Э с п р е с с о, л ю б о в ь и л о б с т е р ы

Было такое впечатление, что его и нет вовсе, хотя он был и с интересом рассматривал Мегаполис из окна машины. Люсьен чувствовал, что, как бы там ни было, Нао не принадлежит ему, она женщина вот этого парня на заднем сидении, но это непонятно почему Люсьена в данный момент не расстраивало.

Люсьену было так спокойно и приятно, что Нао сидит рядом с ним, и они, как обычно, говорят обо всем на свете, что он только удивлялся, что еще день назад просто умирал от тоски, слушая душераздирающие песни.

Проезжая мимо одного из отелей, где Нао и Люсьен бывали несколько раз. С виду обычный отель, и внутри ничего особенного. А это один из оплотов Вселенной любви, не тех низкопробных связей, хотя и этого там хватает, как и обычных хлопотливых туристов и задумчивых бизнесменов в командировках. Но если вы любите, у вас есть пропуск во Вселенную любви, и там, в этих вдруг становящихся волшебными апартаментах, Люсьен и Нао неоднократно зажигали свой алтарь страсти и единения душ.

Люсьен кивнул в сторону отеля и сказал:

– Знакомые места.

– Да, – согласилась Нао. Она улыбалась лукаво, словно вспоминала, насколько знакомы и приятны эти самые места и время, проведенное там вдвоем с Люсьеном.

Люсьен припарковал машину возле подъезда дома, где была квартира Нао. Он даже однажды был у нее в гостях в этой квартире, куда теперь, как он отчетливо понимал, его не пригласят. Они достали из багажника пару дорожных сумок, вещей у них было немного. Наступила тягостная для Люсьена минута прощания.

– Спасибо.

– Да, на здоровье.

И пауза… длинная и неловкая. Люсьен даже не помнил, пожал ли на прощание руку Партнеру, скорей всего, нет.

Нао подошла к Люсьену поближе и сказала:

– Спасибо! – Она обняла Люсьена! И очень тихо, почти шепотом, добавила: – Я тебе позвоню.

– Угу, – буркнул в ответ Люсьен, подумал: «А смысл»?

Люсьен уехал домой.

Чуть позже Партнер спросил Нао:

– А кто он, Люсьен? – Все-таки закралось какое-то подозрение в его мужское восприятие жизни.

– Мой друг и моей семьи. – Улыбнулась Нао, не вдаваясь ни в какие подробности, и моментально переключила темы, поинтересовавшись, как себя чувствует Партнер после перелета. – Нао умела ловко передернуть темы и уйти от прямого ответа, если ей не очень хотелось отвечать прямо. А в жизни Нао все, что касалось ее личного, ее мыслей, ее чувств, ее души, она строго охраняла, добиться от нее вразумительного ответа на эти темы было практически невозможно. "Друг семьи, как это и что значит?" – Объяснение Партнеру не понравилось, но и спрашивать он не стал. Не хотел показаться Нао глупым или ревнивым, и доверие, доверие к близкому человеку для Партнера не было пустым звуком. Он не захотел ставить под сомнение свое доверие к Нао. Так или иначе, "друг семьи", внезапно появившийся и так же внезапно исчезнувший, сыграл роль, отведенную ему Нао. Партнер стал более внимателен к ней, более заботлив и всего другого хорошего понемногу.

Люсьен ехал домой, и по мере удаления от Нао его тоска возвращалась, он думал, что Нао не намерена оставить его наедине со своими мыслями и какое-то продолжение неизбежно случится. Вероятно, встретиться за чашкой эспрессо и как-то прояснить сложившуюся ситуацию. Хотя он не мог даже предположить, как это можно решить? Можно только забыть и жить дальше. Другого выхода он не видел. К себе в квартиру Люсьен пришел уже в растрепанных чувствах.

«Нао, моя ведьма, приворожившая меня. Нет, она мой злой интроект, как заноза в неприличном месте. – Подумал Люсьен. – И болит, и вытащить сложно. Впрочем, всё, что есть человеческого в людях, всё это интроекты, навязанные культурой, религией, воспитанием, опытом жизни. А всё, что в человеке не привитое, то звериное – рефлексы, инстинкты. И моя любовь к Нао такой же интроект, как и она сама». От осознания всего этого Люсьену никак не становилось легче.

Год назад, когда Нао неожиданно приехала и они с Люсьеном много встречались в разных отелях, он заметил в ней что-то новое, что не мог объяснить, но спросить тогда не решился. Тогда Нао пару раз закурила, чего никогда раньше не делала. В занятиях любовью Нао, как показалось Люсьену, ещё более страстной, чем было раньше, хотя куда бы уж более страстно. И ещё Нао посоветовала Люсьену наладить отношения с женой, хотя раньше она как-то на его оброненную фразу, что, мол, «они живут как брат с сестрой», сказала не очень бодро: «Я что, должна радоваться?»

Все эти обрывки Люсьен ещё тогда сложил и подумал, что у Нао появился другой мужчина. Её курение, видимо, оттого, что он курит и ей хочется быть к нему ближе. Её более страстный секс, видимо, как прощание с ним, Люсьеном. А совет с женой наладить отношения – уже явно забота о любовнике, которого хотят оставить.

Тогда Нао не решилась сказать Люсьену, что у нее есть другой мужчина, не захотела его травмировать. Потому что Люсьен и без того, она ведь очень чувствовала его, был явно расстроен и переживал, что вот скоро она уедет. Что-то несмело лепетал по поводу потери и даже, почти заикаясь, сказал совсем уже лишнее: «Не оставляй меня». Нао пыталась его успокоить, сказала что-то про «быт, убивающий любовь» и как-то очень ловко и незаметно в толпе снующих в зале аэропорта пассажиров прикоснулась, достаточно плотно, на один миг, к мужскому достоинству Люсьена через джинсы, в которых он тогда был. При этом она с такой неповторимой лисьей хитростью в глазах и полуулыбкой на губах всем своим видом показывала, что любит Люсьена. Он так подумал тогда.

Теперь Люсьен понял, что его догадки тогда были вполне обоснованы, а хитрости, что ж, они хитрости и есть.

7. Стыдно трусить

В юности Люсьен был очень начитанным мальчиком. Он читал всё подряд, проглатывая толстенные книги за день или за ночь. Он читал всё, что не приколочено, образно выражаясь, включая Большую советскую энциклопедию в тридцати аж томах. И беспощадно делился своими знаниями и мыслями по поводу этих знаний с окружающими, за что и получил кличку в своем дворе «Профессор». Тогда у всех были, кроме имен, клички, время такое.

В школе или во дворе, окруженном хрущебами, где прошло его детство, плакать было не принято, станешь изгоем, и тогда всё пропало. Люсьен не был ботаном и никогда не плакал, что бы ни случилось. Хулиганом его тоже не считали, но уважали за необычную стойкость.

Дрался Люсьен всего несколько раз, но это были судьбоносные битвы, в которых даже если он не выходил победителем, то, учитывая обстоятельства и явный перевес противника, рейтинги Люсьена во дворе росли. Физически Люсьен был развит от природы, длинные руки и ноги, а ногами он владел, сам не понимал почему, но вполне мастерски. Может быть, похуже, чем Брюс Ли, но в дворовой драке вполне хватало. Его никогда не задирали не то что младшие ребята, но и старшие, которые там верховодили. Наоборот, они как раз Люсьена приблизили к себе и считали надежным пацаном. А началось с того, что Люсьен, по существу, сам спровоцировал на драку парня старше себя на два года. Почему он это сделал, он и сам не мог объяснить. Очень ему не понравился этот парень, он перебил Люсьена, который по обыкновению что-то рассказывал собравшейся в подъезде компании своих друзей. В той драке Люсьен победил, можно сказать, по очкам.

Когда Люсьен умышленно стал высмеивать парня, его внешность, манеру говорить, и тот, разозленный, грозно бросил:

– Пойдем, выйдем!

– Выйдем. – Сказал Люсьен, вставая и принимая боевую стойку боксера. Боксом он не занимался, но во дворе старшие ребята учили младших, как нужно. Потому что не все соседние дворы были дружественными, и драки случались часто. На лестничной площадке было мало места, и битва больше напоминала обмен ударами. Люсьен отлично защищался и терпеливо ждал, когда противник откроется. И он открылся. Люсьен ударил, целясь в солнечное сплетение, но слегка промазал. Впрочем, этого хватило, чтобы соперник отступил к перилам. Люсьен пошел в атаку, прижал парня к перилам и непрерывно наносил удары, пытаясь его окончательно свалить на пол. Тут из квартиры вышел взрослый мужчина в трико, майке и шлепанцах на босу ногу и всех разогнал: и дерущихся, и зрителей. «Задолбали, блин, ребенок спит, а они тут бой быков устроили. Все вон из подъезда». – Сопроводил молодежь разозленный обитатель хрущебы. Драку не возобновляли, но Люсьена стали уважать уже не просто как сказочника «профессора».

Через пару месяцев к Люсьену домой пришел его лучший друг Женька и доверительно, шепотом поведал, что на Люсьена «катит бочку» один неприятный, слывший большим забиякой парень с кличкой «Кулак», фамилия у него соответствовала, Кулаков, почему-то посчитал, что именно Люсьен виновник каких-то дворовых непоняток и поэтому ему нужно настучать по тыкве. Ситуация была действительно неприятная. Женька пришел затем, чтобы настоятельно посоветовать Люсьену сегодня во дворе не появляться. «Кулак» он же отмороженный на всю голову и боли не чувствует, так говорят. Он ведь только вот пришел на дембель из армии, а завтра из экскурсии приедет их общий друг Сергей, и он-то знает, как на самом деле дело было с непонятками этими, и всё само собой решится. Люсьен задумался на минутку и сказал:

– Жень, спасибо тебе, что предупредил. Но я не африканская птица страус, чтобы в песок голову засунуть и ждать, пока всё само собой решится. Тем более, что я не при делах и бояться мне нечего.

– Смотри сам, – покачал головой друг Женька.

Вечером Люсьен надел старые штаны и старую рубашку, надел не новые, но крепкие ботинки и отправился гулять, вполне отдавая себе отчет, что прогулка не будет приятной и непременно закончится дракой.

Разумеется, его уже ждал «Кулак». Он был слегка подшофе, что не сулило выяснения отношений без драки. Но в драке давало Люсьену шанс. Силы были неравные, как считали абсолютно все свидетели этой битвы. Даже возникла идея устроить бой два на два, в котором хотели поучаствовать двое парней, отличавшихся убеждением, что если кому-либо сегодня не дали по сусалам, то день прошел напрасно. У одного из них, Коляна, были счеты с «Кулаком», и он выступил за Люсьена, а второй, Игорь Менялов («Меняла»), очень ревновал Коляна к его авторитету среди дворовых ребят и сказал, что будет за «Кулака». Люсьену всё это очень не понравилось, так как получается, что вроде бы из-за него в драку между своими парнями вступят ребята, которые верховодили в этом дворе.

Люсьен сказал, что это только его и «Кулака» проблемы, и тут же ему пришлось уворачиваться от подлого удара. Люсьен отпрыгнул в сторону и отбил летевший ему в лицо кулак. Он не чувствовал злости и был совершенно спокоен. В то время он почти не курил и надеялся измотать противника. Отбивался от постоянно наступавшего на него «Кулака», маневрировал, описывал круги по импровизированному рингу, ограниченному ставшими в круг ребятами их двора. В какой-то момент Люсьен пропустил скользящий удар в нос. Именно с тех пор на его носу на всю оставшуюся жизнь образовалась благородная горбинка. Он почувствовал кровь во рту, и его это разозлило. Люсьен еще отступил на шаг, и когда «Кулак», предполагавший скорую победу, резко пошел вперед на добивание оппонента, Люсьен неожиданно сделал шаг навстречу и усадил «Кулака» на пятую точку прямым ударом в лицо. Такого, чтобы «Кулака» кто-то свалил в драке, никто не помнил, а он считался первоклассным бойцом и в драках с ребятами из других районов всегда шел впереди. Зрители ахнули. «Во дает профессор»! Люсьен не стал добивать ударами ног павшего «Кулака», тем более через мгновение он уже поднялся. И тут включилась сирена милицейского бобика, влетающего во двор. Кто-то из жильцов вызвал милицию. Друг Люсьена Женька крикнул дурным голосом: «Атас! Менты!». Вся толпа ребят кинулась в разные стороны. На этом битва и закончилась, а Люсьен получил еще больше почета и уважения. Трусом он не был, он больше боялся, что могут подумать, что он трусит, а это стыдно. Это убеждение – стыдно трусить, осталось с ним на всю жизнь и играло немалую роль во всех его делах.

8. Настоящая женщина

Вероятно, впервые Люсьен познакомился с настоящей женщиной, так ему тогда показалось, лет в шестнадцать. Он пришел с друзьями на танцы. Это был их район, и они там были «главными». Тогда дискотеки только еще пробивались на свет, были танцы с живыми музыкантами. Люсьен после стакана красного вина, кто же ходит на танцы трезвым, был весел и несколько развязен. Интерес к девчонкам у него пробивался, но не так, чтобы очень сильно. Под занавес вечера он пригласил танцевать красивую девушку, и как-то незаметно для себя они разговорились. Поговорить Люсьен любил с детства. О том о сём. Люсьен взялся провожать девушку домой. В полумраке Люсьен не слишком рассмотрел её, от неё пахло очень приятными духами, и, пожалуй, на этом заканчивались все его первые впечатления.

Как ее звали? Вот вопрос. Люсьен иногда вспоминал этот эпизод своей жизни, но, как ни пытался, не мог вспомнить ее имя. Девушка была во всех отношениях «зачетная», как говорили тогда чуть ли не по любому поводу. Люсьен шутил, они весело смеялись, он довольно развязно для своих шестнадцати лет обнимал ее за талию. Но не позволял себе лезть куда «нельзя». Хотя куда нельзя в таких случаях? Если позволят, так и нет табу. Люсьен был мальчиком воспитанным, и соответствующего опыта у него не было. Они договорились встретиться на следующий день, и девушка даже поцеловала Люсьена на прощание в щеку. Что ему показалось необычным и приятным. Люсьен очень удачно миновал компанию местных парней, это был чужой недружелюбный район. А на следующий день пришел на свидание при свете дня и совершенно трезвый.

Нельзя сказать, что Люсьен был ошарашен, это не то слово. Вероятно, инопланетяне на улице Мегаполиса вызвали бы в душе Люсьена меньшее смятение, чем то совершенно изумительное по красоте, изящное, умное и чертовски соблазнительное высшее существо двадцати лет, которое он увидел. Она приближалась как рок легкой походкой от бедра, в светлом не длинном и не очень коротком платье. Ее стройные ноги в туфлях-лодочках на небольших шпильках, носки туфелек чуточку глядели в разные стороны, а пятки ступали на невидимую прямую линию перед ней. Прямая спина, расправленные и не напряженные плечи, плавные движения рук. Люсьен смотрел на нее и не верил глазам. «Неужели это волшебство идет ко мне?». Если бы девушка прошла просто мимо, он бы ничуть не удивился. Но она не прошла.

– Здравствуй, Люсьен. – сказала она приветливо с улыбкой, полной белых ровных некрупных зубов. У Люсьена пересохло во рту, и он едва выдавил из себя:

– Здравствуй… – он едва не добавил «те», но как-то удалось это желание преодолеть.

– Какой у нас план?

– Тут рядом кафе, можно там посидеть. А там видно будет. – Сказал Люсьен, думая о своих джинсах, которые мало того, что были не первой свежести, но и слегка коротковаты. Он очень быстро рос, и одежда за ним не успевала обновляться.

Они пошли в кафе, но эспрессо не пили, тогда не было понятия, что есть такой способ приготовления кофе, ели мороженое и пили яблочный сок. Разговор не клеился. «Высшее существо», удивительно красивая темноволосая девушка с карими глазками, украшенными по-взрослому макияжем, всё понимала и брала инициативу на себя, улыбалась, шутила, ободряла Люсьена, но всё напрасно. Он замкнулся и чувствовал себя не в своей тарелке.

Потом они гуляли, Люсьен осмелился приобнять ее за талию. Через какое-то время, там, где в обнимку было не очень удобно пройти, девушка сказала, улыбаясь: «Не бойся, я не убегу». Люсьен отдернул руку от ее талии как ошпаренный. Девушка смеялась до слез. Он ей очень нравился, этот высокий светловолосый мальчик в чуточку коротковатых джинсах, который еще не ведает своей великой силы влияния на женскую половину человечества.

Что более всего поразило Люсьена в ней. Она источала тонкий, ненавязчивый, едва различимый аромат. Это были французские духи. Этот аромат резко выделял «Высшее существо» из всех знакомых по школе или двору девчонок. И самое убийственное впечатление на Люсьена произвели ее очень красивые, просто аристократические кисти рук. Длинные ухоженные пальцы, безупречный маникюр казались ему верхом совершенства. Он прятал свои руки с ногтями мальчишки, его это очень смущало. С тех пор он и свои ногти стал приводить в порядок, лишая их детского траурного ореола под ногтями.

Девушка могла стать его первой женщиной, но не судьба. Вскоре она уехала, а Люсьен на следующий год поступил в университет.

9. Мун Рос

В студенческом общежитии Люсьен познакомился с голубоглазой, как и он сам, Мун Рос, изумительной девушкой, поражавшей его воображение. Когда Мун Рос с модной прической каре темно-каштановых, слегка вьющихся волос шла по коридору в своем шелковом халате, Люсьену казалось, что Мун Рос – фея из волшебного сна, струящаяся по коридору студенческой общаги. Мун Рос обладала точно такими же аристократическими пальцами с безупречным маникюром, казавшимися верхом совершенства, как у той девушки – «высшего существа», с которой Люсьен познакомился в прошлом году на танцах.

Конечно, Люсьен давно заметил Мун Рос, только слепой мог бы ее не заметить. И ему и в голову не приходило, что он может претендовать на эту волшебную фею. Мун Рос тоже заметила симпатичного мальчика, украдкой с восхищением посматривающего на нее. Для Мун Рос это не было чем-то невиданным, у нее хватало поклонников. Все-таки этот русоволосый мальчик, слегка растрёпанный, высокий, и, пожалуй, всё, почему-то ей запомнился.

Люсьен курил в курилке, потому что в комнатах курить было строго-настрого запрещено, и, к тому же, спать в накуренном помещении – еще то удовольствие. Поэтому он курил, как и положено, в курилке. Был вечер, если уже не ночь. Он читал, сидя на подоконнике.

Вошла Мун Рос и почти от порога спросила:

– Что пишут? Привет.

– Драйзер «Финансист», привет, – ответил Люсьен, у него как-то сразу пересохло во рту.

– Фрэнк уже нашел свою голубоглазую Эйлин? Дай прикурить, зажигалку забыла. – Голубоглазая Мун Рос показала сигарету, зажатую большим и указательным пальцами с ухоженными и блеснувшими бледно-красными ногтями. Люсьен чуть не упал с подоконника, так ему было неудобно перед феей. «Как я не заметил, что у нее сигарета». Люсьен моментально встал с подоконника и достал зажигалку. Пока фея прикуривала, он смотрел на ее высокий лоб в обрамлении слегка завитых каштановых волос. Мун Рос не случайно вспомнила, что Эйлин голубоглазая, этот мальчик на подоконнике тоже был голубоглазый блондин, как Эйлин, только мальчик. Тогда у нее никаких намерений знакомиться с этим экземпляром мужского племени не было. Просто забыла взять зажигалку. Мун Рос прикурила и держала сигарету очень осторожно, прижимая указательным и средним пальцами, большой и безымянный складывала крестиком. Эта композиция пальцев напоминала бы скрещенные пальцы священника, благословляющего паству, если бы не сигарета и слегка оставленный в сторону мизинец. При этом руку в локте Мун Рос сгибала, а ладонь была направлена чуть в сторону от собеседника. Маникюр у Мун Рос был абсолютно безупречный в любое время.

– Как раз Каупервуд попал в тюрьму, и к нему пришла Эйлин. – Сказал Люсьен. У него стало сильней биться сердце, и он опасался, что девушка услышит этот грохот.

– Я Мун Рос, а тебя как зовут? – Она приподняла левую бровь, смотрела на Люсьена с полуулыбкой, ожидая ответ.

– Люсьен. Свободный человек в свободной стране. Добрый и отзывчивый. Это немного рекламы было. – Ответил Люсьен. Он уже знал, что фею зовут Мун Рос, ему сказал однокурсник, но он предпочел не признаваться.

– Реклама – двигатель всего, что действительности не соответствует. – Мун Рос улыбалась, показывая, что оценила шутку Люсьена. – В целом, сволочь этот Каупервуд, – сказала Мун Рос, – дурил женщинам головы и бросал. – Мун Рос внимательно, словно оценивая на «мужской сволочизм» этого «доброго и отзывчивого» парня, слегка наклонив голову, посмотрела на Люсьена.

– Любовь, – сказал Люсьен, не желая вступать в противоречия с феей. От взгляда Мун Рос он хотел убежать и был удивлен, откуда такая реакция. Он положил на подоконник беспомощного «Финансиста», что помогло ему взять себя в руки. Внешне Люсьен вел себя очень корректно, и его внутренние терзания и смущение никак не были заметны.

– Да, любовь. – Согласилась Мун Рос, поправляя волосы. Люсьен всей кожей ощутил, насколько она красива при этом движении. – У тебя есть подруга?

– Да. – Соврал Люсьен от неожиданного вопроса. – То есть теперь нет.

– Да или нет?

– Да нет. – Люсьен развел руки в стороны, отчего дым его сигареты прочертил кудрявую линию.

– Велик и могуч русский язык, – улыбнулась Мун Рос.

Спросить, есть ли у Мун Рос друг, Люсьен не решился, а мирно решил перевести беседу в другое русло.

– Ты ведь на нашем факультете учишься?

– Ах, – вздохнула Мун Рос. – Нет, Люсьен, я тут просто мимо на троллейбусе проезжала. Решила перекурить.

Тут уж Люсьен не выдержал и слегка покраснел. Мун Рос заметила: «Ба, мальчик смущается!». Это открытие ее куда больше заинтересовало, чем то, что этот красавчик читает Драйзера. Дураков в университете было мало, красивых парней больше, но так, чтобы с признаками интеллекта, симпатичный, да еще и смущался. Мун Рос встретила такого впервые. Она ласково улыбнулась и сказала:

– Пусти меня на свой подоконник, а то набегалась за день.

– Да, пожалуйста, запрыгивай, – уже взявший себя в руки Люсьен галантно предложил свой подоконник. Мун Рос вспорхнула на подоконник, а Люсьен остался стоять перед ней. Они стали говорить о литературе. «Финансист» так и лежал на подоконнике, только косвенно участвуя в обмене мнениями. Многое из того, что называла Мун Рос, Люсьен читал.

– Ремарк немного предсказуем, – сказала Мун Рос.

– Я читал, – сказал Люсьен.

– Что именно?

– «На западном фронте без перемен».

– Понятно. Почитай «Триумфальную арку», «Ночь в Лиссабоне».

Хэмингуэй нравился им обоим. Вспомнили Джойса и Сартра. А когда Люсьен упомянул Кафку, хотел блеснуть, Мун Рос сделала на лице такую гримасу, словно ядреный лимон попался, и сказала:

– Брррр, очень утомительно, плохо заходит.

– Я тоже не в восторге от Кафки, – мгновенно согласился Люсьен. Он подумал, что так хочет угодить Мун Рос, что ни в чем старается ей не перечить. «Так, наверное, нельзя. Это неправильно с любой точки зрения. Неужели я влюбился!» – думал Люсьен. Эта мысль «влюбился» очень его поразила.

Потом они пошли в комнату отдыха и разговаривали обо всем на свете почти до утра. После этого затянувшегося разговора Люсьен подумал, что это вот не так просто и, вероятно, он вызывает какой-то интерес у феи.

Много дней спустя, когда Люсьен поведал о своих мыслях по поводу их всенощного бдения, Мун Рос засмеялась и сказала: «Ну ты прям догадал! Я думала, что ты никогда не решишься сделать хоть шажок навстречу».

На самом деле он шажок этот пытался сделать, и это ему не просто давалось, у него такое чувство возникло тогда, словно он в гастрономе пытается стырить ящик конфет. Вскоре после ночных посиделок Люсьен попытался проявить робкую инициативу, приобняв Мун Рос при следующей встрече. Она улыбнулась: «Я уже подумала, что ты совсем безнадежен», – и поцеловала его губы, очень нежно. Ее губы были такими мягкими, сладкими и… и живыми, что Люсьен не мог объяснить словами всю гамму неведомых чувств, обрушенную на него этим прикосновением губ. Люсьен поцеловал как-то одноклассницу Светку, но то было на спор и прилюдно. За что он получил от Светки пощечину, и она сплюнула, как будто Люсьен ее измазал слюной. Но это было не так. Бросок, прикосновение к губам Светки, и не успел отпрыгнуть, получил по щеке. У Светки была отменная реакция, она занималась пинг-понгом в секции. Смех в классе стоял гомерический. Светка покраснела, а Люсьен был «героем», хотя и потирал ушибленную щеку. Тот поцелуй – это было не то. Так, хулиганство и баловство. Потом Люсьен и Светка многие годы после школы дружили, созванивались, обменивались новостями, иногда встречались и могли подолгу разговаривать о прошлом, об одноклассниках и просто проводить время вместе. Как таковой любви между ними не было, хотя это, кажется, идет против природы. Мужчина и женщина, конечно, могут дружить, но в основе этой дружбы залегает разница полов, при случае эта разница может и в любовь перерасти. Светка вышла замуж и уехала с мужем военным далеко на восток. Как-то они случайно, хотя что есть случай, если люди в многомиллионном городе встречаются в одном вагоне метро на одной ветке в одно и то же время, это случайно или неумолимый рок событий? Светка ехала с вокзала с мужем и сыном, юным сорванцом, блестевшим Светкиными глазами. Люсьен и Светка так обрадовались и так весело весь путь болтали, что ее муж, суровый мужчина с военной выправкой, стал даже подозрительно посматривать на Люсьена. Светка почувствовала это и похлопала мужа по руке. Люсьен понял, кто в этой паре главный. Больше Люсьен и Светка никогда не встречались. Сыграл ли в этой дружбе тот хулиганский поцелуй свою роль или не сыграл, неизвестно.