Мир сошёл с ума. Опять?! – 1

– Если ты так ставишь вопрос о своей ответственности перед всем, что творится и к чему идёт наш брак, то в этом плане я ничего не имею против, но со своими поправками. Всё-таки за вдохновение всегда отвечала муза. А она всегда была женщиной, мимолётным, творческим созданием. И было бы как-то неудобно и тяжеловесно тебя записывать в этом качестве. Сам только послушай, как звучит в твоём исполнении муза вдохновения. Вдохновитель. Да прямо тебя давит и прижимает этот чуть ли не подавитель всего тебя. Так что это не пойдёт, Терентий. – Вот как перебивает все самые светлые чувства в Терентии Марфа Андреевна, вдохновительница Терентия на самые остросюжетные, безалаберные поступки.

Между тем Терентий не склонен себя и свои намерения перебивать тяжбами с Марфой Андреевной, готовой в любой момент выступить адвокатом дьявола, стоит только ему не учесть её право на своё личное мнение, и он начинает по порядку разглядывать видимое отсутствие внимание к себе со стороны своих домочадцев. Кои делают неосознанный этой реальностью вид и пребывают здесь из необходимости подчиниться грубой силе обстоятельств своего сыновнего и дочернего долга, часто их убеждающего на практике, что ему противиться будет себе дороже. Оставит их без наличного содержания Папа на французский манер, Ваше представительство для ничего в своей жизни не сделавшего своими руками, а вот ломать не строить Кирилла, и Пред для социологически-культурно и прогрессивно мыслящего Севастьяна, Севы по нынешнему, являющегося блудным сыном по одному культурному наследию, и баламутом и смутьяном по колхозному, если без всей этой божественной беллетристики и философской метафизики.

В общем, смотри, не смотри, ищи, не ищи в этих лицах напротив для себя ответа на вставшие поперёк горла вопросы, ты останешься при своих ответах на эти вопросы. А вот при каких, то тут всё зависит от того, какими категориями здравомыслия рассуждает Терентий. Ну а так как природный фактор и наследственность никто ещё отменить или хотя бы подвергнуть сомнению не сумел, то вот то, что не могло не прийти в голову Терентию, так внимательно располагающего собой в сторону своего наследия и наследства этому миру одновременно. – Мир тесен. – Непонятно к чему и что откуда тут исходит и происходит, это подумал Терентий. – Яблоку негде упасть без того, чтобы не придумать закон всемирного тяготения и что главное, не озвучить закон всемирного мироздания – яблоко от яблока не далеко падает. – А вот эти умопостроения Терентия вносят некоторую ясность в первое его утверждение.

И теперь также становится ясно то, почему Терентий не ожидал дельного ответа от своих домочадцев, наследников не одних только его плюсов, но в основном недостатков по человеческому мнению, тогда как у природы на всё это другие взгляды – если она в тебя что-то вкладывает, то это не по своей прихоти, а только по необходимости той же проверки твоей выживаемости в таких экстремальных условиях, которые и организуют все эти в тебе как бы недостатки – твою тягу к беспорядочной жизни всю в праздности и запоях к примеру. И если ты по примеру Терентия в этих экстремальных условиях не просто выживешь, а ты станешь, не смотря ни на что, преуспевающим человеком, то природа сочтёт тебя за успешный свой экземпляр и даст добро на твоё воспроизводство. Что и видит сейчас перед собой Терентий, чьи труды на пути к своему становлению зрелым человеком не прошли даром.

– Вот только одно мне не ясно. – Всё же у Терентия есть некоторые затруднения по этому поводу. – Если я прошёл через все эти испытания греховности, то на кой природе испытывать моё потомство в тех же областях пагубности. Хотя… Результат тогда считается выверенным, если он достигается через большого количество опытных испытаний.

Ну и главный вывод, к которому пришёл Терентий путём вот такой логической цепочки, – нечего ждать от судьбы благосклонности, если ты и сам к ней её не проявляешь, – так это то, что надо прощупать умонастроения своих домочадцев и начать их готовить к новой для себя жизни. Не только без его опеки, что рано или поздно пришлось бы делать, а всем им придётся себя реализовывать в более чем обычно агрессивной среде, не только непонимающей русского языка, а разговаривающей, понимающей и навязывающей своё понимание жизни и вещей её составляющей на неизвестном во всех смыслах для них языке. И это не просто лингвинистическое препятствие на их пути к своей жизненной реализации, а здесь придётся себя перестраивать и переформатировать под новые формы существования и своего определения для начала и для всех интеллектуального гастарбайтера и потенциального штрейкбрехера при случае.

– Кхм, кхм. – Прочистив горло и дав всем понять, что настало время себя слушать, таким образом нарушил тишину и озвучил свой пролог Терентий. И как только все за столом люди проявили понимание, Терентий начал своё к ним обращение.

– А теперь слушайте внимательно. И не только своими ушами, а душой и сердцем. К кому я в первую очередь и буду обращаться. – Терентий сделал эту присказку, глубоко вдохнул, выдохнул, и, как говорят в таких случаях, пошло, поехало.

– Все мы оказались по воле судьбы и случая, не просто на другой стороне географии, жизни и так уж вышло, но и истории («Истории? Хм. – Чему-то удивился про себя Терентий»), а мы буквально попали в необычную для нашей прежней жизни ситуацию, по своей сути, в другой ореол обитания. Где всё вокруг только внешне мало чем отличимо от того, что считалось нами обычными жизненными обстоятельствами и в порядке вещей, тогда как всё здесь не так и это только внешне так представляется. А всё это требует от нас мобилизации всех наших физических и интеллектуальных сил, и что главное, мы должны отбросить в сторону все наши распри и противоречия, и сплотиться, чтобы противостоять всему тому, что нас здесь ждёт. – На этих словах Терентий к полной для всех сидящих за столом людей неожиданности берёт и поднимает фужер с водой, окидывает всех каким-то многозначительным и напряжённым взглядом, и добивается от всех того, что он вкладывал в этот свой взгляд – присоединиться к нему, взяв стоящий перед собой наполненный заранее фужер, и … После немого тоста, который произнёс таким визуальным образом глава семейства, и который примерно вот такое предполагал в себе: «За наше единство души и тела!», поднесли к своим устам фужеры и по примеру Терентия отпили от него сколько хотели и не жалко.

Когда это, в чём-то необычное и странное действие, было произведено как того требовал и хотел Терентий, видимо решивший через вот такой символический церемониал всех их тут подписать под себя, наставника нового нравственного учения, – они таким образом очищались от прежней скверны по примеру адептов прорубного омовения, – и фужеры были отставлены на стол, то … Чего-то отец родной для кого-то, а для кого-то супруг поднадоевший и доставший во многом, а также Терентий, не последний человек даже в этой природной геолокации, как он про себя думал, в общем, три в одном для описания отношений между этими людьми и самим собой, опять задумал, раз не берётся за столовые приборы, а с той самой хитринкой в своём прищуре, которая так всех выводит из себя и нервирует, начинает исподтишка рассматривать всех их поодиночке и всецело.

Что крайне нервирует и провоцирует на необдуманные поступки всех сидящих за столом людей, исключая, естественно, Терентия, кто и является инициатором всего сейчас происходящего, и кто всё это мог бы прекратить в одно мгновение, взяв столовый прибор, пожелав всех хорошего аппетита, а так как он всего этого не делает, то он аппетита им всем не желает и получается, что собрал он их всех за столом не для обеда. И теперь все эти ближайшие родственники Терентия начинают испытывать к Терентию, скажем так, не совсем родственные чувства (хотя, как сказать), посылая его в одном случае к его чёртовым родственникам, если он не объяснит немедля, какого хрена они здесь делают, а в трёх остальных случаях коллективно намерены, как минимум, пренебрегать всем сказанным Терентием, а по максимуму, достал ты уже всех и может уже пора рассказать, чего ты от нас всех хочешь и чему подчинить, пользуясь тем, что мы оболтусы по твоим словам, ни к чему не приспособлены по твоей между прочим вине и инициативе – нечего было нас с самого детства баловать и потакать всем нашим капризам, отчего мы ничему толковому не обучены и без твоих денег не найдём себя в этой жизни и для начала на что поесть.

В общем, деспот, тиран и что главное, самодур вы, отец родной, раз таким образом решили нас держать в подчинении. И если бы не ваши деньги, то мы бы себя показали. И знаете, покажем, как только акклиматизируемся к жизни на собственное само обеспечение. Для чего и нужен нам плавный переход, за который вы, Терентий Игнатьевич, заплатите по весьма веской причине. Вы за всем этим ведь и стояли.

А между тем, пока супротивная Терентию сторона таким образом пыталась разгадать намерения Терентия в свою сторону, – опять будет всех нас попрекать хлебом с маслом и икрой, которой, между прочим, никогда к столу не подавали, но жизнь в достатке никому представлять не запретишь, – Терентий, как-то так для всех неожиданно произошло, зловеще усмехнулся, и не давая возможности своим родственникам осмыслить эту его насмешку над всеми ними, вот такую фантастическую жесть заявляет, обратившись к ним с вопросом. – Как думаете, что вы сейчас выпили?

На что, естественно, следует икотная реакция рефлексов спрашиваемых людей, одёрнуто бросивших свой взгляд на фужер перед собой и одновременно с этим сглотнувших комок испуганности на то, что Терентий ничего так просто не говорит и от него можно ожидать всего, чего угодно, как правило, странных, неразумных и крайне непонятных поступков. Чем они и страшны для всего его семейства. Ведь Терентий по причине своей самонадеянности может такого учудить в их сторону, что это может стать опасно для их нормальной жизни. И не только в ментальном и морально-нравственном плане, а как прямо сейчас, в физическом плане, если он надоумился кем-то или скорей чем-то из информационного пространства интернета какой-нибудь удивительной идеей.

«Хотите уберечь и обезопасить свою семью от пагубного влияния западных ценностей, вот вам ответ, подмешайте им еду или дайте выпить это приворотное средство под названием блокиратор, и он не даст проникнуть сквозь кору головного мозга, – там будут установлены фильтры, рекомендованные ассоциацией транспантологов, – всем этим ничтожным с морально-нравственной точки зрения идеям», – во такую хренотень нашёл в этом виртуальном пространстве Терентий, и как человек решительный очень и не боящийся ставить эксперименты на своей семье, добавил этого приворотного средства им в напиток, падла.

Но как сейчас выясняется со слов Терентия, то правда ещё горше и хуже, чем самые смелые ожидания в сторону его пакостного поведения. – Не догадываетесь? – задаётся новым вопросом злободневности Терентий, и у каждого члена его семьи прямо внутри всё закипает и подрывает высказать ему всё то, что он о нём и о таких его экспериментах над живыми людьми думает.

И кто первым не сможет в себе удержать этот порыв страстей, то, конечно, Марфа Андреевна, кто больше всех тут знала Терентия, и кто в себе тоже немного чувствовала вину за то, что в Терентии так и не было изжито за их время совместного брака и проживания. – Всё, Терентий, достал ты всех нас своими выходками. Мы тебя всё терпели и терпели, давая время тебе одуматься и со временем остепениться. А ты только этим пользовался, изверг. Но на этом всё, это была последняя капля в чашу нашего терпения. Кстати, чем она была заряжена? – вот так ловко Марфа Андреевна подведёт разговор к развязыванию языка Терентия. Чего можно было и не делать, когда Терентий и сам собирался обо всём этом сказать, просто он хотел, чтобы его домочадцы себя сами дурни умственно проявили без его подсказок. Тем более подсказки очень информативны и находятся буквально внутри всех нас. Нужно лишь к себе прислушаться и сделать выводы.

И Марфа Андреевна их сделала, с долей язвительной иронии и надеждой на то, что она на этот раз всё-таки насчёт Терентия ошибается, задав ему вопрос: Неужели сыворотка правды?

И что удивительно и крайне интересно, так это то, что этот вопрос Марфы Андреевны вызвал повышенный интерес у всех буквально людей, сидящих за столом, уперевшихся в тот же момент своими взглядами в Терентия, чтобы по мимике его лица раньше всех обнаружить для себя ответ на этот вопрос. – Она самая! – оттуда разил всех наповал такой ответ.

И вот же, бл*ь, сердце прямо в пропасть внутреннего дна упало при виде на лице Терентия ответа на этот свой вопрос. И домочадцы Терентия, ещё в достаточной мере не осознавая, что эта новая для них реальность на ближайшее, хрен знает сколько время, несёт в себе, начинают в чём-то наивно, а в чём-то рефлекторно за себя пугаться и так переживать, как никогда до этого не думали расстраиваться. Где, к примеру, Прасковья в себе хлопотно осела, в край обескураженная происходящим сейчас с собой, где её вынуждают высказаться по актуальному поводу, тогда как раньше и всегда без этого принуждения была всегда готова высказаться. А это как-то сложно для неё понять и воспринять, вводя в состояние когнитивного диссонанса.

– И теперь что, всё время правду говорить? И даже самой себе? И даже перед зеркалом, наедине с самой собой? – аж в лице побледнела подохреневшая Прасковья от такого откровения и ошеломления, ставшими следствием открытия Прасковьей значения всего того, что под собой несёт и подразумевает этот эликсир правды, и боже ты мой, поди что и честности. – Так я что, должна теперь быть честна с самой собой. И всё как есть, ничего не утаивая себе, прямо в глаза и открыто говорить: какая я дура, раз такое значение придаю внешней красоте, всем при этом демонстрируя, что меня это совершенно не волнует. – А вот и первый приступ истерики и «чеснока» с самой собой Прасковьи, начавшей в себе теряться и уменьшаться в своём внешнем значении, сползая ногами по полу под стол.

Где её вдруг останавливает только что пришедшая мысль: «А что насчёт моих знакомых?!», и всё это на полпути к той самой точке опоры для приземлённых личностей. А вот люди, живущие в своём пренебрежении к мирским заботам, эти новые неоконы–философы, к которым был ещё недавно и когда-то близок Терентий Морозов, не просто так наживавший свои капиталы на неспособности человека рассуждать рационально и категориями глобального мировоззрения, а всё это делалось для одной лишь цели – достижения осознания полной свободы, на подобие буддийской мокши, совершенно на другие жизненные принципы опираются. А именно на свою беспринципность и не следование никаким установленным правилам и законам, того же всемирного тяготения. Ведь тогда ты действуешь по чьей-то указке, в рамках ограничений и подчинении чьей-то чужой воли. А вот если ты сам устанавливаешь все эти жизненные правила, то только тогда ты можешь считать себя свободным человеком.

И первое, что бросается в глаза при виде этих волевых в первую очередь людей, так это их особое отношение с законами всемирного притяжения и тяготения, так называемой гравитации. Их практически ничего на этой бренной земле не держит и не сдерживает, и они от любого сдерживающего и удерживающего их на месте препятствия и фактора безусловности могут легко отмахнуться, сменив в один момент место своего жительства и родину. – Тьфу на всех вас! Я человек без родины, веры и совести. Я космополит по своему единобожию.

– Мне им тоже что ли всю правду, то есть мою честность в глаза говорить? – Вопросила вновь себя Прасковья, и на вскидку памяти представила поочерёдно всех своих знакомых, с кем она до сегодняшнего дня (что касается завтра, то что-то она теперь не слишком уверена в этом) имела общественные и публичные отношения. И что только сейчас осознала и поняла Прасковья, так это то, что она со всеми своими знакомыми и даже друзьями общается в вот таком своём мысленном представлении всегда так, как они того заслуживают своим поведением и жизненными характеристиками (то есть честно). Прасковья, как и всякий другой человек действует от реакции человека, а когда она сама задаёт тон общению и отношениям, то… Это тоже реакция на свои внутренние потребности и интуитивные ощущения в сторону того или иного человека, на чей счёт по его внешнему виду и по проскальзывающим в его поведении характеристикам формируется своё мнение. Чего никогда нельзя добиться при прямом общении.

– А если я с ними буду честна, как сейчас, без всего этого умалчивания в них того, что называется ничего человеческому уму и его отдыху от себя не чуждо, то сможем ли мы и дальше продолжать наше знакомство и общение? – Прасковья задалась новым вопросом, представив, а точнее с моделировав одну такую ситуацию с кругом своего основного общения. Где их разношёрстная компания численностью ровно семь человек, была бы собрана на одной из вечеринок прямо в одной из комнат для дружеского общения и для того, чтобы чем-то себя эдаким занять. Чего как раз и нужно было Прасковье, решившей этим моментом воспользоваться и в игровой манере выяснить для себя, как будет работать эта её новая концепция систематизации своей жизни.

Здесь крайне необходима пояснительная ремарка, поясняющаяся почему был сделан такой акцент на таком численном составе этой дружеской для Прасковьи компании. А дело в том, и это есть природный фактор сути женского представительства в лице Прасковьи, что она мерила мир недельным шаблоном, являющимся для неё фигуральным горизонтом планирования и разметки жизни, исходя из которого она и с собой определялась, как на всё это реагировать (если сегодня понедельник, то у неё забот полон рот, а вот если воскресенье, то сами понимаете, надо готовиться к понедельнику; итак каждый день без всякого отдыха) и попутно к этому она несколько поступала самонадеянно к своим товарищам из этой компании, каждого из них соотнеся к одному из дней своей жизни.

А узнай каждый из них об этом, то каждый бы захотел быть для Прасковьи Пятницей (тебя всю рабочую неделю ждут нетерпеливо, окунаясь в этот день с головой, часто с неразумной), а не Средой, как многие подозревают в себе середнячка и статиста, без особого насчёт себя выделения. И уж точно не Понедельником, – это уж вы меня увольте, значит, собираетесь на мне вывозить все свои проблемы, а как только я для вас всё решу, то вы со спокойной душой и без всякой благодарности в мою сторону, – спасибо не считается, – пойдёте отдыхать и развлекаться с Пятницей, – кто будет видеть и чувствовать себя используемым. Что касается Вторника, на чей счёт нет точной ясности, и он скорее является переходным периодом, то с этим своим назначением на не ясные в будущем и сейчас перспективы, согласится разве что тот, кто звёзд с неба не хватает и он принимает свою данность.

Дальше, после, ни рыба, ни мясо Среды идёт многообещающий и интригующий Четверг, который чем-то загадочен и к которому всегда много вопросов. И за Четверг, пожалуй, захотят побороться, как за Пятницу, Субботу и… С Воскресеньем вопрос не так однозначен для людей практического и рационального склада ума, всегда видящих чуть дальше того, что есть. И они уж точно видят за воскресеньем понедельник, и такая их близость не может свободолюбивого человека не удручить этой ожидаемой заботой.

Ну а как и по какому личному принципу Прасковья больше про себя распределяла эти имена среди своих знакомых, то тут вопросы личного и личностного пристрастия к ней и не к кому бы то другому. Что возможно, а возможно нет выяснится по степени её углубления в модуляцию своих мыслей.

– А теперь предлагаю сыграть в одну интересную игру, под названием «Правда или действие». – Подловив всех вокруг людей на разговорной паузе, Прасковья закидывает эту наживку для расслабленного и скучающего разума людей. И они однозначно и ожидаемо Прасковьей реагируют на самую действенную наживку в виде любопытства и желания подёргать свои нервы.

– И что это за игра? – немедленно задаётся риторическим вопросом, честно, если сказать, а так только теперь и будет говорится Прасковьей, то слишком гиперактивный и выскочка Френсис Факт Феррари, у кого и имя не настоящее, а есть факт его подражания кому-то более основательному и блестящему (во как уже попёрло Прасковью на честность и откровенность), а вот кто он по недельному шаблону для Прасковьи, то это достаточно интересный вопрос (уж точно не Понедельник и не…Да хрен знает он кто! Неужто Четверг?! Почти как по Честертону). И тут же он сам и даёт ответ на этот вопрос в своей умозаключительной манере, исключающей другие варианты осмысления того, что есть и все тут видят.

– Не та ли самая игра из кино, которая при любом варианте выбора приводит к аннигиляции игрока? – И вот что поделать с этим Френсисом, сразу для всех тут навязавшим свои выводы.

И только одна Прасковья может оспорить Френсиса. И не только потому, что она с моделировала всю эту ситуацию и сама сделала этого игровое предложение, а хотя бы потому, что она самая язвительная и изобретательная на твою выволочку из всей компании стерва. А вот эта честность Прасковьи по отношению к самой себе ставит её, не то чтобы в неловкое положение перед самой собой, а в непонятную для её рассудка растерянность. – И что, мне этому открытию радоваться или как?! – уже в который раз за это короткое время задалась к себе вопросом Прасковья, и тяжело вздохнула в качестве ответа на этот свой вопрос, догадываясь, как ей теперь будет сложно уживаться с этим новым для себя открывшимся качеством души.

– Намекаешь на фатальность человеческого выбора. Где он по своей сути не делает выбор, а он выбирает для себя лишь свой путь, ведущий к той самой цели, которую для него наметила его судьба? – если честно, но в другой уже степени значения, то Прасковья приструнила норов Френсиса изящно и для него вполне достойно. И Френсису только и остаётся, как согласиться с таким глубокомысленным выводом Прасковьи насчёт своих умственных качеств и способностей.

– Я же хочу внести небольшие правки в эту игру, – может пора бы и нам показать судьбе, что мы не только пешки в её играх с нами, – сменив мысленную нагрузку на каждое из этих предложений. Где предполагаемая убийственность правды не ставит нас в зависимость от неё, а только мы её определяем. Ну а действие, это всегда есть следствие этой всеми ожидаемой правды, ради озвучивания которой и затевалась вся эта игра судьбой. Итогом которой должна стать правда нашей жизни – мы против тебя уже не ничто. – На этом месте Прасковья делает паузу, дав возможность всей компании вздохнуть и переварить вместе с пивом ею сказанное.

И как только она посчитала, что этого мгновения достаточно, она, как-то очень неожиданно это произошло, подскочив на ноги, и встав ко всем лицом, ко всем и к каждому по отдельности обращается:

– Ну как, дерзнём?

И что тут с ней поделаешь, умеет она подловить и одновременно взбудоражить на неразумные и как все потом уже знают, будут они обо всём этом жалеть, решения самого беспорядочного и им несвойственного характера, лезя, если не в петлю сразу головой, то в омут уж точно. И вся компания вслед за ней подрывается на ноги, и себя подбадривая и настраивая на сумасшествие и сумасбродство дальнейших действий, орёт:

– Дерзнём!!

Ну а пока все находятся в таком приподнятом состоянии и накале мыслей, Прасковья, пресекая любую возможность на возврат и обратный отчёт, сразу же ловит на вопросе правды и честности всё того же Френсиса, раз он ближе к ней стоит и всегда и во всём желает быть первым. – Френсис, к тебе вопрос или правда. – Обращается к Френсису Прасковья, в момент заглушая шум восторженных сердец и воодушевления людей здесь стоящих. – Ты в каждой дырке затычка. – Задаётся вопросом или констатирует факт реальности с Френсисом Прасковья, что совершенно непонятно из интонации подачи этой информации Прасковьей, и получается, что Френсису самому решать, как воспринимать сказанное Прасковьей. И лучше без этих с её стороны подсказок, где она смотрит сквозь него в сторону… – Да с чего она взяла и откуда она знает, что между нами с Милой было?! – прямо холодным ознобом пробило забледневшего Френсиса, в момент угадавшего по этой, едва уловимой ухмылки Прасковьи, куда она в его подлую сторону метит.

– А и в самом деле, откуда я это теперь знаю и с чего взяла? – задалась этим вопросом к себе Прасковья. И ответ на эту загадку своего ума ставит Прасковью в другое растерянное положение. – Неужели, эта правда и честность, прежде всего в самим собой, раскрывает ворота разума. И человеку становится доступным ранее им не понимаемое. Природа в ответ на твою честность к ней отвечает тем же. Хм. Это нужно проверить.

А пока что Прасковья в своём лицезрении этой виртуальной реальности проверяет на сообразительность Френсиса Факта, у кого есть большие шансы прозваться Четвергом. И пока все заняты своей несообразительностью в деле уразуметь все эти посылаемые сигналы и намёки Прасковьей, она неожиданно очень для Френсиса сокращает расстояние между собой и им, и придвинувшись своим лицом в предельную близость к одному из его ушей, начинает озадачивать таким своим поведением всех вокруг и в особой степени Милу, а самого Френсиса шепотом проговариваемой загадки.