Флот и Фолкленды. Схватка за острова. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года

В 14:07 коммандер Рефорд-Браун в очередной раз обозревал в перископ аргентинские корабли с дистанции 35 кабельтовых, а на борту «Генерала Бельграно» возможность встречи с противником еще только обсуждалась. В два часа дня капитан 1 ранга Бонсо собрал в адмиральском салоне старших офицеров своего корабля вместе с командирами и старпомами эсминцев (их доставил вертолет) на совещание, в ходе которого довел до них поставленную задачу и порядок ее выполнения. Оно продлилось три часа. Вся информация доводилась в устной форме (командиры эсминцев конспектировали), поскольку «обстановка в море тогда не позволяла письменно учесть и отразить все, как могло было бы сделано, находясь в порту или без давления обстоятельств». Бонсо планировал войти в запретную зону в 01:00 2 мая и покинуть ее в 07:00. При встрече с надводными кораблями противника эсминцы должны были выдвинуться вперед и нанести ракетный удар, а крейсер затем расстрелять поврежденные неприятельские корабли из шестидюймовых орудий. В случае вражеской атаки с воздуха у аргентинских кораблей тоже было чем постоять за себя.

А вот перспективы встречи с британской подводной лодкой совершенно не внушали оптимизма. Эсминцы имели устаревшее гидроакустическое оборудование (фактическая дальность действия ГАС AN/SQS-30 не превышала 25 кбт) и противолодочное вооружение (старые бомбометы, торпеды Mk.44), а единственный вертолет крейсера не нес никаких средств поиска подлодок. Аргентинцы не могли не то что потопить атомную субмарину с максимальной скоростью хода 28 уз и глубиной погружения до 400 м, способную поражать цель управляемыми торпедами «Тайгерфиш» на дистанциях в несколько морских миль, но даже сорвать ее атаку. Как указано в аргентинском официальном отчете, «более низкая косвенная военная ценность GT 79.3 по сравнению с другими оперативными группами и ощущение неспособности успешно защитить себя от угрозы, исходящей от атомных подводных лодок, по-видимому, привели к тому, что возможность атаки из-под воды просто игнорировалась».

Все это усугублялось убежденностью, что британские сумбарины не станут атаковать за пределами 200-мильной зоны. Группа не применяла противолодочного зигзага и других активных мер противолодочной защиты. В сложившихся обстоятельствах аргентинцы, очевидно, более всего уповали на скрытность, для чего корабли шли сравнительно малошумным 12-узловым ходом, в режиме радиомолчания, переговариваясь ратьером и лишь иногда кратковременно задействуя радар, эсминцы – с выключенными гидролокаторами, слушая море в пассивном режиме ГАС. Руководство ПЛО было возложено на командира эсминца «Пьедрабуэна» капитана 2 ранга О. Р. Грасси, однако сами противолодочные мероприятия, как и распределение задач в составе отряда, не оговаривались. В результате для командиров эсминцев осталось неясным, являются ли их корабли силами противолодочного охранения крейсера или равнозначными боевыми единицами. На следствии оба показали, что, поскольку ранее «Ипполито Бушар» и «Пьедрабуэна» входили в GT 79.2, состоявшую только из эсминцев, решили, что остались в силе прежние инструкции и не считали крейсер главной боевой единицей, которую им надлежит эскортировать. Наблюдавшим за всем этим британским подводникам казалось совершенно диким, что «аргентинцы даже не потрудились включить гидролокаторы». Позже Рефорд-Браун отозвался о противолодочном охранении крейсера как «довольно жалком, потому что корабли были сильно устаревшими, а их экипажи продемонстрировали полное отсутствие выучки».

Могла ли более четкая организация противолодочной обороны что-то принципиально изменить? По правде сказать, едва ли. Слишком велико было техническое превосходство противника. Возможно, аргентинцы не позволили бы стрелять по ним торпедами с совсем короткой дистанции, но не были способны переломить ситуацию в свою пользу.

Адмирал Джон «Сэнди» Вудворд в книге «Сто дней. Воспоминания командующего Фолклендской ударной группой» пишет, что на месте командира аргентинского отряда двигался бы переменными курсами и ходами, «время от времени ускоряясь до двадцати пяти или больше узлов», чтобы усложнить подводной лодке ведение преследования, и «в определенные моменты стопорил бы ход и этим также создавал трудности субмарине в прослушивании шумов кораблей и одновременно пытался бы сам услышать ее шум», а эсминцам дал бы команду периодически включать гидроакустические станции в режиме эхопеленгования. Однако тут надо заметить, что британский адмирал, вероятно, судил о боевых возможностях аргентинских кораблей по номинальным ТТХ из справочника Джейна, без учета фактического состояния ГЭУ и РЭС. Ни один из них не был способен развить двадцати пяти, а в условиях крепкого шторма даже пятнадцати узлов. Столь же малореальна возможность устаревшего гидроакустического оборудования эсминцев обнаружить британскую субмарину на тех дальностях, с которых она осуществляла слежение.

Единственное, что могло существенно повлиять на соотношение сил, изменив условия действий британской субмарины от «практически полигонных» до «реально приближенных к боевым», это поддержка со стороны противолодочной авиации. На авиабазе в Рио-Гранде аргентинский флот располагал двумя базовыми патрульными самолетами SP-2H «Нептун». Из-за выработанного летного ресурса они летали на задания поочередно, но 1—2 мая имелись все основания задействовать сразу оба или же перенацелить борт №2-P-112 вместо проводившегося им патрулирования в юго-западном секторе TEZ непосредственно на сопровождение корабельной группы и осуществление противолодочного поиска по маршруту ее следования. Однако аргентинское командование эту возможность не реализовало, а командир GT 79.3 по ходу выполнения задачи не запрашивал авиационной поддержки.

Еще один важный вопрос, неизбежно возникший в завершении совещания: «Что делать в случае торпедирования одного из кораблей?» На это был дан четкий ответ: «Остальным следует немедленно уходить». После этого, вспоминает капитан 2 ранга Галаси, «все понимающе посмотрели друг на друга, больше ничего не говоря»… Небольшая ремарка: сказанное касалось действий отряда при вхождении в 200-мильную запретную зону; как поступать за ее пределами, отдельно не оговаривались, а побывать внутри нее у GT 79.3 так и не сложилось.

Адмирал Альяра понимал, что не стоит ждать больших боевых достижений от группы старых кораблей, и стремился избежать бесполезных жертв. В 20:07 от него пришел приказ, отменявший проникновение в TEZ. В 22:05 отряд лег на курс ост, чтобы пройти вдоль ее южной границы. В 23:17 Бонсо сообщил остальным командирам кораблей, что намерен оставаться на этом курсе до 05:30, а затем лечь на курс 35°, огибая запретную зону c юго-востока. Хотя в приказе командующего FT 79 упоминалась возможность вступления в бой, в этих обстоятельствах встреча с надводными кораблями противника становилась вдвойне маловероятной. Тем не менее настроение у экипажа крейсера было самое боевое. Сообщение капитана 1 ранга Бонсо по КГС, что у него есть приказ атаковать британский флот, было встречено с огромным воодушевлением. Группа младших офицеров немедленно отправилась к старпому Галаси с просьбой заверить командира, что они будут храбро сражаться и до конца сохранят верность воинскому долгу.

На «Конкэроре» тем временем примеривались, какие торпеды лучше использовать: новые телеуправляемые самонаводящиеся Mk.24 «Тайгерфиш» или старые испытанные Mk.8. Одна из них олицетворяла последние достижения британской военно-технической мысли со всеми преимуществами управления по проводу и посредством активно-пассивной системы самонаведения на конечном участке сближения с целью, однако не пользовалась доверием у подводников из-за часто случавшихся неудачных пусков (обрыв кабеля, отказ аккумуляторной батареи и др.). Оснащение лодок торпедами модификации Mk.24 mod.1 не улучшило положения дел, устранить проблему удалось только посредством принятия на вооружение в 1992 году новой 533-мм торпеды «Спирфиш». Другая являлась выражением истинно английского консерватизма: первая ее модель, Mk.VIII, использовалась Королевским ВМФ с 1927 года, модификация Mk.VIII** хорошо зарекомендовала себя в годы Второй мировой войны, а нынешняя Mk.8 mod.4 имела репутацию простого и надежного оружия. К тому же ее головная часть несла больший заряд торпекса. Но стрелять ею имело смысл только с близкой дистанции.

В отношении того, какой из аргументов в итоге перевесил при выборе в пользу торпед Mk.8, получается интересно. В журнале боевых действий «Конкэрора» прямо сказано, что стрелять более мощными Mk.8 mod.4 считалось предпочтительным, «ввиду наличия у „Бельграно“ толстой брони и противоторпедных булей». Но здесь читатель, очевидно, должен возразить, что первым правилом командира подводной лодки является ставить глубину хода торпеды таким образом, чтобы она попадала ниже броневого пояса. Если, конечно, оно не забылось с тех пор, как боевые корабли стали строить безбронными. Возможно, коммандер Рефорд-Браун записал так, чтобы не доверять бумаге своего предубеждения против новейшего британского высокоточного оружия, а главным доводом в пользу торпеды Mk.8 являлась ее надежность. Следует добавить, что единственный случай применения «Тайгерфишей» в Фолклендской кампании, когда 21 июня подлодка «Оникс» пыталась добить ими поврежденный аргентинской авиацией десантный корабль «Сэр Галахэд», подтвердил их плохую репутацию.

Сгустившаяся темнота, периодически заряжавший дождь со снегом и усилившееся волнение усложнили субмарине наблюдение за целью. Ходовых огней аргентинские корабли не зажигали, лишний раз таким образом демонстрируя, что они вышли в море не для праздной прогулки. В этих условиях произведенное накануне вечером изменение курса GT 79.3 со 130 на 90 градусов на «Конкэроре» зафиксировали только после полуночи. Но лодка не отставала, используя возможности своего гидроакустического комплекса.

Аргентинцы тоже готовились вступить в бой, но с воздушным и надводным противником. Главной опасностью капитан 1 ранга Бонсо считал атаки с воздуха. Первая воздушная тревога прозвучала еще утром 1 мая, когда «Генерал Бельграно» совершал бункеровку. Под вой сирены личный состав быстро занял места по боевому расписанию, шланги и тросы, связывавшие крейсер с танкером, были обрублены, и оба судна разошлись в противоположных направлениях, но обнаруженный самолет в итоге оказался аргентинским. В начале суток 2 мая, в преддверии вхождения в пределы радиуса действия британской палубной авиации, скорость хода была увеличена до 14 уз, эсминцы выдвинуты вперед, заняв места на крамболах крейсера в 5 милях от него (строй «обратного клина»), а в 03:00 корабельные зенитные огневые средства приведены в полную боевую готовность. «В качестве артиллериста я занимал боевой пост у пятидюймового орудия №57, расположенного по правому борту на главной палубе, – вспоминает бывший матрос срочной службы Сантьяго Белосо. – Холод пронизывал до костей, и, хотя ночь была темной, далеко на юге на горизонте можно было увидеть какие-то огни, которые, как я недавно узнал, были вспышками южного полярного сияния, очень редкого на этих широтах».

«Конкэрор» следовал за аргентинскими кораблями, держась у них за кормой в мертвой зоне гидрофонов эсминцев. Для его командира в эти часы основным вопросом были правила применения оружия. При действующих ROE лодка за пределами 200-мильной запретной зоны могла пустить его в ход против аргентинских надводных кораблей только для самозащиты, если те нападут первыми. Но аргентинцы не проявляли враждебности, поскольку не подозревали о близости британской субмарины. В неменьшей степени эта проблема заботила и командующего TG 317.8. «Должен сказать, – пишет Вудворд, – если бы АПЛ „Спартан“ к этому времени поддерживала контакт с „Вейнтисинко де Майо“, я самым настоятельным образом рекомендовал бы командующему флотом атаковать этой ночью обе цели. Но так сложилось, что из двух рук у меня была только левая и лучшее, что я мог сделать, это использовать ее как можно эффективнее». Своего рода казусом являлось то, что сам по себе «Бельграно», не являясь носителем противокорабельных ракет, по оценкам британцев «не представлял большой угрозы, хотя, с другой стороны, пустяком его тоже нельзя было назвать», тем не менее целью субмарины Рефорд-Брауна должен был стать именно крейсер, в расчете, что это остановит всю южную группу аргентинцев.

Ситуация усугублялась двумя обстоятельствами, требовавшими действовать не мешкая. Во-первых, наличие обширной банки Бёрдвуд в южной части TEZ. Если аргентинцы собираются войти в нее на рассвете, как сообщалось в полученном из Нортвуда в три часа ночи кодированном сообщении COR 171, то преследующая их лодка окажется в крайне невыгодных условиях. «Это мелководье, – поясняет Вудворд, – достаточно точно нанесено на карту, но оно может быть смертельным для находящейся в подводном положении субмарины, которая стремится не отстать от крейсера… На глубине сто футов, на которой ей предстояло пересекать мелководье, лодка оставляла бы за собой хорошо заметный кильватерный след». Поэтому лучше было атаковать крейсер до того, как аргентинские корабли смогут воспользоваться преимуществом мелководья.

Во-вторых, сложность процедуры изменения правил применения вооруженной силы, решение о чем принималось на самом верху, предварительно пройдя все штабные инстанции, и к тому же был выходной день. Снова цитируя Вудворда: «Все требует времени: время для тщательного и вразумительного написания донесения; время на шифрование, время на прохождение зашифрованного сигнала через спутник в Нортвуд. И в это тихое воскресное утро донесение будет прочитано дежурным офицером. После чего он доложит начальнику штаба, который доведет это до командующего; тот будет звонить в министерство, затем последует доклад начальнику Штаба обороны адмиралу флота сэру Теренсу Льюину. Когда они все прочтут и поймут сообщение и всем станет понятно, почему Вудворд хочет провести такие значительные изменения, только тогда сэр Теренс доставит его на заседание военного кабинета для окончательного одобрения миссис Тэтчер, и только тогда может начаться процесс подготовки ответа, что займет еще столько же времени. И при всем этом ответ мог оказаться совсем не таким, как хотелось бы».

В этих условиях Вудворд пошел на превышение полномочий и послал лодке приказ применить оружие. Как сказано в его мемуарах: «Я был должен получить эти изменения к ROE максимально быстро. Для этого я начал формальный процесс, дав „добро“ [старшему оператору штаба, коммандеру] Джереми Сандерсу растолковать по закрытому каналу спутниковой радиосвязи мои соображения дежурному офицеру в Нортвуде. Одновременно я послал „Конкэрору“ через спутник мое разрешение атаковать немедленно». Поскольку авианосец «Гермес» мог связаться с подводной лодкой по ССС только через Нортвуд, это сообщение было отслежено и прочитано в штабе командующего подводными силами, приведя адмирала Херберта в негодование, и немедленно снято со спутника16. Взамен лодке ушла шифровка об отмене самоуправского приказа, которого она даже не получала. Как объясняет сам Вудворд, он и не рассчитывал, что его сигнал достигнет конечного адресата, а хотел таким образом подстегнуть процесс принятия решения. Но на самом деле адмиралы в Нортвуде были и сами немало озабочены тем же самым.

В пять часов утра 2 мая ситуация кардинально изменилась. Новый приказ командующего FT 79 предписывал GT 79.3 прекратить развертывание в восточном направлении и отойти на исходный рубеж в район юго-западнее банки Бёрдвуд. «Вскоре после полуночи 1 мая, – пишет Рубен Моро, – командующий на ТВД Южная Атлантика завершил оценку обстановки и, поскольку оказалось, что адмирал Вудворд не собирается производить высадку морского десанта, приказал командующему FT 79 отказаться от любого плана атаки, поскольку его корабли будут подвергаться серьезной опасности… Хотя вице-адмирал Ломбардо не знал, что „Конкэрор“ следит за оперативной группой „Генерала Бельграно“, было очевидно, что вражеский флот не находился в сомкнутом ордере и что оперативная группа во главе с „25 мая“ была обнаружена. Почувствовав неминуемую опасность для своих кораблей, около 05:00 он отдал им приказ отойти на мелководье [прибрежные воды южнее Пуэрто-Десеадо и зал. Сан-Хорхе]. В дальнейшем авианосец проскользнул в Пуэрто-Бельграно, где он простоял на якоре до конца военных действий».

В 05:11 «Бельграно» просигналил группе: курс 270°, в 05:20 – курс 310°, в 05:37 – курс 250°, и в заключение в 09:00 – курс 270°. Скорость хода была увеличена до 16 уз. В результате этих маневров оба эсминца оказались по правому борту крейсера, а когда выразили намерение занять прежние позиции на крамболах «Бельграно», с него поступило приказание сохранять текущее взаиморасположение. Именно в таком построении: «Пьедрабуэна» в 5000 ярдах (25 кбт) на носовых курсовых углах правого борта, «Ипполито Бушар» в 8000 ярдов (40 кбт) на правом траверзе крейсера – аргентинские корабли продолжили движение западным курсом, немало обескуражив этим зрелищем всех, находившихся в центральном посту «Конкэрора». Бонсо считал северное направление наиболее угрожающим, надо полагать, с точки зрения воздушной опасности, хотя не посвященному в его тактический замысел наблюдателю такое построение не могло не казаться странным, поскольку полностью открывало крейсер для атаки с юга. Но пока аргентинцы более всего страдали от непогоды.

«Неистовые пятидесятые» широты проявляли свой крутой нрав. Порывы шквалистого ветра достигали 30 узлов, с запада накатывали пятиметровые волны. Размеры крейсера позволяли сравнительно легко их выдерживать, чего не скажешь об эсминцах, сильно зарывавшихся носом и страдавших от качки. Все это время «Генерал Бельграно» пребывал в высокой боевой готовности, зенитные расчеты продолжали оставаться на своих постах. «Часы проходили на свежем воздухе, – рассказывает Сантьяго Белосо, – время от времени оживляемые бульоном, который приносили нам повара, чтобы смягчить сильный холод». В десять часов, после выхода за пределы радиуса действия «Си Харриеров», боевая готовность была понижена до уровня 3X, перейдя к несению вахты в три смены17. Это облегчило положение команды, однако означало, что большая часть водогазонепроницаемых дверей, люков и горловин оказались открытыми, что негативным образом сказалось на непотопляемости и противопожарной защите корабля. Шторм тоже несколько поутих – до обычных для этих вод пяти баллов. В 10:30 отряд уменьшил скорость хода до 10 уз. В 15:20, находясь примерно в 100 морских милях от о. Эстадос и в 35 милях от границы TEZ, группа легла на курс 290°.

После разворота крейсера на курс отхода на «Конкэроре» приуныли – теперь им точно не дадут разрешения на атаку. «GT 79.3 следует курсом примерно 270°, а не к TEZ. Печально», – записал Рефорд-Браун в журнале боевых действий. Однако маховик принятия решения уже был запущен. Посильный вклад командира «Конкэрора» состоял в том, что он пропустил очередной сеанс связи и сообщил в Нортвуд об изменении противником курса только через шесть часов после того, как это произошло, в результате чего военный кабинет обсуждал вопрос, не зная, что группа «Бельграно» удаляется от района боевых действий.

Маргарет Тэтчер проводила первый уик-энд мая в загородной правительственной резиденции Чекерс в Бакингемшире. Члены военного кабинета и начальники штабов съехались туда на ланч. Дабы не перегружать премьер-министра лишними подробностями, информация была доведена до нее военными в предельно простой и убедительной форме: аргентинский крейсер «Генерал Бельграно», вооруженный шестидюймовыми орудиями, зенитными ракетами и противокорабельными ракетами «Экзосет», следующий под эскортом двух эсминцев, приближается к границе 200-мильной запретной зоны, чтобы нанести удар по британским силам; подводная лодка «Конкэрор» осуществляет слежение за ним и ждет приказа применить оружие. Обсуждение длилось всего пятнадцать-двадцать минут. Его результат один из присутствующих, Уильям Уайтлоу, позже охарактеризовал как «одно из самых легких решений, в принятии которого он лично участвовал».

Сведения о мирных инициативах президента Перу Белаунде Терри, обсуждавшихся в Буэнос-Айресе одновременно с оперативным развертыванием аргентинского флота, достигли Лондона только во второй половине дня 2 мая. «Решение потопить „Бельграно“, – подчеркивает М. Тэтчер в своих мемуарах, – было принято исключительно из военных, а не из политических соображений: утверждение, что мы старались сорвать мирную инициативу со стороны Перу, не выдерживало никакой критики. Те из нас, кто принимал решение в Чекерсе, ничего не знали о предложениях Перу, которые очень напоминали план Хейга, отвергнутый аргентинцами ранее».

Военный кабинет санкционировал потопление «Генерала Бельграно» в 12:45 по британскому летнему времени (11:45Z). Есть разные мнения, знал ли адмирал флота Льюин, докладывавший обстановку собравшимся за ланчем у премьер-министра, что GT 79.3 уже легла на курс отхода. Донесение «Конкэрора» об этом было получено только в 14:10Z. Однако, поскольку британцы читали аргентинский радиотрафик, отданный адмиралом Альярой приказ о возврате на исходные позиции теоретически мог быть известен, хотя расшифровка радиограмм Центром правительственной связи в Челтнеме тоже требовала времени, и тексты утренних радиоперехватов, как утверждается, попали в Нортвуд лишь к вечеру. Позже все это породило обвинения в отсутствии военной целесообразности потопления крейсера. Поскольку журналисты, оппозиционно настроенные политики и пацифисты, равно как и большинство граждан Аргентины, не могли или не желали понять, что на войне корабли топят не только в целях самозащиты, когда от них исходит прямая угроза, всем причастным к этому решению должностным лицам в дальнейшем пришлось принять оборонительную стойку, доказывая, что означенная угроза существовала.

«Этот эпизод, – пишут М. Хастингс и С. Дженкинс в книге „Битва за Фолкленды“, – приковал пристальное внимание многих журналистов и членов парламента. Давая первое объяснение инциденту с „Бельграно“, британское правительство пошло на ложь. В тот момент крейсер не создавал непосредственной угрозы для британского оперативного соединения. Неудачная увертка легла в основание здания враждебного отношения к эпизоду со стороны прессы и политиков».

Установленные 2 мая новые правила применения вооруженной силы касались не только крейсера «Генерал Бельграно», а формулировались более широко: теперь британским подводным лодкам позволялось атаковать за пределами TEZ любые аргентинские боевые корабли основных классов, за исключением случаев, когда цель находится к северу от 35° ю. ш. и к западу от 48° з. д. (залив Ла-Плата и побережье Уругвая) или в пределах 12-мильных территориальных вод Аргентины. Расширение зоны применения оружия коснулось только боевых кораблей противника, хотя военные настаивали включить и вспомогательные суда. Изменение ROE не сопровождалось никакими официальными уведомлениями, поскольку считалось, что достаточно заявления, сделанного правительством Великобритании 23 апреля 1982 г.

Командующего флотом министерство обороны известило в 09:07 (12:07Z), а морским силам на театре военных действий сообщение об изменении ROE транслировалось начиная с 09:38, однако на «Конкэроре» получение приказа заняло много времени из-за плохого приема спутниковой антенны. В 11:00 (14:00Z) лодка вышла на связь с Нортвудом, доложив обстановку и ожидая новых вводных. «Очень прерывистый прием FLTSATCOM 5», – гласила запись в 11:37 (14:37Z) в ЖБД. Из штаба КПС поступили две шифровки. Первая, COR 174, отменяла утренний приказ адмирала Вудворда о потоплении «Бельграно», который «Конкэрор» так и не получил; вторая, COR 177, наоборот давала разрешение на атаку, причем последнее сообщение оказалось плохо читаемо. Попытки принять его повторно мало что дали. Желая быть на сто процентов уверенным, Рефорд-Браун поручил лейтенант-коммандеру Макклементу сравнить семь имевшихся неполных копий принятого телекса, составив из них полный текст приказа. Пока старпом решал эту головоломку, в первом отсеке осуществлялась перезарядка торпедных аппаратов. Все еще колеблясь в выборе, Рефорд-Браун приказал зарядить в ТА номер 1, 2, 6 торпеды Mk.8, а в остальных трех оставить торпеды «Тайгерфиш», решив использовать оружие по ситуации: прямоидущие торпеды в благоприятных условиях и телеуправляемые, если не удастся подойти достаточно близко.

После того, как старший помощник в 13:25 (16:25Z) доложил, что у них имеется разрешение потопить крейсер, лодка ушла на глубину и увеличила ход до 21 уз, чтобы нагнать аргентинские корабли, и в 14:01 всплыла под перископ позади аргентинского ордера, имея крейсер примерно в 23 кбт на левом крамболе, один из эсминцев – впереди по курсу, а другой – на правых носовых курсовых углах. Маневрировать для атаки из этой позиции было неудобно. Пользуясь своим превосходством в скорости, Рефорд-Браун принял решение обогнать противника с юга, а затем сблизиться для торпедного залпа. Он в итоге отдал предпочтение более мощным и надежным торпедам Mk.8. Замысел атаки состоял в том, чтобы занять позицию на носовых курсовых углах левого борта «Бельграно» и произвести торпедный залп с дистанции не более десяти кабельтовых с углом встречи торпеды с целью близким к 90 градусам. В этом случае расчет торпедного треугольника приобретал вид незамысловатой школьной задачи, а вероятность попадания становилась очень высока.