И пожнут бурю

– Мой Бог, спаси меня, избавь от этой муки, – пробормотал Густав и откинул голову, совершенно потеряв всякую возможность соображать.

– Я хотела иди в ваш вагон, за господином Скоттом, – тихо сказала Агнес, подойдя ближе, – он сказал, ежели что случится крайне сложное, то немедля звать его.

– Именно поэтому я здесь, – сказал Алекс, поставив саквояж на пол, – доктор Скотт отправил меня к вам на всякий случай, чтобы я, случись чего, немедленно оказал помощь. И я вижу, что помощь здесь действительно понадобится.

– Если вам удастся хоть немного ослабить его мучения – вам благодарность на века будет!

– Не переживай, Агнес. Попробуем несколько методов.

Агнес замолчала и предложила себя в качестве временного ассистента, что было удовлетворено. Моррейн раскрыл саквояж и достал оттуда несколько предметов: два небольших жестяных лотка, пару скальпелей, ножницы, бинты, ланцет, скарификатор, две большие иглы и железный шприц, завернутый в мокрую марлю. Все данные предметы Алекс поместил на небольшой железный столик, стоявший рядом с кроватью. Достав последние предметы, в числе которых были склянки со спиртом, опиумом и ртутью, а также длинный кусок ткани, который должен был исполнять функцию жгута, Моррейн закрыл саквояж и попросил Агнес наполнить два небольших тазика горячей водой и один принести пустой, что она поспешила сделать. Исполнив просьбу Моррейна, она поинтересовалась, что он собирается делать.

– Процедуру флеботомии, – сказал Алекс и понял, что это слово совершенно ничего для девушки не значило, – кровопускание, по-народному если.

От этого Агнес стало не по себе. Еще завидев огромное количество инструментов, которые достал Алекс, у нее что-то дернулось внутри, а узнав о том, какая именно процедура будет сейчас происходить с ее отцом, она невольно стала молиться, чем вызвала искреннее недоумение у Моррейна.

– Не время сейчас Бога поминать, – сказал Моррейн и стал мыть руки в одном из тазов, – внимательно слушай меня и делай все, что я скажу. Поняла меня?

– Разумеется!

– Превосходно. В таком случае, приступаем к флебо…кровопусканию. Резать будем сначала на локтевом сгибе, дабы очистить кровь, идущую напрямую к ногам от сердца. Далее вскроем вену на одной из ног, чтобы оттуда изгнать самую грязную кровь. Мы, к сожалению, находимся во внебольничных условиях, поэтому только этот метод и остается.

Агнес молча кивнула, выразив готовность помогать. Опустив каждый медицинский инструмент в горячую воду из второго таза, Алекс взял правую руку Густава и нащупал нужную вену. Подозвав Агнес, он попросил ее туго завязать длинную ткань чуть выше локтевого сгиба. Когда это было сделано, Моррейн обработал место с помощью салфетки, промоченной в спирте, и с помощью скарификатора вскрыл вену на руке Лорнау-старшего и быстро подставил под ней пустой тазик. Кровь хлынула струей. И пока она стекала, Алекс рассмотрел ноги Густава. Ступни их полностью покрылись трофическими язвами, почти до бедер они были опухшие и невероятно красные. Также выбрав для процедуры правую конечность, Моррейн подготовил необходимые инструменты. На сей раз скарификатор оказался слишком громоздким для вскрытия подколенной вены, поэтому Алекс решил использовать ланцет, дабы избежать слишком больших проколов и порезов. Дождавшись, когда крови изо вскрытой на руке вены будет достаточно, чтобы наполнить половину тазика, Алекс резко зажал вену и попросил Агнес взять один из бинтов, лежавших на столике, и медленно перебинтовать руку отцу. У девушки немного дрожали руки, но она смогла справиться со страхом и исполнила просьбу Моррейна. Когда она сделала пять оборотов, Алекс ее остановил и продолжил далее сам, так как вена уже была перекрыта. Профессионально перевязав руку, Алекс принялся за ногу. Благо, она находилась, как сказано было раньше, в слегка подвешенном состоянии, так что прилагать особых усилий для того, чтобы держать ногу, не пришлось. Нащупав уже на ноге необходимую вену, Алекс обработал и ее спиртом, далее взял ланцет со столика, предварительно предупредив, что из подколенной вены кровь струится намного быстрее, поэтому сразу тазик был поставлен на кровать. Проколов ланцетом нужную вену, Алекс сначала ее зажал, дабы накачать кровь, поскольку из-за того, что она почти что висела, кровь немного отступила из нее. Когда Алекс понял, что пора, то резко убрал пальцы, сдерживавшие напор, и тазик продолжил наполняться бордовой кровью. И в действительности, точно так, как сказал Алекс – из подколенной вены кровь струилась намного быстрее. Не прошло и двух минут, как тазик оказался полностью заполненным кровью. Заметив это, Моррейн так же быстро, как и в случае с рукой, снова зажал вскрытую вену и попросил Агнес забинтовать колено полностью. Завершив процедуру кровопускания, Моррейн вымыл руки в том тазу, в котором мыл их в первый раз, и взглянул на Агнес. Девушка, казалось, очень устала и готова была свалиться в любой момент.

– Это еще не все, Агнес, – громко произнес Алекс, обтирая руки полотенцем, – твоего отца следует успокоить, иначе он не сможет уснуть, а будет мучится весь день и всю последующую ночь.

– Что нужно сделать, чтобы папа успокоился? – жалобно спросила Агнес.

– То же, что и всегда – колоть опиум. Более действенных средств у нас, к сожалению, нет, медицина не придумала еще. Поэтому будем колоть. Однако теперь, думаю, эффект будет получше. Дозу мы сохраним, увеличивать опасно, может и летальный исход наступить, а нам этого, конечно, не хотелось бы.

Алекс взял склянку с опиумом и железный шприц, предварительно вставив в него иглу. Откупорив склянку и набрав четверть от шприца, Моррейн положил сам шприц на столик, решив осмотреть левую руку Густава. Он заметил, что на кисти левой руки уже вылезли трофические язвы, пусть и небольшие. Нащупав самую хорошую вену, Моррейн взял шприц и, как всегда вначале обработав место прокола спиртом, ввел дозу опиума в организм старшего Лорнау. Все использованные инструменты Алекс положил в таз, в котором перед всеми процедурами их сполоснул. Вновь вымыв руки, Алекс попросил Агнес поменять воду в тазиках и хорошенько промыть каждый инструмент. Девушка покорно выполнила поручение Моррейна.

– Последнее, – сказал Алекс и заметил, что выражение лица Агнес вновь приняло испугавшийся вид, – да не страшись ты так, здесь ничего пугающего нет. Я дам тебе несколько настоек на травах, добавляй их в чай, в кофе, что пьет отец. Перед сном по две чайные ложки давай чистой. Это поможет уснуть. Постарайся несколько дней опиум не давать ему; я вижу, что ты каждый день даешь ему опиум, потому как иначе всего за неделю такой большой флакон, что дал вам доктор Скотт, не исчерпался бы. Дам несколько совершенно банальных советов, которые и так вам известны, но вы должны как догме им следовать, иначе будет еще хуже. Убери от отца весь алкоголь, в особенности так горячо любимую им водку. Пускай ест больше каши, супов, салатов, а не жареной курицы и рыбы. Пускай пьет больше воды, воды! Так и он сможет лучше себя чувствовать, без ежедневных приступов, и ты будешь более разгружена.

– Разве можно его в чем-то убедить? – устало сказала Агнес и села на стул, стоявший рядом, – он неуправляем, по крайней мере, для меня. Может, дядя Альфонс сможет что-нибудь сделать.

– Может, и сможет, – произнес Моррейн и сел в кресло Густава, – главное, это не отчаиваться и не полагаться на один лишь опиум. Он может быть использован только лишь как средство последней обороны от болей, когда ничего более не помогает, иначе у человека появляется зависимость от этого, не побоюсь слова, яда. Ты услышала меня, Агнес?

– Конечно, доктор Моррейн! Я всеми силами буду стараться следовать вашим указаниям!

Алекс хотел было что-то произнести, как одна из дверей вагона отворилась, и внутрь вошел Альфонс Лорнау. Из-за этого Алекс резко вскочил с кресла, дабы не иметь лишних неприятностей. Альфонс недоверчиво посмотрел на Моррейна, потом на Агнес, потом переместил свой взгляд на уже спавшего Густава, и прошел к столу брата.

– Я не совсем понимаю, – сказал Густав, доставая из ящика стола коробочку, – почему здесь находишься ты, Алекс. И почему здесь так воняет спиртом и кровью?

– У папы случился приступ, и доктор Моррейн пришел, чтобы нам помочь, – быстро проговорила Агнес, чем удивила и Альфонса, и Алекса.

– Раз так, то хорошо. Надеюсь, с твоим отцом сейчас все в порядке, ему лучше?

Получив утвердительный ответ от Агнес, Альфонс открыл коробочку, в ней оказались сигары, взял две штуки, и убрал коробочку обратно в ящик стола, из которого ее достал. Потом презрительно посмотрел на Алекса и быстро вышел из вагона. Моррейн же предложил все убрать и выпить по чашке чая. Агнес вежливо отказалась, от чего Моррейн почувствовал себя преданным, однако виду не подал и, собрав все инструменты и медицинские принадлежности, откланялся и вышел через противоположную дверь. Агнес же присела подле отца и стала наблюдать за тем, как он мирно спал после перенесенных процедур. Ей самой страшно хотелось спать, если не спать, то, хотя бы, ненадолго прилечь, однако она понимала, что эта роскошь в данное время просто непозволительна.

Возвратившись в вагон-ресторан, Альфонс передал вторую сигару Омару, а сам занял свое место. К ранее находившимся в вагоне артистам присоединились двое укротителей – Хосе и Марко Оливейра, братья из испанского городска Фигерас, что в Каталонии. Они укрощали тигров и львов еще до попадания в «Парадиз» и, заключив контракт с Сеньером, продолжили заниматься любимым делом. Им было обоим уже за тридцать лет, семьи каждый из них не имел, всю жизнь отдали они профессии. Сегодня же решили они выйти, чтобы получше узнать новоприбывшего и послушать его рассказы о жизни среди песков. Как, наверное, многие из вас, дорогие читатели, смогли понять, самым часто употребляемым напитком во время переездов был алкоголь. Однако это применимо было только лишь к взрослым, и, в основном, к мужчинам. Детям, которых в цирке было с полсотни, запрещали употреблять, хотя находились смельчаки, которые проворачивали целые шпионские операции, чтобы украсть полупустую бутылочку чего-нибудь градусного. Крали чаще всего из-за красивых названий на этикетках. Если же цирк находился в городе, то повара отправлялись на рынок, чтобы приобрести продуктов, в числе которых были также кофе, а в особо крупных городах еще и чай.

Альфонс, покуривая сигару, сидел задумчивый и, будто встревоженный чем-то. Омар обратил на это внимание и подошел к нему.

– Что тебя гложет, Альфонс?

– Сейчас был в вагоне Густава. У него приступ очередной случился. Больно смотреть на это, Омар. Больно осознавать, что брата скоро может не стать…

– Не нагружай себя, – сказал Омар, – я уверен, Густав проживет еще много лет, а болезнь – это как сопровождение, посланное Господом, чтобы слишком легко не было.

Альфонс ничего не ответил Омару, продолжив курить. А Омара вновь зазвали рассказывать истории, которых у него было еще очень и очень много. Однако его мысли продолжали вариться в котле раздумий насчет личности девушки, встреченной сегодня.

Глава X

На самом же деле в личности этой девушки нет совершенно никакой тайны. С ней были знакомы если не все, то почти все артисты и работники цирка «Парадиз». Дабы, наконец, удовлетворить ваш интерес, не буду сильно долго тянуть лямку и скажу, что девушку эту звали Марин, и она приходилась единственной дочерью владельцу и директору цирка Пьеру Сеньеру. Именно из-за этого факта Мишель Буайяр оказался взят врасплох ее просьбой. Марин было всего двадцать лет, а в цирке она занималась почти всем, чем хотела. Почти не выступая на манеже, она чаще всего помогала готовить артистов к выступлениям, а также часто развлекала маленьких детишек в других «кварталах» цирка. Ее очень любили и уважали за простое и ласковое отношение ко всем, без исключения.

После того, как Марин и Буайяр вышли из вагона старика, в котором произошла первая встреча девушки с Омаром, она медленно шла за так же медленно шедшим шпрехшталмейстером. Ее это немного утомляло, так как она привыкла ходить достаточно активно, но не проявляла эмоций, просто спокойно следуя в вагон к отцу.

– Марин, можно задать вопрос? – неуверенно спросил Буайяр.

– Конечно, месье Буайяр, что же вы!

Девушка рассмеялась. Они проходили как раз ее вагон.

– Вам известно, с какой целью меня вызвал месье Сеньер?

– Откуда же мне знать об этом? Я в отцовские дела не влезаю, мне это совершенно не нужно.

Марин ненадолго умолкла, а потом сразу же произнесла:

– Вы лучше мне скажите, что это был за парень у вас в тот момент, когда я зашла. Кто он?

– Как же не сказать, скажу, – старик говорил без привычной стали в голосе, – это был Омар бен Али, новоприбывший. Три дня назад поступил, мы еще в Марселе стояли.

– И чем же он занимается? – спросила Марин с большим интересом, – на вид он очень сильным кажется.

– Ну вот силу свою демонстрировать и будет, – ехидно подметил Буайяр.

– Неужто составит Петру компанию и станет силачом?

– Ха-ха-ха, ни в коем случае! Грузчиком будет работать!

– Что же тут смешного, месье? – Марин укоризненно посмотрела на старика.

Буайяр страдальчески вздохнул. Пройдя после вагона Марин еще один, они, наконец, зашли в главный вагон поезда. Пьер Сеньер сидел на большом кожаном диване перед столом и читал тот же номер газеты, что ранее читал Густав Лорнау.

– Папа, вот и мы, – сказала Марин, – месье Буайяр так подскочил, когда услышал, что ты видеть его хочешь, хи-хи!

Буайяр побледнел, ожидая реакции Хозяина. Однако ничего плохого не произошло. Сеньер сложил газету и отдал мужчине, стоявшему неподалеку. Мужчина этот был личным секретарем директора цирка, тем самым, который куда-то подевался и из-за пропажи которого Марин пришлось ходить за управляющим.

– Это хорошо, что подскочил, – медленно произнес Сеньер, вставая с дивана, – но Жан быстро нашелся. Все же для тебя придумалось поручение, Мишель.

– Готов исполнять, – покорно сказал Буайяр.

– Дело весьма пустяковое, – произнес Сеньер, присаживаясь за стол, – когда мы прибудем в Лион, необходимо будет провести несколько встреч. Первая с мэром города, а вторая с директором городского продовольственного рынка. Разумеется, на встречи поедем я и Жан. Необходимо будет договориться о том, чтобы цирк снабдили кормами для животных, поскольку мне доложили, что их количество иссякает. К тому же немаловажной является необходимость обеспечения охраны для нас. Наших ребят будет явно недостаточно в условиях Рождества. Люди толпами побегут к нам, чтобы получить бесплатной еды и подарков, а заодно в декабре на слонов посмотреть, это ж ведь так интересно.

Сеньер прокашлялся, выпил содержимое стакана, стоявшего на столе, после чего продолжил:

– Твоя задача заключается в том же, в чем заключалась всегда: проследи, чтобы за время моего отсутствия ничего не произошло сверх того, что должно произойти.

– Мой господин, – перебил Буайяр Сеньера, – но разве вы не вместе со всеми нами сойдете с поезда?

– Для того, чтоб получать ответы на вопросы, Мишель, – не глядя на Буайяра, грозно произнес Сеньер, – необходимо не перебивать говорящего, как минимум. Иначе повышается вероятность лишиться некоторых конечностей.

От этого «предупреждения» у Буайяра сжалось все нутро. Он почти начал задыхаться от страха, как Сеньер продолжил:

– Но ты прав, Мишель. Я сойду с «Горы» сразу по прибытии в Лион, однако я не стану задерживаться, а поеду в резиденцию мэра. Посему я и говорю тебе обо всем этом, мы не успеем поговорить после остановки в городе.

– Можете не сомневаться, мой господин, – сказал Буайяр со светящимися глазами, – не допущу происшествий в ваше отсутствие. Если же они по нелепой случайности произойдут, то вы никоим образом не заметите их эффекта.

– Постарайся все же, чтобы их не было вовсе. Можешь быть свободен.

Только Буайяр откланялся и собрался уходить, как Сеньер резко его остановил:

– Мишель, погоди!

Старик с испуганным видом обернулся, ожидая чего-то страшного.

– Я еще вот что хотел узнать, – Сеньер вновь прокашлялся, – как поживает наш новоприбывший, имя запамятовал его. Как его там…черт подери…

– Омар бен Али.

Сеньер с Буайяром оглянулись. Это произнесла Марин, сидевшая в одном из кресел. Как директора, так и его управляющего это весьма удивило.

– Да, спасибо, дитя мое, – очень удивленно сказал Сеньер, – вот этот вот как поживает? Сбежать еще не пробовал?

– Насколько мне известно, таких попыток им предпринято не было. Однако он проявляет в последнее время странную активность, направленную на установление связей со всеми сотрудниками цирка. Это меня крайне настораживает.

Буайяр только что выдал Хозяину то, что буквально несколько минут назад тщательно хотел скрыть. Ожидая безудержного гнева с его стороны, старик зажмурил глаза. Сеньер же пока ничего не говорил. Тогда слово взяла Марин, решившая спасти шпрехшталмейстера:

– А что же здесь странного? Он здесь новенький, разумеется, ему захотелось бы рано или поздно завести друзей и знакомых. И пусть, как вы, месье Буайяр, сказали, он грузчик, но это не должно лишать его права общения с людьми. Что за глупость, считать странным и настораживающим обычное заведение знакомств. Готова поспорить, что вы, когда впервые оказались в этом цирке, также поступали. Папа, я ведь права?

Марин, ожидая ответа отца, поднялась с кресла и подошла ближе, облокотившись на стоявший около стола большой резной глобус. Буайяр, будучи несогласным с девушкой, в душе прекрасно понимал, что она полностью права, но, дабы не упасть перед ней и перед директором, сохранял спокойствие и сухо возражал. Послушав это около минуты, Пьер Сеньер все-таки решил озвучить и свою позицию, которая все могла вмиг разрешить. Он поднялся во весь свой невысокий, честно сказать, рост и этим заткнул как Марин, так и Буайяра.

– Само собой, во-первых, – медленно произнес Хозяин, отведя взгляд в одно из окон, – у вашего спора весьма глупое основание. Во-вторых, я скорее поддерживаю Марин, поскольку мы не можем запереть человека без каких-либо на это причин. Так, мы могли бы его запереть в его вагоне за попытки сбежать. Но ты, Мишель, докладываешь, что таких попыток с его стороны не предпринималось. Он никого не убил, не избил, не обокрал, не оскорбил. Так что он волен ходить по поезду и знакомиться со всеми, при условии, что ему обитатели этих вагонов позволят, конечно. Так что твои опасения несущественны и, даже осмелюсь сказать, глупы для человека твоего ранга, твоего возраста и твоих мозгов.

Марин, чувствуя себя победительницей, плюхнулась на диван. Буайяр же, признав поражение, снова откланялся и покинул вагон, дабы готовиться к исполнению поручений директора.

– Что же это сейчас было за самоволие, дитя мое? – спросил Сеньер, явно недовольный.

– Да я же просто указала месье Буайяру на его излишнюю подозрительность, – оправдывалась Марин.

– Раньше за тобой такого не было замечаемо, с чего такая защита этого новоприбывшего? Ты с ним познакомилась?

– Н-нет, – ответила Марин, слегка смутившись, – просто заметила, когда заходила за месье Буайяром.

Пока шел разговор, впрочем, достаточно бессмысленный, поскольку дочь просто оправдывалась перед отцом за несовершенный проступок, вам, наверняка, будет интересно узнать, как складывались отношения между Пьером Сеньером и его дочерью. В действительности, может показаться, что Пьер Сеньер слыл чудовищным тираном, либо же что ваш покорный слуга намеренно обливает его дерьмом и грязью, дабы убедить вас в этом. На самом же деле Пьер Сеньер дочь свою очень любил, да и она испытывала к отцу только лишь любовь, сопряженную с восхищением и почитанием. Отец, безусловно, баловал Марин, что ей иногда нравилось, а иногда доставляло весьма ощутимый дискомфорт. К примеру, если отец покупал дочери дорогое украшение, то, как и всякая девушка, она была в восторге. Другой вопрос, будет ли она носить это украшение, равно как и все другие украшения, подаренные отцом, поскольку ощущать на себе завистливые взгляды подруг и других артистов Марин не хотела. Если же отец решал отправить дочь на курорт в Баден, или же на побережье Лигурии, чтобы отдохнуть от постоянных разъездов и набраться сил, то это являлось для Марин самым настоящим наказанием. Всякий подобный раз она непременно отказывалась, посылая вместо себя мать и отцовского секретаря, без которого мать ее не могла обойтись. Сеньеру это казалось чудачеством, однако он не выступал против, позволяя дочери решать, быть среди «высшего света» цирка, который составляли в основном сотрудники начальствующие и почти поголовно мужчины, либо же проводить почти все свое время в окружении простых циркачей. В силу своего свободолюбивого и очень простого характера, девушка каждый раз старалась выбирать второй вариант. В поезде это не так сильно замечалось, потому что Марин слегка укачивало во время пути, и ходить без явных признаков тошноты могла она от силы минут двадцать. Но «на земле» весь день ее оказывался посвящен работе посреди артистов. И даже, не будучи обученной профессионально каким-либо цирковым дисциплинам, Марин с удовольствием брала уроки от тех или иных мастеров. Так, она научилась жонглировать стеклянными шариками, постепенно увеличивая сложность снаряда, начав с двух полых шаров. Или же, совершенно не умея ездить верхом, она поставила себе задачу обязательно этому обучиться. Пока что получалось явно не совсем так, как она себе воображала, но зачатки будущего мастерства уже были видны. Пьер Сеньер старался не обращать на эти увлечения дочери большого внимания, контролируя, скорее, как Марин ест, спит и хорошо ли себя чувствует. Однако бывали моменты, когда гнев Хозяина доходил и до нее. Сеньер, будучи человеком спокойным на первый взгляд, на деле же мог вспыхнуть как серная спичка, и при этом не затухал очень и очень долгое время. Чаще всего дочь не становилась первопричиной его гнева; она в основном просто попадала, что называется, «под горячую руку». Но любви ее к отцу подобные моменты нисколько не отбавляли. Если уж откровенничать, а за ничем боле вы и не читаете это, самым частым зачинщиком случаев, когда нервы внутри Пьера Сеньера не выдерживали, и наружу выплескивался весь поток огненной лавы, становилась супруга Сеньера, мать Марин. Она была женщиной очень своевольной и за тем, что говорит, следила очень плохо, посему и вызывала гнев Хозяина. Сеньер же спокойно мог ударить жену, несильно, обычно пощечину. И жена на время становилась покорной. Разумеется, она, будучи женщиной хоть блудливой на лишние слова, но достаточно умной, прекрасно осознавала всю силу супружеского гнева. Здесь уж на ее совести лежать должен груз грешницы, то ли по собственной мимолетной глупости провоцировавшей такие моменты, то ли от желания получить наслаждение от морального, а порой и физического унижения. Оставим это в ее тайном уголке. У Марин таких помыслов не присутствовало, поэтому она была совестью и душой чиста.

В процессе разговора, от которого я вас отвернул, в вагон вошла темноволосая женщина, предположительно средних лет, держа в руке небольшую книжку. Женщина эта приходилась матерью Марин и, соответственно, женою Пьеру Сеньеру. Она прошла до дивана и заняла его уголок.

– Девочка моя, ты сегодня вообще ужинала? – спросила женщина, видимо, желая, чтобы дочь покинула вагон, – сегодня подают превосходное мясо, закажи немного, пойди! Тебе понравится, обещаю!

– Мам, если тебе необходимо, чтобы я вышла, могла бы просто попросить, – сказала Марин и, очевидно недовольная, вышла.

Секретарь Пьера Сеньера, Жан Ларош, подошел к Хозяину, получил несколько указаний и также покинул вагон. Сеньер остался с супругой наедине.

– Ирэн, твоя голова прошла уже? – поинтересовался Сеньер, разрезая яблоко, лежавшее на блюдечке, – ты вчера сильно перебрала с ликером, поэтому решил спросить.

Женщина, а вы теперь знаете ее имя, слегка вздрогнула от тона, с которым к ней обращался супруг. Он отличался от того, к которому она привыкла. Привыкла она к безразлично-надменному темпу и такой же тональности, но никак не к…веселому? Ей было сложно понять, голова болела, и боль отступать явно не собиралась еще ближайшие несколько часов. Книжка, что держала Ирэн в руках, называлась «Органон врачебного искусства» и принадлежала перу известного представителя альтернативной медицины Самуэля Ганемана. Современному читателю он известен как основатель такого направления псевдомедицины, которое называется гомеопатия. Идеи Ганемана, уже давно покинувшего живой мир, очень заинтересовали Ирэн Сеньер. Она не была медиком, но кое-что понимала, да и голову лечить после пьянки как-то нужно было. На самом деле возраст был уже не совсем подходящий для увеселений (было ей, как Екатерине Алексеевне Первой на момент восхождения на престол Всероссийский). Хотя, может хоть кто-нибудь назвать подходящий для этого возраст? Думаю, никто и не задумывался, предпочитая вливать за воротник тогда, когда душа и психическое состояние соблаговолят. Ирэн Сеньер, формально занимая должность помощника директора цирка, на деле же предпочитала больше развлекаться и кутить со своими друзьями. Но и у нее был свой интерес к некоторым делам цирка. Она любила показать себя знающей в финансах толк женщиной. Зная, что Густав Лорнау фактически к деньгам доступа не имеет, она взяла под свой контроль финансовую составляющую цирка, немного забирая себе, поскольку жалования не получала от мужа, что ее страшно оскорбляло.