Сказея: Железная хризантема

– Но они ошибались… – тихо сказала я.

– Да, я и говорю: были наивные. Но честные и правильные.

После этой экскурсии мне стало стыдно. А о чем мечтаю я? Как планирую сделать мир лучше? Я пришла сюда ради мести, после которой… что? Никогда не думала об этом. Считала, что все дальше как-то само образуется. Может быть, останусь здесь, может поеду посмотрю мир, или сдержу обещание и вернусь домой. Как трава перекати-поле, которую носит ветер: без смысла, без цели.

– Все-таки в одно попсовое место я тебя отвезу. Но без этого нельзя ощутить пульс столицы. Тебе стоит увидеть ее живое сердце, – неожиданно сказала Арина и потащила меня к выходу.

***

Машина остановилась в квартале огромных стеклянных небоскребов. Они были как огромные скалы-столбы, расчесывающие облака словно божественный гребень, только рукотворные.

Я шла, задрав голову, и не смотрела на дорогу, поэтому Арине пришлось взять меня за руку и чуть ли не силой затащить в одно из зданий.

Большой лифт, от скорости которого закладывало уши, выплюнул нас на крышу.

– Это Око, – с непонятной мне ноткой гордости сказала подруга.

– Глаз? Чей?

– Башня Око. Сейчас ты поймешь почему.

Она подвела меня к огражденному решеткой краю крыши и у меня захватило дыхание.

Изредка во сне я летала. Это было непередаваемой волшебное ощущение, когда мир внизу становится маленьким, дом превращается в небольшое пятнышко, страшный черный лес – в густой мазок кисти божественного импрессиониста, а горизонт устремляется куда-то в бесконечность, открывая бескрайние просторы. Во сне меня всегда несли крепкие крылья, а тут… ощущение было точно такое же. Я как будто летела над городом, который уже начинали съедать сумерки, отчего он подернулся первыми искрами фонарей и полярным сиянием подсветки зданий.

– Смотри: вот артерии и вены. Чувствуешь пульс? – спросила Арина, указав на широкие проспекты внизу, по которым текли красные и белые световые реки огней машин.

Я попыталась понять: что она имеет в виду и действительно, благодаря тому что она была рядом, у меня ненадолго возникло ощущение, будто весь город – это живой организм, и по улицам текут красные эритроциты и белые лейкоциты, подчиняясь единому пульсу. Одни улицы ускорялись, проталкивая кровь быстрее, другие притормаживали на время, чтобы потом толчком разогнать автомобили по периферии капилляров спальных районов.

– Она живая, – прошептала Арина. – Моя Москва.

И это действительно было так. Я никогда не была в других больших городах и не знала можно ли почувствовать подобное в каком-нибудь Лондоне, Сеуле или Новосибирске. Небольшие городки, конечно, не могли дать подобное ощущение единого живого организма. Мощного, стремительного и, одновременно, вечного.

Арина прошептала:

– Мой город – это не дома и улицы. Те, кто ездит на автобусных экскурсиях и слушает гидов о том, когда и кем построено то или иное здание, не понимает, что смотрит не на то. Город – это люди, которые сливаются в единый живой организм. Их мысли, мечты, дела – все это вместе и есть город. Бессмысленно изучать историю зданий. Нужно смотреть кто его населял и чем они жили. Ты сегодня видела из кого он состоял раньше, а тут можешь ощутить пульс живой Москвы. Она как будто поет свою мелодию, свою песню. Нужно лишь прислушаться.

– Как? Откуда ты это все взяла? Я никогда не слышала, чтобы о своем городе рассказывали так, – тихо спросила я.

– Ниоткуда. Я сама люблю петь и слушать, как поют другие. Однажды я просто это почувствовала. Песню города. Она рассказала мне о том, что я тебе сегодня показывала.

Я смотрела на улицы, но понимала, что я глуха. Никакой песни я не слышала. Однако, Арину я поняла. Город – это люди. Такие, как она. Подруге удалось сегодня меня поразить в самое сердце, и я знала, что навсегда запомню этот день. А у тех, кто родился и жил здесь, таких дней было множество. Воспоминания о друзьях, родителях, просто мимолетных встречах – все это как корни, которыми человек врастает в город. Когда тебя разом лишают всего этого, ты сразу чувствуешь себя смертельно одиноким. Кто-то выбирает такой путь добровольно, уезжая из родных мест и даже из страны, с кровью выдирая из себя все эти связи, надеясь, что еще сможет врасти где-то на новом месте. Но в случае с моей матерью, это было не так. Покинуть родной дом было не ее решением. Без столицы и ее пульса она могла чувствовать себя одинокой даже несмотря на то, что у нее была я.

Мое внимание привлекла девица, которая снимала себя на телефон на фоне города и что-то лопотала мягким фальшивым вкрадчивым голосом. Слов я не разбирала – только интонации, но они почему-то меня ужасно раздражали. Девушка вообще была вся какая-то искусственная и неестественная.

– Это репортер? Она снимает для телевидения? – спросила я у Арины.

– Нет, какой-нибудь блоггер.

Мне это мало что говорило. Слово я уже слышала, но суть пока не понимала.

– А зачем она это делает?

– Хочет стать популярной. Думает, что ее смешные мысли имеют какую-то ценность, на нее подпишется куча народу и она заработает на этом денег.

– Судя по твоему тону, ты скептически относишься к ее занятию.

Арина ухмыльнулась:

– А это прямая иллюстрация к вопросу как измельчали люди. Мы стали настолько незначительными и усредненными, что хочется выделиться хоть чем-то. Титанов нет, и в итоге каждый клоун считает, что его мнение что-то значит и важно для мира и что за счет этого он станет знаменитым. Снимает свои мелкие мысли на видео и выкладывает в сеть. Человек в толпе старается не делать что-то важное, что даст результат через годы, а подпрыгивать, чтобы хоть ненадолго ощутить себя выше остальных прямо сейчас. Так все и скачут, – она вздохнула. – Ладно, у нас остался еще один пункт в программе. Чтобы полюбить город нужно научиться получать в нем удовольствие.

– Что, опять кино? – я мысленно передернулась, вспомнив предыдущий поход.

– О, нет! Куда круче. У тебя есть купальник?

– Э… – я даже не сразу вспомнила о каком предмете она говорит, – нет. И никогда не было.

– Погоди… а ты плавать то умеешь?

***

Волны шептали неведомую мне мелодию спокойствия. Я знала, что это фальшивое море шириной в двадцать метров и искусственный прибой, создаваемый непонятной мне огромной машиной, но это не разрушало волшебства. Я сидела на имитирующей песок плитке так, чтобы волны накатывали на мои ноги, но не попадали на лицо. Заставить себя войти на глубину я не могла.

Зато Арина как будто оказалась в своей стихии. Сказать, что она плавала как рыба, значило оскорбить. Я как-то читала, что настоящими королями подводного мира являются косатки. Вот Арина такой и была. Быстрой, стремительной, и в воде даже в чем-то опасной.

И только тут я кое-что поняла про Арину. Паззл в голове внезапно сложился. Уехавшая к морю мать, песни города, а теперь еще и это место.

Крупнейший аквапарк столицы, что пугал меня обилием воды и глубины, был ей явно мал. Хотя не могу сказать, что я не получала удовольствие. Карманное море в шесть десятков квадратных метров погрузило меня в странное романтичное состояние. Я впервые задумалась: а не упускаю ли я что-то главное, от того, что не путешествую по миру? Я никогда не видела моря, ослепительных снежных полей Арктики, снежных гор. Если простой шепот искусственных волн настолько меня завораживает, то что же я буду ощущать на берегу настоящего океана?

Я была благодарна подруге за этот день, который точно останется со мной навсегда.

А еще я поняла, что могу поставить одну из двух галочек в мысленном списке задач. Я могу ощутить, что было в голове той, что бросила ребенка, решив вернуться сюда. Нет, не оправдать, ни в коем случае. Но хотя бы понять, о чем она думала и о чем сожалела. Я знаю, как ее судить.

С любовью к парням у меня, конечно, вряд ли что-то сложится, но, признаться, я и не особо верила в пламенную ослепляющую страсть у моей матери, профессиональной модели. Скорее всего, она действовала по расчету, воспользовавшись новым поклонником для того, чтобы сбежать от моего отца.

А это значит, что я была готова к встрече с ней.

Глава 6

Возвращалась домой я уже затемно. Когда уже подходила к своему двору, где-то вдали в парке раздался женский визг.

Пожалуй, это самый выразительный звук, который только может издавать человек. Визгов существует десятки видов, не говоря уж об оттенках. Он может быть игривым, страстным, зовущим на помощь, агрессивным, осторожным, словно пробующим реальность – а не завизжать ли всерьез. Я знала все его разновидности. Но конкретно этот был настоящим, несущим в себе первобытный ужас, знакомый любому живому существу на земле. Ужас неизбежной смерти. От такого у всех, до чьих ушей он долетел, по позвоночнику побежали мурашки. Я не была исключением.

А ведь так хотелось выспаться сегодня. Завтра к первой паре вставать ни свет, ни заря. Но, черт возьми, любопытно же. Давно я такого не слышала.

Я вздохнула и быстро пошла на звук, который и не думал прекращаться. Какая-то не молодая женщина – я улавливала в голосе легкую хрипотцу, типичную для курильщицы со стажем – продолжая визжать, резво бежала в мою сторону, так что можно было не спешить. Ее еще не убивали. Пока только гнались.

Даме было где-то чуть более сорока. Она пронеслась мимо меня как несущийся с горки каток без тормозов и даже не подумала о том, чтобы предупредить меня что там ждет меня впереди. Вот и как таких спасать? Хоть бы пояснила что там ее так напугало. Смешно будет, если просто какая-нибудь крыса или обнаглевший алкаш.

Скип насторожился и спустился с запястья змейкой, обвив пальцы правой руки.

Нет, это оказалась не крыса. На узкую тропинку впереди выбежало нечто совершенно непонятное. Никогда такого не видела. Какой-то комок зеленой шерсти ростом с большую собаку, зато диаметром примерно метр. Двигалось это нечто на паучьих лапках и в целом было похоже на разросшуюся вширь микробиоту, которую запустили и ни разу не стригли, а потом скрестили с тарантулом. Бегало оно резво, и даже слишком, для такого нелепого строения. Мне стало немного не по себе. Такого я не ожидала.

Тварь увидела меня и оскалила зубастую пасть, которая, оказывается пряталась в этих зарослях зелени. Из густой зеленоватой шерсти выскочили две пары когтистых лап, чем-то напоминающих передние ноги краба. Декоподы – внезапно зачем-то всплыли в мозгу ненужные сведения со времен, когда Вольдемар накачивал меня энциклопедическими знаниями.

В данный момент меня больше интересовало есть ли в этом комке нелепости хоть какой-то мозг, или одни инстинкты хищника на элементарной нервной системе, как у других членистоногих.

Очень хотелось убежать, как та тетка, но делать этого ни в коем случае было нельзя. Как только повернешься и сделаешь шаг – все. Сработает древняя программа: он охотник, ты добыча. У обоих включатся инстинктивные модели поведения и спастись будет гораздо сложнее. Сейчас пока мы оба не понимали, чего друг от друга ожидать.

Скип спустился медной змеей с пальцев, выпрямился и превратился в узкое блестящее полированное лезвие, длиной примерно в полметра. Пока это была только демонстрация. Если чудище нападет, он станет длиннее. Намного длиннее. Места для размаха тут было предостаточно.

Оказалось, что мозги у твари все-таки были. Она разула глаза, причем буквально – передней парой когтей на лапах раздвинула шерсть, и на меня глянуло аж восемь черных зрачков – и, кажется, что-то поняла. По крайней мере перестала приближаться и замерла.

– Ну что? Решим вопрос по-хорошему или по-плохому? – спросила я.

Конечно, тварь не понимала, но спокойная уверенная речь должна была подействовать отрезвляюще. Как и домашние животные, тысячелетиями обитавшие возле человека, научились понимать интонации, так и охотящаяся за людьми нечисть тоже ради выживания и самосохранения должна была освоить кое-что.

– Тебе тут не место! – сказала я, подпустив в голос стальных ноток. – Убирайся в свой мир!

– Тебе тоже, – неожиданно раздалось из-под зеленоватых косм. Шепот твари был похож на скребущие друг о друга половинки ржавых ножниц.

О как? Оно еще и разумное! Ну тогда все проще.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила я с угрозой и сделала шаг вперед. Скип сразу увеличил лезвие, превратившись в катану.

Тварь рассержено зашипела, но это был звук уже смирившегося со своим поражением существа. В нем даже слышались нотки испуга.

– Хозяин тебя уничтожит! – проскрипело мохнатое зеленое недоразумение, развернулось и отпрыгнуло прочь. Воздух перед ним задрожал, оно сделало шаг вперед и исчезло.

Позади раздался топот ног. Я обернулась и приказала скипу срочно спрятаться, вновь прикинувшись браслетом. По тропинке быстрым шагом приближался уже знакомый мне участковый, а за ним семенила та самая женщина, что только что верещала как резанная.

– Ох… вы целы! Вы это видели? – воскликнула она.

Одышка не давала ей построить длинные фразы. Удивительно, как она вообще так резво смоталась от чудовища.

Я мысленно похвалила ее – женщина все-таки не убежала, спасая свою шкуру, а помчалась за помощью. Помощью мне. И даже осмелилась вернуться.

– Собаку? Видела.

– Собаку? – нахмурился полицейский.

– Да. Бездомная. Здоровая такая, лохматая, но, как оказалось, добродушная. Сначала рычала, но я прикрикнула на нее, она повиляла хвостом и убежала, – я невинно посмотрела на женщину.

– Она была зеленая! С когтями, ногами как у паука и огромной пастью! – неуверенно заявила она.

Я скривила лицо в максимально скептическую гримаску. Полицейский меня понял и расслабился, недовольно глянув на паникершу.

– Полагаю, мое участие больше не требуется, – кивнул он. – Будьте аккуратнее.

Женщина растерянно и испуганно взглянула на него.

– Я вас провожу, не бойтесь, – сказала я ей. – Вы где живете?

Тварь хоть и отступила, но все-таки могла вернуться. Многие хищники после того, как выбрали добычу, бывают поразительно и даже маниакально настойчивы в ее преследовании, игнорируя более доступные варианты.

– Да вон там, в шестом доме. Во втором подъезде, – машинально ответила она.

– О! Значит соседи. Я на одиннадцатом в соседнем. Пойдемте, – я аккуратно взяла ее под руку.

– Странно… я вас не помню, – пробормотала она.

– Я недавно сюда переехала. Снимаю квартиру.

Мы, не торопясь, шли к дому через двор.

– Это у Кондратьевых что ли? Двушка крайняя? – поинтересовалась она.

Что бы я еще помнила, как их звали.

– Ну да, она самая. А вас кто-то дома ждет? Может встретить?

– Да что ты… одна живу. С мужем рассталась, когда дочка погибла. С тех пор одна.

– Ох… соболезную, – я ужаснулась как просто и безэмоционально она это сказала.

– Да былое уже. Заросло все. Теперь привыкла к одиночеству. Бог больше детей не дал, как не молила. Вот только об этом больше всего жалею. Как бы я еще дочку хотела… Ну ладно, прости, чего это я тебя гружу. Как звать то тебя?

– Лин. А вас?

– Галина Семеновна.

– Не отчаивайтесь, Галина Семеновна. Если верить, то все возможно. Мне так папа говорил.

– Смешная. Куда в моем возрасте то. Но спасибо, – улыбнулась она.

Мы успели обсудить погоду и шумные компании во дворе, прежде чем дошли до дома. Я проводила ее до самой двери, потом поднялась к себе.

–Вольдемар! – крикнула я с порога. – Загадка тебе на эрудированность. Что это такое – выглядит как зеленый стог сена, ростом в метр, хитиновые лапы с когтями, пасть размером с суповую тарелку, да к тому же еще разумное и говорящее.

–У википедии своей спроси! – буркнул он даже не повернувшись.

Вот же обидчивая скотина. Стоило, вооружившись поисковиком, его один раз подправить во время бесконечных нравоучений, так он уже неделю простить не может.

– Оно мной поужинать хотело, – невинно заметила я.

У Вольдемара пунктик на предмет моей безопасности. Такое проигнорировать он не смог.

– Не придумывай. Шиш не дурак, к тебе бы не полез. Да и не могла ты его тут в городе встретить, – фыркнул он.

– Шиш, значит. А какого лешего он тут забыл, в парке? За теткой какой-то гонялся. На меня рыпнулся, пока не осознал кто перед ним.

Вольдемар задумался.

– Звучит как нечто невероятное. Они вообще охотятся из засады неподалеку от гнезда и редко покидают насиженные места. Которые, как ты понимаешь, не просто далеки отсюда, а вообще в другом мире. Что-то его прогнало и заставило сюда отправиться. Очень странно. Нетипично для него.

Я хмыкнула:

– Как ты мягко выразился. Нетипично. Как вообще потусторонние твари появляются здесь? Ты понимаешь, что это ненормально? Такого быть не должно.

– Понимаю. Но не понимаю, – каркнул Вольдемар.

– Вот и я не понимаю.

– Будем надеяться, что это случайность.

Я вздохнула и продекларировала тут же сложившееся хокку:

Дурак верит в фортуну,

Мудрец же знает:

Случайностей нет.

– Дешевая философия, – фыркнул ворон.

– Я еще не сказала тебе самого главного. Эта тварь, когда я ее прогнала и лишила ужина, побежала жаловаться хозяину.

– Хозяину? – встрепенулся он.

Я промолчала, глядя на него исподлобья.

– Угу. Тому, кто открыл ей портал.

– Это невозможно, – каркнул Вольдемар.

– Ты это говоришь уже второй раз за вечер, заметил? Она мне сама так заявила. Дескать, хозяин за нее вступится и меня уничтожит.

Он нахохлился и отвернулся.

Надо же. Это был на моей памяти первый случай, когда Вольдемару нечего было ответить.

Перед сном я достала кристалл и повертела в руках.

Я готова?

С одной стороны, вроде как да.

С другой… что-то внутри защемило сердце и не давало активизировать его. Я сидела на кровати и пыталась понять, что же именно мешает мне завершить миссию и вернуться домой?

А потом поняла: я уже не хочу уезжать отсюда. Слишком хорошо выполнила домашнее задание и все-таки полюбила этот город. Мне тут нравилось. Мне нравились люди. Арина, этот несносный Всеволод и вообще…

Но там же мой дом. Почти живой, родной, привычный. Тот, кто грел и защищал меня целых семнадцать лет. Всю мою жизнь. Дом скучает по мне, а я по нему.

«Если не можешь что-то решить вечером, отложи это на утро. Если даже решение не придет во сне, то ты все равно проснешься другим человеком. Он сможет легче принять правильный выбор», – так говорил отец. Что же, придется воспользоваться его советом.

Я убрала кристалл под подушку и легла в кровать.

***

– Отцовское отродье.

Мама говорила так часто.

В этот раз мне приснился не отец, а она. Та, кого я ненавижу. Та, кого я искренне старалась любить все 7 лет, пока у меня вообще была мама.

Образ получился смутный. Все-таки воспоминания того времени уже поблекли и растворились под грузом других, более взрослых. Я помню скорее эмоции, чем картинку. Сон пытается воссоздать ее образ, но получается не совсем то.

Она была высокой, когда-то очень стройной, но, как она же сама говорила: «Эти чертовы роды» и «дочь всегда у матери красоту отнимает». Я все равно считала ее самой красивой, несмотря на то что по мнению мамы ее «разнесло». Мне просто не с чем было сравнивать. Других женщин я до семи лет я почти не видела. Совсем давно, когда я себя еле осознавала, в замок приходили какие-то слуги, но потом перестали и я больше не видела людей извне.

Во сне она стояла у плиты ко мне спиной и непрерывно ворчала и причитала. У нее была длинная толстая коса почти до попы. Но это во сне. В реальности она остригла волосы, когда мне года два было и такой косы я никогда не видела. Одета она была тоже непривычно: в какой-то старорусский национальный сарафан, который непонятно вообще откуда в моей фантазии взялся. На самом деле мать ненавидела, но всегда носила цветастые домашние халатики. Ненавидела, потому что мой папа ее: «запер дома, одел в какие-то домашние тряпки и у нее ни шикарного платья, как раньше, ни возможности в нем куда-то выйти.

Платья на самом деле были, но старые. То есть на мой детский взгляд они были почти как новые и шикарные, но для мамы обладали одним самым серьезным недостатком – она в них больше не влезала. Но и выкинуть не могла. Все мечтала, что когда-нибудь сядет на диету, похудеет и тогда…

Что тогда должно произойти я не знала.

Сейчас во сне я просто сидела за столом, не доставая ногами до пола, ждала, когда мама сготовит что-то вкусненькое и слушала ее ворчание.

Нет, конечно, она не всегда пребывала в таком состоянии. Она бывала и милой, и ласковой и вообще… мамой. Но иногда на нее нападало такое состояние, когда она злилась, била сгоряча посуду или просто стояла у плиты и тихо шипела про свою ужасную долю. Что обещали горы золотые, а поставили у плиты и запели в клетке.

С одной стороны, я была маленькой девочкой лет пяти, которая ждала завтрак. С другой – все помнила, все понимала и смотрела на эту косу с такой ненавистью, что если бы мысль была материальна, то я точно прожгла бы в спине матери дыру насквозь.

***

На следующее утро, вопреки отцовским советам, решение так и не пришло, так что я отправилась в универ, в надежде, что умные мысли возникают в голове, когда ты находишься среди умных людей.

А первой парой у нас была физкультура. Точнее Айкидо, куда я сдуру по заданию Арины записалась.

Сюрпризы начались с того, что там требовалась особая форма. Хорошо, что ничего не понимающих новичков типа меня было аж десять человек, так что я не одна была черной вороной на фоне белых красивых учеников. На занятия спортом я оделась так же, как на тренировки дома: в традиционное китайское черное ифу.

Наверное, это и вызвало законный интерес тренера. Он подошел и поинтересовался чем я занималась до этого.

Я пожала плечами. Как это обозвать? Было ли вообще у этого название? «Система отца»? «БИВ – Боевое Искусство Вольдемара?»

– Ну… всякими китайскими традиционными вещами, – нашла я самый нейтральный ответ.

Он кивнул, а потом пристально следил за мной на разминке – пока мы кувыркались, ходили на коленях и занимались прочими вполне привычными и знакомыми мне вещами.

Для демонстрации приема он, видимо, позвал лучшего ученика – пояс у него был коричневый, почти такой же темный, как у тренера. Движение, которое он показал, было мне знакомо – ученик имитировал удар оружием в живот, а тренер пропускал удар мимо и выворачивал его руку. Этому меня учили.

Я заставила скип переползти на бедро под одежду. Не знала, как он среагирует на то, когда мне в пузо будут тыкать оружием. Пусть даже воображаемым.

Эта последовательность движений у меня получалась хорошо. Даже слишком. Потому что на втором приеме, который был мне совсем не знаком, меня поставили в пару с тем самым лучшим учеником. На демонстрации у тренера все выглядело красиво и быстро – я даже толком не поняла, что произошло и как его напарник, перекувырнувшись в воздухе, оказался на спине.

Я должна была имитировать удар ладонью сверху, но я понимала, что теоретически в ней зажат меч, и прием на самом деле был неизвестной мне защитой от вооруженного соперника.

Когда я старательно махнула рукой сверху вниз, старший ученик, как положено, ушел с линии атаки, повернулся, перехватил кисть, и моя рука оказалась у него на плече. После чего он чуть присел и резко неожиданно потянул предплечье вниз…

Локоть пронзила боль, я почувствовала влажный хруст, отдавшийся по всему телу.

Скип взвился молнией.

«Назад!» – мысленно крикнула ему я.

Еще секунда, и он бы убил нерадивого ученика, хотя тот ни в чем не был виноват.

Я с опозданием сообразила, что просто вела себя неправильно. Обычный человек, подчиняясь инстинкту самосохранения, захотел бы избежать боли и должен был податься вперед и, скорее всего, перекувырнуться, как делал ученик на демонстрации. Вот только у меня в принципе не было этого инстинкта, поэтому, не зная, что делать, я просто стояла на месте.

Ученик с коричневым поясом тут же испуганно выпустил мою руку, а я зашипела от боли, прижала сломанный локоть к животу и присела на корточки, спрятав травмированную руку от тренера, который уже бежал к нам.

Пока он орал на моего напарника у меня было секунд десять.

Хорошо, что кости рук регенерируют наиболее быстро. Они у стражей страдают чаще всего. С ногой, например, такой фокус бы не прошел.

Когда тренер сам отошел от шока, понял, что нужно не ученика ругать, а заниматься мной, подошел и попросил показать, что с локтем, я выпрямилась и помахала перед его глазами уже почти здоровой рукой.

– Ничего страшного. Просто чуть связки растянулись, – я, поморщившись, демонстративно помассировала мышцы предплечья.

Он, не веря, уставился на мой локоть. Если он следил за нашей парой, то точно видел, как тот изогнулся в обратную сторону.