Сказея: Железная хризантема

– К вам можно?

Голос у него оказался глубокий, с нотками баса. Такой, от которого мурашки по коже.

Я сидела в ряду крайней и места рядом со мной не было.

– Занято, – ответила я, пристально пялясь на доску.

Арина слева издала неопределенный булькающий звук, словно подавилась, мгновенно сориентировалась и бесцеремонно толкнула соседку в бок. Та сдвинулась на одно кресло. Арина живо пересела, ухватила меня за талию и потянула к себе. Я тяжело вздохнула и подвинулась.

Юноша присел рядом.

– Я Арина, – непосредственно заявила моя соседка, наклонившись вперед, так, чтобы парень мог ее видеть.

Мне было интересно, как именно он представится.

– Всеволод.

Наверное, он при этом еще и обворожительно улыбнулся, но я уткнулась в тетрадь и постаралась сконцентрироваться на словах преподавателя, который, тем временем, продолжил лекцию.

– А тебя как зовут? – раздалось у меня над ухом.

Я повернулась и впервые взглянула ему в глаза. Пронзительные, серые, с голубым отливом.

– Л…Лин.

– Странное имя. Но красивое. Я по виду подумал, что ты из Бурятии, но там вроде таких имен нет.

Я опять почувствовала, что краснею. Ко мне, наверное, было сейчас приковано внимание всей аудитории.

– Это по-китайски. Означает душа. Папа во мне души не чаял, – пробормотала я, отвернулась и сделала вид, что увлечена записью слов лектора.

– О! Ты из Китая? Круто! А по виду не скажешь, – воскликнула Арина.

– Молодые люди! Нельзя ли потише? – не выдержал лектор.

Я невольно вжала голову в плечи. Вот как раз я-то стараюсь учиться, но со стороны преподавателя наверняка выглядит все так, как будто именно эта девица с восточной внешностью и является главным возмутителем спокойствия.

Арина и Всеволод замолчали. Лекция продолжилась, и я старательно не отрывала взгляд от конспекта, хотя и вообще не запомнила ничего из того, что записывала.

Первый день оказался коротким. Всего одна пара вводной лекции. Потом нас развели по группам и попросили пройти короткий тест по английскому, а также определиться с направлением на физкультуре – те, кто предпочитал какой-то конкретный вид спорта мог выбрать секцию, вместо общих скучных занятий.

Арина и Всеволод оказались не только моими однокурсниками, но и одногруппниками. Правда втроем сесть за одну парту тут уже возможности не было. Мы с Ариной разместились рядом, а Всеволоду пришлось уйти на задний ряд.

Вольдемар был просто подвинут на языках. Сам он знал их, если считать устаревшие диалекты, примерно под сотню. Включая пару уже несуществующих. У меня даже близко не было ни его памяти, ни интеллекта, так что мы с ним ограничились изучением четырех. Китайский – родной язык отца, русский, на котором говорила мать, английский, потому что по словам матери, на нем говорили все приличные люди, и французский – он нравился Вольдемару за грассирующее «р», которое тому так приятно было выговаривать. Учили меня всем четырем сразу, причем с пеленок, так что я выросла дважды билингвой и все языки воспринимала практически как родные. Понятно, что тест по английскому проблем у меня, в отличие от Арины, не вызвал. Она сначала старалась подглядеть что я там отмечаю, но, убедившись, что у меня другой вариант разочарованно вздохнула. Я, как могла, кое где ей подсказывала, пока преподавательница на меня не шикнула.

Зато с выбором спорта все было наоборот. Арина ни секунды не сомневаясь, выбрала плавание – оказалось, что она имеет какой-то разряд, что, глядя на ее фигуру, предположить было сложно. А вот я задумалась. Плавала я с изяществом топора. Некоторые мои части, конечно, стремились на поверхность, но в целом организм скорее тонул, чем плыл, игнорируя отчаянные пассы руками и дрыганье ногами. Секции фехтования с шестом, в чем я была по-настоящему хороша, тут не было. Некоторые из предложенных на бумаге вариантов вообще вгоняли меня в ступор. Моя домашняя библиотека пополнилась в последний раз примерно в восьмидесятых годах прошлого века, когда о таких видах спорта никто не слышал. Софтболл, кроссфит, чирлидинг – звучали для меня как заклинание для вызова демона. Но и оказаться в группе тех немощных, которые позорно именовались «ОФП» тоже не хотелось. Командные виды спорта сразу отпадали – где я, выросшая без друзей и подруг, и где команда? Тупо бегать и прыгать, как легкоатлеты, я тоже терпеть не могла…

– Чего зависла? – Арина заглянула мне через плечо.

– Не могу в меню сориентироваться. Все такое вкусное и непонятное, – пробормотала я.

– А ты чем-нибудь занималась? Ну в Китае.

И тут я задумалась, что так и не создала себе полноценную «легенду». Что говорить, когда спросят, например, откуда конкретно я приехала? Понятно, что раз завела тему с Китаем, так надо держать – это здорово объясняло мои странности и незнание местных обычаев – но, если спросят про город или область, что что отвечать?

– В нашей дыре секций вообще не было.

– Ну… у вас же все там ушуисты. В любой деревне. Я по телеку видела. Вон выбирай айкидо тогда.

– А что это?

Арина странно на меня посмотрела.

– Ну тоже типа борьба. Мягкая такая. Почти женская. Неужели не слышала?

Я пожала плечами и поставила галочку напротив этого неизвестного для меня слова.

Как только нас отпустили, я постаралась прошмыгнуть из аудитории так быстро, чтобы сидевший позади всех Всеволод физически не смог бы меня догнать. Но на выходе из здания факультета невесть откуда взявшаяся юркая Арина все-таки поймала меня за руку.

– Слушай, это круто, что ты из Китая. Я даже подумываю поступать туда – говорят там крутые вузы. Хочу тебя порасспрашивать. Ты как, никуда не спешишь?

Я колебалась. Времени то у меня было полно, но вот спалиться на незнании деталей о жизни в Китае, где я никогда не была, как-то не хотелось. С другой стороны, мне был нужен кто-то, кто научит меня обычной человеческой жизни —не Вольдемара же слушать – а с Ариной было как-то удивительно легко общаться. Ее непосредственность и открытость давали мне неплохой шанс узнать, как тут живут мои ровесники.

– Да я вряд ли что подскажу. Я в глухой провинции жила. Считай, в прошлом веке. В больших городах не бывала.

– Не важно. Пойдем вон в кафешку, посидим.

Я пожала плечами. Почему бы и нет? К тому же я успела проголодаться.

Мы сели за столик. Я решила рискнуть и взяла себе безалкогольный мохито – совершенно не представляя себе, что это – и большой бургер и теперь чувствовала себя несколько неловко, глядя на Арину с микроскопической порцией салатика.

Коктейль оказался кучей ледяной крошки, между которой стыдливо просочился подкрашенный сахарный сироп с легкой кислинкой. Приторный настолько, что непонятно было как это вообще можно пить: с бургером вкус совершенно не сочетался, да и жажду не утолял, а только усиливал.

Арина с завистью посмотрела на мою тарелку:

– Каким-то спортом ты все-таки занимаешься, да?

– Что? Почему? – не поняла я.

– А как еще такую фигуру сохранить при таком аппетите?

– А… просто повезло. Папин метаболизм. Он коня на обед сожрать мог и все равно худой был, как скелет.

Арина вздохнула:

– Ну ладно. Расскажи лучше почему сюда приехала? Неужели наш универ намного лучше ваших? Или дело в том, что там у вас огромный конкурс?

– Нет. Я не сравнивала. Просто… так вышло.

Я колебалась… говорить или нет. Но разговор однозначно срочно стоило перевести на другие рельсы. Про китайские университеты я явно знала намного меньше нее.

– Папа умер и меня там больше ничего не держало. Мама была из России. Вот я и приехала, так сказать, на вторую историческую родину.

– Ой, сочувствую. Извини, не знала, – пробормотала она, а потом нахмурилась. Я уже поняла, что Арина никогда не смогла бы играть в покер – ее личико всегда отражало все тонкости ее мыслительного процесса.

– Погоди… что значит «мама была»? Что, мама тоже… – она замялась.

– Нет. Она просто нас бросила. Давно. Вот я и приехала понять: чем тут лучше, чем у меня дома. Ради чего… она так поступила.

На последней фразе мой голос предательски дрогнул, хотя я считала, что вполне владею собой. Арина смахнула слезу и непонятно почему обняла меня. Я сидела, как истукан, не зная, как на это реагировать.

– Блин… это так стремно… извини, я не хотела бередить больное, – наконец сказала она, отстранившись. – У меня похожая история. Мама от нас с отцом уехала в другой город даже.

Я мысленно усмехнулась. Бередить… Что с ней было бы, если бы я сказала самое главное: что мама не просто ушла. Не просто бросила меня одну. Что все намного… намного хуже. Этакая замечательная здоровая семья с вечными ценностями, за которые так радеет Вольдемар.

– Ты у родственников живешь, значит? – спросила она.

– Нет. Зачем? Одна. Сняла квартиру.

– Сама? – У Арины глаза на лоб полезли.

– Ну да, я же совершеннолетняя. А что не так?

Неужели я опять что-то ляпнула не то. Я смотрела закону и вроде формально, по документам я имела право на самостоятельные сделки.

– Ну ты даешь! Я пока на такое решиться не могу. А деньги откуда?

– Наследство. Папа был далеко не нищим.

– Офигеть. Так… нам точно надо пообщаться подробнее. А давай сегодня в кино сходим, чтобы развеяться, а то я тебя совсем в уныние погрузила и теперь чувствую себя виноватой. Или лучше шоппингом займемся? Что тебе больше всего настроение поднимает? Только погоди, я водителю позвоню, чтобы приезжал за мной только вечером.

– Водителю? – настала моя очередь удивляться.

– Ну да. Я с папой живу за городом, в коттеджном поселке. Туда так просто не доехать. Такси мой папА – Арина произносила это слово на французский манер, с ударением на второй слог – считает шахид мобилями, так что меня доставляет в универ и обратно его личный водитель.

Арина быстро проклацала коготочками по экрану.

– Вуаля. Так куда пойдем?

Вопрос был на засыпку.

– Давай ты выберешь, – выкрутилась я.

– Тогда в кино. На великого Чебу. Не смотрела еще?

– Нет, – уверенно ответила я, даже не поняв, о чем речь.

– Беспроигрышный вариант. Он и китайцам, и японцам нравится. Ой, я не хотела тебя задеть. Я к тому, что это просто это такой универсальный мультик.

– А это где и насколько дорого?

Фильмы я смотрела до этого только на экране смартфона и в телевизоре.

– Да не… – Арина запнулась и удивленно на меня посмотрела, словно видела первый раз.

Я поняла, что опять сморозила какую-то глупость.

– Ты что, ни разу в кино не была? – с подозрением спросила она.

Пришлось кивнуть. Убедительно соврать я бы все равно не смогла.

– В твоем городе вообще кинотеатров не существует? – мне показалось, что если бы я заявила, что жила на Марсе или Венере, то она удивилась бы меньше.

– Город – это слишком смелое название той дыры, где я выросла, – брякнула я, надеясь, что Вольдемар никогда не узнает, как я отозвалась о доме.

– Ну тогда тем более я обязана приобщить тебя к цивилизации! – воскликнула она. – За билеты не беспокойся, я куплю.

– Да нет, у меня есть деньги… – запротестовала я, но она меня прервала.

– Так. Тихо. Вот когда я буду зарабатывать, тогда будешь мои финансы считать и беспокоиться, а пока все равно раскошеливается папа. Он таким образом отеческую заботу проявляет и другого способа не знает, так что не будем ему мешать.

Я кивнула, соглашаясь с неизбежным.

– А вообще прикольно, наверное, расти в таком тихом месте, что ни ночного клуба, ни кино. Интернет то хоть у вас был? – спросила она.

– В какой-то степени да.

Не говорить же ей, что впервые в сеть я вышла меньше недели назад.

Арина изучающе смотрела на меня.

– Интересно, а ты вообще всегда такая?

– Какая?

– Ну… холодная. Будь ты не из Китая, я бы сказала нордическая. Я сколько дорам китайских и корейских смотрела – там у вас наоборот все гиперэмоциональны. Такое ощущение, что постоянно переигрывают. А тебе бы даже терминатор позавидовал бы. Ты вообще улыбаться то умеешь?

Я улыбнулась в ответ. Это я отрепетировала в свое время перед зеркалом. Я не умела рыдать, демонстрировать боль, радость, страх. Просто не особо задумывалась, как отобразить их на лице. Мне просто не у кого было научиться, да и не нужно было последние десять лет.

– Девушки! Красавицы! А не нас ли вы ждете? – раздалось у меня над ухом. Вместе с этим моего носа достиг запах паров только что выпитого пива.

Арина поморщилась:

– Не тебя, отвянь!

Я, все еще продолжая улыбаться, искоса глянула, кто там за плечом: двое парней с короткими стрижками и лицами, не одурманенными интеллектом.

– Ух, какая резкая, – фраза подруги этого юношу, похоже, только раззадорила. – А я вот уверен, что мы вас развеселим. Пойдем с нами, тут рядом крутое место есть.

– Остынь! – приказала Арина и я почувствовала в ее голосе нотки волнения.

– А подруга-то твоя молчит. Не согласна с тобой, значит. Она то, видишь, хочет с нами поехать! – кто-то из парней взял меня за плечо.

Арина в отношениях с парнями понимала больше моего. Если она забраковала эти два образца, и рекомендовала им остыть, значит и я должна была продолжить ту же линию.

Я, сохраняя улыбку, молча повернулась, взялась двумя пальцами за брючный ремень ближайшего молодца и подтянула парня поближе, оттопыривая его штаны.

– О-о! – успел восхищенно сказать он.

В этот момент я схватила стакан со льдом, именовавшимся нелепым словом «мохито» и вылила его парню в штаны.

Он взвизгнул и отпрыгнул.

– Тебе же советовали остыть. Так будет вернее, – прокомментировала я.

– Ты че, дура? – завопил парень с мокрыми штанами.

Скип почувствовал в его голосе агрессию – у него вообще был изумительный нюх на опасность, и в таких случаях решение он принимал самостоятельно – поэтому моментально скользнул с запястья в ладонь и вытянулся коротким лезвием. Я мысленно выругалась, встала и отвела руку так, чтобы Арина ее никак не могла увидеть. А вот настойчивые юноши все вполне успели разглядеть.

– Психованная! – испуганно крикнул второй, отодвигаясь подальше. – Пойдем, Толь.

Он взял растерянного друга за плечо и потащил прочь из кафе. Скип тут же моментально свернулся медной змейкой на запястье.

Две сидевшие за дальним столиком дамы примерно сорока лет почему-то зааплодировали.

– Охренеть! Ну ты даешь! – восхищенно заявила Арина, когда настойчивые кавалеры скрылись из виду. – Так спокойно… с улыбкой…

Я же чувствовала себя виноватой. Никак не могла привыкнуть к тому, что постоянно надо думать о тех, кто находится рядом. Нельзя быть такой резкой и импульсивной. Вот полезли бы те парни в драку, что бы тогда тут было?

В голове тут же родилось хокку, которое я сказала вслух, ибо искусство всегда достойно того, чтобы быть озвученным, а не сгинуть в безвестности:

Не в гневном взмахе меча

закаляется честь самурая,

а в смирении.

Глава 3

Кино по началу впечатляло. Огромный экран создавал ощущение полного погружения. Я впервые задумалась, насколько мне близка была бы работа режиссера или сценариста: творить своей волей подобные миры и окунать в них зрителей.

Я огляделась: все смотрели на экран, широко открыв глаза и, казалось, вообще потеряв связь с реальностью. Конечно, такая масштабная картинка, чудовищно громкие звуки захватывали все внимание, да и зверек там бегал презабавнейший.

Сюжет, правда, был прост, банален и ужасен. Я вначале хихикала, но потом мрачнела все больше и больше. Фильм оказался правильным. С точки зрения Вольдемара. Про вечные семейные ценности, про то, как родители любят детей, а бабушки любят их еще больше. Когда я поняла главную мысль, то дальше весь сеанс сидела, сжав зубы до боли и ждала, когда же эта пытка кончится. Если Арина хотела вывести меня таким образом из грустных воспоминаний о прошлом, то достигла она прямо противоположного результата. Так что, когда она после кино вытащила меня пройтись погулять, настроение у меня было такое, что хотелось кого-нибудь убить. Скип почувствовал это и зашевелился на запястье и только тогда я опомнилась и постаралась успокоиться.

Арина, тем временем, рассказывала о своих грандиозных планах сбежать из дома куда подальше: поступить в иностранный вуз или перевестись туда со второго курса. Желательно не в Европу, куда ее папа катался регулярно, а куда-нибудь в презираемую им Азию. Только там, как ей казалось, она обретет настоящую свободу.

Мне было сложно ее понять. Свободы у меня было – хоть лаптем хлебай. Толку то от нее. Гораздо интереснее быть кому-то нужной. Хотя бы родителям. Но об этом я ей не сказала. Она бы все равно меня не поняла.

– А ты? – неожиданно спросила она и уставилась на меня своими зелеными круглыми глазами.

– Что я?

– Что планируешь делать? Ну дальше. Ближайшие годы или после универа. Планы на будущее и все такое.

Я так растерялась и не сообразила, что лучше придумать, поэтому ляпнула правду:

– Я хочу найти мать. Только не знаю, как это лучше сделать.

– А как ее зовут? – живо поинтересовалась Арина и достала смартфон.

– Василиса.

– Фамилия?

– Я… не знаю. Она же ушла… к любовнику и явно второй раз замуж вышла и точно ее сменила, – вздохнула я

– Блин, – Арина отложила телефон. – А девичья? Может по ней найдем?

Я закусила губу. Этого я тоже не знала. Когда мне было семь, я еще понятия не имела о фамилиях. У меня были папа и мама. У них были имена. И все.

– Нет. Не выйдет. Это было так давно, что интернета еще не существовало, – вздохнула я. – Не важно. Это так… вдруг повезет, и ты знаешь какой-то волшебный способ.

– Не, извини. Тут только если кого-то из ФСБ найти, да и то ему как-то побольше деталей потребуется, чем просто имя.

Я кивнула.

Первым и самым страшным сюрпризом в Москве для меня стало то, сколько же здесь людей. Когда я читала о городах, то почему-то все равно представляла себе что-то вроде кремля во времена средневековья. Нет, я знала, что есть города-миллионники, но все эти цифры были какими-то абстрактными. Я даже представить себе не могла, что можно жить в поселении и не знать каждого обитателя. А потом оказалась тут, спустилась в первый раз в метро в час пик и поняла, что маму я тут не найду никогда. Если только не случится чудо.

Чудо у меня с собой было. Карманное, но настоящее: кристалл, способный найти нужного человека. Я нашла такой в коллекции отца. Но он был одноразовым, а целей было две, да и я толком не знала, как им пользоваться. Вдруг сделаю что не так, и потеряю последнюю надежду найти мать.

***

Я вернулась домой поздно. Как-то слово за слово мы с Ариной проболтали весь вечер, пошатались по торговому центру, пока шел дождь, погуляли по вечерней мокрой Москве под пристальным надзором ее водителя, больше всего похожего на телохранителя. Расстались мы далеко за полночь.

Возмущению Вольдемара не было предела. Он полчаса выговаривал мне как он волновался, что так нельзя поступать с родными и что я бездушная скотина. Тогда я достала из сумки новый только что купленный смартфон и положила перед ним.

– Это еще что? – возмутился он.

– Это твой. Ты научишься им пользоваться и больше не будешь выклевывать мне мозг. Если начнешь волноваться, где я и что со мной, то просто позвонишь.

– Вот еще!

– Потому что я теперь буду регулярно приходить поздно. Может иногда и вообще не буду ночевать дома.

– Ты еще несовершеннолетняя! Девице в таком возрасте не следует…

– Сам придумал, что мне обязательно нужно иметь паспорт, в котором мне восемнадцать, так что сиди и не каркай.

Вольдемар надулся и отошел на другой край стола.

– Иди сюда, смотри, – Я повернула к нему смартфон. – Вот тут включаешь. Потом лапкой делаешь вот так и появляется основной экран. Вот на эту зеленую картинку с телефонной трубкой топаешь и откроется телефон. Мой номер уже запомнен как последний на который звонили. Нажмешь на него и поговоришь со мной когда захочешь.

– Что, в любое время? – он повернул ко мне свой черный глаз.

– Только не надо звонить, когда у меня пары в универе. Я не отвечу, иначе преподаватель будет ругаться. Сам же учил и знаешь, как бесит, когда что-то отвлекает ученика.

– Не дурак, – фыркнул он и подошел ближе.

– А вот так можно запустить интернет. Это куда интереснее телевизора, – добавила я.

В этот момент в дверь позвонили.

Я удивленно посмотрела на Вольдемара. Он ответил мне таким же взглядом.

– Будь осторожна, – сказал он.

Я подошла к двери и приказала Скипу приготовится к опасности. Браслет на моей правой руке тут же разомкнулся и превратился в металлическую змейку, обвившую запястье.

– Кто там? – спросила я.

– Старший лейтенант полиции Сидоров. Ваш участковый, – ответил уставший мужской голос.

– Кажется, мы все-таки влипли, – прошептала я Вольдемару, и открыла дверь.

– Посмотри в глазок! – запоздало каркнул он.

На пороге действительно стоял молодой человек в форме полицейского. Лет ему было чуть более двадцати, а конопатое лицо и оттопыренные уши, на которых висела фуражка, придавали ему какой-то совершенно несерьезный и в чем-то даже комичный вид. К тому же он так мило покраснел, когда увидел меня, что я тут же дала отбой Скипу.

– Добрый вечер. Прошу прощения за поздний визит. Опрашиваем возможных свидетелей. Скажите, вы были дома примерно три часа назад?

– Нет. Я только что пришла, – спокойно ответила я.

Он раскрыл папку, в которой находился лист бумаги с номерами квартир.

– А документы у вас есть? Мне нужно записать…

Я пожала плечами, повернулась к вешалке и достала из сумки паспорт. В этот момент Вольдемар решил, что ситуацию нужно брать под контроль, подлетел и сел на мое плечо.

Полицейский отпрянул.

– Ох… Ничего себе. Это ворон? – ошарашенно спросил он.

– Ну не синица же, – улыбнулась я.

– А почему такой огромный?

Да, Вольдемар умел впечатлить. Семьдесят пять сантиметров росту, а размах крыльев под метр-семьдесят.

– Каракар. Порода такая.

– Не страшно? Зверюгу такую иметь? – восхитился лейтенант. – Когтищи то вон, как ножи.

– Дурак! – каркнул Вольдемар.

– Ого! Еще и говорящий!

– Да, иногда фиг заткнешь, – улыбнулась я, – А что случилось? Свидетелей чего ищите?

– Кто-то растерзал стаю собак во дворе. Непонятно пока кто или что. То ли зверь какой забрел, то ли человек так их… разбираемся в общем. Визги то все слышали, а вот что случилось пока никто не видел.

Лейтенант открыл мой паспорт.

– Лин… – дальше он прочел по слогам, – Хангсяновна Йонгши

– Да, китаянка. Гражданство недавно получила по маме. Она русская.

– То-то я смотрю говорите без акцента.

Полицейский переписал мои данные на листочек и протянул мне визитку.

– Мы еще не знакомы. Держите. Я всем раздаю. Если что, звоните. Участкового надо знать в лицо.

– Надеюсь не пригодится, – усмехнулась я, чем, казалось, его обидела.

– Всего хорошего, – кивнул он и перешел к следующей квартире.

Я закрыла дверь.

– Плохо! Очень плохо! – Вольдемар нахохлился и перелетел на стол.

– Чего ты? Обычный опрос свидетелей.

– Он твои данные переписал. Может пробить. Ты у него любопытство вызвала. Иностранка, красавица.

– Простую проверку паспорт должен пройти. А копать глубоко он не будет. Повода нет.

Вольдемар неодобрительно покачал головой и включил телевизор – в последние дни он увлекся политическими ток-шоу – а я пошла готовить себе ужин.

***

Этот сон-воспоминание я любила.

– Пап, а почему тебя злым считают?

– Кто? – он удивляется и отрывается от какого-то сложного аппарата, который пытался настроить.

– Ну… все, – я стараюсь уйти от вопроса.

– Иди сюда, – улыбается он.

Я подхожу, он поднимает меня и сажает к себе на колени. Я тут же обнимаю его и прижимаюсь к колючей щеке. Мне нравится слушать его так: тогда его голос звучит как будто везде, даже внутри.

– Понимаешь, Лин, в мире, безусловно, много добрых людей и существ. Но также много и злых. Очень злых. Если такое зло ворвется туда, где живут добрые и хорошие, то у них не будет шансов справиться и защитить себя. Для этого им тоже придется становиться злыми. Значит должен быть кто-то, кто встанет стеной, отделяя злых от добрых. Тот, кто не даст плохим прорваться к хорошим. А как это возможно? Как можно не пропустить нечто, преисполненное ярости и ненависти?

– Как?

– Нужно быть страшнее. Таким, чтобы любое зло поскуливая убегало только от одного вида стража, охраняющего границу между плохими и хорошими. Тогда как, по-твоему, этот страж – добрый или злой?

– Добрый, конечно. Он же хороших охраняет.

– Это если откуда-то сверху смотреть и всю картину разом видеть, то оно то так и выходит. А если со стороны добра? Оно ведь не всегда разумное то. Хоть и доброе. Зла то давно не видело, забыло уже. Все норовит границу то перейти – любопытно ему, что там, на злой стороне. А страж грозный, не пускает. Может и по шапке надавать за настойчивость. А кто все же на ту сторону заглянул, тот в ужас пришел, какие там чудища водятся. А страж, выходит, у чудищ главный, раз его там все боятся. Вот и получается, что этот защитник и выглядит для всех как самое большое зло. Для чудищ злых – потому что бьет и не пускает полакомиться. Для тех, кто на стороне добра – он, значит, повелитель чудищ, самый страшный монстр и есть. Сказки про него страшенные начинают детям рассказывать. Те своим детям, да доврут еще что-нибудь от себя, чтобы пострашнее было. Так и выходит потом, что никто уже и не сомневается, где самое большое зло живет. В доме этого стража. А раз зло, значит его побороть надобно, чтобы землю от него освободить. Вот добрые и снаряжают героев, чтобы значит, стража то убили. Неразумные. Не знают, что за этим последует.