Брак по расчету

Она, ничего не поняв, крутит головой, оборачивается.

– Кого? – шепотом уточняет она.

– Тебя, это ты.

– А, поняла, – говорит Джемма, протягивая руку Лансу: – Очень приятно.

Ланс ошеломленно смотрит на нее, потом переводит вопросительный взгляд на меня, пытаясь понять, что же ему делать.

Я едва заметно киваю, так что он пожимает руку Джеммы в ответ.

– Я могу взять ваш багаж, если позволите?

– Я бы предпочла сама, это мои вещи, и я не хочу, чтобы они куда-нибудь делись. Я как-то отдала хостес свою косметичку и больше ее не видела. Не хочу наступать на те же грабли.

– Мы не в аэропорту, Джемма, – замечаю я.

– Без разницы, мои вещи остаются со мной.

Отличное начало…

Нас застает врасплох стук каблуков на верхних ступенях лестницы, и раздается слишком знакомый голос:

– Эшфорд, ты подобрал попутчицу по дороге? Разве ты не знаешь, что они все психопаты с уголовным прошлым? – Моя мать смотрит на нас сверху вниз, точно спустившийся на землю бог.

– Мама! Ты разве не уехала в Бат? – настороженно спрашиваю я.

– Смирительная рубашка, – шепчет Джемма.

Моя мать не торопится отвечать. Спускается к нам и произносит:

– Я подумала, что неразумно оставлять твою жену в поместье в одиночестве перед самым королевским визитом. И решила остаться, чтобы разъяснить ей ее обязанности и задачи. Кстати, когда мы ее ждем? – Она замолкает на какое-то время, затем переводит взгляд на Ланса и указывает на Джемму: – Это новая помощница конюха? Ланс, проводи ее к Джону, так она сразу сможет приступить к работе.

– Мама, позволь представить тебе Джемму, мою жену, – невозмутимо сообщаю я.

Холодная маска матери с идеальным макияжем разлетается вдребезги.

Она только что осознала, что перед ней не помощница конюха, а новая герцогиня Берлингем.

– Привет, – здоровается Джемма.

Моя мама смотрит на нее, побледнев от ужаса, и ничего не говорит. Люди ниже ее по рангу приветствуют ее легким поклоном, а мещане – полным поклоном. Джемма же, с гордо поднятой головой, протягивает ей руку и смело улыбается.

– Эшфорд… – начинает моя мать, не зная, как продолжить.

– Да, мама?

– Предстоит много, очень много работы. – Она едва сдерживается.

– Мама… – Я пытаюсь ее опередить, зная, что одно неверное слово может превратить Джемму в бомбу замедленного действия.

– Более чем очевидно, что она понятия не имеет ни о своих обязанностях, ни о положении нашей семьи, ни о том, как вести себя в обществе – и бог знает, о чем еще. Боюсь, что ты привез ящик Пандоры. Эшфорд, ты сделал очень опасный выбор.

– Пожалуйста, не стесняйтесь, представьте, что меня здесь нет, – иронизирует Джемма.

– Конечно, – ледяным тоном отвечает моя мать.

– Мама, возможно, это не самый верный подход в данной ситуации.

– Я жду ее в своем кабинете для осмотра. – Сказав это, моя мать разворачивается на каблуках и уходит.

11

Джемма

Я чувствую себя маленькой. Все вокруг просто гигантское. Поместье необъятное, сам особняк громадный, комнаты безразмерные, Эшфорд высокий, а его мать – засранка олимпийского масштаба.

– Добро пожаловать в Денби, Джемма, – объявляет Эшфорд.

– Твоя мать, которая должна быть в смирительной рубашке, в соглашение не входила, – укоряю его я.

– Ты скоро обнаружишь, что моя мать контролю не поддается, к моему разочарованию.

– Но ты ее слышал? Она сказала, что хочет разъяснить мне обязанности! Непохоже, что ей хочется прыгать от радости, и не пытайся убедить меня, что во всем виноват артрит.

Эшфорд фыркает.

– Признаю, спина у нее уже не та, что прежде, но представь, какой это для нее сюрприз!

– Так же как и для меня. Эшфорд, слушай внимательно: меня не надо ничему учить, и тем более я этого не хочу! – возмущаюсь я, скрестив руки на груди.

Эшфорд вновь поднимает бровь в этой своей отвратительной манере.

– По поводу твоих желаний я и не сомневался, что касается необходимости, если позволишь, у меня есть некоторые сомнения.

Ланс, видя, что напряжение между нами только нарастает, считает нужным вмешаться:

– Могу я предложить герцогам, возможно, уставшим с дороги, немного отдохнуть – и, быть может, принять горячую ванну?

Эшфорд шумно вздыхает:

– Спасибо, Ланс.

Ланс кивает и знаком приглашает нас следовать за ним по лестнице.

Ладно, лестницы у меня дома настолько узкие, что ходить по ним можно только по одному, ступеньки там все щербатые, перила шатаются – из четырех столбиков отсутствуют три. Эта же лестница будто из торгового центра: широкие повороты, красный ковер и скульптуры на перилах. По сути, она сама по себе памятник.

– Я позволил себе подготовить хозяйские апартаменты в восточном крыле, – произносит Ланс с ноткой гордости.

Поднявшись на этаж, мы идем по длинному коридору: пол здесь вымощен мрамором в шахматном порядке, с черными и белыми квадратами. По бокам тянутся ряды тяжелых резных дверей. Не могу избавиться от мысли о замке из «Красавицы и чудовища». Смотрю на Эшфорда, который идет на шаг позади меня, мрачный и нелюдимый. Чудовище у нас есть.

Театральным жестом Ланс распахивает одну из дверей и ведет нас в комнату.

– Это апартаменты леди Джеммы.

– Достаточно просто Джеммы, – говорю я, чтобы растопить лед.

Но Ланс не смущается:

– Я вынужден настаивать, леди Джемма.

– Не пытайся подорвать устои, которые старше тебя, – вмешивается Эшфорд до того, как я успеваю возразить. – Никто из домашних слуг не станет звать тебя Джеммой, даже если ты это на стенах напишешь.

Ланс тихонько кашляет, привлекая внимание, и отдергивает тяжелые гардины.

Я стою остолбенев и с открытым ртом. Это и в самом деле замок из «Красавицы и чудовища»!

Комната просторная, полы укрыты коврами с ворсом в ладонь толщиной, с двумя громадными арочными окнами и мягкими подоконниками. Справа от меня кровать с балдахином – трехместная, не иначе! К дьяволу Эшфорда! Я могу месяцами жить в этой комнате и умереть счастливой.

– Вам нравится комната?

– Черт побери, Ланс, ты серьезно спрашиваешь? Ты бы видел, где я жила раньше! У меня было окно размером с поднос из кафе быстрого питания, и к тому же на него постоянно писали собаки!

Ланс озадаченно поворачивается к Эшфорду, но тот безразлично машет рукой.

Я начинаю открывать двери: та, что справа от кровати, ведет в комнатку со множеством полок.

– Это ваша гардеробная, миледи.

– Не верю своим глазам! Эй, Ланс, вот это больше похоже на мою старую квартиру, можешь мне поверить! – заявляю я, бросив сумку с вещами прямо в центр огромной пустой гардеробной.

– А здесь ванная комната, – объявляет Ланс, указывая на дверь слева от широченной кровати.

Ванная? Это же просто спа-салон! Ванна олимпийских размеров, душ, в котором можно жить, и туалетный столик в точности как у кинодивы.

– Думаю, я начну с этой комнаты, – объявляю я, разглядывая бутылочки и пузырьки разного назначения, собираясь как можно скорее плюхнуться в ванну и отмокать.

– Хорошо, вижу, ты всем довольна. Могу оставить тебя обустраиваться. Увидимся за ужином, мне надо заняться делами, – говорит Эшфорд, выходя из комнаты. Ланс идет следом.

– Погодите, а это? – спрашиваю я, указывая на двустворчатую дверь в стене напротив кровати.

Ланс, невозмутимо повернувшись ко мне, отвечает:

– Она ведет в спальню его светлости герцога.

Эшфорд выглядит так, будто на него вылили ведро ледяной воды.

– Прости, Ланс, а как же моя комната в западном крыле?

– Ваша мать герцогиня распорядилась приготовить хозяйские апартаменты для вас и вашей супруги. Разумеется, решать, кхм, какой комнатой пользоваться, только вам. – И Ланс меняет тему на менее щекотливую. – Нам также дали распоряжение приготовить все гостевые комнаты в западном крыле в преддверии… – Ланс понижает голос и почти шепотом продолжает: – королевского визита.

Эшфорд начинает крутиться на месте, точно кот без усов.

– В этом доме все с ума посходили! Я никогда не говорил о том, что перееду в другую комнату! Я вообще хоть что-то здесь еще решаю?

Ланс не уступает:

– Распоряжение звучало достаточно разумно.

Эшфорд широким шагом пересекает мою комнату и резко дергает на себя створки дверей, ведущих в смежную комнату. За ними оказывается еще одна такая же двустворчатая дверь, которую он столь же яростно распахивает.

– Они это взаправду, – раздраженно бормочет он про себя, видя, что все его вещи перенесли в эту комнату.

И я тоже с ужасом осознаю, что Эшфорд, который должен был находиться в километрах от меня, будет спать в соседней комнате.

Эшфорд с силой хлопает дверью и в ярости выходит в коридор.

Мы с Лансом остаемся стоять, обмениваясь изумленными взглядами.

– Если леди Джемма позволит, я откланяюсь. Герцогиня-мать ждет вас в своем кабинете для краткой беседы.

– А у Смирительной Рубашки имя-то есть?

– Что, простите?

– У Смирительной Рубашки, матери Эшфорда, есть имя?

По напряженному выражению Ланса я понимаю, что он с трудом сдерживает смех.

– Леди Дельфина.

Уверена, выходя, Ланс шептал себе под нос: «Смирительная Рубашка», – и посмеивался.

Позвонив родителям и сообщив о своем переезде, я заверяю их, что вернусь проведать их при первой возможности, а потом собираюсь с духом перед встречей со Смирительной Рубашкой.

Ее кабинет я искала сорок пять минут!

Обнаружила, что лестница здесь не одна, а по одной на каждые двадцать шагов, и готова поклясться, что, когда я приехала, их тут не было.

А коридоры? Их тут больше, чем на вокзале Кингс-Кросс!

Снова натыкаюсь на Ланса, который, поняв мои затруднения, показывает мне дорогу к пресловутому кабинету Смирительной Рубашки.

Он объявляет о моем прибытии, а потом бросает меня на растерзание леди Дельфине.

Она сидит в кресле у окна, а за ее спиной стоит великанша с тугим пучком на голове.

Лицо Дельфины не выражает ничего: кожа подтянутая (подозреваю, из-за пластической операции), пепельно-русое каре (свежеокрашенное) неподвижно, затвердевшее от лака для волос, а из белого костюма, на котором нет и тени складки, словно он вылеплен из гипса, торчат две худые ноги с острыми коленями (она вообще ест?).

– Дженна. – Она делает мне знак сесть в кресло напротив нее.

– Меня зовут Джемма. Через «эм». Я должна была родиться мальчиком и носить имя Джими, как Джими Хендрикс. А потом акушерка объявила, что родилась девочка, и Джими превратился в Джем-му, – четко произношу я.

Леди Дельфина скептически приподнимает бровь.

– Можем начинать.

– А она кто? – спрашиваю я, указывая на женщину у нее за спиной.

– Маргарет. Моя секретарша по особым поручениям. – Леди Дельфина какое-то время молча осматривает меня. – Встань и повернись вокруг, медленно.

– Зачем?

Свекровь пронзает меня суровым взглядом.

– Потому что так говорю я, и этого основания достаточно. Хочу рассмотреть тебя получше.

Эти аристократы так пыжатся, а волшебное слово «пожалуйста» не произносят никогда.

Я нехотя поднимаюсь и начинаю лениво поворачиваться.

– И долго это еще будет продолжаться? – кисло спрашивает Смирительная Рубашка.

– Я медленно поворачиваюсь, – объясняю я. – Вы сами попросили!

– Это слишком, – фыркает она.

– А мне не уточнили, насколько медленно, – замечаю я, продолжая вращение.

– Довольно, садись. Маргарет, записывай: все переделать. Волосы, руки, лицо, одежду, осанку. Все.

Я плюхаюсь в кресло, закинув ноги на один подлокотник и уперевшись спиной в другой. Дельфина поворачивается ко мне, и ее глаза чуть не вылезают из орбит:

– Это кресло королевы Виктории!

– Что-то я не видела в нем никакой Виктории, когда вошла.

Смирительная Рубашка, не обращая на меня внимания, говорит Маргарет:

– Запиши еще вот что: необразованная и не умеет держать себя в обществе.

– Сколько комплиментов сразу, – иронично замечаю я.

– Что у тебя за семья? Мать, отец, бабушки, дедушки?

– Маму зовут Карли, она преподает йогу и работает в центре холистического массажа. Папа, Ванс, работает диджеем на независимом рок-радио. Бабушку и дедушку со стороны папы я никогда не видела, они умерли, когда папа был совсем маленьким, но знаю, что дедушка был шотландец.

– Шо…тландец? – задушенно переспрашивает свекровь.

– Ну да, фамилия папы – Мак-Пирс, но сотрудница из бюро регистрации ошиблась и записала меня как Джемму Пирс. Просто Пирс, про «Мак» она забыла.

– Хоть раз небрежность госслужащей оказалась полезной предусмотрительностью! Если не будешь всем об этом трезвонить, твое происхождение со стороны отца можно будет опустить, – вздыхает мегера.

– Мой дедушка жил в Эдинбурге, – не обращая на нее внимания, продолжаю я, но она так же равнодушно меня игнорирует.

– Маргарет, записывай: со стороны отца никакого выдающегося родства. – Потом снова смотрит на меня: – Родственники со стороны матери?

– Бабушка недавно умерла, Катриона Строу.

– Я уже слышала это имя.

– Ее семья производила оружие и военное снаряжение. Пушки, ружья, танки…

Смирительная Рубашка безутешно прижимает ладонь к голове.

– Принц Чарльз – пацифист, защитник окружающей среды и животных. Как мы ему объясним, что мой сын женился на девчонке из семьи милитаристов?

Не могу упустить возможность и не подколоть ее еще:

– Не исключаю, что среди моей родни было и сколько-то преступников.

– Сделаю вид, что я этого не слышала. А твое образование? Какой пансион ты посещала?

– Пансион? Никакой. Мои родители выбрали государственную школу, чтобы я могла по вечерам возвращаться домой и проводить время с семьей.

– А университет? Оксфорд, Кембридж?

– Никакого университета, – кратко отвечаю я.

– В каком смысле?

– Я не ходила в университет. После учебы я пошла на курсы косметологии.

Дельфина тяжело вздыхает, переглянувшись с Маргарет.

– Насколько я вижу, зря потраченное время.

– Я бы не сказала, еще несколько дней назад это была моя работа. Я работала гримером в театре, мы ставили мюзиклы.

Дельфину будто бьет разряд тока в тысячу вольт.

– Гр…гримером в театре?

– Да! Я готовила актеров к выходу на сцену, – продолжаю я.

– Непостижимо… – бормочет свекровь себе под нос. И это та самая капля, которая переполняет чашу моего терпения.

– Да, разумеется, непостижимо – для женщины вроде вас, как это, зарабатывать себе на жизнь. Держитесь, сейчас я скажу кое-что, что вас потрясет: человек перед вами, вышеупомянутая Джемма Пирс, никогда не стыдилась своей работы и сейчас уж точно не станет.

Глаза Дельфины метают молнии, и она с суровым видом скрещивает руки на груди.

– Буду краткой. Мой сын на тебе женился, но я не понимаю почему. Любовь? Сомневаюсь. Помешательство? Возможно. В любом случае, узнав тебя, он осознает, что ты ему не подходишь. У меня уже есть длинный список того, что в тебе не так, а я провела с тобой всего десять минут. В любом случае, пока к моему сыну не вернется разум, я должна убедиться, что ты не поставишь всю семью в еще более неловкое положение, чем сейчас.

Семью? Мы что, в фильме «Крестный отец»?

– Могу гарантировать вам вот что, – говорю я, угрожающе указывая на Дельфину и ее компаньонку, – не в ваших интересах начинать войну против меня. – Спрыгиваю с кресла и направляюсь к двери: – А теперь, дамы, я иду посвящать время самой себе в прекрасной ванне, и, если это так обязательно, увидимся за ужином.

С этими словами я выхожу.

Но как мне теперь вернуться в свою комнату?

12

Эшфорд

Однажды мне подарили книгу «Хуже не придумаешь» [13] – руководство с краткими и лаконичными инструкциями о том, как поступать в чрезвычайных ситуациях: как обезвредить бомбу, посадить самолет, помочь родить женщине в такси. Но ни в одной главе не было совета, что делать с помешанной на контроле матерью, которая вдруг получает невестку-аборигенку.

Чего бы я не отдал ради такой инструкции сейчас! Правда, я более чем уверен, будь там глава на эту тему, совет был бы: развернитесь и бегите как можно дальше.

Джемма с моей матерью встретились меньше двух часов назад, а в доме уже установилась такая же легкая и безмятежная атмосфера, как на поле боя: ракеты класса «земля – воздух» и вооруженные до зубов люди. В частности, мы с Лансом.

Я в растерянности. Обычно я всегда вполне уверен в себе, но недавние события поставили меня в тупик: слишком много хаоса, слишком много угроз и ультиматумов. Если бы меня спросили, как я себя чувствую, я бы не знал, что ответить.

Чувствую облегчение: долги перед банками закрыты.

Чувствую себя заложником: я женат на человеческом аналоге запущенной ядерной боеголовки.

Чувствую себя освобожденным: больше девушки не будут соревноваться за право сесть рядом со мной за ужином.

Ощущаю себя движущейся мишенью: моя мать теперь не отстанет от меня со своими жалобами на Джемму.

Чувствую себя отомщенным: с Джеммой в роли невестки моя мать идет по прямой дорожке к язве желудка.

Чувствую себя лишенным власти: в собственном доме у меня больше нет авторитета. Я герцог, но, похоже, никого это не волнует.

И как я ухитрился так осложнить себе жизнь?

Еще хуже то, что в замке площадью в две тысячи квадратных метров, нас с Джеммой разделяет лишь стена.

А, ну и моя мать больше не едет в Бат.

Об этом всем я и думаю, пока мы ждем Джемму к ужину.

Я сижу во главе длинного стола, моя мама – на другом конце, как обычно.

Между нами целых семь пустых мест.

Мама вполне бы могла сесть справа от меня, но ее выбор места – достаточно явный сигнал, что она не собирается уступать ни толики своей власти в этом доме, хотя она лишь вдова моего отца, а герцог теперь я.

Джемме сервировали место ровно посередине, ее от каждого из нас отделяют по три пустых стула, разумный компромисс – она близко к нам обоим и в то же время ни к кому. По крайней мере, разговаривать не придется.

– Слушайте, ребята, вы должны дать мне карту, путеводитель, нарисовать схему со стрелочками – что вы, сломаетесь, что ли? Я просто так ориентироваться не могу. Слава богу, что у меня туалет в комнате, а то пришлось бы пользоваться вазой!

Вот и Джемма. Как всегда, появляется эффектно. Я-то уже к такому готов, а вот мою мать она застала врасплох.

– Ты опоздала, Джемма. Мы садимся за стол ровно в шесть тридцать вечера, – указывает она.

– А во сколько завтракаете? Потому что я могу поспать под столом и тогда уж точно не опоздаю – тем более что места предостаточно.

Я решаю вмешаться, предвосхищая ответ матери, у которой вот-вот пена изо рта пойдет:

– Джемма, на завтрак мы спустимся вместе, так ты не заблудишься. – Да, в конце концов, мы же женаты, что о нас подумают, если после первой ночи в Денби завтракать будет каждый сам по себе?

Джемма уже собирается сесть на первое свободное место, то, что рядом с моей матерью, которая застывает в ужасе, прижавшись к спинке стула.

– Леди Джемма, прошу, мы сервировали для вас стол здесь, – зовет ее Ланс, отодвигая ей стул посередине.

– Ого, – замечает Джемма. – Вы меня прямо на безопасное расстояние отодвинули! Слушайте, я же приняла душ!

– Меня не интересуют подробности твоих омовений, пока они регулярны. Что касается приемов пищи, так принято расставлять приборы. – Ну вот, моя мать уже пытается распространить свою власть со скоростью лесного пожара.

– Это с тремя-то свободными местами между каждым? А когда приходят гости, вы что делаете? Снимаете стадион «Уэмбли»?

– В подобных случаях протокол отличается. Если у тебя закончились вопросы, можно подавать блюда. Ланс, начинай, – велит моя мать.

Я уже вонзаю вилку в студень и краем глаза вижу, как Джемма застывает над тарелкой.

– Тебе не нравится? – спрашиваю я, не глядя на нее – если поднять голову, еще подумает, что меня в самом деле беспокоит ее аппетит.

– Не знаю, а должно?

Ну вот, опять отвечает вопросом на вопрос, как всегда желая поспорить.

– Ответить «нет» было бы более уместно, – упрекаю ее я.

– Было бы неплохо знать, что у меня в тарелке, – замечает она, с подозрением толкнув вилкой желатиновый цилиндр перед собой.

– Это студень. Заливное из телятины, яиц и артишоков в желатине.

– Если подвигать тарелку, он трясется, как задница моей тети Джин, когда она поднимается по лестнице, – замечает Джемма, глядя на закуску со все меньшим интересом.

Моя мать шокированно роняет вилку в тарелку:

– Господь Всемогущий, что за пошлость мне приходится выслушивать!

– Но это правда, – возражает Джемма.

Я решаю вмешаться с дипломатическим предложением:

– Принесите моей жене следующее блюдо. Студень ей не по вкусу.

Когда перед ней ставят второе блюдо, она радостно хлопает в ладоши:

– Куриные крылышки! Какая прелесть!

– Это перепел, – поправляю я.

Джемма хватает кусок рукой и скептически рассматривает:

– А издалека казались крылышками.

И кусает. Да. Крепко сжимает перепелку в руке и кусает зубами.

Мама чуть не падает в обморок и даже просит принести ей воды с лимоном.

– Джемма. – Я пытаюсь привлечь ее внимание и делаю ей знак, покрутив в руках вилку, чтобы она воспользовалась приборами.

В голову приходит только одно слово: неандерталец.

Джемма принимается возиться с приборами, и я слышу, как она бормочет себе под нос:

– Вот же дурацкие косточки!

Потом, сдавшись, отставляет тарелку вместе с приборами.

– Подавайте десерт, – сухо приказываю я, отчасти чувствуя облегчение, потому что, к счастью, после этого ужин закончится.

Джемма погружает ложку в вазочку с белой пеной, нюхает, а потом бросает ложку обратно:

– Так, и где настоящий десерт?

– Джемма, это он и есть, – раздраженно шепчу я.

– Ну знаете, розыгрышами с пеной для бритья в вазочке для мороженого и я баловалась, но мне было четыре года!

– Это силлабаб [14]. Традиционный рецепт семьи Паркер, – ровным тоном сообщает моя мать.

– А что-нибудь шоколадное в вашем семейном сборнике рецептов есть?

Моя мать делает медленный вдох, стараясь сохранить самообладание:

– Не сегодня.

Я чищу яблоко от кожуры, мечтая, чтобы пол разверзся и поглотил их обеих.

– А завтра? Что, будут печенья с зубной пастой? Или мороженое со вкусом мыла?

– Я не потерплю насмешек над нашими кулинарными традициями от любительницы куриных крылышек! – выпаливает моя мать.

– Лучше куриные крылышки, чем эти сплошные кости!

На лице моей матери появляется брезгливое выражение.

– Юная леди, прежде чем решать, какие блюда подавать, научитесь сначала вести себя за столом. Я не привыкла ужинать с дикарями!

– Дамы, – вмешиваюсь я, вставая, – я иду в клуб.

Выбрался! Я на воле! На воле! Сбежал из этой психушки, от этих двух сумасшедших! Всю дорогу до клуба я стискиваю руль автомобиля, точно заключенный – простыню, на которой висит, спасаясь бегством.

Я был уверен, что женщины с характером хуже, чем у моей матери, не сыскать, но мне доказали обратное. А теперь обе эти женщины живут под одной крышей – моей.

Они никогда не замолкают, имеют мнение обо всем на свете и испытывают неудержимое желание поделиться им со мной. За полдня они довели меня до изнеможения.

Никогда не думал, что мне когда-нибудь придется прятаться в собственном доме, но, чтобы не столкнуться с ними, приходится идти на всякие ухищрения.

Зато сегодня вечером я провел их обеих: взял куртку, ключи – и до свидания! И сейчас еду в клуб. И вход туда доступен только джентльменам!

– Герцог Берлингем, – с поклоном приветствует меня Фербер, дворецкий в клубе, когда я вручаю ему зонтик и непромокаемый плащ.

– Фербер, что слышно? Есть сегодня кто-нибудь? – спрашиваю я, бросив взгляд на полупустые комнаты второго этажа.

– Пока гостей не слишком много.

– Харринг здесь?

– Виконт еще не прибыл. Вы его ожидаете?

– Да, мы договорились о встрече. Странно. Так или иначе, пожалуй, пойду наверх, в бильярдную. Когда Харринг приедет, передай ему, что я его жду.

– Будет исполнено, ваша светлость.

Поднимаюсь по ступенькам винтовой лестницы, перешагивая по три зараз, и наконец дохожу до длинного коридора с белыми дверями. Открываю ту, что ведет в бильярдную, но, как только поворачиваю ручку, замираю от неожиданности: люди стоят и на столе, и в несколько рядов вокруг, достают коньяк из мини-бара в углу, а их слова заглушают звуки Just a Gigolo / I ain’t got nobody.

Те, что стоят на столе, пускаются в импровизированный нелепый танец.

Тяжелый хлопок по спине застает меня врасплох:

– Эшфорд Паркер! Чертяка! Женишься и ничего нам не говоришь!

– Харринг! – изумленно восклицаю я, когда друг стискивает меня в медвежьей хватке.