Поинтересовалась волшебница, устроившись напротив него.

– Мне нравится быть подле Вас, моя Госпожа, – напомнил Даанель, и поспешил добавить, – но, разумеется, находиться в башне магов цитадели Цере де Сор для меня действительно сравнимо волшебству. Я давно хотел побывать тут, и должен признать, что реальность, пожалуй, лучше любых ожиданий! Я и представить, в общем-то, не решался, что может быть внутри этой великолепной башни, а здесь… мы с Вами! Да, да, я совершенно неисправим, и вовсе о том не сожалею!

Госпожа Миррэтрис лишь рассмеялась, покачав головой. Видно, и правда не ждала от своего менестреля другого ответа.

– Что ж, так или иначе – тут мы ближе к звёздам чем, пожалуй, в любом уголке этой империи. Не считая, разве что, горных вершин. Но там созвездия будут лишь в недосягаемой выси, а здесь всё может быть и по-другому.

Она взмахнула рукой, и купол потолка потемнел, померк свет во всём зале, и, повинуясь её жесту, засветились некоторые кристаллы на своих хитрых, блестящих подставках. Всё пространство вокруг – от пола до кажущейся теперь бесконечности над головой заполнилось звёздами, сплетёнными в причудливые хороводы созвездий, переливающимися туманностями – замершими, движущимися, завораживающими взгляд и разум. У Даана едва не закружилась голова в этом внезапно до неузнаваемости изменившемся пространстве.

– Вот это да!.. – протянул Даан, оглядываясь вокруг себя во все стороны.

– С самого детства люблю бывать в этой башне, – призналась Госпожа Миррэтрис. – И эта магия мне тоже близка. Что уж до звёзд…

– А я говорил – Вы – самая яркая из них! Ай!..

Крошечная серебристая молния оставила быстрый, лёгкий и острый укус на его коже. Госпожа Миррэтрис ничего не прибавила к своей магии – только уж очень красноречиво посмотрела. Даан почувствовал себя невероятно довольным, и широко улыбнулся.

Волшебница, встав со своего места, протянула ему руку. Менестрель, с благоговением и удовольствием приняв это приглашение, также поспешил подняться на ноги, и теперь, вновь с наслаждением ощущая тёплое прикосновение нежной ладони своей Госпожи, стоял вместе с ней в окружении плывущих в воздухе звёздных иллюзий.

– Убеждена, тебе знакомы многие созвездия, – предположила Её Высочество, глядя на музыканта. – О каких-нибудь ты, наверняка, и баллады писал.

– Ах, бывало, прекрасная Госпожа моя! – Он улыбнулся, мимолётно окунаясь в воспоминания. – Да и для танцев созвездия породили достаточно музыкальных композиций и песен! Ну хоть вот, посвящённая созвездию Арфы… Слышали? «Арфы звонкой поднебесной звон и пенье звёздных струн в танец лёгкий и чудесный, невесомый, бессловесный всех манит в сияньи лун…»

– Признаюсь, слышала, – ответила Госпожа Миррэтрис. – Как-то даже на летнем Лунном празднике довелось танцевать под неё на балу.

– О! – Даан позволил себе перехватить её руку крепче, словно собираясь повести в танце. – Помните это кружение, которое исполняется на словах припева?

– Помню. Но ты же не собираешься танцевать прямо здесь, в башне?

– Почему нет? – Встрепенулся менестрель. – Впервые в своей жизни я могу вести свою самую сильную и искреннюю любовь в танце среди звёзд! Что может быть волшебнее, прекрасная Госпожа моя? А ответ прост, и так же скрывается в звёздах! Ваш поцелуй, поднимающий в настоящие небеса моё сознание и душу!

– Даанель. Ты совершенно…

– Невозможен, да! – Согласился он, не дожидаясь того, какое слово она для него выберет. – Но ни я сам, ни Вы ничего не можем с этим поделать. Я люблю Вас!

И закружил её. Она рассмеялась, взмахнула рукой, и созвездия поплыли рядом с ними, быстро и стремительно, словно тоже вступили в хоровод их танца.

– Вот и та самая небесная Арфа! – Воскликнул Даан, наблюдая пролетающую мимо сверкающую звёздную иллюзию. – Сколько же в ней звёзд!.. С земли – даже с высоких башен Киннара и в горах этого было не видно!

– А это? Узнаешь?

– О, разумеется! Вот Два Ворона. Там – Песочные Часы. А это – ожерелье. Не удивляйтесь – я часто смотрел на небо, и не только над Киннаром. Кое-какие из созвездий Севера мне тоже удалось увидеть собственными глазами во время странствий. Ну а вот это – архадский крест. Любой его знает, пожалуй, даже если небо-то толком не глядел. Хоть название-то уж точно слышал.

– Что ж, верно, пожалуй. А, тебе, значит, увидеть созвездий южного неба не довелось?

– Нет, моя Госпожа, – Даан улыбнулся. – Вам-то жизнь моя – да и приключения, полагаю, тоже – в целом известны так или иначе. Если я правильно помню, досье обо мне ваши дознаватели составили изрядное.

– Порядочное.

– Тогда вы наверняка знаете, что я не далеко смог уйти от границ Империи в царство Ксайтридское. Так, едва-едва ступил на пески Иль-Намийской пустыни. А там ещё картины в небе вполне знакомые. Так что звёзд дальних южных земель я так и не видел.

– Это, в какой-то мере, довольно легко исправить, – Госпожа Миррэтрис вновь повела рукой, и иллюзорные звёзды, стремительно мелькая и смешиваясь, сложились в другой, невиданный для менестреля рисунок созвездий.

– Звёзды южного неба, – прокомментировала волшебница. – Факел, Лоза, Рыба, Спящий Змей.

– В книгах немного иначе смотрелось, – Даан вертел головой, разглядывая созвездия. – Особенно Змей.

– А это – Огненный Цветок, – Госпожа Миррэтрис указала на раскидистое соцветие звёзд, показавшееся Даану едва ли не фейерверком. – Нынче он – южное полярное созвездие.

– Нынче?

– Звёзды тоже движутся, – пояснила Её Высочество. – Раз в две тысячи лет их положение на небе очень заметно смещается. Правда, люди, как правило, не могут наблюдать и оценивать подобные перемещения. А вот архады – да и вообще – Высшие, легко способны вести такие наблюдения. Например, опираясь на их исследования, можно сказать, что звёзды, неторопливо смещаясь, вновь вернутся на те же места, где мы видим их сейчас, только через двадцать тысяч лет. Срок в любом случае весьма немалый. Из тех, кого я знаю, даже эрмелл Ладегросс – старший из всех оставшихся архадов – лишь до половины прошел этот путь. Возможно, среди эльфов есть кто-то старше. Но звёздное небо, скорее, больше интересовало драконов – магических созданий воздуха. Они были ближе всех других к небу, и это понятно. Впрочем, теперь, после завершения Войны Великой Триады, о расе Дрэкнейт остались лишь воспоминания, легенды да записи. Ничего более…

– Двадцать тысяч лет… – произнёс Даан, вглядываясь в лицо своей Госпожи, окруженное ореолом звёзд. – Я даже представить себе не могу, кажется, насколько это много! И вы за эти годы…столетия… тысячелетия не изменитесь?..

– Изменять меня будет только приобретённый опыт, накопленные знания и пережитые события, – она посмотрела прямо в его глаза, и менестрель почувствовал, что снова тонет в них, уже не замечая звёздного зала вокруг. – И если эти самые пережитые события не будут ломать моего магического естества, внешность моя поменяется не сильно.

– О, Боги… – прошептал музыкант, едва начиная в действительности осознавать сейчас свою ничтожность рядом с ней, и всю глубину их различия.

– Уже упомянутый мною эрмелл Ладегросс изменился лишь дюжину лет назад. До того никто не отличил бы его от тех, кто на пять-шесть тысяч лет его моложе. Я это помню. Сам он эти перемены в себе объяснял сильным потрясением, тем самым магическим переломом его собственного существования из-за гибели половины переживших Войну Триады архадов. Я тоже была сильно потрясена этим, ведь тогда погиб и мой отец. Но на моей внешности вся боль и горечь утраты никак не отразилась.

– Вы любили отца.

– Очень. Несмотря на то, что это он предрешил моё появление на этом свете – и именно в том качестве, в котором я существую, когда вся моя жизнь подчинена клятвам, долгу и обязательствам. И я знаю, что он бесконечно любил меня, и от души не желал мне той судьбы, для которой я была рождена. Он хотел для меня свободы и счастья, и то, что он – даже будучи могущественным и великим волшебником – не мог дать собственной дочери ни того, ни другого, терзало его.

– Свобода и счастье, – Даан улыбнулся ей мягко и посмел на мгновение прижать её ладонь к своим губам, – не я ли тот, кто сможет подарить их вам?

– О, если бы всё было так просто, – рассмеялась Госпожа, не отнимая руку от его лица, но смех её прозвучал горько. – Я бы не отказалась от такого дара.

– Так позвольте же мне!.. – Он искал в её глазах, в чертах её бесконечно любимого лица хоть смутную надежду.

– Не теперь, – волшебница покачала головой. – Пока – не время, Даанель.

– Ах, время… время, – прошептал он. – Как жаль, что его мерило для нас с вами не одинаково! Моё прошлое растёт, а будущее сокращается. Перед вами же лежит вся вечность… Но при всём этом для нас обоих существует только это короткое «сейчас»…

– Верно, – она кивнула. – И потому я могу сказать лишь одно – сейчас – время для нас. Но ещё не время для истинной свободы, и уж тем более – для счастья. Настоящего, не мимолётного, не иллюзорного как все эти звёзды, что текут вокруг нас в этом зале. Отец всегда говорил мне, чтобы я была очень внимательна ко времени, глядела лишь вперёд и не упускала нужного момента. «…О том, что было, слёз пустых не лей: перед тобою ясный путь небесный. Не опуская головы своей, спеши туда, и мир создай чудесный…» Так звучали строки той песни, что отец пел мне чаще всего. Той самой песни, которую – по твоим собственным признаниям – благодаря волшебству и ты сыграл мне на пиру по случаю дня моего рождения.

– Хотел бы я знать и другие слова этой песни! – Воскликнул Даан. – То, каким был её текст с самого начала. Каким задумывался теми, кто написал её.

– О, эта песня – насколько мне известно – не ограничивается единственным текстом. А для каждого, кто слышал и исполнял её, она была разной. Те слова, что пел мне отец, он узнал от моей матери. Рифмованные строки, музыкальный мотив и крошечный камень – часть ожерелья, которое ей принадлежало – вот всё, что осталось мне в память о ней. Камень этот я ношу на цепочке постоянно – буквально со дня моего непосредственного появления на свет, даже когда надеваю собственные украшения. – Вы хорошо помните свою матушку, моя Госпожа?

– Как Высшая я помню каждый день своей жизни. Но в это самой жизни я с нею не встречалась. – Волшебница повела рукой, и звёздная иллюзия, что заполняла зал, в одно мгновение растворилась в воздухе. Кристаллы погасли, и под потолком снова засиял золотистый свет. – Моя матушка покинула мир ещё до моего рождения.

– До Вашего рождения? – Переспросил Даан, не уверенный, что не ослышался. – Как такое может быть?..

– Представители Высших Магических Рас – одними из которых являются и архады – появляются на свет вовсе не так, как смертные люди.

– Я догадывался об этом, но не думал, что различия глубоки настолько. – Отметил менестрель. – Во время путешествия в Палессу один из эльфов, господин Тиссэнафэй говорил про это. Что сущность Высших не подразумевает вынашивание потомства.

– Так и есть, – Госпожа Миррэтрис отступила от него на несколько шагов, рассматривая вставленные в блестящие рамки и подставки магические кристаллы, словно выбирая нужный. – Но понять это может быть сложно. Что ты знаешь о Высших расах, вообще?

Даан на миг задумался, припоминая всё, что хоть когда-нибудь слышал по этому вопросу.

– Пожалуй, я знаю о Высших лишь то, в основном, что было известно о них во Вдохновенном Киннаре, где они жили задолго до того, как позволили людям прикоснуться к величию этого города. Знаю, что Боги, создавшие мир Эйланда, и давшие ему – словно единое сердце – солнце, словно два начала – мужское и женское – две луны, словно рождение, жизнь и смерть – реки, деревья и горы, словно четыре внешних планеты – четыре сменяющих друг друга сезона, дали существование и Высшим расам, наделённым мудростью и Магией. И были эти магические существа олицетворениями пяти базовых элементов природы – земли, воздуха, огня, воды и духа… И уже потом из шести металлов, олицетворяя их, появились и смертные люди. Что же касается Высших – Киннар полнился легендами об их былом присутствии, их чудесах. В сердце города был разбит великолепный цветущий сад, полный величественных статуй, где искрились пруды и фонтаны, горел неугасающий огонь, а в галерее, в которую никогда не иссякала череда желающих полюбоваться чудесами, хранились невообразимо прекрасные украшения с драгоценными камнями. Говорят всё это – наследие тех времён, когда в Киннаре сосуществовали Высшие расы. Иногда – редко – кое-кто из эльфов-холтэлэр посещал великий Город, как в старину. Но при мне такое было едва ли дважды…

– Да, существование Высших должно было породить множество легенд, – согласилась леди Миррэтрис. – И, полагаю, тебя не удивит то, что часть таких легенд основана на самых что ни на есть реальных событиях прошлого – приукрашенных и по-своему истолкованных людьми, возможно.

– Не удивит, – улыбнулся Даан. – Художественные вымыслы и намеренные преувеличения играют не последнюю роль в творческом переосмыслении бытия. А для иных людей лишь так события прошлого могут представить собой интерес. Люди любят истории, но ещё больше – истории захватывающие, будоражащие сознание и откликающиеся в душах.