Полная версия
В его черных глазах была так отчетливо видна надежда, что мне стало жаль. Однако с тех пор мой ответ не поменялся, и я чувствовал, что, сообщив его офицеру, лишу надежды и его, и многие семьи, в которых прямо сейчас растят голубоглазые, светлокожие, темноволосые мальчики от четырех до двенадцати лет, и, скорее всего, себя.
– Извините, но я по-прежнему ничего не помню.
Я опустил голову, чтобы избежать зрительного контакта. Мне было очень неловко, но, кажется, полицейские трактовали мой жест неоднозначно, и молодой мужчина, впервые открыв рот, подтвердил это:
– Если тебе страшно нам говорить, то ты должен знать, что все твои слова конфиденциальны и будут использованы только для поимки преступника.
– Я не боюсь! – я опроверг его слова, хотя, разумеется, в них была правда. Я чертовски боюсь, но совсем не того, что могло бы случиться, если бы я рассказал им все, что знаю. Я боюсь именно потому, что не могу ничего сказать, а значит и не могу надеяться на собственную безопасность. – Я правда ничего не помню. – Я коснулся затылка, где за волосами красовалась выжженная цифра восемь – Признаться, если бы не этот шрам, я бы уже сомневался, что вообще был одной из его жертв.
Если бы не этот шрам и вечно преследовавший меня страх – полная причина, почему я все еще не усомнился в данном факте моей биографии. Но об этом им знать необязательно.
– Что ж, хорошо…
На самом деле, как я и боялся, по лицу Эрнста было понятно, что ничего хорошего то и нет. Молодой помощник тоже был явно разочарован потраченным временем. Но на него мне тоже было плевать, даже проскочило небольшое злорадство из-за его постоянного сверления меня глазами, которое невыносимо раздражало.
– Тем не менее – уже собираясь на выход, обратился ко мне Эрнст – Если ты вспомнишь хоть маленькую деталь, даже если она покажется тебе незначительной, сообщи нам.
Мужчина протянул визитку, и я быстро сунул ее в карман джинс, утвердительно кивнув. Как будто было ощущение, что она мне не понадобится, но и выкидывать рука не поднималась.
Единственное, что принесла встреча с полицейскими, – уверенность в оправданности моего страха. Конечно, они не сказали прямо, что я прав, и они теперь тоже на сто процентов уверены, что Филипа убил фарфоровый маньяк. Однако этого и не требовалось. Сам их приход все сказал за них. А, стоило мужчинам покинуть дом, ко мне метнулась Рикке, которая к тому моменту была белее смерти, отчего ее темные крупные глаза еще сильнее выделялись, и казалось, что только они занимают все лицо; даже губы выглядели мертвенно бледными.
– Матс, мальчик мой, у тебя все хорошо? – запричитала она – Надо же, какие подлюги! Знают, что пережил ребенок, а все равно заявились со своими расспросами!
Я даже не стал начинать, что ребенком уже так-то не являюсь – все равно опровергнет какой-нибудь стандартной фразой, типа: «Для меня ты всегда будешь ребенком». А я ведь в целом недолго с ней был. Наверное, Рикке – редкий представитель женщины, которая по праву может говорить, что цель ее жизни – семья. Сам факт того, что они согласились сначала взять меня, хотя в доме уже были дети (по правде, мне до сих пор кажется, что Ханс все еще не уверен, не было ли это плохим решением), а после еще нескольких детей доказывает, что у Рикке отчаянная нужда дарить кому-то заботу и любовь. Но, что более удивительно, она действительно справляется, и всегда справлялась, со всей ношей, которую на себя погрузила.
– О чем они с тобой говорили? Скажи, они ничего плохого тебе не сказали?
– Нет – протянул я и как-то обреченно добавил – И правду тоже не сказали…
Рикке грустно посмотрела на меня. Показалось, она сразу поняла, что я имею в виду. Не выдержав, я отвел взгляд, однако приёмная мать приблизилась и заключила меня в нежные объятия. Я редко позволял подобное, отталкивая и словами, и колючими взглядами, но сейчас я вдруг вспомнил, как точно так же она обнимала меня в первый день знакомства. Я снова ощутил это тепло, заботу, в которых, видимо, так сейчас нуждался. Правда, шесть лет назад Рикке могла плотно меня прижать, «обернув» руками, а сегодня я был выше нее.
– Я люблю тебя, сынок. – сказала она, и меня будто ударил разряд – И не позволю, чтобы с тобой случилась беда.
Я нервно кивнул и отстранился. «Сынок» … Почему же мне стало так противно? Не могу даже вспомнить, был ли хоть раз ранее, когда она меня так называла. Но сознание упорно запротестовало – у меня есть мама! И то, что она еще меня не нашла, не означает, что не ищет. Никто не может знать наверняка, что с ней случилось, и почему он не подала заявления о моей пропаже, но я не могу предать ее. Я смогу ее найти и, когда мы встретимся, – это будет тот момент, когда я услышу настоящее «сынок», и только тогда я смогу его принять. И оно будет точно не от Рикке.
– Ты так много времени проводишь в своей комнате. – поспешила сменить тему женщина – Так скоро совсем исхудаешь. Давай я положу тебе еду? Я сегодня столько всего наготовила, попробуешь?
– Я не голоден.
Я сухо ответил и успел заметить, что Рикке расстроилась, прежде чем снова ушел в свою сторону. Мне просто не хотелось проводить с ней наедине время, а с Хансом и другими детьми в добавку – к тому же. Да и в целом, я так редко что-то делал в кругу семьи, или хотя бы ее части, что начинать было даже неловко. К счастью, мне давали неплохие карманные деньги, так что перекусить в городе между парами, или найти, чем себя развлечь помимо совместных посиделок и разговоров, не составляло труда. Правда, мой желудок, видимо, думал иначе, так как на подходе к комнате издал весьма неприятные и однозначный звук. Действительно, если я уже пару дней не выходил из дома, то все эти возможности неактуальны. Только сейчас я об этом задумался, снова вставая перед выбором: вливаться в жизнь семьи и не вылезать из своего убежища, или делать вид, что я пережил свою трагедию и готов жить дальше в прежнем ритме. Живот подал мольбы об обеде еще раз, но возвращаться вниз я уже не собирался. Тем более, я услышал, как открылась входная дверь, а значит дети начали постепенно подтягиваться со своих занятий. Ну уж нет, тогда я точно не готов жертвовать своим спокойствием. Что ж, приятель, еду ты получишь не раньше завтрашнего утра… в лучшем случае.
Глава 5.
Мои дни летели мучительно медленно. Прошли добрых полторы недели, как я самовольно изолировался из жизни. Да, помучившись пару дней над выбором, я пришел к трусливому ожиданию. Никто, даже я сам, не знал, ожиданию чего, но зато Рикке меня ежедневно поддерживала в таком решении. И да, даже несмотря на плачевность всех этих дней из-за постоянной смертельной скуки, я все равно ни разу не задумался о том, чтобы изменить решение. Всего-то надо было пару часов провести в интернете, будто специально выискивая все самые жуткие статьи про одержимого убийцу, чтобы помимо скуки испытывать страх. И, чем сильнее я себя доводил, тем меньше на меня давило ничего не деланье. Изредка я спускался поесть, обязательно, когда никого лишнего не было дома (Рикке меня в такие моменты не трогала), периодически переписывался с Эриком и Малене, которые не понимали, что со мной происходит, но я упорно отвиливал от любых ответов. В остальном же я просто сидел в телефоне, а, когда он разряжался, переходил к компьютеру читать статьи и новости. Изначально я искренне старался заставить себя не бросать учебу, заниматься понемногу каждый день. Все таки было самое начало учебного года, и сразу же отставать от программы не хотелось. Однако очень скоро сдался и забросил учебники в дальний угол.
– Матс, можно войти?
В дверь постучали, а за ней раздался вопрос Рикке. Она всегда спрашивала, даже если дверь была открыта, так как всегда заявляла, что уважает личное пространство своих детей. Но в последние недели приемная мать редко получала положительный ответ. В этот раз я сам открыл и вышел к ней, закрыв ее за своей спиной и прислонившись. Без лишних слов я вопросительно посмотрел на женщину.
– Дорогой, мы всей семьей решили выбраться в ресторан на ужин, поехали с нами. – предложила Рикке. – Тебе действительно следовало бы проветрится.
Изначально хотелось отказаться. Меня смущало и то, что поедет вся семья, и то, что в целом хотят выехать в город. Но потом вдруг показалось, что мне срочно нужен свежий воздух вне стен дома. Я правда засиделся и, когда даже Рикке аккуратно на это намекнула, я вдруг сам осознал, что уже стал впадать в маниакальное состояние, которое точно не выльется во что-то хорошее. Просто сижу и просматриваю новостные статьи, потом загоняю себя переживаниями и мнимой угрозой, которой, возможно, уже давно лично для меня-то и нет.
– Почему бы и нет.
Я пожал плечами и, открыв дверь в комнату, вновь заперся изнутри.
– Через полчаса выезжаем!
С той стороны прокричала Рикке, и я услышал ее радостные шаги. Именно радостные, ведь приемная мать была настолько открытой и предсказуемой, что даже ее походка выдавала ее эмоции. Если Рикке радовалась, то ее шаги были быстрыми, слегка суетливыми и громкими. Практически для каждого настроения можно было выделить какую-то особую деталь в ее походке, что поначалу очень меня забавляло.
После даже столь коротких минут, проведенных вне комнаты, вернувшись в нее, мне в нос ударил неприятный запах. В целом, логично. Если девятнадцатилетний парень полторы недели не выходит за ее пределы, периодически забивает на душ и меняет одежду не чаще двух раз в неделю, ожидать другого было бы глупо. Куда более непонятно, почему в периоды кухонных перекусов я не чувствовал такой разницы? Тем не менее, сейчас я еще раз осознал, насколько себя запустил за это время. Притянув футболку к носу, я быстро усомнился в своих способностях думать – можно было догадаться, что она не первой свежести. К счастью, у меня в запасе было полчаса, чтобы привести себя в порядок. Я наспех принял душ и выудил из шкафа более приличные вещи, чем спортивный костюм, или поношенные шорты, которые чередовал между собой все это время. Пришлось немного повозиться с волосами, которые нехило так спутались. Не знаю, откуда во мне была эта черта, но я ни разу за все шесть лет не выходил из дома некрасивым. Мне было важно выглядеть ухоженным – это касалось как моего тела и лица, так и одежды. Когда-то Малене призналась, что, помимо моей ослепительной внешности, конечно, она влюбилась в мой стиль. Не могу сказать, что у меня он какой-то определенный, думаю, ей просто нравилось, что я всегда выглядел презентабельно, и, как она говорила, мы красиво смотрелись вместе. Не хорошо, а именно красиво. Иногда казалось, что все эти отношения затевались только из-за «красиво».
Перед выходом я открыл окно, решив проветрить свою берлогу. Ей это точно не помешает, да и мне – тем более. Ханс с Рикке уже собрали всех детей, и они стояли возле входной двери.
– Поедем на двух машинах. – при виде меня сказала Рикке – Ханс повезет малышей, а я возьму вас со Свайем.
Я кивнул. И так понятно, что это уведомление только для меня – остальным либо его уже сообщили, либо им в целом без разницы. Да и Рикке постаралась. Интересно, боялась, что я испорчу всем вечер еще в машине, или настолько воодушевилась моим согласием, что попыталась создать максимально комфортные условия, испугавшись, что время в одной машине с детьми заставит меня больше не выбираться с ними никуда? В любом случае, мне даже лучше. Ханс тоже, вроде, был не против. Он перехватил у Рикке Лине и с остальными детьми первый вышел из дома. Когда мы вышли, он уже посадил всех в машину и был готов отъезжать.
В нашей машине было тихо. Возможно, для Рикке даже слишком. Для нее подобные моменты были настоящей редкостью, но было не совсем понятно, ей нравится, или, скорее, напрягает. Мы со Свайем оба расположились на заднем сидение, оставив приемную мать спереди одну. Было заметно, как она периодически поглядывает на нас через зеркало. Даже если она хотела завести разговор, то так этого и не сделала, и мы доехали до ресторана, не обменявшись ни словом. Местечко было не особо пафосным, но еда была действительно достойная, отчего оно пользовалось немалым спросом. Столик для нас был забронирован, благодаря чему мы сразу же смогли зайти в зал. Внутри было симпатично, хотя и простенько. Нам принесли детское кресло для Лине, хотя я был уверен, что она быстро переберется к Рикке.
– Мама, я хочу макароны!
Как только мы расселись, дети начали заказывать еду, даже не глянув меню.
– А я буду десерт.
– Самуэль, детка, обязательно возьмем десерт, но перед этим надо поесть нормальной еды.
– Не хочу! Хочу только десерт!
– Нет, сначала нормальная еда – обрубил Ханс – Только потом десерт.
Самуэль насупился и демонстративно отвернулся от всех, сложив руки на груди. Рикке принялась его уговаривать и совать под нос меню, нахваливая, как хорошо он уже умеет читать, и что может выбрать любое блюдо, после которого обязательно получит что-нибудь вкусное. Тине в ухо Ханса заявляла о желание съесть макароны, видимо, решив, что первые двадцать раз ее не услышали. Лине присоединилась к общему шуму и, хотя ее лепетания были совершенно неразборчивы, громкости ей не занимать. Немного тише был Арон, который просто комментировал меню с таким скептицизмом, будто ему дали меню корма для собак. Непонятно, откуда только он понабрался таких слов, которые заумно выдавал, явно не разбираясь в их значении. Глубоко вдохнув, я решил тоже пробежаться по предлагаемому списку блюд. Закрывшись меню, я краем глаза заметил, как Свай робко глянул на меня и сделал то же самое. Мои губы невольно растянулись в небольшой ухмылке.
– Самуэль, а как насчет картошки фри? Будешь?
В момент, когда, наконец, стало потише, к нам подошел официант. Уже достаточно взрослый мужчина, на лице которого не было ни единой эмоции. По каменности своего лица он мог обойти даже отца Ханса, которого я видел всего пару раз, но этого хватило, чтобы решить, что у него вовсе отсутствует душа. Иначе как объяснить, что у человека абсолютно не меняется выражение лица? Хоть старик был крайне неприятный, но умный, так что с мозгами у него явно был порядок.
– Вы готовы сделать заказ?
– Пожалуй, да. – откликнулась Рикке – Ханс, вы выбрали?
Они условно разделили детей на тех, с кем возилась Рикке, а кто доставался Хансу. Так было всегда, что, по идее, должно было упростить семейные выходы. Однако, как показывала практика, Рикке занималась только упрямцем Самуэлем, а всех остальных нянчил Ханс. В этот раз сложилась ровно такая же ситуация.
– Пожалуйста карбонару и две картошки фри. А мне стейк и кружку пива.
– Еще одну картошку, молочный коктейль, запеченную форель и четыре порции мороженного. Мальчики, вы определились?
Свай снова поднял глаза на меня, ожидая моего решения. Я не особо решил, что конкретно хочу, так что озвучил то, что по любому понравится братишке.
– Я буду клопс и картошку, и обычную воду.
– Я тоже – откликнулся Свай, и я, улыбнувшись, потрепал его по волосам.
Официант, записав весь заказ, еще раз повторил его нам и, получив подтверждение, удалился.
– Отойду в уборную – предупредил я и вышел из-за стола.
За все шесть лет я так и не привык проводить время в такой большой компании. Мне было крайне неуютно, но, признаться, я не особо то и пытался. У меня ни разу не было мыслей, что приемные родители должны были на мне остановиться, но и никакой радости после каждого нового ребенка тоже. Мне было вполне комфортно, но даже сейчас я понимал, что с трудом высижу весь ужин. Однако, не мог не признать, что почувствовал себя просто прекрасно, когда вышел из машины перед дверьми ресторана. В тот момент я снова ощутил, как тяжело мне дается заточение в четырех стенах.
Возвращаясь к столику, я обнаружил маму Хокона Остенсона. Для меня данная встреча стала неприятной, хотя я и не думал, что она меня вообще знает. Хватило и того, что я ее прекрасно знаю. Тем не менее, женщина практически от самой уборной следовала за мной, из-за чего я ощутимо напрягся. Поэтому, когда она остановилась недалеко от нашего столика, я облегченно выдохнул, но, как оказалось, ненадолго. Стоило мне подойти к своему месту, как женщина вскочила и приблизилась к нам.
– Добрый вечер! – воскликнула она слишком радостно. Даже глядя на бедную женщину, было понятно, что у нее не все хорошо – Я ненароком узнала вас – она указала на Рикке – Хотя у меня были сомненья, тот ли мальчик, но теперь я уверена, что тот.
Миссис Остенсон тараторила, из-за чего некоторые ее слова было очень непросто разобрать. По обеспокоенным выражениям что Ханса, что Рикке, я уже догадался, что грядет что-то неприятное.
– Вот, вижу, а женщина та. В новостях тогда часто показывали, я вот и запомнила. Вас то хорошо запомнила, а мальчик то ли тот, то ли не тот. Не поняла. Но увидела Вас, и поняла.
– Вы что-то хотели? – попытался прервать ее беспрерывную речь Ханс.
– Да! Мне просто надо поговорить. Я умоляю, Матс, скажи мне, что случилось с моим сыном? Мой мальчик, Хокон, ты же должен знать! Скажи мне, прошу, он был там? Он тоже был в логове?
Рикке уже не на шутку занервничала, а нежданная собеседница не собиралась успокаиваться. С каждым предложением она становилась все быстрее и громче, и я начал переживать, что еще немного, и она набросится на меня, требуя ответов.
– Я же теперь уверена, что ты – Матс. Прошу, расскажи мне все, как есть! Где мой мальчик? Он был там? – на нас уже стали оборачиваться другие посетители, и я почувствовал себя еще более уязвимым. – Мой милый Хокон, мой единственный сынок. – взывала женщина, и теперь все взгляды были устремлены на нас. – Ну ответить же мне! Что с моим мальчиком?! Он был там с тобой?
– Я… я не знаю… – тихо пролепетал я.
– Как? Ты жил там восемь лет! Я все знаю! – теперь мне казалось, что она обвиняет меня, а не просто допрашивает. – Ты наверняка должен знать! Мой мальчик тоже был там? Я не дождусь своего сыночка? Отвечай!
– Я клянусь, я ничего не помню! – мои губы подрагивали, а в груди образовался ком.
– Нееет. – взвыла женщина.
Только сейчас я заметил прибежавшую охрану. Но мне не стало легче. Они просили миссис Остенсон успокоится, но она лишь кричала, что должна все узнать. Два крупных мужчины, в итоге, насильно взяли женщину под руки и повели к выходу.
– Отпустите! – ревела, уже потерявшая контроль, женщина. – Я должна знать! Должна знать! – яростно и безнадежно протянула она.
Мое сердце сжалось. Казалось, я чувствую ее боль, но одновременно испытываю презрение. Не за ее поведение, а из-за того, что я стал причиной ее истерики. Так кого тогда я презираю? Ее, или же себя? Что снова оказался беспомощным. Настолько окаменел от своего страха, что не смог даже нормально реагировать, просто мямлил в ответ то, что никак не могло бы помочь обезумевшей от горя матери. Возможно, стоило хоть соврать, что его там не было. Дать ту ложную надежду, за которую женщина держится все эти годы. Я же все равно не помню правды, так что и за вранье это не считается…
Рикке подбежала ко мне, ухватив за руку. Люди потихоньку начали возвращаться к своей еде, отводя от меня взгляды. Я надеялся лишь на одно – никто не понял суть проблемы, не услышали основную претензию, одним словом, никто другой больше не узнал во мне того самого мальчика. Никто, кроме…
– Матс? – я обернулся, понимая, что хуже может стать всегда. – Что это значит?
Всего в паре шагов от меня стояла Малене с широко открытыми от шока глазами, в которых как никогда ранее отчетливо читалась единственная фраза: «Какого черта».
– Ка…ак много ты успела услышать?
Мой голос предательски дрогнул, хотя, наверное, после дрожащий рук это не так-то и предательски.
– Я стояла тут с самого начала! – сердито заявила мне девушка, но я пока даже не понимал, на что именно она зла – Заметила твою семью и решила напомнить о своем дне рождения, но, смотрю, у тебя тут дела поважнее.
Малене сердито развернулась и направилась прочь от нашего столика, громко топая каблуками. Я отдернул руку от Рикке и рванул следом.
– Малене, подожди!
Прокричал я, нагоняя ее во втором зале. Она, к счастью, сразу же остановилась и, развернувшись ко мне, сложила руки на груди и вопросительно подняла бровь, явно ожидая разъяснений.
– Что именно ты хочешь услышать? – вздохнув, спросил я, массируя переносицу от стресса.
– Да, все, так-то! – заявила она слишком громко, отчего стало совсем неуютно. – О чем, черт возьми, говорила та женщина?
– Полагаю, ты догадалась… – как же мне не хотелось сейчас это обсуждать! Но было понятно, что с Малене так не прокатит. Она сейчас напридумывает себе всякого, а потом еще и разнесет это по всему универу.
– Представь себе, да! Она же имела в виду того маньяка? Матс, она сказала, что ты жил там восемь лет! Так это ты – тот мальчик, про которого без конца рассказывали в новостях? Как ты мог умолчать об этом?! Ты поэтому потерял сознание, когда мы обнаружили труп того ребенка?
Вопросов было слишком много и непонятно, на какие она ждет ответа, а какие являлась риторическими, ведь ответ и так очевиден.
– Филипа… – пробормотал я, как будто сейчас именно это было важно – Да. – пусть сама решает, к чему конкретно этот ответ. Впрочем, он подходит ко всему.
– Да – это не ответ.
Малене недовольно закатила глаза. Однако она уже не кричала, даже не наезжала. Просто была обижена и, наверное, разочарованна.
– Почему ты мне не говорил? – спросила она, слабо ударив меня кулаком по груди – Ты знаешь, как мы с Эриком переживали. Ты перестал ходить в институт, мы-то думали, просто Рикке снова перепугалась почем зря, а оказывается…
Неожиданно Малене прижалась ко мне, зажав в объятья. Я тоже обхватил ее руками, хотя, признаться, сейчас мне этого не хотелось. Ее поддержка была совсем не к месту, я просто хотел прилечь в своей комнате.
– Малене, прошу, давай это останется нашей тайной, хорошо?
– Ладно. – покачала головой девушка, отлипая от меня. – Если тебе так проще, то, конечно, мы никому не скажем.
Я благодарно улыбнулся. Но одновременно осознал, что возвращаюсь к прежней жизни – не то, чтобы я ей не доверял, но теперь считал своим долгом следить за ее прекрасным, но таким длинным языком.
– Кстати, изначально я хотела поговорить вообще о другом. – отлипнув от меня, укоризненно посмотрела моя подруга, будто это я виноват в том, как все сложилось. – Ты же не забыл про мой день рождения? Уже через пару дней так-то.
Теперь она смотрела на меня этим мерзким прищуром, так и намекая: «Ты же не забыл, что обещал мне?». На этот раз я, к сожалению, не забыл. Периодически мысли приходили к этому чертовому обещанию, и я вновь сокрушался, что вообще ляпнул подобное.
– Да, я помню. Ты уже придумала, как отпразднуешь свое девятнадцатилетие?
Спросил, конечно, скорее для галочки. Мне не было особо интересно, так как изначально было понятно, что праздник обещает быть пафосный и грандиозный – все, как я не люблю. Так что подробности в данной ситуации вообще не имели значения, мне в любом случае не понравится.
– Придумала – хитро улыбнулась она – Но тебе не скажу!
Малене рассмеялась и, одарив меня своим фирменным поцелуем, развернулась, направившись дальше к своему столику.
– Я пришлю приглашение, любимый.
Протянула девушка, отдаляясь. Я вяло кивнул, хотя, разумеется, она уже этого не увидела. Поморщившись, постарался стереть ее помаду, как обычно яркую и мега стойкую.
Вернувшись к своему столику, я заметил, что все блюда уже принесли, и практически все дети успели поковыряться в своих тарелках и перейти к десертам. Приемные родители тоже приступили к трапезе, уже наплевав на то, в каком виде дети поедут домой – если с основным блюдом они еще возились, чтобы заставить этих приверед нормально поесть, то теперь занялись собой, позволяя размазывать мороженное по одежде и, в некоторых случаях, даже волосам. Впрочем, очень логичное решение, так как вдвоем они едва ли смогут насладиться вылазкой в ресторан или еще куда-либо в ближайшие тройку лет. Я занял свое место. Еда уже немного остыла, но все равно оправдывала отзывы данного заведения. Периодически я ловил на себе неоднозначные взгляды Ханса. Небось ожидал истерики, или еще чего похуже? Нет уж, истерик на сегодня точно хватит! Недавняя ситуация оставила на мне неприятный отпечаток, но, на удивление, не вызвала новую волну страха. А неожиданное появление в этой истории Малене и вовсе развернуло все с ног на голову, и сейчас меня скорее беспокоила ее осведомленность и предстоящий день рождения, нежели то, что этому предшествовало.
– Как тебе еда? – постаралась начать разговор Рикке.
Только сейчас я заметил, что среди более старших членов семьи стало значительно тише. Даже Арон прекратил выдавать нелепые комментарии, ковыряясь в своей тарелке с подтаявшим мороженным. Свай же был мрачен, как никогда ранее. Именно посмотрев на него, я понял, что не только Малене теперь все знает. И, возможно, инцидент с миссис Остенсон вселил страх как раз-таки в него – мальчишку, который уже услышал о своей возможной рои в новой эре фарфорового убийцы, а теперь осознал, насколько близка может быть опасность. Ведь, по правде, многие до последнего верят, что все плохое не коснётся их и их близких, что это все где-то далеко, происходит с другими людьми. Но, когда беда затрагивает кого-то из твоей семьи или друзей, только тогда ты начинаешь осознавать, что эта реальность, в который мы все живем. И мир действительно тесен, так что абстрагироваться от чужого горя не всегда получится, ведь совсем скоро оно может дойти и до тебя. Я видел это по его лицу – Свай боялся. Боялся точно так же, как я несколько недель подряд.