Э с п р е с с о, л ю б о в ь и л о б с т е р ы

– Друг, для чего ты пришел? Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?

«Иуда!» – повторил про себя Люсьен и запомнил лицо этого человека, названного Иудой.

Толпа вооруженных людей несмело приблизилась к человеку в белом.

– Кого ищете? – спросил человек в белых одеждах.

– Иисуса Назорея. – последовал ответ кого-то из воинов.

– Это я.

Услышав ответ, толпа отступила, и все воины, служители упали на землю перед человеком в белых одеждах. Люсьен, которого никто не видел, остался стоять, завороженно наблюдая то, о чем он не однажды читал.

– Я сказал вам, что это Я. – Настаивал человек в белом. Люсьен даже не удивился, понимая, что этот человек – Иисус Христос, и все это действие происходило больше чем две тысячи лет назад. Как сюда попал он сам, Люсьену в голову не приходило, вышел прогуляться в Мегаполисе и оказался в другом времени за несколько тысяч километров от дома.

Толпа, все еще опасаясь, надвинулась на Иисуса. Ближе всех оказался один из них, полуголый, в набедренной повязке. В это время Люсьен услыхал негромкий вопрос:

– Господи! Не ударить ли нам мечом?

Вслед за этим сверкнул меч, и приблизившийся упал на землю с отрубленным ухом.

– Все, взявшие меч, мечом погибнут. – Сказал Иисус, тут же поднял отрубленное ухо и одним движением руки вернул его на место, то есть человеку, только что истекавшему кровью, Иисус приставил ухо, и оно приросло! Справившись с лечением пострадавшего, Иисус спокойно сказал человеку, уже спрятавшему окровавленный меч в складках одежды:

– Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?

Вслед за этим Иисус был арестован, и его довольно осторожно повели через оливковый сад. Еще бы не осторожничать, все только что видели, как он совершил чудо, приставил на место отрубленное ухо. Толпа ушла в темноту, а Люсьен остался стоять на месте, не в силах пошевелиться. Была теплая ночь.

5. Боль

Утром, очень рано, он проснулся разбитым. Едва открыв глаза, Люсьен подумал: «Вот за что она меня так… жестко опустила ниже плинтуса?». Он вспоминал всё, что было между ними помимо любви. Люсьен вспомнил минимум три случая, когда совершенно бескорыстно помог Нао решить судьбоносные проблемы, за которые приличный человек будет благодарен по гроб жизни. «Но я же не ждал благодарности и тем более любви, любят-то не за что-то, а неизвестно почему. Я сам решал помочь и помогал. Нао меня не просила. Может, в паре случаев и просила? Как-то же я узнавал, что ей помощь нужна. А как? Обычно как-то невзначай, словно к слову пришлось. Еще и выпытывать приходилось. Что да как».

Люсьен пошел умываться.

Он машинально чистил зубы и смотрел на себя в зеркало в ванной комнате: «Странно, но я ее до сих пор люблю и очень сильно. А она? Моя любовь к Нао, неужели для нее это просто его пустые, ничего не значащие слова? Как же она вот так жестко со мной поступила».

Люсьен не ожидал от Нао такого удара и никакого удара вообще от нее не ожидал. «Могла бы и смягчить. Дело-то в целом житейское. Ну нашла свою любовь, с каждым может случиться. Бывает. Да и вообще, нашла и будь счастлива! Меня могла бы и не посвящать в свое счастье. Мне что, радоваться нужно было? Грамоту ей выписать на счастье? Зачем же меня так втаптывать? Из каких соображений? За что?». Люсьен вновь начал чувствовать тоску и почти физическую боль, как вчера, только слез уже не было. Он машинально умылся, потом варил кофе себе и жене Мими.

За что? Эта мысль не давала Люсьену покоя. И всё он понимал, всю сермяжную правду жизни: «Сделал доброе дело – забудь. На доброе ответили злым, а ты думал, что медаль тебе дадут? Те, кто помогает, помнят об этом дольше, чем те, кому помогают. Благодарность могут испытывать только очень и очень приличные люди. А любовь? С любовью-то как?».

Понимал, что благодарность и любовь – это совершенно разные понятия, и одно из другого не следует. Всё он понимал, но не мог распространить это свое понимание по отношению к Нао. «Она же святая! – неожиданно для себя решил Люсьен. – А не какая-то шалава или сука подзаборная! Зачем же она так меня, – Люсьен подбирал мысленно слово. – Размазала!»

Люсьен хотел каким-то образом выйти из своего жуткого состояния потери, как будто умер родной и очень близкий человек. Боль не отпускала его. Он вспомнил, что много лет назад с ним стряслось что-то очень похожее. И тогда ему тоже было больно, но теперь эта боль, кажется, в тысячу раз больней. Больно так, что руки опускаются, и невозможно отгородиться от этого чувства опустошения, пустоты и одиночества в целом мире.

Люсьен, угнетенный своим непривычным для него состоянием, всё время пытался отвлечься, перевести мысли на что-то другое. Целый день его терзала и не отпускала эта тягостная боль в душе, и всё, о чём он мог думать, это воспоминания. Погружаясь в них, Люсьен тщательно избегал воспоминаний, связанных с Нао, хотя это плохо получалось. Ему предстояло завтра ехать в аэропорт встречать Нао и ее партнера. Отказываться было поздно, и Люсьену такое даже не пришло в голову, просто написать, что обстоятельства и всё такое, не смогу, извини. Он нашел выход, вспоминал свою жизнь. Говорят, что она пролетает в мыслях перед смертью. О смерти Люсьен не думал. В этот момент. Он вспоминал отрывками и не в хронологическом порядке всё, что с ним или при его участии случилось за годы его жизни. Инстинктивно Люсьен пытался докопаться до первопричины душевной боли, которую испытывал сейчас. Он думал, что если докопаться до причины, то боль уйдет.

Вечером Люсьен лег спать рано и провалился в полусон без сновидений, полный карусели смутных мыслей.

6. Аэропорт

Всю ночь Люсьен спал плохо, мысли в ночной тишине отгонять значительно сложней. Утром он чувствовал себя разбитым и опустошенным. На автопилоте умылся, заварил эспрессо себе и Мими, собиравшейся ехать на работу. Люсьен проводил Мими по обыкновению до дверей, и она дежурно чмокнула его в щеку. Он закрыл дверь и стоял перед ней, держась за только что поцелованную Мими щеку, ничего не думая, словно в ступоре.

Потом он посмотрел на часы, висевшие на стене, секундная стрелка неудержимо плыла по циферблату. «Течет, как сама жизнь, бессмысленно и беспощадно». – Подумал Люсьен и стал собираться. Он сначала хотел как-то более прилично одеться, но выбросил это из головы. «Зачем, кого обманывать? Всё как обычно, без цветов и оркестра», – решил он после недолгих сомнений. – «А вообще это полный идиотизм, зачем я согласился? На это истязание, кому что хочу доказать. Умерла, так умерла. Поздно метаться, обещал. Придется очно пройти это избиение младенцев. Черт! Нет приема против облома».

Люсьен приехал в аэропорт заранее. Припарковал машину на свободное место и прошел в терминал через рамку металлоискателя, зазвенел и был обыскан миловидной девушкой в форме охранника аэропорта.

Уставший молчать при той невыносимой боли в душе и вести себя при этом прилично, он поднял руки вверх, словно сдавался, на что девушка сказала ему:

– Не нужно так высоко. Достаточно по сторонам.

– Хорошо, – согласился Люсьен, опуская руки. – Я читал, что по инструкции осмотр мужчин ведут мужчины, а женщин женщины.

– Вы можете пройти к мужчине, если хотите, – улыбнулась девушка, показывая ручным металлоискателем в сторону очень упитанного коллеги, на котором форменная рубашка была готова отстрелить пуговицы под напором жира. «Жиртрест», – как оценил его Люсьен, – занимался осмотром пассажира в кепке.

– Нет, нет, – засмеялся Люсьен, – продолжайте меня терзать, к мужчине не хочу. Я не по этим делам. Я женщин люблю.

Люсьен показал девушке всё металлическое, звеневшее в его карманах, включая пачку сигарет, ключи от дома и машины, кошелек, пряжку ремня и завалявшуюся в кармане фольгу от жевательной резинки с двумя оставшимися подушечками мягкой мяты.

«Прошмонали и свободен», – подумал Люсьен, засовывая по карманам всё, что пришлось достать.

Осмотревшись в просторном зале, Люсьен ознакомился с расписанием. До прибытия рейса Нао оставалось сорок с лишним минут. Ожидалось, что рейс прибудет даже немного раньше расписания, это обнадеживало. Ждать, догонять и не догнать было бы совсем уж невыносимо.

Самолеты прилетали и улетали, пассажиры приходили и уходили из зала. Встречали удачно прилетевших друзей и родных. Обнимались, улыбались друг другу. Никакого волнения или вчерашней тоски и горя Люсьен не испытывал, даже бессонной ночи словно не было. «Жду Нао! Как будто троллейбус на остановке». – Искренне удивился Люсьен.

Приятный женский голос объявил, что рейс Нао совершил посадку. «Слава богу», – подумал Люсьен, занял более удачное место чуть левее выхода пассажиров, чтобы его сразу могла увидеть Нао, ну и он мог увидеть ее. Его слегка беспокоило, как себя нужно вести при встрече. То, что вести себя нужно естественно, он понимал, но как это естественно в данной ситуации? Так и не решив эту загадку, Люсьен положился на интуицию: «Там посмотрим».

Вскоре Нао написала в мессенджере:

– Сели. Проходим таможню.

– Отлично. Жду. – Написал в ответ Люсьен. И на этот раз ничего не почувствовал в душе, как бывало раньше. Сердце, случалось, замирало на мгновение или холодок пробегал по позвоночнику. Он столько раз встречал и провожал Нао, и каждый раз был словно последним, и ощущения были разными. А теперь вот ничего такого он не обнаружил. Тоже новое.

Никакого волнения он не испытывал, просто скользил глазами по людям, выходящим в зал. И вскоре увидел Нао! Она шла как нашкодивший в детском саду ребенок. Понимающий, что виноват. Но у него и другого выхода не было. А впереди ждут нелегкие объяснения. Были бы на полу аэропорта пустые банки, Нао бы их не злобно пинала по ходу движения – это было во всей ее походке. Она держала на лице такую слегка виноватую полуулыбку. Ничего такого она сама не чувствовала, но природу не обмануть, тело само двигалось, как понимало ситуацию.

Нао выглядела уставшей. "Видимо длительный перелет сказывается и разные часовые пояса",– подумал Люсьен. Никаких порхающих бабочек в животе, замирания сердца или ощущения, что вот-вот задохнешься от отсутствия воздуха, ничего такого, что он переживал раньше при виде Нао, он не почувствовал. Это было, что-то действительно новое.

Люсьен мог очень спокойно смотреть на неё. Нао не в парадной одежде, уставшая, с минимальным макияжем, никаких колец на пальцах. «Партнёр ей не муж, – решил Люсьен, – хотя какое это имеет значение?» Из всего, что можно называть украшениями, в красивых, «отточенных с любовью» (терминология Люсьена) ушках Нао сидели клипсы или серьги, издали он не мог понять, Swarovski. Он подумал, что серьги эти не к лицу Нао. Что-то чуждое увидел Люсьен в этом буйстве маленьких сверкающих стекляшек, в толпе этих наглых фальшивых бриллиантов, вцепившихся в ушки Нао. Люсьен знал вкусы Нао, она скорей обойдется вовсе без украшений, чем позарится на пошловатую побрякушку, даже если бы она состояла из алмазов. «Партнёр подарил, – решил Люсьен. – Вот и носит, чтобы не обижать. Сама она такое не могла купить даже под угрозой расстрела». Партнер шёл впереди, а Нао чуть позади. Не рядом. Нао специально немного отстала, чтобы не слишком смущать Люсьена при первой же встрече.

Люсьен всегда, можно сказать, по-старорежимному, пропускал Нао чуть вперёд и был рядом с ней. Так удобно помочь открыть дверь, поддержать на ледяном тротуаре, да мало ли какие преимущества давала такая позиция в «охране объекта любви», главное в которой – стремление мужчины ухаживать за своей женщиной, как если бы она была сделана из хрупкого хрусталя. Тут этого не было.

Нао заметила Люсьена, улыбнулась ему, думая: «Люсьен! Вот он стоит. Такой высокий. Мои клипсы от Swarovski ему расскажут больше, чем слова. Он всё поймёт».

Она надела эти клипсы, сделала приятное своему партнеру, который ей их подарил. Это способствовало тому, чтобы партнёр был более спокоен во время визита к бывшему. Для Люсьена это было послание: «Вот так изменилась моя жизнь, ты видишь, с кем я живу и на какие уступки новому партнеру я вынуждена идти. С тобой все было иначе, но ты должен меня понять. Это и есть жизнь, лирики в ней мало».

Люсьен, разумеется, не бросился обнимать Нао, а, как ему самому казалось, довольно глупо стоял на месте и улыбался. Он так и не решил, как себя вести. «Незнакомый мужик, который спит с моей любимой, и моя любимая с этим мужиком! Дать ему в лицо будет не совсем гостеприимно, учитывая, что он впервые в стране вечно зеленых помидор. Броситься к Нао, поднять ее над полом, схватив ниже талии, как я иногда делал раньше, тоже будет неправильно. Не хочу подставлять Нао. И слишком радоваться тоже не комильфо. Эта встреча в аэропорту равна поцелую Иуды в Гефсиманском саду!», – осенило вдруг Люсьена, но он тотчас отогнал эту шальную мысль.

Нао и Партнер подошли к Люсьену.

– Привет, – сказала обычное свое приветствие Нао.

– Привет. – Тут в сердце Люсьена что-то кольнуло, и теплота стала заливать его изнутри. – «Нао», – думал Люсьен, только ее имя было в его мыслях и ничего больше.

– Люсьен, – представила Нао Люсьена Партнеру и назвала какое-то имя Партнера, которое Люсьен мгновенно выбросил из головы. Они покивали друг другу и пожали руки. Люсьен мельком оценил внешность партнера и не нашел в нем чего-либо выдающегося: «Скорей круглое, чем продолговатое лицо, выбрит гладко, поджарый, небольшого роста, примерно с Нао, прозрачные глаза, нос правильный, похож слегка на нос самой Нао».

Нао словно смахнула с рукава пиджака Люсьена пылинку, хотя, как ему показалось, ей очень хотелось просто дотронуться до него. Люсьен опять вдруг захотел обнять эту хрупкую женщину, его Нао, поднять над полом и крепко прижать к себе, расцеловать ее всю со всей любовью и нежностью, но это было невозможно. Невозможно! Люсьен вспомнил старинный анекдот, заканчивавшийся фразой: «Неудобно будет перед партнером». Ему стало не то чтобы весело, но он улыбнулся. На правах встречающего он сказал:

– Туалет там, – и показал в сторону надписи WC. – Чай, кофе, булки там, – Люсьен махнул рукой в сторону кафе.

– Кофе. Пожалуй, можно, – ответила Нао.

Нао впервые за все годы их знакомства, это вдруг отчетливо пришло Люсьену на ум, оплатила покупку чашки эспрессо для себя и Люсьена, и, разумеется, Партнера, ему же достался и какой-то пирожок. Она сказала, что у Партнера диабет и ему нужно что-нибудь съесть. Люсьен от пирожка скромно отказался. «Заботится, – мелькнула в голове Люсьена мысль. – Женщина и должна проявлять интерес к проблемам своего мужчины. И этот мужчина не я. Хотя кофе дали, и спасибо, особенно учитывая, что ничего более чем эта чашечка эспрессо от Нао я не получил. Нет, нет, как-то она привезла бутылку вина. И… ну и всё. Да разве в этом дело! О чем это я. У меня нет ничего, абсолютно, что мне могло напоминать о моей Нао. Хотя и это неправда. Есть моя память, наполненная Нао до самых краев. Есть множество мест, где мы с ней бывали. Пили эспрессо. А еще много-много гостиниц, домов, дорог, лесов, и моя машина, всего и не упомнишь, где мы с ней занимались любовью. Не так и мало».

Втроем они пили эспрессо, о чем-то говорили. Говорили Нао и Люсьен, и делали это так, словно не было тут никакого Партнера. Партнер тем временем жевал с увлечением пирожок и ни бельмеса не понимая, улыбался. Только однажды он ответил на вопрос-заботу, заданный Нао:

– How do you feel?

– Хорошо, – ответил Партнер.

Кроме слова «хорошо», он, похоже, ничего не знал по-русски.

«Хорошо, – думал Люсьен, – что хорошо? С Нао хорошо? С Нао в постели действительно было хорошо». И как она сама когда-то давно сказала Люсьену: «Еще никто не жаловался». Как с Нао жить, Люсьен не знал, а спросить у Партнера через перевод Нао было бы не слишком мудро. Мысль спросить об этом у Партнера и попросить Нао перевести мелькнула в голове у Люсьена, но он решил не устраивать трагикомедию, а сыграть как можно корректней свою роль прислуги, обеспечивающей трансфер гостям Мегаполиса, выбросить всё это из головы и жить дальше, как можно подальше от Нао и ее Партнера.

Люсьен подумал, что и Партнер вряд ли может пожаловаться на Нао в любом плане, хоть постельном, хоть семейном. Эта мысль никак не испортила настроение Люсьена, даже не потому, что куда уж больше портить. Почему-то этот господин Партнер не вызывал у него раздражения или ревности. Люсьен не считал этого «бедолагу, который не в курсе, хотя, черт ведь знает, возможно, Нао и его не хотела обманывать и сказала, кто я. Ну нет. Нао много чего может, но она далеко не идиотка», – размышлял Люсьен. Конкурентом он Партнера не считал и тем более счастливым соперником, думал, что «тут две жертвы: я и Партнер, и один хищник Нао. Нао – хищница? Невозможно! Так и невозможное возможно. А может быть, и она жертва своих амбиций и неисполненных желаний».

Тем временем Люсьен и Нао оживленно разговаривали ни о чем: как долетели, какая погода, утомительно, разные часовые пояса… При этом они улыбались и смотрели, смотрели друг на друга, почти не отрывая глаз.

Люсьен усилием воли оторвал взгляд от лица Нао и покосился на Партнера, который хотя и не понимал языка, но интонации мог почувствовать. Но Партнер не обращал внимания и с увлечением уплетал пирожок, с интересом осматривался вокруг. Он ведь попал в Мегаполис, столицу страны головоломки, завернутую в тайну, и тайну, завернутую в загадку. Люсьен машинально взглянул в ту сторону, куда смотрит Партнер Нао, и заметил там стенд с сувенирами, на котором ярко выделялись матрёшки.

«Даже исконно местная, как древние онучи, матрешка и та придумана японцами в виде разборной фигурки Ситифукудзин, означающей «Семь богов счастья», означающих долголетие, удачу, мудрость, искренность, трудолюбие, добродушие, благородство и сострадание. – Поймал себя на мыслях о матрешках Люсьен. – Что за дичь? Но он уже не мог отвлечься, его мозг инстинктивно переводил мысли с опасной темы на первое попавшееся на глаза. – А в чем символ матрешки? Первая матрешка, а точнее «Матрена», была деревянной детской игрушкой из восьми вставленных одна в другую кукол меньшего размера. Первая девушка-крестьянка в сарафане с черным петухом в руках. Вторым был мальчик, затем девочка, потом мальчик… Все куколки разные, а последним был младенец в пеленках! – Люсьен сам не понимал, откуда у него вдруг такие глубокие знания в матрешковедении. – Черный петух? Это что за символ? Люсьен не смог вспомнить, а скорее не знал, что это символ очищения от болезней и нечистой силы, что черных петухов пускали под нож, как жертву будущего благополучия нового дома, а в более общем смысле черный петух это смерть, зло и суд божий. А знал бы, чего доброго мог подумать, что это он тут черный петух, которого под нож пустили в целях благополучия нового дома Нао и Партнера. – Девочка, мальчик, девочка, мальчик и младенец в конце. Типа про любовь?». Люсьен с трудом отогнал эти думы о матрешках и вернулся к действительности.

– Тут такой порядок, что близко к терминалу оставить машину нельзя. Я сейчас схожу, подъеду и позвоню тебе. А вы пока подождите. Что ноги зря бить. Тут, наверное, с километр идти до стоянки.

– Такой ты заботушка, спасибо, – улыбнулась Нао, она сказала это незамысловатое «заботушка» так ласково и тепло, что Люсьену стало не по себе. «Не понимаю, неужели Нао все еще любит меня, или это моя мнительность».

Люсьен, пока шел за машиной, успел покурить и почувствовал, что по мере удаления от Нао беспокойство усиливается. «Мне хорошо рядом с Нао. Партнеру хорошо рядом с Нао. Это черт знает что такое! Собачья свадьба! А я тут в роли кобелька, которому сучка отказала. Нужно бежать со всех… лап! – Люсьен улыбнулся. Пока Нао была рядом, любые негативные мысли его не расстраивали, наоборот, ему было как-то смешно, хотя и горько на душе. – Победителю достается всё! И победитель сегодня не я».

Люсьен вспомнил, как поехал впервые в гости к своей тогда новой подруге Шери. Это было много лет тому назад. Шери жила в общежитии, но у нее была отдельная комната, ну как же, молодой специалист автозавода. Это потом она получила квартиру. И надо же такому случиться, когда Люсьен пришел к Шери, у нее в комнате был ее бывший друг Валерий, коротко стриженный молодой человек лет под тридцать. Люсьену тогда тоже было примерно столько же лет. Он даже окрестил тогда этот эпизод своей жизни как «игры тридцатилетних».

Шери не ожидала появления Люсьена вот именно в этот вечер и была смущена. Она представила Люсьену Валерия. «Мой друг», – сказала она и, не найдя ничего лучшего, сняла с себя всякую ответственность и ушла к подругам в соседнюю комнату. Сказала как бы между прочим: «Вам, видимо, есть о чем поговорить» и исчезла. «Ну здорово! – Решил Люсьен, оставаясь в компании с другом Шери Валерием. – И о чем мы можем говорить?!»

Валерий оказался довольно нудным парнем, хотя его можно понять: быть отвергнутым любовником, кому это понравится. Теперь, в аэропорту Мегаполиса, Люсьен больше понимал Валерия, но никак не хотел идти его путем. Валерий предложил поиграть в некую игру, но правил не объяснил. Люсьен, не имея других вариантов, вынужден был согласиться. Валерий битый час разглагольствовал про отношения мужчин и женщин, открыл Америку, что они, эти люди, занимаются сексом. «Надо же! – внутренне рассмеялся Люсьен. – Сексом занимаются! Кто бы мог подумать».

– Обмениваются интимными жидкостями…

Когда Валерий сказал эти слова, Люсьен его перебил:

– Сперматозоидами, что ли?

– Не только, – мрачно и очень серьезно ответил Валерий.

Люсьен чувствовал, что Валерий пытается его разозлить и, вероятно, устроить тут побоище. «Если придется, то я готов, но первым этого не сделаю. Зачем отставному любовнику давать такое моральное удовлетворение? Да и вообще, тут важен не бой быков, а выбор женщины. Кого она выберет, тому и достанется. Не средневековье, чтобы женщин с боя захватывать. Ему бы сразу, сославшись на ворох неотложных дел, уйти, как, наверное, сделал бы я в таком случае, а он всякую ерунду несет. И еще накурил в комнате. Ему все равно придется уходить, а нам тут с Шери кувыркаться, занимаясь обменом жидкостей до утра». Люсьен от этих мыслей даже хохотнул вслух.

– Я что-то смешное говорю, – враждебно сказал Валерий.

– Нет, нет, боже упаси. Я бы сказал, что очень грустно всё это. – Отозвался Люсьен. – Я просто анекдот вспомнил: офицер застал жену с любовником. Достал пистолет и заставил любовника идти за ним на кухню. – Я выстрелю два раза в воздух, мы оба упадем. К кому жена первому подбежит, с тем она и останется! Раздаются два выстрела, затем крик жены из спальни: «Андрей, выходи из шкафа, эти идиоты перестреляли друг друга».

– Ты ничего не понял, – вздохнул Валерий и объявил. – В игре я победил!

– Поздравляю, – ответил Люсьен.

Он все это вспомнил, видимо, потому, что оказался практически в аналогичной ситуации, только теперь он на месте Валерия и проиграл в этой игре, которая состоялась без его участия. И выбор был за Нао, как тогда за Шери.

Партнер был, похоже, не в курсе. И Люсьен ну уж никаким образом не намеревался вести с ним какие-то беседы об отношениях, обмене жидкостями, сперматозоидах, любви, выборе женщины, ее мотивах, боли отвергнутого любовника.

Люсьен подогнал машину к терминалу и позвонил Нао. Она вышла, он открыл багажник и водворил туда ее сумку.

– А где твой… партнер? – спросил Люсьен, оглядываясь. Тут стоять долго нельзя.

– Да вон он курить ходил.

В прошлый ее камбэк то, что Нао пару раз закурила, привело Люсьена к мысли, что у нее кто-то есть и он курит. Партнер действительно курил. Эти мысли пришли, между прочим, Люсьену, пока Партнер грузил в багажник и свою сумку. Потом они сели в машину. Люсьену стало весело от мысли, что в машине, на заднем сиденье, куда Нао усадила Партнера, как раз там Люсьен и Нао неоднократно занимались автокамасутрой. Мир тесен настолько, что только удивляться приходится.

Сама Нао, как обычно в машине Люсьена, села рядом с ним, а не рядом с Партнером сзади, как, видимо, было бы уместно мужу с женой, да и просто счастливым любящим людям, наслаждающимся жизнью и лобстерами вместе.

«Надо бы, – подумал Люсьен, – валить, пока еще что-то можно спасти. Хотя бы себя и свое я». Несмотря на внешнее спокойствие, на душе у него стало вдруг неспокойно. Конечно, не так, как было после сообщения, что Нао приедет с Партнером, но все-таки музыку Люсьен в машине не включал. На всякий случай. Человечество сочинило так много слезоточивых песен о любви, что Люсьену никак не улыбалось расплакаться в присутствии Нао, хотя в ее присутствии это еще куда ни шло, но плакать при виде ее Партнера, это было для Люсьена невозможно. Как стыдно бояться, и мальчики не плачут.

Всю дорогу Люсьен и Нао, по обыкновению, не умолкали, говорили, говорили и говорили. Обо всем, кроме, конечно, одной темы, а именно темы Партнера.