Полная версия
Стороны света
Какой невыносимой бывает порою жизнь! Сколько в ней подводных камней и течений… Водовороты и омуты подстерегают нас там, где мы их не ждем. Нас, как утлые суденышки, бросает то на рифы, то на отмели. А порой, не оставляя, казалось бы, шансов на будущее, бросает на самое-самое дно… На протяжении всей своей жизни мы встречаем тех, кто нас топит, и тех, кто спасает. И тем, и другим, мы должны быть благодарны за преподанные уроки и бесценный жизненный опыт. И те, и другие, нужны нам для воспитания силы духа.
Но если вы, достигнув самого дна, несмотря ни на что, все-таки устремились к Свету, значит, вы справились с поставленной задачей, усвоили трудный урок. Главное – осознать и понять…
– Ну, как назовем нашу зеленоглазую доченьку? – Алексей светился от счастья, как начищенный самовар.
– Называй теперь ты, Леш. Как назовешь, так и будет!
– Тогда назовем Аграфеной!
– Леш, опять ты со своими шуточками?
– Хорошо, давай назовем Тамарой? Думаю, мама будет рада.
– Давай! Я не против, – улыбнулась Софья и прижала ребенка к груди.
Анна Гройсс
МАГИЧЕСКИЙ ЗЕРКАЛЬНЫЙ ИЛЛЮЗИОН ОХЕСА БОХЕСА
До позднего вечера, не отходя от окна, Лиззи ждала мужа. Суп на столе давно остыл, покрывшись коркой. Увяли и потемнели листья салата и обветрился гуляш. Взглянув на испорченный обед, Лиззи тяжело вздохнула. Сколько ей твердила мать: «Красивый муж – чужой муж! Он тебе не пара!» И теперь каждый раз, когда супруг задерживался с работы, эти слова огненными буквами сверкали перед ней в воздухе.
С горечью поглядев на себя в зеркало, она извлекла из недр туалетного столика запрятанный от Алекса журнал с обворожительной моделью на обложке и принялась копировать вызывающий макияж. Лиззи покупала гламурные журналы тайком от мужа. Ей не хотелось, чтобы он лишний раз любовался на длинноногих, с волнующими формами, манекенщиц.
Придав взгляду небольших, чуть навыкате, серых глаз со светлыми ресницами глубину и томность, Лиззи отступила от зеркала и, распахнув шелковый халат, сменила, одну за другой, несколько картинных поз. Однако, как бы ни поворачивалась она перед зеркалом, ей никак не удавалось достигнуть хотя бы отдаленного сходства с худощавыми соблазнительницами: невзирая на строгое соблюдение диеты, ее полное тело не отдавало ни грамма жира.
Когда страдания Лиззи достигли апогея, и она, позабыв о макияже, измученная ревностью и недовольством собственной внешностью, бросилась на кровать лицом в подушку, в замке заскрипел ключ.
– Отчего не встречает меня моя сахарная крошка? – пропел в прихожей Алекс, нагибаясь и расшнуровывая ботинки.
– Ты был с другой женщиной? – тихо спросила Лиззи, выходя ему навстречу в съехавшем с одного плеча халате, с потеками туши и размазанной по лицу помадой. Увидев, что муж весел и, несомненно, полон ярких впечатлений от проведенного вечера с роковой красоткой, которой Лиззи – увы! – в подметки не годится, она горько разрыдалась. Ужасные картины его измены мелькали перед ней на фоне огненных букв!
– Что ты, милая! Я задержался на работе! – Алекс обхватил ладонями ее лицо и принялся целовать заплаканные глаза, слегка покрасневший вздернутый носик, ласково бормоча:
– Только ты одна! – и прочую чепуху, какую обычно в таких случаях говорят мужья своим женам, а иногда и любовницам. А потом все перед ними закружилась, заверте…
На следующий день, – это было воскресенье, – Алекс, проснувшись позже обычного, не застал дома жены. Потягиваясь, он вышел на кухню где обнаружил лежащую на столе записку: «С добрым утром, любимый! Я у визажиста. Завтрак на плите. Лиззи».
Прочитав ее, Алекс вздохнул. Визиты жены в косметический салон имели непредсказуемые последствия. Наращивание волос в прошлую зиму обернулось для нее затяжной простудой: ради сохранения модной прически сахарная Лиззи ходила без шапки. Покупка новой помады служила основанием закурить, а после нанесения перманентного макияжа у жены появилась манера вздергивать левую бровь, совершенно не подходящая ее милому, детскому выражению лица. К счастью, краска со временем выцвела, а вместе с ней исчезла эта нелепая привычка.
Однако Алекс и представить себе не мог, чем обернется для него сегодняшняя вылазка супруги.
В этот момент Лиззи мчалась по Загородному проспекту, прикидывая, не забежать ли ей в «Галерею» за новым платьем, как вдруг на Пяти углах, в витрине высокого французского окна, ее внимание привлек рекламный плакат с надписью: «Магический зеркальный иллюзион Охеса Бохеса». Чуть ниже был изображен земной шар, вокруг которого спиралью закручивались слова: «Весь мир у твоих ног».
Открыв рот, Лиззи остановилась перед афишей. «Весь мир…» – прошептала она и, решительно толкнув дверь, ступила в ярко освещенный вестибюль. Из невидимых динамиков чуть слышно звучала легкая мелодия. Справа от входа, в стене, размещалось полукруглое окошко с надписью: «Билеты», возле которого стояла невзрачная молодая дама с тощей косицей, похожей на мышиный хвост. Лиззи сразу же окрестила ее про себя дурнушкой. По левую руку, напротив кассы, колеблемая сквозняком, колыхалась синяя бархатная портьера, скрывавшая вход на выставку. Получив билет, посетительница стрельнула бесцветными глазами в сторону Лиззи и, вжав голову в плечи, юркнула за штору. Удивленная ее странным поведением, Лиззи приблизилась к кассе и, заглянув внутрь окошка, увидела пожилого клоуна в оранжевом парике с нарисованной до ушей улыбкой.
– Посетите наш магический иллюзион, – воскликнул он, бодро встряхивая головой, – и ваша судьба изменится!
– Мне незачем ее менять! – кокетливо улыбнулась Лиззи.
Веселое недоумение отразилось на лице кассира.
– Скажите лучше, отчего ваш иллюзион называется магическим?
– В своем искусстве, – торжественно произнес клоун, – господин Бохес достиг таких высот, что уже невозможно утверждать, где кончается фокус и начинается чудо. Вы сами можете в этом убедиться.
– Интересно, – протянула Лиззи, раздумывая, идти или нет, однако размышления ее прервал внезапный женский крик.
– Глаза! – донеслось из—за синей шторы. – Волосы!
– Зачем же так громко? – тоскливо произнес кассир, и его брови разлетелись в стороны, а затем вернулись обратно. – Итак… Какое время вас интересует?
– Пожалуй, прямо сейчас, – поглядев на часы, ответила Лиззи.
– Вы не поняли, – захихикал клоун. – Есть сеансы по пять минут, по часу и на целый день. Минимальная стоимость…
И тут он назвал такую цену, что у Лиззи вытянулось лицо. Этих денег хватило бы на покупку нового платья и двукратного посещения косметолога, то есть составляло ровно столько, сколько было у нее в кошельке.
– Ну, знаете ли… – возмутилась она и защелкнула сумочку. – Было бы на что смотреть за такие деньги!
– Пожертвуйте малым, и получите многое! – возразил клоун.
В этот момент синяя штора раздвинулась и выпустила в вестибюль уже виденную посетительницу. Однако сейчас ее никто не назвал бы невзрачной. Длинные каштановые локоны преобразили ее облик. Горделиво задрав подбородок, она прошествовала мимо оторопевшей Лиззи. На пороге дама обернулась и заговорщицки подмигнула ей голубым глазом.
– А вы говорите, было бы на что смотреть! – усмехнулся кассир. – Видели бы вы ее, когда она явилась сюда впервые.
– Беру! – твердо проговорила Лиззи, придя в себя.
Получив билет, на котором значилось: «5 минут», она с трепетом отодвинула синюю портьеру и ступила внутрь.
Первым, что бросилось Лиззи в глаза, было высокое овальное зеркало в золоченой раме, расположенное в глубине зала, в котором плыл, отражаясь, ее далекий туманный силуэт. От стен, обитых гобеленовыми обоями с цветочным орнаментом, исходило сладостное благоухание тропической оранжереи, на карнизах окон щебетали птицы. Стоило ей двинуться навстречу, как под потолком зажглась хрустальная люстра, и лучи света, точно золотые спицы, пронизали зал. С каждым шагом ее образ становился все более четким и ярким, будто поднимаясь из толщи вод на поверхность лесного озера.
То ли янтарный свет, пролившийся кругом, мягко сглаживал несовершенства Лиззиной внешности, то ли зеркало удивительным образом отображало ее очертания, но Лиззи, шагая навстречу своему отражению, вдруг обнаружила, что выглядит невероятно привлекательной.
Ноги обрели желанную стройность и длину, сгладились чрезмерные выпуклости в области бедер, и вытянулся силуэт. Походка обрела плавность и гибкость, свойственные профессиональным танцовщицам. А когда Лиззи приблизила к зеркалу лицо, то не смогла сдержать восклицания.
В глазах заиграла шальная зеленая искра, и ушла легкая курносость. Уголки губ приподнялись, а резко обозначившиеся скулы как будто стали выше, придав лицу аристократическую скульптурность.
– Неужели?.. – прошептала пораженная Лиззи.
Она игриво повела плечом, выставила вперед стройную ножку, любуясь точеным коленом, томным движением закинула руку за голову, представив исполненный восхищения взгляд Алекса. Пожалуй, не только Алекса… Чистое восхищение, не более того…
Лиззи послала своему отражению соблазнительную улыбку, и в этот миг зеркало помутнело, люстра под потолком погасла, и смолкли птицы. Сеанс закончился.
Выйдя на улицу, Лиззи медленно двинулась по проспекту, натыкаясь на прохожих. Когда же она наконец очнулась от наваждения и заглянула в ближайшую витрину, то с горечью обнаружила: из отражения смотрит на нее все та же полноватая Лиззи с детскими ямочками на щеках.
– Отчего грустит моя сахарная женушка? – спросил Алекс, раскрывая объятия навстречу переступившей порог Лиззи. – На тебе лица нет, дорогая!
Вскрикнув, жена метнулась к зеркалу. Она то приближалась к нему, – и тогда чуть не впечатывалась лицом в стекло, то отходила, чтобы видеть себя в полный рост.
Алекс недоуменно смотрел на нее, а потом его вдруг осенило.
– Лиззи, – осторожно начал он, перебирая в уме все, что когда-либо слышал о косметологических процедурах. – Ты покрасила ресницы?
Она не обратила на его слова внимания, и тогда он, на всякий случай, добавил:
– Тебе очень идет.
Хмурясь, Лиззи вновь придвинулась к отражению.
– А ведь и вправду, – вдруг просияла она, – ресницы-то потемнели. И цвет глаз стал ярче! Ты тоже это замечаешь, а, Алекс?
– Конечно, – с энтузиазмом воскликнул он, обрадовавшись, что сахарная женушка передумала плакать. – Я сразу заметил, как только ты вошла!
– Значит, мне не показалось… – Лиззи мечтательно прикрыла глаза. Она скинула с плеч короткую шубку и, разведя руки, будто танцуя с невидимым партнером, завальсировала вокруг Алекса.
Он подхватил ее, крепко прижал к себе, и все перед ними закружилось, заверте…
В понедельник Лиззи, вскочив ни свет ни заря, первым делом бросилась к зеркалу. Когда часы принялись бить седьмой час, Лиззи опомнилась. Заглянув в спальню и убедившись, что муж спит, она прокралась на цыпочках в прихожую, запустила руку в карман его пальто и извлекла портмоне. Дрожащими руками вытащила наличность, оставив несколько мелких купюр. Затем ее пальцы ловко прошлись по всем секретным местам, где мужья обычно прячут заначку от жен, и ее усилия обернулись солидной денежной прибавкой.
Едва дождавшись, когда супруг уйдет на работу, Лиззи наскоро собралась и выскочила из дома.
Отныне она разглядывала себя с удовольствием – и не только в магическое зеркало, но и в самое обыкновенное, от сеанса к сеансу совершенствуя свои черты.
Мужчины не давали ей прохода, наперебой ухаживая за ней и добиваясь внимания. Их восторженные взгляды обволакивали Лиззи, точно сладкая патока, и от этого движения ее становились грациозными и манерными. Очень скоро она превратилась во властительницу дум, украшение светских тусовок и вечеринок.
Пятиминутные сеансы воздействовали на внешность слабо, и Лиззи отказалась от них в пользу часовых, весьма разорительных, но вызывающих умопомрачительные и стойкие сдвиги во внешности. Деньги таяли с катастрофической скоростью.
А из кошелька Алекса стала исчезать наличность. Когда купюры пропали впервые, он решил, что обронил их. Во второй раз Алекс обнаружил отсутствие ассигнаций в кафе, когда расплачивался за обед. Тогда его выручил сослуживец, одолжив нужную сумму.
Когда портмоне опустел в третий раз, он пожаловался сахарной женушке.
– И ты даже примерно не представляешь, кто это мог сделать? – она сдвинула брови. Муж пожал плечами.
– Совсем-совсем? – уточнила Лиззи. – Может, их украли у тебя в метро?
– Три раза подряд? – саркастически воскликнул он.
– Значит, это кто—то с работы, – уверенно произнесла супруга.
– Если это повторится еще раз, я заявлю в полицию, – мрачно проговорил Алекс.
К счастью, кражи прекратились, а Лиззи тайком от мужа взяла кредит.
В один из ненастных вечеров, когда она, веселая и слегка нетрезвая, вернулась домой из бистро, где очередной воздыхатель объяснялся ей в любви, Алекс поинтересовался у нее насчет ужина.
– Лиззи, крошка, не найдется ли у нас что-нибудь перекусить? – спросил он, ласково глядя на нее.
– Больше не смей называть меня Лиззи! – гневно выкрикнула жена. – Это имя похоже на собачью кличку! – вздернув голову, она надменно припечатала: «Элизабет».
– Ну уж нет, – рассердился Алекс. – Я женился на Лиззи и не знаю никакой Элизабет. Лиззи, и точка.
С этими словами он встал из-за пустого стола и ушел в спальню.
– Подумаешь, – буркнула Элизабет и отправилась спать в гостиную. Ночь они провели в разных комнатах, а наутро муж ушел на работу, не позавтракав и не поцеловав жену.
Случившаяся накануне ссора заставила Элизабет согласиться на встречу с одним кавалером, который давно осаждал ее настойчивыми ухаживаниями.
Сначала они бродили по Таврическому саду. Спутник Элизабет энергично жестикулировал и блистал остроумием, стараясь произвести впечатление.
Как и многие, он был влюблен в нее, но Элизабет не испытывала радости, какая еще недавно охватывала ее от осознания власти над мужчинами. Теперь воздыхатели вызывали у нее скуку и чувство одиночества.
Элизабет смеялась и выглядела веселой и оживленной, однако на сердце у нее лежала тяжесть, и причиной этому был муж. «Отчего он так груб? Почему не замечает моей красоты?» – думала она, улыбаясь очередной шутке поклонника и не особенно вникая в ее смысл. Скорее всего, Алекс не любит ее, так стоит ли страдать? Не лучше ли забыть его, перестать думать о нем, когда рядом симпатичный мужчина? Рассудив так, она повернулась к нему, их взгляды встретились, и ни один из них не заметил Алекса, неожиданно вынырнувшего из-за угла.
Увидев свою жену с молодым франтом, да еще в такой интимный момент, когда они, улыбаясь, глядели друг другу в глаза, Алекс – исключительно мирный малый – натурально рассвирепел и бросился на соперника. Молниеносная драка окончилась безоговорочной победой Алекса, главным образом, благодаря моральному превосходству законного супруга. Предполагаемый любовник жены ретировался сначала на четвереньках, а затем, поднявшись на ноги, во всю прыть помчался в направлении Литейного проспекта.
Алекс схватил за руку жену, оторопевшую от вида яростной схватки, и потащил домой. Под его глазом наливался фингал. Впервые Элизабет видела своего супруга в таком бешенстве, но еще никогда он не казался ей таким красивым и родным.
– Алекс, – воскликнула она, как только они вошли в дом, – я клянусь тебе, что никогда, никогда…
– Кто этот тип? – рычал обычно сдержанный и покладистый муж. – Ты изменяла мне с ним?! Правду! Только правду!
– Нет! – рыдала Элизабет, и в этот момент ей, может быть, впервые в жизни было все равно, как она выглядит.
– Врешь! – крикнул он и обрушил кулак на стену. Выглядело это столь устрашающе, что от ужаса Элизабет выронила из дрожащих рук сумочку. Упав на пол, она раскрылась, и оттуда вывалился ворох купюр, предназначенных для оплаты вечернего сеанса в магическом иллюзионе.
Воцарилось молчание. Элизабет боялась его прерывать, так страшен стал муж в эту минуту.
– Откуда у тебя эти деньги? – спросил он тихо и поднял на нее взгляд, в котором Элизабет не прочитала ничего, кроме ледяного презрения. – Это он тебе дал?
– Нет, – прошептала она и попятилась. – Я правду говорю, Алекс!
Он сделал шаг навстречу. Его бледное лицо неумолимо надвигалось на нее. Она уперлась спиной в стену.
– Лгунья! – выплюнул Алекс. Несколько мгновений он пристально смотрел ей в глаза, словно что-то искал в них, потом развернулся и удалился в комнату, а Элизабет бесшумно сползла на пол.
Некоторое время в спальне стояла тишина, но внезапно ее прервал оглушительный стук хлопнувшей о стену дверцы.
Она вскочила, метнулась к спальне, остановилась на пороге. Лежащий на кровати распахнутый чемодан оправдал ее худшие ожидания.
– Алекс, – умоляюще, тоненьким голосом позвала его Элизабет, не решаясь войти. Он вздрогнул, но не повернулся, продолжая, как заведенный, перекладывать вещи из шкафа в чемодан.
– Я клянусь тебе, это не он…
Муж замер, опустив руки.
– И никто другой, Алекс, – заторопилась она. – Я взяла кредит в банке.
Он медленно повернулся и тяжело посмотрел на нее.
– Зачем?
И тут Элизабет, путаясь и перескакивая с пятое на десятое, рассказала ему все: про магический иллюзион, головокружительную стоимость сеансов, воровство денег у него из карманов и о том, как ненавидит она маленькую пухлую Лиззи.
– А я любил ее, – с горечью сказал Алекс, – свою сахарную женушку. Уж она-то не стала бы меня обманывать. Но ее – увы! – больше нет. Поэтому я ухожу, – и, повернувшись, он вновь принялся собирать вещи.
– Ты мне не веришь? – крикнула она ему в спину. – Думаешь, я все вру?
– Да, я так думаю, – глухо ответил он, не поворачиваясь. – Ты стала другой, Элизабет. Чужой, – добавил он веско.
– Вот в чем причина, – прошептала она, глотая слезы. – Кому нужна эта красивая кукла?!
Она схватила лежащую под кроватью гантель и, подскочив к зеркалу, с размаху ударила стекло, разбив собственное безупречное отражение.
– Вот тебе! Вот тебе! Получай! – кричала Элизабет в исступлении, не замечая, что пальцы у нее в крови, а зеркало давно разбилось, и продолжая колотить по стене.
Выбежав в коридор, Алекс схватил на руки рыдающую Элизабет и понес в спальню. Смахнув чемодан, он уложил жену на кровать и принялся вытаскивать осколки, застрявшие в ее пальцах, а она все плакала и повторяла:
– Не уходи, Алекс! Не бросай меня!
Обработав раны и справившись с перевязкой, он опустился на пол рядом с кроватью.
– Наверное, у меня от слез опухло лицо, – слабо улыбаясь, тихо проговорила она. – Дай мне зеркальце.
Он послушно открыл ящичек прикроватной тумбочки и, взяв со стопки журналов с красотками круглое зеркальце, протянул ей вместе с носовым платком.
Черные разводы туши испачкали не только ее пухлые щечки, но даже небольшой курносый нос.
– Такая я тебе нравлюсь больше? – спросила она, улыбаясь сквозь слезы.
– Именно такая, моя маленькая сахарная Лиззи!..
Алекс наклонился, нежно поцеловал жену, и все перед ними закружилось, заверте…
Андрей Буровский
ПОТОМКИ МАУГЛИ
– А что мне делать в этой стране? – так сказал Питер Блэк Маугли своему двоюродному брату, Махарраму Маугли. – Мой родной язык-английский, паспорт у меня британский. Я вызываю подозрения, потому что слишком хорошо говорю по-английски и пью виски. Хорошо еще, что я не очень люблю бифштексы из священных коров…
– Я не пью виски, и английский у меня не так чтобы очень хорош.., – ответил Махаррам, – а подозрения вызываю не меньшие, потому что плевать хотел на их касты и кастовые законы, на мерзкие морды идолов и на жирных ростовщиков, которые этих идолов облизывают. К тому же я терпеть не могу грязи… У меня сразу начинается понос от еды, которую одним пальцем размешивают, а вторым намазывают.
Его английский и правда был хуже.
– Тебя развратили такие, как мой отец, – ухмыльнулся Питер. – Да не паникуй! Пока в Индии еще можно поесть, не рискуя холерой и желтухой.
– Богатые туристы и потом смогут поесть без риска… Но я – не богатый турист. Я хочу жить в своей стране, я ее люблю… Но если повара окончательно перестанут мыть руки, мне и погулять по дорогам не получится. Потому что где поешь, там и приляжешь.
– Я тоже люблю эту страну, – пожал плечами Питер Маугли. – Если я англичанин по отцу, не значит, что я не люблю ее сельских дорог, тропического леса и муссонов. Когда стеной идет вода, и бывает трудно дышать в этой стене… Но что мне делать в обезумевшей стране, я все равно не в силах понять. Сама по себе кровь отца делает меня предателем. И этого не выведешь – индусы привыкли мыслить так, что происхождение определяет всю жизнь человека.
– Брат, представляешь? Мне один брахман предложил ритуально очиститься… Тогда меня примут в высокую касту.
– Так очищайся!
– Ага… Надо съесть и намазать на себя смесь пяти продуктов священной коровы: молока, масла, кала, мочи и творога… В таком виде сидеть под священным баньяном и все это поедать…
Голос Мухаррама предательски дрогнул. Питер откровенно хохотал.
– Питер, я хоть и индус, жить здесь определенно не смогу. Этим же не только надо намазываться… От меня ждут, что я буду верить в осмысленность этого намазывания… Так сказать, в священность коровы и ее священных писек и какушек… Я тоже не могу… Хотя во мне английской крови и нет, но в университете-то я учился…
– Ничего… Вот построят эти ребята свою «независимость», и в университетах тоже будут учить про поклонение корове и касты21.
– От этого я и бегу… Только не знаю, в Австралию или в Кению…
– В Австралию. В Кении скоро будет то же самое. Те же дикие толпы на улицах, те же вопли дикарей, та же кровь…
Помолчали. Шипела карбидная лампа на столе. Вокруг лампы плясала мошкара, какие-то прозрачные твари с длинными крылышками. Дед появился, как всегда, внезапно. Его не было еще долю секунды назад – и вот уже стоит голый жилистый старик, совершенно седой, с умными быстрыми глазами. Махарам обнял деда, в который раз удивляясь, какой он – все тело под кожей словно перевито веревками.
– Что вы решили?
Дед, как всегда, не тянул. Спросил и сел в глубине веранды, подальше от света, в какой-то немыслимой позе. Вроде, на корточки, но не так, как сидят люди.
– Мы решили уехать, дед. Нам нет места в этой новой стране.
– Правильно, – кивнул Маугли. – Из страны, которую захватили дэвы, надо бежать.
– Почему дэвы?
– А как же? Конечно. Боги уходят из этой земли, оставляя ее дикарям-дэвам.
Помолчали. Дед всегда говорил довольно неожиданные вещи.
– Я люблю и уважаю папу, дед… Но называть англичан богами… Это слишком! Лучше подумай, у кого тебе лучше будет жить.
Маугли резким движением вскинул голову. Он казался озадаченным, при всей непроницаемости лица.
– Конечно, боги…У кого есть власть над молниями? А я сам много раз пускал молнии в шер-ханов32… У кого власть над зверьми? А я пускал молнии в шер-ханов с высоты боевого слона…
– Слон подчинялся черному махауту, дед… Такому, каким были мой дед и отец.
– Слонов приручили не черные люди… Мистер Киплинг рассказал мне, что боги когда-то пришли в эту землю. Они отвоевали ее у дэвов, и построили цивилизацию. Их ошибка – они смешивались с дикими черными дэвами…
Маугли пожевал губами и объяснил внукам, чтобы не осталось никакой ошибки:
– Дэвы – это такие бандар-логи, только они без хвостов.
– Как я?! И как ты?!
– Мы не совсем дэвы… В нас кровь древних белых богов, которые приручали слонов и научили черных людей сидеть на них… Я умею вести за собой зверей, а черные дикари зверей бояться… Сколько глупостей я слышал от этих двуногих обезьян!
– Англичане тоже рассказывают глупости про джунгли.
– Ни один англичанин не расскажет тебе про волка, который обернулся человеком и не расскажет про оленя, который вздумал полетать по небу…
– Мистер Киплинг написал про тебя сказку.
– Да…очень красивая сказка… Он не так уж и сильно наврал… При том, что мистер Киплинг никогда не заставлял верить других людей своим выдумкам.
Да ни один англичанин не побежит, как безумный, если Багира споет ему свою песню41. Англичанин возьмет свое ружье и Багира, хоть великий воин, постарается как можно быстрее оказаться подальше от этого места.
– У Балдео тоже было ружье.
– Разница между англичанином и Балдео в том, что англичанин не только выстрелит, он еще и попадет… Я вел за собой джунгли, и джунгли прогнали деревню прочь, в Конхивару…Но если бы там появился хоть один белый бог… например, твоей отец, Питер Маугли… Тогда джунгли бы остановились.
– Ты сам стрелял в тигров, дед. И заряжал, и стрелял. Пускал молнии.
– Меня научили боги…и заряжать, и стрелять. Боги помогали мне бить шер-ханов… Без них я прикончил только одного. За ним я охотился много лет, и чтобы его убить, понадобилось все деревенское стадо… А молниями сколько я их взял?!