Полная версия
Айя Лин
Фарфоровый маньяк
Фарфоровый маньяк
Глава 1.
Меня зовут Матс. Матс Эверланн. И я – единственный, кто сумел спастись после встречи с фарфоровым маньяком. Будь моя воля, я бы запихал этот факт своей биографии как можно глубже и не вспоминал о нем никогда. Но кто мне позволит… Уверен, моя история стала достоянием общественности не только в Норвегии, но и по всему миру. Однако на родине ее до сих пор обсуждает каждый прохожий, хотя с тех пор уже прошло почти шесть лет. Каждый день я то и дело слышу новые подробности моего невероятного спасения. Сам даже не вспомню, что из этого является правдой, а что успели выдумать небезразличные сограждане. От полного кошмара меня спасает только то, что в Норвегии найдется лишь несколько человек, которые признают во мне того самого мальчишку, сумевшего избежать трагической участи.
По моей спине скользит чья-то рука, и я резко поднимаюсь со стола, вырванный из своих мыслей. Перед глазами появляется хихикающая Малене со своими подружками, и они втроем занимают места за моим столом.
– Я была уверена, что найду тебя здесь! – восклицает Малене и широко улыбается.
Да уж, а я вот как раз надеялся, что сегодня она даже не захочет меня искать. Конечно, в библиотеке я прячусь уже не впервые. Точнее, именно здесь я провожу свободные часы между парами, или после учебного дня. Периодически Малене это раздражает, но недавно она придумала новый способ вывести меня из равновесия – теперь она наведывается с подружками ко мне в библиотеку и болтает без умолку. Правда, в основном, не со мной, а с Эллен и Марте, так что в ее увлечении вообще пропадает смысл.
– Матс, мы же договаривались прогуляться после занятий, почему я снова должна тебя искать по всему институту?
– Клянусь, если бы я знал, что то предложение прогуляться было мне, я бы ни за что не заставил тебя этим заниматься.
Я постарался выдавить улыбку. Малене ответ вполне удовлетворил, и она потянулась ко мне, чтобы оставить ярко-красный след поцелуя возле моих губ. Не самая приятная ее привычка – целовать не в щеку, или ровно в губы, а прям рядом, чтобы след от ее помады выглядел как можно нелепее. Прежде чем снова сесть на свой стул, моя пассия притянула к себе учебник, на котором я так сладко погружался в свои мысли, и с игривым огоньком в глазах уставилась на его название.
– Сомневаюсь, что она тебе понравится – прокомментировал я книгу, вытирая помаду рукавом – Однако, если не можешь уснуть, самое то.
– Да уж, смысл приходить в библиотеку, чтобы поспать на чужих книгах? Эллен, Марте, собирайтесь, я не хочу сидеть здесь больше ни минуты!
Прикрыв глаза, я мысленно чертыхнулся, помассировал виски, и развернулся на девушек, стараясь сохранять приветливое выражение лица.
– У нас, оказывается, прогулка вчетвером намечается? – спросил я, обращаясь в основном к Малене.
– Нет, конечно! Мы просто проводим Эллен и Марте до их домов.
Грязный трюк, который она проворачивала уже не впервой. Сейчас мы проводим ее подруг, а потом проводим ее саму до соседнего дома. Что ж, возможно, так даже лучше. В отличии от девушек я живу не в Осло, а в Саннвике – пригород Осло, и добираться до дома к ночи у меня нет никакого желания.
– Идите, я вас догоню.
Бросаю в воздух стандартную фразу, чтобы еще некоторое время побыть в тишине. Однако, девушки легко соглашаются, а может, просто уже не замечают меня, вовлеченные в свою оживленную беседу, и начинают двигаться к выходу. Я, не спеша, бреду с книгой в руках к нужному стеллажу, с которого примерно часом ранее ее достал. Потом возвращаюсь за рюкзаком, собираю со стола свои вещи. Как бы не хотелось, но заставлять дам ждать не входит в мои привычки, поэтому я немного ускоряюсь, чтобы нагнать их около выхода.
– Скоро мой день рождения, ты же помнишь? – погруженный в свои мысли, я не сразу понимаю, что вопрос был адресован именно мне – Матс, бога ради, хватит летать в облаках! Ты помнишь, что обещал мне на мое девятнадцатилетие?
Я поднимаю глаза в попытках как можно скорее найти источник данного сообщения. Им оказывается Малене, впрочем, ожидаемо. Натянув самую уверенную улыбку, на которую только был способен, я притягиваю ее за руку ближе к себе.
– Конечно! – выдаю я, и, к огромному счастью, действительно вспоминаю наш недавний разговор на эту тему – Ты уже придумала, какое желание загадаешь?
Малене хитро прищуривается, и это меня пугает. Угораздило же меня пообещать выполнить любое ее желание. Напряженно ожидаю ответ, уже продумывая, как я мог бы ей отказать.
– А вот не скажу! – восклицает любимая, а мое сердце только сильнее сжимается.
«Попал» – проносится в моей голове, пока я не заставляю себя успокоиться. До ее дня рождения еще месяц. Может, и не придумала она ничего. Может, успеет поменять свое желание на что-то простое, или хотя бы адекватное… В любом случае, зачем переживать раньше времени.
– Как знаешь.
Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть беззаботным. Как только наш короткий диалог заканчивается, Эллен и Марте берут мою девушку вновь под свой контроль, и я вынужден теперь до конца дороги слушать их разговоры насчет предстоящего праздника. Малене далеко не из бедной семьи, и каждый ее день рождения – это особое событие. К сожалению, после того, как мы стали встречаться, мне приходиться ежегодно на нем присутствовать и делать вид, что мне это нравится.
Наконец, мы доходим до дома Марте. Разумеется, стоим возле него еще минут семь, пока девушки прощаются, а потом идем к дому Эллен. Он всего в пяти минутах, впрочем, примерно столько же потом до дома Малене. К счастью, хотя бы последний промежуток мы проходим в одиночестве, наслаждаясь компанией друг друга.
– Почему ты всегда такой молчаливый, Матс? Тебе не нравятся мои подруги?
– С чего ты взяла? – да, они мне не совсем приятны, но Малене об этом знать не стоит. – Просто не хочу влезать в ваши девчачьи разговоры. Ты из-за этого обижаешься?
– Да, нет, не думаю. По крайней мере, я точно знаю, что ты не заинтересован никем другим! – не понимаю, относиться к ее словам как к комплименту, или стоит задуматься… – Но, у меня складывается ощущение, что ты и мной то не особо интересуешься…
Приехали. Я слегка массирую шею, размышляя над подходящим ответом. Конечно, я заинтересован ей, иначе к чему было начинать наши отношения? Вот только я не собираюсь демонстрировать неземную любовь, бегать за ней с цветами, или отрываться на вечеринках. Справедливости ради, я всегда таким был, с того самого момента, как начал нормальную жизнь. Впрочем, Малене не обязательно знать, что до этого я прошел через настоящий ад, что не могло не оставить свои отпечатки.
– Я правда очень тебя люблю! – отвечаю в итоге я, понимая, что тянуть дольше с ответом нельзя. – Просто не люблю делать что-то показательно, вот и все.
– Так показательно и не надо! Просто выражай свою любовь нормально, я же не читаю мысли, чтобы самой догадываться, что ты меня любишь!
– Я постараюсь.
Обещаю ей скорее, чтобы закончить эту тему. Возможно, мой ответ оставляет желать лучшего, но Малене тоже успокаивается, и она с силой притягивает меня к себе, оставляя яркий след поверх моих губ. Ощущая прилив возбуждения, я закусываю нижнюю губу, тем самым слизывая ее помаду, и поднимаю левую руку вверх, очерчивая прощальный жест. Девушка самоуверенно улыбается в ответ и скрывается за деревянной дверью.
От приятного возбуждения отвлекает вибрация телефона, и я достаю его из кармана штанов. На заставке высвечивается имя моего отчима, который, как оказывается, звонит уже не первый раз. Я принимаю звонок и прикладываю телефон к уху, не видя смысла говорить что-то первым. Раз он позвонил, то наверняка знал кому и зачем, пусть начинает разговор сам.
– Матс! – раздается одновременно в телефоне и будто где-то совсем рядом.
Я оглядываюсь и действительно вижу его машину недалеко от дома Малене. Видимо, прочитав на моем лице явную эмоцию недопонимаю и даже негодования, он продолжает в телефон:
– Я знал, что твои занятия уже закончились, и как раз проезжал мимо. Давай подброшу до дома.
Мы смотрим друг на друга, уже молча. Наверное, он ждет моей реакции. Я опускаю телефон, сбрасывая звонок, и все-таки подхожу к машине. В конце концов, так я явно окажусь дома быстрее, чем если поеду на общественном транспорте. Заметно, что Ханс расслабляется, когда моя задница опускается на соседнее сидение. Уже не в первый раз я замечаю его непонятное отношение – неужели он меня боится? Или, скорее, моих поступков? Для меня это удивительно, ведь с того момента, как Ханс и Рикке взяли надо мной опекунство, я не стал причиной ни одной из проблем, которые часто возникали благодаря их другим усыновленным детям. Хотя, возможно, я сам уже накручиваю его поведение под свои мысли, а приёмный отец просто недоумевает, когда же я, наконец, перееду.
Это хороший вопрос! Мне уже девятнадцать, и в таком возрасте многие разъезжаются, как минимум, в общежитие, чтобы предки не мешали бурной студенческой жизни. Однако, я – не многие. Самого тошнит от пафоса, исходящего от этой фразы, но шесть лет, как оказалось, вообще недостаточно, чтобы стать полноценным членом общества. Приемные родители первые осмелились озвучить мне эту мысль, но, признаться, и до официального признания, я прекрасно осознавал данный прискорбный факт. Правда, не проходит ни дня, чтобы меня не мучал сопутствующий вопрос – а в моей ситуации хоть когда-то будет достаточно? Смогу ли я жить полноценной жизнью, оставив прошлое там, где ему самое место?
– Как прошел день?
Ханс вечно лезет с примитивными вопросами в попытках завязать разговор. Возможно, мне бы даже нравилось ему отвечать, если бы он ожидал моего ответа. Обычно мужчина просто ставит «плюсик» в своем внутреннем списке обязательных дел, после чего ему глупо наплевать, куда дальше зайдет наш диалог. Однако, в этот раз его вмешательство было как нельзя вовремя, и параноидальные мысли развеялись так же быстро, как заполнили мою голову.
– Нормально. – бубню я в ответ и замолкаю.
Дальше мы едем молча, и, с уверенностью можно сказать, что так комфортнее нам обоим. В целом, дорога не занимает много времени, так что тишина не становится давящей, а атмосфера напряженной, ведь наши отношения трудно назвать дружелюбными, и проводить много времени наедине для нас обоих некомфортно. С Рикке тоже непросто общаться, но там дело в другом – добрая мамочка старается задушить любовью каждого, доказывая, что шесть приемных детей – посильная для нее задача. Впрочем, не могу не признать, что она действительно хорошо справляется. Просто даже в таком простом деле, как принятие чужой любви, я решил выделиться.
Ханс тормозит машину, и я расстёгиваю ремень безопасности и успеваю выпрыгнуть из нее прежде, чем отчим начинает парковаться. Рюкзак вытащить не успеваю, но все равно ухожу в дом, оставляя его мужчине. Уже с порога слышу смесь громких звуков, разносящихся изнутри. Это изрядно раздражает, но в этом доме практически никогда не бывает тихо. Стоило мне зайти внутрь, как шумы приобретают более конкретные звучания. Изначально громче всего играет радио, однако по мере приближения Тине, она умудряется перекричать даже его. Сестра бросается мне в ноги, и я поднимаю ее на руки. Тяжелая. Говорят, что дети быстро растут, но проживая с таким количеством детей, мне все чаще кажется, что быстро они растут только вширь.
На кухне, куда я донес Тине, ожидая увидеть здесь Рикке, помимо мачехи находятся еще трое детей: Свай, Арон и Лине. Ну вот, практически вся семья в сборе.
– Матс, привет. – радостно восклицает женщина, увидев меня – Как твои дела?
Ее нежный и вечно веселый голос тем не менее раздражает, когда становится еще одним источником шума. За почти шесть лет проживания в обществе я так и не привык к громким звукам. Странно, ведь, казалось бы, в доме маньяка, убивающего детей, постоянно должен был стоять плач, крики… возможно, так оно и было – я не помню, но почему-то, оказавшись в окружении людей, мне стало невыносимо громко, куда бы я ни пошел.
– Да, нормально – кидаю я, сбрасывая ребенка к остальным.
Я спешу покинуть кухню, пока туда не заявился еще и Ханс.
– Ты не поужинаешь с нами?
Слышу вслед вопрос Рикке. Нет уж, спасибо! Конечно, вслух я редко озвучиваю свои мысли, ведь не хочется обидеть приёмных родителей. Я действительно ценю их заботу, ведь кроме них меня больше не хотела брать ни одна пара в стране. На глаза невольно наворачиваются слезы, когда в голове проскакивают воспоминания, поэтому я быстро отбрасываю их. Однако, заходя в комнату, первым делом сам же выискиваю глазами маленькую фарфоровую игрушку. Как и обычно, кукла стоит на полке над моим письменным столом. Я подхожу ближе и беру ее в руку. Это фарфоровый мальчик с большими синими глазами, бледной кожей и темными волосами. Он – это я, только маленький. Всегда удивляюсь, глядя на него, ведь на его лице нет ни капли страха, а глаза… они будто улыбаются. Но ведь я помню тот ужас. Нет, не помню, а до сих пор ощущаю. Признаться, я ничего не помню из тех событий. Не помню ни жизни в его доме, ни его самого. После моего спасения, врачи решили, что это временная амнезия на фоне истощения и стресса, ведь мне пришлось несколько дней плутать по лесу, пока на меня в полу бессознательном состоянии не наткнулся лесник. Однако, время шло, а реальные воспоминания не спешили возвращаться, заменяемые частично городскими выдумками. Тем не менее, я все еще ощущаю телом ужас и страх, который остался со мной с тех дней. Тогда, почему же я не избавился от этой игрушки? Ответа я и сам не знаю. Я каждый день смотрю на него, на этого счастливого, красивого ребенка, и не узнаю себя в нем. Зачем вообще я взял эту игрушку с собой? Я тоже не помню…
Трясущейся рукой ставлю ее обратно. Это уже ритуал, который я совершаю с особой бережностью. Все в семье знают, что им запрещено прикасаться к этой кукле. Наверное, Ханс и Рикке догадываются, что она из себя представляет, если не знают наверняка, а детям, в целом, глубоко плевать на подробности, но мой запрет соблюдают все беспрекословно. Несмотря на все, что с ней связано, я дорожу этой игрушкой и не могу допустить ее поломку. Сам себя уверяю, что это нормально, ведь она – моя история, и я хочу ее сохранить, чтобы всегда помнить, через что я прошел, но иногда все равно сам сомневаюсь, не спятил ли я, раз так бережно отношусь к его работе.
Отбросив рюкзак в сторону, сажусь за компьютер. Он уже включен, я вообще редко его выключаю, чем, однозначно, раздражаю отчима, впоследствии оплачивающего счета за электричество. Среди многочисленных отрытых в браузере вкладок меня интересуют две – новостной сайт с жертвами неизвестного серийного убийцы и официальный список семей, которые лишились своих детей из-за него. Конечно, я пролистывал эти записи уже сотни раз, а мое ДНК сверяли со всеми родителями – даже теми, кто уже давно признал своего сына в очередном найденном без признака жизни ребенке – но меня это не останавливало. Быть может, в какой-то момент поступит информация об еще одних, у которых по любому найдутся причины такого длительного бездействия. И тогда я, наконец, вернусь домой. К себе домой. Но и в этот раз среди многочисленных мужских и женских имен я не нахожу ни одного нового. Это удручает, но не лишает надежды. Переходя на информационный сайт, созданный чуть ли не в начале всей истории с похищениями одним помешанным отставным офицером, я в который раз напоминаю себе, что пробегусь лишь по новым записям. Едва ли какой-либо здравомыслящий человек захотел бы копаться на этом сайте долго – стоит немного в него углубиться, как перед тобой в свободном доступе откроется целая галерея, задокументировавшая всех жертв в еще живом и последнем их виде, их родителей, наверное, в самый тяжелый момент, и еще много различных статей, которые, однако, так и не привели к ответу на главную суть создания сайта – кто же убийца?
Знакомые лица смотрели на меня с экрана. Это неудивительно – я просматривал их фото ежедневно, с того момента, как приехал сюда, и с того же самого момента не было ни одного нового инцидента. Все герои на этих фотографиях – мальчики от четырех до двенадцати лет. Во всех доступных отчетах был отмечен и другой фактор, связывающий всех жертв. В целом, к нему можно прийти и без помощи специалистов, ведь по фотографиям и так все очевидно – все дети были действительно симпатичны. Лишь некоторые выбивались по своей национальности, но в основном это были дети европейской внешности. Чаще всего со светлыми глазами и темными волосами. Даже неудивительно, что я тоже привлек его внимание… И вот новая фотография, и я чувствую, как встает ком поперек горла, а по телу проходит нервная дрожь. Я уверен, что ранее не видел этого ребенка. На фотографии однозначно новый мальчик. Понимание ситуации приходит также быстро, как и неконтролируемый тремор. Мои руки едва овладевают мышкой, чтобы свернуть проклятую страницу. Я встаю со стула, не в силах прекратить трястись. Мои глаза уже намокли, а в голове блуждает единственная мысль – я не в безопасности. Наверное, именно она толкает меня спуститься на первый этаж к остальным членам семьи. Уже на последних ступеньках я слышу, как ахает Рикке на фоне безэмоционального дикторского голоса. Завернув за угол в гостиную, мой взгляд сразу же падает на телевизор. Вперемешку с небольшим видеорядом на весь экран выползает та самая фотография, и ведущий незамедлительно сообщает имя пропавшего.
«Филип Хоконсен, восемь лет. Пропал по дороге в школу три дня назад. Родители подали заявление в полицию, сейчас идет оперативный розыск ребенка. Просьба сразу же сообщить в полицию, если вы его увидите, или узнаете любую причастную к мальчику информацию» …
Наконец, Рикке замечает меня в проходе и спешит выключить телевизор. По моим широко открытым красным глазам и трясущемуся телу они все понимают. Ханс приближается, но я замечаю проскакивающие нотки осторожности в его действиях. До сих пор не понимаю, как он может настолько меня бояться, а главное, почему.
– Еще неизвестно, что с ним случилось! – твердо шепчет мне мужчина, перехватывая за кисть и уводя на кухню. – Умойся холодной водой, полегчает – советует он и отпускает мою руку.
Но я не понимаю, как мне может полегчать. Я видел его своими глазами. Филип был именно таким, как большинство из нас. Разумеется, за шесть лет были случаи пропажи детей, но ни разу не совпадали все детали.
– Его ведь не нашли – процеживаю сквозь зубы я. – Его так и не нашли!
Вторую фразу буквально кричу Хансу в лицо. Как он может говорить такие глупые вещи, когда все настолько очевидно?!
– Я видел своими глазами! Этот мальчик такой же как остальные. Он такой же как я!
– Милый, прошло всего три дня! – на кухню залетает обеспокоенная Рикке. – Его скоро найдут, вот увидишь! Да, мальчик немного похож внешне, но таких еще много! Это просто совпадение, дорогой…
Она тараторит с невероятной скоростью в попытке успокоить меня. И, наверное, говорит здравые вещи, но меня ее слова больше раздражают, чем успокаивают.
– Синие глаза, черные волосы, бледная кожа! – взрываюсь я на женщину. Ханс сразу же отступает от меня, трусливо пристраиваясь за спиной жены, хотя и прикрывает такое поведение заботой, нелепо опустив руки на ее плечи. – Ты права, его найдут. Мертвым! А весте с ним и чертову куклу!
Я на эмоциях скидываю стеклянный стакан со столешницы, который тут же разбивается, и осколки разлетаются по кухне. Замечаю, как на звук подтягиваются остальные дети, но прохожу мимо с намерением скрыться ото всех в своей комнате.
Первые полчаса просто метаюсь по комнате, не находя себе места. Потом решаюсь еще раз открыть злосчастную страницу. Старик-фанатик уже успел накатать отдельный пост, прикрепив еще парочку фоток мальчика. И где он их только успел откопать? Текст просматриваю скользь пальцы, а вот фотографии рассматриваю так пристально, чтобы уловить каждую деталь. Подмечаю на одной из них, что у Филипа кривые зубы, и в голове сама собой заселяется уверенность – он долго не проживет. Откуда она взялась? Что за мимолетное, неуловимое воспоминание поселило ее в моей голове? Трясущимися руками вновь прикрываю браузер и буквально сползаю по стене вниз, пока моя пятая точка не оказывается на прохладном полу. Я чувствую, как дрожат мои губы, а тело сковывает новый приступ паники. Почему? Это главный вопрос, ведь я ничего не помню! Не помню, что со мной происходило там, что я видел и слышал, что я делал в его доме долгих восемь лет. А ведь именно столько, как установили после моего спасения, я прожил бок о бок с убийцей. Но я ничего не помню, так почему же мне страшно? Почему я вообще решил, что он еще меня помнит? Что мне хоть что-то угрожает? Шесть лет назад моими фотографиями пестрили все газеты Норвегии, и ни один выпуск новостей не обходил стороной мое внезапное появление, и, тем не менее, сегодня едва ли хоть один норвежец признает во мне того самого мальчика. Так почему же я должен бояться? Ответа я не знал. А, может, его и вовсе не было. Но вот страх был. Он переполнял меня, и я ничего не мог с этим поделать. Все эти шесть лет я не переставал просматривать новостные порталы, связанные с фарфоровым маньяком, но лишь в надежде однажды найти своих настоящих родителей. И все эти шесть лет страна жила спокойно. Но вот, пропал Филип, и я не сомневался ни секунды, что это его рук дело. Глаза сами поднялись на мою маленькую копию. Оторваться от нее не получалось, она будто манила меня, и я даже потянул руку, будто надеясь достать до нее из такого положения, но мгновенно себя отдернул. От непонимания своих собственных чувств и эмоций стало еще хуже. Мне хотелось уже не просто сбежать из этой страны, а от самого себя, от этой жизни. Я плотно прижал руки к ушам и опустил голову к коленям, намеренно причиняя себе боль. Не знаю, сколько я просидел в таком положении, и сколько мог бы в нем оставаться, если бы в дверь не постучали. Не с первого раза, но звук дошел до меня, и необходимость среагировать, на удивление, вернула меня в реальность. Я почувствовал, как замедлилось разбуянившееся сердце, и я снова вернул контроль над своим телом. Расслабившись, я откинул голову назад, прислонившись затылком к стене, и коротко ответил:
– Можно.
В дверях появилась Рикке. Впрочем, абсолютно неудивительно. Она сама была бледнее смерти, отчего все ее морщины сильнее проявились, а волосы казались не белыми, а какими-то седыми. На мгновение даже промелькнула мысль, что сейчас она куда больше похожа на мать шестерых детей – уставшая, рано постаревшая женщина, у которой явно не хватает времени на себя.
– Могу войти, дорогой? – спросила она, на что получила пару утвердительных кивков.
Рикке прошла в комнату всего на пару шагов, закрыла за собой дверь и совершенно не по-хозяйски так и замерла у самого порога.
– Милый, я понимаю, что для тебя это очень тяжелая новость… – несмело начала она, перебирая в пальцах кухонное полотенце – Но ты можешь быть уверен, что ты в безопасности. Мы с Хансом сделаем все, чтобы никто даже не вспомнил твоего имени. Тебе не за чем переживать, уверяю тебя!
Я горько усмехнулся. Если бы это было так просто… Перестать думать, пытаться что-то вспомнить, бояться. Но перестать не получалось. Возможно, отложить на пару дней, неделю, но, как бы я ни старался, потом все равно возвращался к этим мыслям, будто сам хотел заново прожить в своей голове свое прошлое, вспомнить, что произошло на самом деле.
– Почему моих родителей так и не нашли? – неожиданно для самого себя спрашиваю я. Вопрос застает Рикке врасплох, она серьезно теряется, что не скрывается от моего взгляда – Почему я – единственный, кто так долго жил с убийцей, а моя мама даже не подала заявление?
Разумеется, вопросы были не новы. Я слышал, как люди шептались, называя пробелы во всей этой истории странными. Возможно, именно из-за слишком большого их количества и появилось так много сплетен, а моя история стала настоящим ажиотажем на долгие года, но для меня самого она превратилась в огромный клубок загадок и непонимания, который, казалось, распутать просто невозможно.
– Мы не можем знать наверняка, что случилось. – все-таки нашлась с ответом женщина, приблизившись еще на пару шагов ко мне и опустившись на колени рядом – Возможно, с ней что-то случилось. Мы совершенно ничего не знаем о том, как ты попал к этому человеку, и кем был до этого, какую жизнь вел. – Рикке обхватила мои ладони своими и заглянула в глаза – Твое прошлое не должно тебя держать только потому, что оно было плохое. И сейчас, я уверяю тебя, я сделаю все, чтобы ты смог его отпустить.
Приемная мать перехватила мои руки в одну свою, а второй нежно коснулась моей скулы. Глубоко вздохнув, я, наконец, смог подавить это истеричное состояние и благодарно улыбнулся ей в ответ. Не могу сказать, что я поверил ее словам, но после них стало действительно проще. Кто знает, может, моя истерика была напрасна, и вскоре мы все узнаем, что Филип нашелся, что маньяк, о котором не было вестей все шесть лет, так и остался в прошлом, продолжая жить лишь моими воспоминаниями. Быть может, но что-то внутри твердило – надо быть готовым. К чему? Это еще один вопрос, который повиснет в воздухе, сгущая краски моей жизни до тех пор, пока не придет время узнать ответ. Возможно, навсегда.