Гибель левиафана

Но сильнее он чувствовал смрад смерти и жженного дерева.

Обугленные остовы домов торчали в небо, словно сломанные ребра, – молчаливые свидетели недавней трагедии. Деревня, когда-то полная жизни, теперь напоминала зияющую рану на лице земли. Запах гари, едкий и тяжелый, пропитал все вокруг, смешиваясь с горьковатым ароматом тлеющего дерева и пепла. Солнечный свет, пробиваясь сквозь клубы дыма, ложился на руины полосами, словно саваном, подчеркивая разруху и опустошение. И его лошадь отказывалась ехать дальше, вглубь места, которое потерпело беду.

Эмиэль оставляет кобылу на окраине, привязывая её к берёзе, а сам держит путь к центру деревни, аккуратно ступая по уже остывшей земле. Площадь, некогда сердце Дэрванти, теперь превратилась в поле битвы. Мощенные камни местами расколоты и выворочены, кое-где виднеются тёмные пятна – засохшая кровь, въевшаяся в пористую поверхность. Плетёные заборы, которые раньше окаймляли аккуратные огороды, лежат в беспорядке, превратившись в обугленные палки. Там и тут валяются обломки оружия: расколотые мечи, покореженные щиты, стрелы с опаленными перьями.

Посреди этого хаоса застыли последние отголоски сражения. Повсюду валяются тела. Некоторые лежат в неестественных позах; другие скомканы, словно брошенные куклы. Лица искажены ужасом и болью, глаза смотрят в пустоту, запечатлевшую последние мгновения их жизни. Запах крови и пота смешивается с тошнотворным запахом горелого мяса. На месте, где во время фестиваля была расположена сцена, теперь расположена виселица и на ней повешено несколько тел – все женские. К горлу Эмиэля подступает тошнота, когда он распознает смутные очертания Сильвы в одной из фигур.

Тишина, висящая над деревней, кажется зловещей, нарушаемой лишь потрескиванием догорающего дерева.

И свистом, который раздается с одной из ещё не разрушившихся крыш.

Он не успел поднять голову, как ему в лоб прилетела массивная обугленная коряга, тут же опрокидывая его затылком об землю. В глазах начало мутнеть и двоиться, а в ушах стоял звон, прерываемый чьим-то елейным голосом. Прежде, чем потерять сознание, он видит над собой кого-то в темной одежде и со светлым нимбом.

Очнулся он уже связанный в одном из сгоревших домов, на полу и со слезящимися от гари глазами. Верёвки крепко удерживали его запястья за спиной, а сам он был прислонен к стене лопатками – очень учтиво со стороны похитителя. У него получается разогнуться и осмотреться: его поместили в какой-то сарай, крыша которого уже сгорела, и над ним возвышалось только звёздное небо. Сколько времени он был в отключке? Точно несколько часов, потому что, когда он зашел в деревню, солнце было ещё высоко.

– О, очнулся, – раздался смутно знакомый голос из угла помещения, – Я уж подумала, что приложила тебя слишком сильно.

Он не мог рассмотреть точно, кто с ним говорит, но он точно мог сказать, что его похититель сидит на стуле, имеет короткие светлые волосы и, кажется, держит рядом с собой воткнутый в половицу меч.

– Тебе никогда не говорили, что ты очень везучий? – фигура приподнялась, выдернула клинок из древесины и, закинув его на плечо, начала медленно подходить, раскачиваясь с ноги на ногу.

– Не припоминаю подобного, – аккуратно ответил лекарь, закашлявшись от едкого дыма.

– Рада быть у тебя первой, – личность наклонила голову набок, как сова, – Ты ведь, понимаешь, каким-то невероятным образом оказываешься в этом месте именно в те моменты, когда тебе здесь быть не нужно. Я считаю, это просто невероятное везение.

После чего она резко вздернула меч наверх и воткнула его в стену рядом с головой Эмиэля.

Он узнал её.

Эти желтые глаза невозможно не узнать.

Альса прижала каблуком мужчину к стене – сапогом на его плечо, а сам поверженный уперся лопатками в обуглившиеся деревяшки. Женщина над ним нависла, хищно улабнулась и со странной заботой смахнула с его волос пепел ладонью.

– А я знаю, кто ты такой, – её улыбка стала ещё шире, – И я должна таких, как ты, убивать.

Мужчина напрягся, посмотрел стеклянными глазами наверх, в чужие желтые глаза. Он почувствовал, что прямо сейчас решается его судьба, и он должен защищаться от обвинения, которого ещё не услышал.

– Но есть вещи страшнее смерти, – она наклонилась ещё ниже и между их лицами осталось меньше десяти сантиметров, – И я сделаю так, чтобы ты сожалел о том, кем ты родился.

Смело предположить, что он без неё не сожалеет.

– В твоих же интересах со мной сотрудничать, – женщина клацнула зубами, – Левиафанов очень давно не видели, а потому охотники на них якобы уже не нужны. Но вот ты здесь – и я тоже здесь. Какая интересная встреча, да? – она сильнее нажала каблуком на мужское плечо, чуть ли не протыкая ткань жакета.

Как бы сильно он не убегал от тех, кто охотился на его род, эти догонялки не могли длиться всю его жизнь.

Но Эмиэль слишком долго играет в эту игру – он удивленно расширил глаза, когда ему начали рассказывать про чудовищ, к которым он, конечно же, “совершенно не имел отношения”.

– Давай начнём сначала, – её голос дрогнул, но не от страха, а от предвкушения, – Ты можешь звать меня Алекто. А как мне звать тебя?

– Эмиэль, – мужской голос прозвучал глухо, низко, почти что загнанно, – Но я помню вас под другим именем…

– А, всё-таки Эмиэль? Неожиданно. Да, мы познакомились под другим именем. Но там ни у кого ты настоящего имени не знал, а потому, – Алекто пожала плечами, – Что имеем. Вдобавок, при первой нашей встрече я тоже не до конца понимала, кто ты такой. Думаю, в этом плане мы квиты. Но ты даже не представляешь, на сколько я рада нашей встрече. Мне как раз понадобился такой, как ты, – детеныш левиафана, верно? – чтобы решить одну сложную задачку, – она убирает сапог с его плеча, но взамен этого садится перед ним на колени, сжимая его плечи ладонями.

– Понимаешь, любой охотник на левиафанов поймет, кто перед ним – возможно, не придаст этому значения, как это сделала я, но поймет. И он, конечно же, поймет, что перед ним не тот летающий монстр в небе, которого боялись лет сто назад, а именно тот, кто вышел из его чрева. А ещё знаешь, что поймет совершенно любой охотник на левиафанов? Что если жив детеныш левиафана, то и жив сам левиафан. Потому что это до смешного просто, – Алекто смеется, тихо, но совершенно не здорово, – Если у матери-левиафана не остается вокруг еды, то она ест своих детенышей. Все детеныши левиафана – исключительно дополнительный паёк для той, кто их создала. Материал на дальнейший ужин, которому тоже нужна пища. И если та, которая их создала, умирает, то и вся её линия крови тоже умирает. Потому что им нет смысла существовать дальше – всё, они не нужны. Аксиома вашего удивительного создания. И я не знаю, какая магия вас связывает, но вот ты, а где-то там твоя матушка, которая, вероятно, ждет тебя, чтобы сожрать и подкрепиться.

Эмиэль прикрыл глаза, выслушивая рассуждения сидящей напротив него женщины. Он не двигался, казалось, что даже не дышал. Разумное решение – не перебивать человека, который держит рядом с твоим плечом меч. Ещё разумнее – не показывать своего страха перед тем, кто знает о тебе больше, чем ты сам. Перед тем, кто активно тебе угрожает. Перед тем, кто знает, как в мгновение ока закончить твою жизнь.

– Если я, по вашему, детеныш левиафана, то почему я выгляжу как человек? – Эмиэль открыл глаза и выпрямил спину.

Веревки неприятно впивались в запястья, при каждом движении натирали всё сильнее и сильнее, ещё чуть-чуть и вместо ладоней останется кровавое месиво. Руки лекаря, конечно, должны быть в крови, но чаще это кровь чужая, а не самого Эмиэля.

Алекто в задумчивости сидела перед ним, подпирая голову одной рукой, наклоняла голову из стороны в сторону, как маятник.

– Я предполагаю, что вы, – в смысле, детеныши, возможно, матери тоже, – научились как-то принимать форму человека. Как-то, возможно, приобрели сознание посложнее, чем “жрать и убивать”. Ты прав, я ни разу не встречала детёныша, который умел бы разговаривать или последовательно мыслить. Хочешь жить – умей вертеться.

– То есть, любой человек вокруг вас может быть левиафаном, я правильно понял вашу логику? – он адвокат сам себе, а его судья только что достала кинжал из ножен на поясе.

– Не совсем так. Я же не сказала ещё, как я тебя определила. И очень важно разделять левиафана и его детёныша: сам понимаешь, первые опаснее вторых.

– И как же мы меня определили? – взгляд Эмиэля безотрывно следил за острием, которое вертелось на пальце женщины, играючи, весело, задорно.

– По цвету глаз и запаху серы, – и Алекто широко скалится, высказывая свой аргумент.

Между ними повисает молчание, а лицо лекаря выражает смесь из сомнения, недоумения и негодования.

– Вы обвиняете меня в том, что я левиафан или детёныш его только потому, что у меня зелёные глаза? И потому что я разжигал свечи? – тяжело было выразить удивление ещё сильнее, чем он это изобразил, но он старался.

– А, нет, нет, конечно же у других людей тоже есть зелёные глаза – да и у тебя они не зелёные, а бирюзовые, но это мелочи. Но запах серы – очень веский повод подозревать кого-то в неестественном происхождении. Но я знала, что этих аргументов будет недостаточно и ты будешь дальше отрицать, поэтому у меня есть ещё один аргумент!

И на этих словах она придвинулась ближе и начала расстегивать его жилет, от горла вниз, под возмущенные возгласы. И когда грудь Эмиэля была освобождена от одежды, Алекто взяла отложенный кинжал…

И проткнула ребра мужчины.

Выдернув острие обратно, женщина достала из кармана склянку и капли крови с лезвия вытряхнула внутрь неё, после чего закупорила её и спрятала в поясной сумке. Наблюдая за тем, как лекарь перед ней сложился от боли и закашлялся, она поджала губы и тяжело вздохнула.

– Не обессудь – я не очень хочу долго вести переговоры. Так что надо было немного сократить часть, где ты всё отрицаешь, – после чего Алекто уткнула лезвие в подбородок Эмиэля, поднимая его голову наверх, и заглянула вниз, на проткнутые ребра.

Прямо на её глазах рана на груди затягивалась.

– О, с этой частью спора мы закончили? – она исподлобья посмотрела в глаза мужчины.

– Следующая часть нашего потенциального обсуждения – “но уважаемая мисс Алекто, быть может, я и есть левиафан, а не его детёныш”, – голос женщины опустился на пару тональностей, чтобы изобразить мужской, – На что я тебе скажу, что тут тоже очень легко проверить.

Этим же кинжалом она вырезала на своей ладони уже знакомые Эмиэлю символы, после чего приложила её к груди мужчины. Тот мгновенно опал на пол туловищем вперёд, не в силах пошевелиться, сложившись пополам и уткнувшись лбом в пол перед собой.

– Ну вот и всё, дискуссия окончена. Эти руны работают только на детёнышей, на матери такой же фокус не сработает, – она спокойно скрестила свои руки, – Хотя ты сильно меня удивил: после раны ты не обратился в какое-нибудь левиафано-подобное чудовище. У тебя либо очень сильная воля, либо ты какой-то дефектный и не можешь.

Эмиэль закрыл глаза и выдохнул. У него не было и шанса на оправдательный приговор. Он проиграл этот судебный процесс до его начала, так что он вынужден признать поражение и, возможно, принять смерть от женщины напротив него.

Алекто перевернула мужчину грудью наверх и движением ладони стёрла знак с его груди, отчего он снова смог шевелиться. Но теперь его голова находилась на коленях у женщины, а руки всё ещё были связаны за спиной.

Только сейчас он получил возможность полностью рассмотреть, как она выглядит, и разница с её прошлым образом поражала: если раньше она казалась топорной и негибкой леди, прямой, как доска, которой дискомфортно в платьях и шляпах, то сейчас, в кожаном доспехе, она выглядела в разы более пластичной, плавной, свободной. Платья, вероятно, были неприятным выбором для того, чтобы скрываться среди людей. Доспех же для неё был второй кожей.

А ещё её волосы стали короче, как будто она сама себе отрезала их клинком.

– Что вам от меня нужно?

– О, правильный вопрос! Я то думала, что ты его не задашь! – Алекто заметно оживилась, – Мне нужно, чтобы ты нашел свою мать.

В воздухе зависла тишина. Только треск догорающих досок прерывал её.

– Позвольте поинтересоваться, а зачем?

– Мне нужно то, что хранится у неё в утробе. Левиафаны – чудовища, пожирающие людей, но они же дают жизнь своему потомству поразительным автономным образом. Никакого полового смешения, никаких пестиков и тычинок, никаких брачных периодов. Каждый левиафан – женщина, и каждая из них может создать существо без каких-либо усилий со своей стороны. А ещё ты очень похож на человека, а потому у меня есть надежда, что с помощью того, что внутри левиафана, я смогу дать жизнь тому, кто уже мертв.

Тишина вокруг них стала ещё тяжелее. А может быть, это был запах раскаленного камня.

– Это невозможно.

– Существование левиафанов невозможно само по себе. Но вот мы здесь. Так что давай не будем рассуждать о невозможных материях. Я за практический способ проверки.

– А если я вам не помогу?

– О, ты сам знаешь, что будет, – она подобрала кинжал с пола и указала его острием на грудную клетку Эмиэля.

– И я уже знаю, как тебя найти, – в другой руке она повертела склянкой с каплями крови мужчины, – Мы познакомились друг с другом непозволительно близко. Я теперь тебя за версту учую. И если бы не ряд расстраивающих меня событий, то мне не было бы надобности тебя трогать – как понимаешь, я хотела оставить карьеру охотника, спокойно жить себе да вино делать. Мало кто из Ордена выходит живым. Мне повезло, что по мою душу не приходили в эту обветшалую деревушку.

– И что это были за “расстраивающие вас события”? – Эмиэль попытался согнуть плечи, чтобы кинжал не утыкался так сильно ему в ребра, но от его действий кончик лезвия давил только сильнее, до появления нового пореза, который тут же заживал.

– Ты помнишь те светлые лучики солнца, которые освещали это забытое богами место?

– Вы про Сильву и Мальву?

– Верно. Я все ещё подозреваю тебя в причастности к тому, что произошло с Мальвой. Но я сомневаюсь, потому что “божество” было здесь в разы дольше чем заезжий путешественник с лекарствами.

– А что случилось с Сильвой? Я видел её тело на площади.

– С ней случилось отсутствие урожая, – Алекто поджала губы, – Эти идиоты решили, что, раз после пропажи Мальвы, которая, по их мнению, была “жертвой богу”, огороды зачахли, а деревья начали приносить гнилые яблоки, то, значит, её жертвы было недостаточно, и нужно принести ещё. В первую очередь – ту, которая была родственником первой жертвы. Во вторую – тех, с кем она общалась. Они провернули это в моё отсутствие. Подозреваю, что долго готовились.

–… А что случилось с деревней?

– С деревней случилась я, – улыбка Алекто была настолько противоестественной, что Эмиэлю показалось, что она сошла с ума.

Если не учитывать, что она сожгла поселение и убила всех в нём. Это тоже не показатель “нормы”.

– Так что, будем сотрудничать? У тебя есть ещё шанс отказаться.

– Я не вижу сценария, в котором я выживаю, – на выдохе замечает лекарь.

– Это сценарий, в котором ты мне помогаешь сделать так, что бы мы и твою мать нашли, и не допустили её скорой кончины. Каким образом эти два события произойдут – придумаем, в твоих же интересах. Я бы сначала подумала над первым пунктом.

– Значит, я попытаюсь сбежать – вы меня найдёте. Я попытаюсь атаковать – кто-то из нас двоих точно погибнет. Я начну искать протекции у других, то вы…?

– Раскрою им, кто ты такой. Мне, как бывшему охотнику, поверят больше, чем тебе, – и наклонила голову в бок, любуясь тем, как загнала мышку в ловушку.

– Развяжете меня? – после паузы спросил лекарь, а Алекто охотно помогла ему подняться и сняла с него веревки.

И пока он застегивал свою одежду, он вспомнил последний не отвеченный вопрос.

– Почему глаза?

– Глаза охотников перестроены на определение таких, как ты, и нам подобных, поэтому цвета окружающего мира для нас очень сильно заглушены, но цвет твоих глаз я поняла сразу, при первой же встрече, – Алекто вытерла свой кинжал, и, после длинной паузы, добавила:

– А знаешь, у кого такие же глаза были? У того детёныша левиафана из пещеры.

Стеклянное перемирие

22 агустия

Алекто вырезала на задней части шеи Эмиэля символы, которые, по её словам, “помогут избежать недопонимания между нами – и на случай, если ты вдруг решишь превратиться в чудовище” – сначала она начертала их кинжалом, после чего добавила туда своей крови, отчего кожа мужчины горела тупой болью. Он мог предположить, что они ограничивают его смену формы, но проверять на практике работу рун, которые уже зажили на его шее, он не решался.

– И какой у нас теперь план? С чего вы хотели начать ваше, с позволения сказать, расследование? – лекарь потер шею и, не обнаружив крови на своих пальцах, сжал ладонь в кулак.

– Моё первое предположение: ты и бывший “бог” этой деревни – скорее всего, дети одного левиафана. Отчего мой первый вопрос: можешь ли ты чувствовать или определять местоположение тебе подобных? – она убрала меч в ножны на поясе, закинула на плечо свою походную торбу, которая всё это время находилась в углу сарая, и показала мужчине на щель в деревянной стене.

Эмиэль пропустил Алекто вперёд, а сам разминал затекшие запястья. Строение вот-вот обрушится, и если они не поторопятся, то рискуют присоединиться к списку погибших в этой деревне. От мыслей о количестве жертв Алекто мужчина тяжело вздохнул – он согласился сотрудничать с неуравновешенной и мстительной охотницей.

Вопрос, когда он станет следующей жертвой её клинка, оставался без ответа. Даже если сейчас это ей не выгодно.

– Я строю свой маршрут путешествия только по потребностям людей, которым нужна помощь. Если мне нужно помочь кому-то на юге, то я двигаюсь на юг. Если меня попросили навестить кого-нибудь на западе, то я держу путь туда. Разве что могу предположить, что влияние нашей родственной связи играет где-то на подсознательном уровне, а потому я не могу отследить мысли, которые меня привели сюда.

Алекто, задержавшись у проема наружу, медленно кивнула, закусывая фалангу указательного пальца – жест, который свойственен кокеткам, а не убийцам чудовищ.

Эмиэль умолчал о том факте, что в их вторую встречу, когда погибла Мальва, он слышал крики летучей мыши внутри своей головы задолго до момента обнаружения погибшей девушки. Это поможет ему уберечь своих названных “родственников” – семейных чувств он не испытывал, но и пересекаться с подобными себе он не горел желанием.

– И давай обсудим сразу: я не горю особым желанием тебя убивать, – Алекто вывела их на ночную сгоревшую улицу деревни, – Если бы местные жители были чуть умнее и не решили отобрать у “местной сумасшедшей” самое дорогое, то ничего бы этого не произошло.

Эмиэль кивнул, то ли из благодарности, то ли из согласия.

Должен ли он пытаться доказать, что он отличается от своих сородичей? Рассказать о том, что он понимает свою натуру, и осознанно её подавляет, не питаясь человечиной? Или, может, перечислить, кому за свою долгую жизнь он помог и кому ещё может помочь, потому что его мозг – кладезь медицинских знаний с разных концов материка?

– Я тоже не хочу причинить вам вред, леди Алекто.

– Вот и замечательно. Как ты сюда приехал? У тебя где-то лошадь? – она вела его по почерневшим улицам, по застывшей крови на земле и по саже, которая покрыла весь Дэрванти.

– Да, я привязал её на окраине поселения, – он бегло осмотрел дом местного знахаря, и сделал вывод, что книги, которые он здесь оставил, не сохранились.

– Про неё можешь забыть, – она взяла его под руку и резко дернула за собой, за уцелевшую стену какого-то дома.

Приложив палец к своим губам, Алекто кивнула назад себя, заставляя Эмиэля прислушаться. И среди криков ворон, которые слетались на пиршество, он смог разобрать мужские голоса. Женщина одними губами сказала “рыцари”, после чего аккуратно начала продвигаться в другую сторону от голосов.

С одной стороны, он мог сейчас выскочить к отряду и рассказать, кто именно виноват в том, что случилось с деревней.

С другой, если он так сделает, то Алекто не оставит в живых ни его, ни рыцарей.

Поэтому, выбрав самый разумный из вариантов, лекарь последовал за своей новой “сопровождающей”. Та уже начала бросать раздраженные взгляды на отстающего мужчину и недовольно сжала ладонь на рукоять меча. Только вот никакой драки не случилось: мужчина спокойно шел следом.

Они вышли с другой стороны деревни, к реке, и прошли около десяти минут вниз по течению, после чего женщина остановилась и кивнула на гладь воды.

– Мне надо смыть кровь. Ты как хочешь. Если нас здесь найдут, то ты нанял меня в качестве твоего сопровождения. Сажа от того, что мимо проходили мимо Дэрванти. Не знаем, что там случилось.

И после этих слов Алекто сбросила на землю сумку и начала отстегивать верхнюю половину своей кожаной брони, оставаясь в стеганом камзоле, а меч она воткнула в землю рядом с собой, не сводя взгляда с Эмиэля. Мужчина же снял с себя обувь и зашел по щиколотку в холодную воду, после чего начал смыть с себя следы приключений в деревне. Пригоршня за пригоршней он омывал лицо водой, смывая липкую гарь. Первый контакт ощущался почти обжигающим, контрастом после жара. Копоть сходила черными полосами, унося с собой тяжесть и удушающее ощущение. Переведя дух, лекарь выпрямился и посмотрел вверх, в звездное небо.

– Итак, какие у вас дальнейшие планы? Ориентироваться только на моё “родственное” чутьё? Не уверен, что это хорошая идея, так как я ранее вам говорил, что оно довольно слабое. Может быть, при приближении к матери я смогу понять, что она где-то рядом, но в целом я спокойно себе жил, не ведая страха.

– На самом деле, у меня есть теория, – женщина намочила тряпку и протерла ею нагрудник, – Как часто ты встречаешь своих сестер и братьев? А встречал ли когда-нибудь мать не “специально”?

Эмиэль задумался, приглаживая водой свои седые пряди. Он редко встречал подобных себе, а когда встречал – избегал общения, потому что не мог ручаться, что его братья и сестры похожи на него по поведению. Детёнышей левиафанов боятся не просто так.

– Если подумать, за свою жизнь я встречал немного левиафанов: один раз с вами в пещере, другой раз в путешествии на юг, третий – в одной из деревень и он был в человеческом обличье. Мать не встречал никогда.

– Может быть, как ты ранее и говорил, ты выстраиваешь маршрут своего путешествия неосознанно, чтобы встретиться с теми, кто с тобой одной крови? А в случае с матерью наоборот – делаешь так, чтобы никогда её не встречать, потому что, сам понимаешь, ваша встреча может кончиться для тебя плачевно. А значит, нам нужно двигаться в ту сторону, которую ты избегал.

В этих словах была логика. По рассуждениям Алекто можно было догадаться, что этот вопрос охотники на левиафанов не особо сильно разбирали, или же сама юная леди пропускала уроки.

Даже с её поверхностными знаниями, она, кажется, знала о Эмиэле больше, чем он сам о себе.

– Тогда, с вашего позволения, я бы раздобыл какую-либо карту материка, чтобы проанализировать свои путешествия за свои долгие годы, – женщина кивнула, дернула плечом, сводя отводя наваждение, – С вами всё в порядке?

– В полном, – она вскинула голову наверх, словно что-то услышала сверху, после чего сразу же посмотрела в сторону сожженной деревни.

– Скоро сюда придет стража. Предлагаю поспешить, – она быстро надела на себя броню, застегнула крепления и закинула на плечо сумку.

– Мне казалось, что между рыцарями хорошие отношения, – он выбрался из воды и начал обуваться.

– Были, пока орден охотников не распустили. После роспуска ордена все его члены лишились права носить оружие, – она мотнула головой, как будто ей в глаза что-то попало, – Да и если кто-то узнает во мне бывшего охотника, то у него возникнут вопросы, где я была эту сотню лет.

Вот оно. Вот то, что не увязывалось в картине мира Эмиэля: если она бывший член ордена охотников, а орден распущен более сотни лет назад, то сколько на самом деле Алекто лет?

– А где вы были, если не секрет? – женщина испепеляющим смерила взглядом лекаря, после чего отвернулась от него, оставляя вопрос без ответа.

– Предлагаю пойти в обход к твоей лошади. Надеюсь, её не отвязали и не забрали твои вещи.

Им повезло: лошадь действительно осталась на том же месте, что и была привязана. Вяло жевала траву перед собой и почти никак не отреагировала на появление своего хозяина. Эмиэль ласково потрепал животное по серой гриве, после чего развязал веревку на березе и повел за собой, покорно следуя за женщиной, которая без лишних слов указала рукой их дальнейшее направление.

Их первая остановка случилась за десять километров пешего пути, на холме, чтобы развести костер и переночевать на свежем воздухе. Алекто вела их в столицу, чтобы купить там карту, потому что без неё их план не был реализуем.