Советский граф Алексей Толстой

Хронологическая канва

1912, осень – А. Н. Толстой с С. И. Дымшиц переезжает в Москву.

1913, весна – А. Н. Толстой едет в Париж, знакомится с И. Г. Эренбургом.

Лето – поездка писателя по Волге.

Декабрь – А. Н. Толстой в Москве знакомится с Н. В. Крандиевской.

1914, лето – разрыв с С. И. Дымшиц, А. Н. Толстой увлекается М. В. Кандауровой.

19 июля – Германия объявляет войну России.

Декабрь – А. Н. Толстой и Н. В. Крандиевская начинают совместную жизнь.

1915, декабрь – на репетиции «Нечистой силы» А. Н. Толстой знакомится с актером Н. М. Радиным.

1916, 20 января – премьера спектакля по пьесе А. Н. Толстого «Нечистая сила» в Московском драматическом театре.

Февраль – март – поездка А. Н. Толстого в Англию и Францию в составе делегации русских журналистов.

12 декабря – премьера спектакля по пьесе А. Н. Толстого «Касатка» в Московском драматическом театре.

1917, 14 февраля – в Москве родился сын А. Н. Толстого Никита.

Конец февраля – в Петрограде происходят волнения, вызванные перебоями в поставках продовольствия. Создаются Совет рабочих и солдатских депутатов и Временный комитет Государственной думы, затем – Временное правительство. Произошла Февральская революция.

2 марта – Николай II отрекается от престола.

7 мая – венчание А. Н. Толстого и Н. В. Крандиевской.

25 октября – пало Временное правительство, произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.

1918, 5 января – в Петрограде в Таврическом дворце началось первое (и последнее) заседание Учредительного собрания.

6 января – декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания.

Зима – А. Н. Толстой обращается к исторической теме – пишет рассказы «Наваждение» и «День Петра», изучает работу Н. Я. Новомбергского «Слово и дело государевы».

Начало августа – А. Н. Толстой с семьей выезжает из Москвы на Украину.

9 октября – в театре Корша премьера спектакля «Смерть Дантона» по переработанной А. Н. Толстым пьесе Г. Бюхнера.

1919, начало года – А. Н. Толстой работает над пьесой «Любовь – книга золотая» и повестью «Лунная сырость» («Граф Калиостро»).

Переезд в первопрестольную

Лето 1912 года Толстые провели в Коктебеле, а осенью переехали в Москву. Первое время жили у художника, члена объединения «Мир искусства» Константина Васильевича Кандаурова. С. И. Дымшиц вспоминала:

«Мы остановились у Кандауровых и с их помощью подыскали себе квартиру в новопостроенном особняке на Новинском бульваре, доме 101, принадлежавшем князю С. А. Щербатову».

Алексей Николаевич к этому времени приобрел прочное литературное имя. Его первая книга прозы – «Сорочьи сказки» (СПб., 1910) – была восторженно встречена критикой. Вторая книга стихов – «За синими реками» (М., 1911) – весьма доброжелательно. Петербургское издательство «Шиповник» в 1911–1912 годах выпустило два тома его «Сочинений» (на обложках было напечатано «Повести и рассказы»), положительно оцененных критикой.

Весной 1910 года творчество А. Н. Толстого не оставило равнодушным М. Горького. В конце мая он написал беллетристу А. В. Амфитеатрову:

«Обратите Ваше внимание на графа Ал. Ник. Толстого. Это – юный человек, сын Толстого – губернского пред<водителя> дворянства в Самаре, родственник И. С. Тургенева. Хорошая кровь».

Через два месяца повторил:

«Обратите внимание Ваше на Алексея Н. Толстого, прочитайте его “Заволжье” и рассказы в “Аполлоне” – стоит!»

А еще через три месяца, около 24 октября, М. Горький послал А. В. Амфитеатрову только что вышедший первый том «Сочинений» А. Н. Толстого с просьбой: «Прочитав – возвратите». Александр Валентинович, получив книгу, быстро ее прочитал и уже 25 октября написал на Капри:

«Дорогой Алексей Максимович.

Алексеем Толстым я не то что изумлен, восхищен, а просто раздавлен. Это такая сила прет, что я даже не знаю, чего от него ожидать можно. Какой-то словесный Роден, чтобы не беспокоить – оставить про запас – тень Микель Анджело. Есть страницы, от которых пахнет не то что огромным талантом, а, даже страшно вымолвить, гением».

Примерно за год до переезда А. Н. Толстого в Москву, в ноябре 1911 года, в столице состоялось Учредительное собрание «Издательского товарищества писателей». В документах, связанных с регистрацией Устава Товарищества, его официальными учредителями названы В. Н. Лады-женский, В. В. Муйжель и А. Н. Толстой (высочайшее утверждение Устава «Издательского товарищества писателей» последовало только 23 июня 1912 года). Руководство деятельностью Товарищества осуществляло правление: Е. Н. Чириков (председатель), В. В. Муйжель, С. Н. Сергеев-Ценский и заведующий издательством Н. С. Клёстов (ему в работе активно помогал Н. Ф. Олигер).

До утверждения Устава Товарищество вынуждено было заключить с М. В. Аверьяновым, доверенным лицом одной фирмы на хлебной бирже в Петербурге, имевшим у себя на квартире (Фонтанка, д. 38, кв. 21) небольшой книжный склад, договор о финансировании Товарищества 1500 рублями. Покрытие данной ссуды предполагалось средствами, полученными от реализации книг, которые издательство обязано было сдавать на хранение М. В. Аверьянову.

Как большинство существовавших тогда объединений литераторов, Товарищество решило выпустить сборник, который должен был показать лицо нового писательского сообщества. «Сборник первый издательского товарищества писателей» увидел свет в феврале 1912 года. В нем был напечатан роман А. Н. Толстого «Хромой барин». 28 февраля 1912 года Алексей Николаевич написал Н. С. Клёстову:

«Дорогой Николай Семенович.

Альманах вышел и разослан, а карман мой пуст».

Через несколько дней написал повторно:

«Многоуважаемый Николай Семенович, я работал всю зиму над романом, Вы пришли ко мне с предложением купить, предложили маловыгодные для меня условия, и, чтобы помочь Товариществу, я Вам отдал роман, веря, что условия будут выполняться свято. Поэтому будьте столь добры прислать мне запоздавшие уже на неделю в высылке 250 рублей по адресу: Волынская губ. Ст. Колки, им<ение> Куликовичи, Марии Леонтьевне Тургеневой для меня…

У Аверьянова я был, он дал мне отчет, отчета же от Вас я не получал, и Вы для меня остаетесь тем же заведующим делами Товарищества…».

Вскоре деньги были получены. А 15 марта 1912 года А. Н. Толстой написал Н. С. Клёстову еще одно письмо:

«Многоуважаемый Николай Семенович,

после разговора с Вами о делах Издательского товарищества писателей я пришел к заключению, что Товарищество в том виде, каково оно было до сих пор, не имеет никакой юридической силы и никак не обеспечивает взятых на себя обязательств. Поэтому я настаиваю, как подписавший устав Товарищества, перенести контору и редакцию в Москву, выбрать платным редактором В. В. Вересаева, выбрать заведующим издательством Вас, оставить М. В. Аверьянова представителем издательства в Петербурге, и всем членам Товарищества объединиться с Московской Литературной группой, с которой Вы имели переговоры; и скрепить это объединение и все дела юридическим договором Товарищества на вере.

С почтением

Гр. Алексей Н. Толстой».

Случилось так, что упомянутая в письме «Московская Литературная группа» уже 22 марта 1912 года провела Учредительное собрание нового издательства, которое получило название «Книгоиздательство писателей в Москве». На этом собрании присутствовал Н. С. Клёстов. А. Н. Толстой стал активно сотрудничать с новым издательством, которое в 1913–1918 годах выпустило очередные (третий – десятый) тома «Сочинений» писателя.

Московские меценаты

С. И. Дымшиц вспоминала о совместной с А. Н. Толстым жизни в Москве:

«Если в Петербурге мы вращались почти исключительно среди людей искусства, в Москве наши знакомства пополнились рядом людей, никакого отношения к искусству не имевших, но пытавшихся на него влиять и красоваться в его лучах. Это были буржуазные меценаты, содержавшие салоны и картинные галереи, устраивавшие литературные вечера, финансировавшие буржуазные издательства и журналы и старавшиеся насадить на Москве белокаменной чуждые русскому искусству вкусы и традиции западноевропейского декаданса. Они приглашали нас на свои вечера в свои салоны, ибо Алесей Николаевич импонировал им и как стяжавший известность столичный писатель, и как титулованный литератор – граф. Меня они приглашали и как жену Толстого, и как художницу, картины которой к 1912 году стали появляться на выставках в Петербурге и Москве.

Алексей Николаевич принимал их приглашения потому, что вокруг них вращалось немало его коллег-литераторов. Таким образом мы побывали у таких меценатов, как Е. П. Носова, Г. Л. Гиршман, М. К. Морозова, князь С. А. Щербатов, С. И. Щукин. Думаю, что визиты к ним не прошли бесследно для Алексея Николаевича как для писателя, что многие наблюдения, почерпнутые в этой среде, затем в определенном виде отразились в таких его произведениях, как “Похождения Растегина”, “Сестры”».

Прежде чем повести разговор о «буржуазных меценатах», скажем несколько слов об одной не столь богатой московской знакомой четы Толстых – писательнице Рашели Мироновне Хин. Начиная с 1884 года она печатала свои произведения в журналах «Друг женщины», «Вестник Европы», «Русская мысль» и других. Выпустила два сборника рассказов: «Силуэты» (М., 1894) и «Под гору» (М., 1900). Две ее пьесы – «Поросль» и «Наследники» – в начале ХХ века шли на сцене Малого театра. В течение всей своей жизни Рашель Мироновна вела дневник. 8 января 1913 года она сделала интересную для нас запись:

«Вчера обедали Толстые и Волошин. Просидели у нас до 12 часов. Толстые мне понравились, особенно он. Большой, толстый, прекрасная голова, умное, совсем гладкое лицо, молодое, с каким-то детским, упрямо-лукавым выражением. Длинные волосы на косой пробор (могли бы быть покороче). Одет вообще с “нынешней” претенциозностью – серый короткий жилет, отложной воротник а l’enfant18 с длиннейшими острыми концами, смокинг с круглой фалдой, которая смешно топорщится на его необъятном arrière-train19. И все-таки милый, простой, не “гениальничает” – совсем bon enfant20. Жена его – художница, еврейка, с тонким профилем, глаза миндалинами, смуглая, рот некрасивый, зубы скверные в открытых, красных деснах (она это, конечно, знает, потому что улыбается с большой осторожностью). Волосы у нее темно-каштановые, гладко, по моде, обматывают всю голову и кончики ушей, как парик. Одета тоже “стильно”. Ярко-красный неуклюжий балахон с золотым кружевным воротником. В ушах длинные, хрустальные серьги. Руки, обнаженные до локтя, – красивые и маленькие. Его зовут Алексей Николаевич, ее – Софья Исаковна. Они не венчаны (Волошин мне говорил, что у него есть законная жена – какая-то акушерка, а у нее муж – философ!). У нее очень печальный взгляд, и когда она молчит, то вокруг рта вырезывается горькая, старческая складка. Ей можно дать 35–37. Ему лет 28–30. Она держится всё время настороже, говорит “значительно”, обдуманно… почему-то запнулась и даже сконфузилась, когда ей по течению беседы пришлось сказать, что она родилась в “Витебске”… Может быть, ей неприятно, что она еврейка? Говорит она без акцента, хотя с какой-то примесью. Он совсем прост, свободен, смеется, острит, горячится, путается в теоретических фиоритурах Макса, желает с 5-ю молодыми драматургами учиться “как надо писать пьесы” и т. д. Я к ним поеду в четверг. Из всех “звезд” современного Парнаса – Толстой произвел на меня самое приятное впечатление».

Упомянутая С. И. Дымшиц Евфимия Павловна Носова была из семьи богатых купцов Рябушинских. Ее брат Николай на свои средства издавал в Москве роскошный символистский журнал «Золотое руно» (1906–1909). Особняк супругов Носовых (Введенская площадь, дом 1) в 1907–1908 годах построил архитектор И. В. Жолтовский. Для отделки интерьеров хозяева пригласили крупнейших художников того времени: В. А. Серов исполнил эскизы для росписи столовой (на сюжет «Диана и Актеон»), Е. Е. Лансере – эскизы плафона, эскизы для росписи других помещений сделал М. В. Добужинский. У себя в доме Носовы устроили салон. С. И. Дымшиц вспоминала: «Носова – женщина среднего роста, худая, костистая, светловолосая, с птичьим профилем – любила пококетничать тем, что предки ее выбились в купцы-миллионеры из крестьян. Салон ее был известен тем, что “мирискусники” Сомов, Добужинский и другие расписали в нем стены и потолки». А вот какой словесный портрет Евфимии Павловны составил К. А. Сомов (в письме к своей сестре А. А. Михайловой от 17 января 1910 года):

«Днем к нам на файфоклок приезжала и другая моя модель Носова, оказавшаяся очень и очень интересной для живописи. Блондинка, худощавая, с бледным лицом, гордым и очень нарядная, хорошего вкуса при этом».

Еще один современник, искусствовед В. М. Лобанов, вспоминал:

«Невдалеке, окруженная молодой, веселой, оживленной плеядой приятельниц… находилась энергичная собирательница искусства, хозяйка модного салона, привлекавшего виднейших живописцев и писателей, – Е. П. Рябушинская-Носова. Ее вид говорил, что она несказанно рада и бесконечно довольна, что находится в центре внимания, что на нее смотрят, что ее большинство публики знает». Помимо салона, Носовы в своем особняке устраивали домашние спектакли, зрителем которых был А. Н Толстой. Современникам особенно запомнилось представление, состоявшееся 23 февраля 1914 года, – спектакль по пьесе М. А. Кузмина «Венецианские безумцы»21.

Первая московская красавица 1910-х, как считали многие, – Гиршман (урожденная Леон) – была поклонницей всего изящного. Данное ей родителями имя – Евгения – показалось красавице недостаточно изысканным, и она придумала себе другое – Генриэтта. Жаждущая всеобщего внимания, она регулярно собирала у себя в доме гостей, среди которых были и Толстые. С. И. Дымшиц вспоминала:

«Салон Генриэтты Леопольдовны Гиршман был поизысканнее (салона Е. П. Носовой. – Е. Н.). Висели портреты, написанные с хозяйки и ее мужа Серовым. Здесь не щеголяли показным богатством, было меньше позолоты и бронзы. Но и тут было ясно: живопись, скульптура, графика – всё это демонстрировалось как предметы искусства, но всё это являлось эквивалентом хозяйских миллионов. В эти предметы были помещены деньги, они, эти предметы искусства, в любое время могли быть превращены в разменную монету».

Дом Гиршманов был известен не только своим салоном. В. М. Лобанов вспоминал:

«Жена В. О. Гиршмана, пленявшая и обвораживающая своим изяществом – Генриэтта Леопольдовна, славилась, особенно среди художников, не только покупками картин, сосредоточенными в огромной квартире около Красных ворот, но и ужинами.

Ужины Г. Л. Гиршман собирали за столом, особенно в дни вернисажей “Мира искусства”, виднейших живописцев обеих столиц и цвет московской художественной интеллигенции».

Эти ужины, конечно же, посещал А. Н. Толстой, любитель хорошо поесть.

Особняк вдовы фабриканта и коллекционера Михаила Абрамовича Морозова (1870–1903) Маргариты Кирилловны находился в самом центре Москвы, на Воздвиженке. Здесь, в гостиной, проходили заседания «Общества свободной эстетики», в работе которого еще до переезда в Москву участвовал А. Н. Толстой.

Коллекцию картин, собранную покойным мужем, Морозова подарила Третьяковской галерее.

В салоне Маргариты Кирилловны собирались несколько иные люди, чем у Носовой и Гиршман. С. И. Дымшиц отметила: «Гости были люди солидные, всё больше профессора».

Сергей Иванович Щукин – самый известный собиратель новейшей западноевропейской живописи. После его эмиграции коллекция в 1918 году была национализирована. На ее основе был создан 1-й Музей новой западной живописи. В 1923 году он был слит со 2-м Музеем новой западной живописи, возникшим в 1919 году на основе коллекции М. А. Морозова. Так возник Музей нового западного искусства, который был ликвидирован в 1948 году, а его фонды распределили между Музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве и ленинградским Эрмитажем.

С. И. Щукин

Начало драматургической деятельности

Князь Сергей Александрович Щербатов был не только коллекционером живописи, но и художником. В принадлежащем ему доме Толстые поселились после переезда в Москву. Это обстоятельство способствовало частым встречам Алексея Николаевича с князем. Беседовали, конечно, об искусстве. Обсуждали написанное графом. В ходе этих бесед С. А. Щербатов посоветовал писателю изменить название комедии «Лентяй» на «Насильники». Это драматургическое произведение стало первым у А. Н. Толстого, попавшим на сцену.

В том, чтобы «Насильники» увидели свет рампы, автору помог художник К. В. Кандауров, заведовавший тогда осветительной частью в Малом театре. А. Н. Толстой вспоминал:

«В августе 1912 года я привез в Москву пьесу под названием “День Ряполовского”… Я отдал читать ее Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко в полной уверенности, что Художественному театру только этой пьесы и не хватает.

Владимир Иванович вызвал меня в театр, обласкал и начал говорить, что пьеса моя интересная, но ставить ее нельзя – трудно…

Я был в восторге от этой беседы, хотя и понимал, что первый опыт провалился. Но писание пьес – прилипчивая инфекция…

На другой день после беседы с Владимиром Ивановичем я вниз головой бухнулся в мутную пучину новой пьесы.

Это была комедия. Как она станет развертываться, чем должна кончиться, что будут говорить и делать мои персонажи, я не имел ни малейшего представления… Я написал уже семнадцать картин, а в конце еще и конь не валялся.

Помог мне мой друг, Константин Васильевич Кандауров, который с незапамятных времен заведовал в Малом театре солнцем и луной, грозой и бурей. Как дух стихий, он сидел под сценой и не раз приглашал меня в свою будочку, откуда я следил за спектаклем. Кроме того, он был живым архивом театра. Всех в театре – директора, актеров, режиссеров и рабочих на сцене – он считал превосходнейшими людьми и страшными чудаками. Когда он замечал в ком-нибудь чудачество, то начинал любить этого человека, от души потешался и оказывал ему тысячи услуг.

На этом основании мы с ним очень подружились. Ознакомившись с моей комедией, он, несомненно, счел ее за величайшее чудачество и пришел в восторг. Он посоветовал мне остановиться на девятнадцатой картине, уверив, что и то играть придется не меньше шести часов. Я послушался и закончил комедию девятнадцатой картиной, устроив в ней всеобщую потасовку, и всё привел к счастливому концу.

Александр Иванович Южин уже был извещен Кандауровым. Я пошел читать пьесу к нему на дом. Александр Иванович слушал сначала серьезно и несколько торжественно, потом начал ужасно смеяться. Он сказал, что комедия ему нравится и он будет ее ставить, хотя придется подсократить… Пьеса была принята. Я сократил ее до 14 картин».

Молодому автору хотелось поскорее увидеть свое произведение на сцене. Но премьера откладывалась из-за болезни актрисы Ольги Осиповны Садовской, которая должна была играть роль Марьи Уваровны Квашневой. Алексей Николаевич, полный нетерпения, 23 января 1913 года предложил директору театра А. И. Южину-Сумбатову выход из создавшегося положения:

«Глубокоуважаемый Александр Иванович, очевидно, Ольга Осиповна не сможет участвовать в моей пьесе. Ждать до осени я совершенно не могу; я бы предложил Вам назначить на роли Квашневой и Катерины Массалитинову и Рыжову и начать репетировать пьесу на этой неделе.

Жму Вашу руку и надеюсь, что в начале февраля мы увидим, наконец, злополучную пьесу.

Ваш гр. А. Н. Толстой».

Писателю казалось, что ему удалось договориться с руководством театра. Через несколько дней он сообщил отчиму:

«Милый папочка,

большое спасибо за присылку денег. Как твое здоровье?

Мы ждем тебя непременно в конце января (пьеса пойдет 4-го февраля). Сейчас я работаю над комедией для Художественного театра, вообще – драматическое искусство страшно захватило меня, и я (что самое главное) чувствую в нем больше сил, чем в писании романа…

Обнимаю тебя,

Твой А. Т.».

Однако премьера «Насильников» состоялась только осенью.

Пытался писатель завязать отношения и с Художественным театром. Знакомство (эпистолярное) с Вл. И. Немировичем-Данченко произошло летом 1912 года. Режиссер написал К. С. Станиславскому 4 августа 1912 года:

«Там (в Москве. – Е. Н.), около 25 августа, я сделаю репертуарное совещание…

К этому времени будет у меня и пьеса Толстого. Он заходил здесь, в Ялте, но меня не застал. Живет около Феодосии. Между нами завязалась переписка.

Может быть, его пьеса разрешит многое в смысле распределения ролей по труппе?

Уезжая из Киева, я купил его сочинения. Читал, знакомился с ним.

Правда, я не нашел одного, самого большого, его романа. Но должен сказать Вам на ухо, что рассказы его оставили меня совершенно холодным. Не заразительный темперамент.

Впрочем, посмотрим, какова его пьеса.

Читал я и Ремизова – ввиду петербургских рекомендаций Добужинского и Бенуа. И тоже не очень обрадовался.

До чего они, все эти петербуржцы, холодны – даже удивительно!..

Если в Ал. Толстом есть хоть “замысел” (хотя и всегда сочиненный, а не пережитой) и во всяком случае – красочность, то в Ремизове уж никакой драматургической жилки не чувствую. Разве только там, где он становится сентиментален».

После встречи с писателем в Москве 21 августа 1912 года Вл. И. Немирович-Данченко в тот же день сообщил жене:

«Познакомился с гр. Толстым, тем самым автором рассказов. Привез пьесу.

Пьеса такая же, как и рассказы. Красочная и не заразительная. Сам он производит впечатление любопытное. Молодой. Лет 30. Полный блондин. Типа европейского. Цилиндр, цветной смокинговый жилет, черная визитка. Работает много. Каждый день непременно несколько часов пишет. Говорит без интереса, скучно.

Пьесу, вероятно, не возьму. Но упустить его не хочется. Всё думается, что он может что-то написать выдающееся».

Разговор с режиссером не прошел для писателя безрезультатно. Ему была заказана пьеса. А. Н. Толстой для Художественного театра написал комедию «Дуэль». Прочитав ее, Вл. И. Немирович-Данченко сделал ряд замечаний, а познакомившись с доработанным вариантом, 27 февраля 1913 года написал автору:

«Произошло то, чего можно было ожидать. Помните, я говорил Вам? Переделывать пьесу радикально по чужим советам невозможно. Ничего из этого не выйдет. Пьеса – такой род литературы. Она выливается орешком. Ее главные линии так резки, что их нельзя “делать”, они зарождаются в душе автора сразу.

В Вашей второй редакции остались прекрасными все те сцены, какие и были прекрасными. Всё новое бледно, и выдумано, и как-то подслащено».

Критика так сильно подействовала на А. Н. Толстого, что он уничтожил рукопись «Дуэли».

Премьера «Насильников» в Малом театре состоялась 30 сентября 1913 года (спектакль выдержал 15 представлений; роль Квашневой исполнила О. О. Садовская. В. О. Массалитинова сыграла Катерину).

А. А. Блок

«Насильники» – комедия, осмеивающая ту среду, из которой вышел А. Н. Толстой, которая взрастила его. Главный герой произведения – 30-летний помещик Клавдий Петрович Коровин. Он предпочитает ничего не делать, лежит на диване. И вдруг к нему является его троюродная сестра Марья Ивановна Квашнева с 19-летней дочерью Сонечкой, которую она намерена во что бы то ни стало выдать замуж за Коровина. Одновременно с Квашневой приезжает 27-летняя Нина Александровна Степанова, в прошлом учительница, а теперь страховой агент. Коровин в нее влюбляется, но Нина не отвечает ему взаимностью. Для усиления давления на Коровина Квашнева вызывает его дядю Вадима Вадимыча Тараканова. Но его, как и хозяина имения, не оставляет равнодушным красота Степановой. Тараканов запирает Коровина, а сам с помощью подручников насильно увозит Нину в свою деревушку Колывань. Однако Коровину удается выбраться на свободу. Он догоняет Тараканова и освобождает Нину. Благодарная женщина влюбляется в Коровина. Искусственная, выдуманная история.

Прежде чем попасть на сцену, «Насильники» были опубликованы – в январе 1913 года, в № 1 журнала «Заветы».

В это время А. А. Блок, размышляя о роли художника, о предназначении искусства, записал в дневник 11 февраля 1913 года:

«День значительный. – Чем дальше, тем тверже я “утверждаюсь”, “как художник”. <…>

Почему так ненавидишь всё яростнее литературное большинство? Потому что званых много, избранных мало. Старое сравнение: царь – средостенная бюрократия – народ; взыскательный художник – критика, литературная среда, всякая “популяризация” и проч. – люди. В ЛИТЕРАТУРЕ это заметнее, чем где-либо, потому что литература не так свободна, как остальные искусства, она не чистое искусство, в ней больше “питательного” для челядиных брюх. Давятся, но жрут, питаются, тем живут. <…>