Десерт из тайн для Скорпиона

За несколько дней до своего восьмого дня рождения Наоми в холле доедала хлебец, смазанный ежевичным вареньем, и рассматривала горлицу на подоконнике, которая заглядывала ей в глаза, словно выпрашивала еду. Наоми сжалилась над ней, открыла окно, раскрошила по подоконнику остаток полдника. Птица, почуяв тепло, тут же под детские оживленные крики и смех залетела внутрь, заметалась из угла в угол. Но тут в холле появилась Грация. В одной руке она держала Новый Завет, в другой – метлу, расхаживала по комнатам и проверяла, насколько Пия добросовестно вымела паутину.

И тут она заметила птицу. Размахивая метлой, закричала:

– Ты же дьявол во плоти! Принесешь несчастье всем, кто окажется рядом с тобой! Таких, как ты, раньше сжигали на костре!

Наоми поморщилась, чтобы не рассмеяться – как же Грация напоминала ей упитанную ведьму! – с вызовом ответила:

– Но ведь я ничего плохого не сделала! Всего лишь хотела покормить замерзшую бедняжку.

– На тебе клеймо! – злобно пыхтела Грация, пытаясь выпроводить горлицу из комнаты. – Бог наделил тебя таким от рождения. Да что можно ожидать от той, чья мать бросила дитя в приюте? Клеймо знак судьбы, а не Бога.

– Неправда! Мой отец боролся… за справедливость, – вспыхнула Наоми, оглядываясь на Даниэлу. У них все было общее, даже семейная история. Тем более, что своей Наоми до сих пор не знала.

– Убирайся! Я не хочу тебя больше видеть! – Выгнав, наконец, испуганную горлицу обратно на улицу. – Запыхавшись добавила – И не собираюсь выслушивать от Франчески, что плохо с тобой обращаюсь! – С этими словами ринулась в сторону кухни, где другая монахиня вместе с Пией прибиралась после полдника.

Наоми прикрыла ладонью родимое пятно с правой стороны шеи, красное, словно ожог, так ненавистное сестре Грации. Не получалось у нее быть послушной. Поэтому ее мало кто любил, кроме Даниэлы и пса Бруно. Может, еще и сестра Франческа, но она любила всех на этой Земле.

– Не слушай ее, – успокаивала ее Даниэла. – Родимое пятно – это божья отметина. И знаешь что? Я кое-что придумала.

– Ты решилась бежать? – изумилась Наоми.

– Еще лучше. Грация только что позвала Франческу примерять мальчикам одежду для причастия, а потом они уйдут готовить цветочные композиции к празднику, а это до вечерней службы. Времени нам хватит.

– Что ты задумала?

Даниэла, не ответив, потащила Наоми по темному коридору в сторону келий монахинь. Наоми задержалась, посматривая вглубь коридора. Ей показалось, что мелькнула фигура в воздушном платье под темным пальто и шляпке. «Нет, привиделось». Даниэла нетерпеливо влекла подругу за собой, тихонько толкнула приоткрытую в келью Грации дверь, которая предательски скрипнула. По коридору раздались чьи-то быстрые шаги. Девочки замерли. Но потом все стихло.

Даниэла нырнула в дверной проем, за ней последовала и Наоми, вполголоса спросила:

– Что мы будем делать?

Снова послышались шаги. Наоми выпрямилась. Ее преследовало ощущение, что кто-то за ними следил.

Пока Даниэла что-то искала, Наоми рассматривала мрачную холодную келью со старой деревянной кроватью, распятием над ней, вдоль стен – из такого же дерева полки. На них выстроились несколько свечей в подсвечниках, четки, библия и другие книги. Чуть поодаль на столе лежал ворох бумаг, ручка, чернильница и печать. Маленькое закрытое окно почти не пропускало свет.

Даниэла открыла дверцу тумбочки, слева от кровати, достала коробку с шоколадными конфетами, угостила одной Наоми, еще одну засунула себе в рот. За коробкой конфет нашла тюбик какой-то мази, упаковку с ватой, спички, свечу, флакончик со святой водой, бутыль спирта и старое кадило из желтого металла округлой формы, с тремя цепочками.

– Ты собралась устроить фейерверк? – предположила Наоми. – Как на прошлый Новый год? Такие красивые огоньки в небе!

Но Даниэла твердо сказала:

– Нет. Клеймо. Вот сюда. – Она постучала по правой стороне шеи. Наоми она показалась очень странной. – Такое же, как у тебя.

Даниэла зажгла свечу и с восхищением рассматривала оранжевый с голубым, похожий на крылья мотылька, горящий фитиль. Потом протянула свечку Наоми, принялась набивать кадило ватой. Полила ее спиртом.

– Это опасно! – вскрикнула Наоми.

– Наш ритуал. Мы ведь сестры, Наоми!

– Уверена?

Даниэла отобрала у Наоми свечку и поднесла к вате в кадиле:

– Да! У нас одна судьба. Посмотри, как хорошо горит.

– Шипит, как змея. – Наоми насторожилась, но азарт Даниэлы вызвал в ней игривость, она подхватила со стола Грации ворох бумаг, подбросила их в воздух, устраивая бумажный снег.

– Давай бумагу сюда! – В глазах Даниэлы плясали дьявольские искры. Наоми еще никогда не видела подругу такой бесстрашной, сделала небольшой шар из белого листа и бросила его в кадило. Огонь вспыхнул с новой силой.

– Слишком много огня! – крикнула Наоми, пробуя забрать из рук подруги кадило.

Но Даниэла попятилась. Вцепилась маленькими пальцами за металлический корпус. Вскрикнула. Не так-то просто исполнить то, что она задумала. Когда огонь чуть уменьшился, она приподняла кадило за цепочку так, чтобы крышка накрыла пламя, укоротила цепочку вдвое.

Рывком притянула кадило к шее. Вскрикнула от боли. Заплакала. Кадило со звоном упало. Кто-то стукнул в дверь. Наоми крикнула: “Помогите!”

Но дверь лишь сильнее захлопнулась. Щелкнул замок. Наоми вздрогнула от неожиданности, уронила зажженную свечу. Кинулась на помощь подруге. Огонь тут же лизнул разбросанную на полу бумагу, захватил края хлопчатобумажного покрывала, вздымаясь ярким столбом. Наоми заметалась. Схватила с полки книгу, принялась махать ею. Она надеясь потушить пожар, но от этого пламя становилось только выше, больше и вскоре уже зловеще потрескивало. Даниэла замерла, наблюдая, как огонь выходит из-под контроля, разгуливая по комнате.

Дым едким призраком витал по келье. Становился гуще, тяжелее. Наоми с трудом дышала, терла слезящиеся глаза, оглядывалась по сторонам. Она искала спасения.

– Что мы натворили? – Наоми закашляла, подбежала к двери, подергала, пытаясь ее открыть. Но ручка не поддавалась, будто кто-то закрыл их снаружи.

– Помогите! Помогите!

Даниэла то хныкала, то виновато оглядывалась, щурясь от едкого дыма, и шептала:

– Это несправедливо! Боженька, это несправедливо. Ты несправедлив.

– Мы умре-о-ом, Даниэла! Понимаешь? – запричитала Наоми, но тут же обняла ее.

– Не бойся, Наоми. Ты придумаешь что-нибудь. Ты всегда что-то придумываешь, – твердо произнесла Даниэла.

Наоми снова осмотрелась. Ей пришла мысль.

– Маленькое окно в стене! Оно закрыто железной решеткой. Ее надо снять. Мы вылезем на улицу. Даниэла, помоги же мне! – сказала она, подтягиваясь к окну, но пламя преградило ей путь. – Что-то тяжелое! Нужно выбить его!

Наоми заметила на полке среди книг старинное зеркало в металлическом обрамлении с тяжелым основанием. Схватила его. Подбежала к окну, принялась бить им по решетке, сильно и ритмично, будто колотила в барабан.

Образ подруги уже растворялся в бешеном танце огня, который поедал все, что попадалось на его пути – деревянный стол, полки с книгами. Не пощадил даже распятие.

– Держись, Даниэла!

Пламя и дым все больше отделяли Наоми от подруги.

– Наоми! – кричала Даниэла. – Я тебя не вижу. Наоми! Клеймо. У меня теперь тоже клеймо, – плакала она.

– Даниэла, где ты!

– Наоми-и-и!

Вскоре голоса подружек слились в единый крик. Огонь продолжал свой беспощадный танец, увлекая девочек в адскую печь.

* * *

Франческа вдруг почувствовала себя нехорошо. Защемило сердце. Она перевела дух. «Что же это такое? Откуда этот жар? И жажда. Безумная, необъяснимая жажда, будто сжигает все внутри». Тут до нее донесся запах гари. Дети в церкви продолжали петь, только она вертела головой, озиралась вокруг. Наоми и Даниэлы нигде не было.

Пропев «Спаси, Господи!», Франческа услышала издалека странные звуки. Стук. Будто били железом по железу.

«Откуда? Откуда этот ужасный запах?» Тут она услышала детские крики о помощи, выбежала в коридор, заметалась. В животе змеем затягивался тугой узел. Ее потряхивало от предчувствия беды. Но вскоре звуки умолкли. «Келья Грации? Но почему?» Из-под двери валил черный дым. Ее сердце разрывалось. Дышать стало невозможно. Монахиня толкнула дверь, но та не поддалась. Еще толчок.

– Даниэла! Наоми! – барабанила и кричала она, но в ответ тишина. – Наоми, детка! Даниэла! Девочка моя!

«Надо кого-то позвать на помощь! Нет времени! И до воды далеко». «Это за грех мой!» – метнулось в голове. «Не сейчас!» Призывая Богородицу, она увидела в нескольких шагах от себя статую Девы Марии из крашеного дерева.

Франческа замерла: «Нет! Это богохульство!» Но потом перекрестилась, склонилась перед статуей: «Благословенная Дева Мария, прости меня, даруй мне силу и твое прощение» сняла фигуру с постамента, изо всех сил ударила в дверь. На нее пахнуло дымом. Монахиня закашляла. Прикрывая нос рукавом, шагнула в жерло свирепого пламени.

– Наоми! Даниэла! Наоми… Даниэла…

Глава 11. Опекун по переписке

Скорпионы, как правило, склонны быть осторожными. Прежде чем привязаться к кому-либо, они формируют глубокие связи и внимательно изучают человека. Когда вы завоюете их доверие, будьте спокойны: они станут вам верными и преданными друзьями либо партнерами.

2016, ноябрь. Тоскана.

За несколько дней до своего двадцать четвертого дня рождения Даниэла торопливо шла по соборной площади, единственной достопримечательности Малафеммины. Путь ее лежал в сторону каменного дома на окраине. Некогда там находилась монастырская мельница, но теперь новый хозяин обустроил помещение с маленькими окнами и низкими потолками под полноценную столярную мастерскую.

Внутри пахло древесиной и лаком, на полках стояли недоделанные изделия: стулья, столы, шкафы, какие-то рамы, гитары, будто мастер знал, что всему в жизни есть свое место.

За стеной Пьетро Гекати гневно дискутировал с кем-то по телефону:

– Повторяю, ваша сосна оказалась плохо просушенной, не соответствует стандартам. И не учи меня, как я должен выполнять свою работу, сосунок!…

Даниэла замерла возле небольшого окна. Ее жизнь в очередной раз сделала крутой вираж. Состояние пустоты и неизвестности стали постоянными спутниками. С того самого дня.

Когда после пожара она вышла из комы, то провела около года в больнице. Врачи обещали, что со временем память должна восстановиться целиком, волосы – отрасти, но со шрамом на шее придется смириться. Впрочем, они посоветуют ей хорошего пластического хирурга, когда девушка надумает его подретушировать.

В день выписки в Малафеммину приехала Франческа, которую Даниэла помнила. Ее лишь смущало, что эти воспоминания стали отрывочными и такими, словно это была память другого человека. Она всячески убеждала Даниэлу пожить какое-то время у монахини, Вероники, что служила при больнице. Монахиня объяснила это тем, что Даниэле необходимо наблюдение врачей. К тому же сестра Вероника сможет заниматься с ней, так у Даниэлы не будет пробелов в обучении. Она сменит обстановку, поможет своей психике окрепнуть после пережитой травмы, а также избежит не только постоянных напоминаний о погибшей Наоми, но и тяжелого характера Грации. По словам монахини, это решение было идеальным. Без Наоми, Даниэле, было уже все равно где и как жить. Единственное, что ее беспокоило, так это уродливый шрам на шее. Она злилась, что не может найти одежду, которая помогла бы его скрыть.

Франческа пообещала, что будет навещать ее, как только Даниэла заскучает, ведь от приюта до Малафеммины всего пятнадцать минут езды. Сестра Вероника оказалась славной и очень походила на сестру Франческу кротким и дружелюбным нравом. Благодаря ей, Даниэла понемногу приходила в себя. Память частично восстановилась, а она постепенно свыклась с новым местом жительства, но все же душой стремилась туда, где прошло ее детство. Когда Даниэле исполнилось четырнадцать, приехала Франческа и с грустью сказала, что приют расформировывают. Это означало одно: судьба Даниэлы больше никого не интересовала, кроме ее самой. Благодаря усилиям Франчески и Вероники, она осталась с последней, пообещав Франческе не забывать родные места и приезжать навещать ее.

После отъезда второй монахини Вероника пристроила Даниэлу в школу и, зная об увлечениях девочки, договорилась с хозяином близлежащей кондитерской, что она начнет там обучаться мастерству, – как всегда мечтала. А когда вырастет откроет свою кондитерскую. Даниэла даже решила, что назовет ее «Наоми», о чем сразу же сообщила Энио. Его письма ей по-прежнему передавал каноник Сахриста, который часто наведывался в тюрьму и заглядывал на чашечку горячего шоколада в Малафеммину.

Однако через четыре с небольшим года хозяин кондитерской скончался, а само помещение выкупил новый владелец. Там, где еще недавно пахло выпечкой и вкусным кофе, появился запах пыли и ряды молчаливой, бездушной техники. «Инструменты и аппаратура» – прочитала Даниэла на вывеске, проходя мимо. Она так и не забрала свою последнюю зарплату, зато изучила все тонкости декорирования тортов, умелое сочетание вкусов и текстур, а также процессы создания сложных десертов и выпечки. Все это дополнялось ее внутренним чувствованием ремесла.

Других кондитерских в округе не было, поэтому Даниэле пришлось сменить сферу деятельности. Еще и Веронику перевели в другую больницу, для чего ей пришлось уехать из города. Тогда Франческа, которая часто навещала воспитанницу, договорилась со своим другом детства: столяр Пьетро Гекати нуждался в помощнице. Пьетро только что оборудовал свою мастерскую и предложил Даниэле работу – уборку там по вечерам, а днем – присмотр за его больной дочерью, Бьянкой. Врачи поставили девушке страшный диагноз. Лечение стоило недешево, поэтому Пьетро часто брал «задания», а Даниэла ухаживала за девушкой в больнице. Иногда Пьетро отправлял на «спецзадания» и Даниэлу. В ее задачу входило стоять на страже, пока люди Пьетро обкрадывали квартиры, предварительно отмеченные крестами. Это означало, что состоятельные хозяева уехали в летний отпуск. Пьетро все это называл обычным “сбором дани”, кичился, что он – Робин Гуд.

Не смотря на обостренное чувство справедливости, Даниэле нужны были деньги на новую жизнь. Оставаясь в одиночестве, она снова и снова представляла, как уедет подальше отсюда, откроет свою кондитерскую и обязательно разыщет убийцу своих родителей. Энио писал, что знает его имя, но будет молчать. Так он сохранит ей жизнь. Убийца вряд ли найдет ее в Малафеммине.

Франческа звала ее обратно в приют, как и Вероника, которая часто писала ей и звала к себе но, каждый раз, отвечая на письма монахиням, возвращаясь в приют по праздникам, Даниэла понимала, что ей больше не место рядом с благочестивыми служителями Господа. Лучше жить с бандитом.

Сегодня она собиралась написать Энио, что решила, наконец, положить конец прежней жизни в доме Пьетро Гекати. Даниэла собрала густые волосы в хвост, закрутила их одной рукой, другой вытащила из подстаканника карандаш, закрепила им шишку, словно китайской заколкой, и достала из кармана открытку. На протяжении этих шестнадцати лет Энио ежегодно поздравлял ее с днем рождения. А Даниэла также исправно отвечала. Ведь он – единственный человек, которому до нее было дело, он знал ее прошлое и мог дать совет. Странно, что родственники никогда не искали ее после гибели родителей, да и вряд ли она кого-то из них помнила, будто они никогда не существовали.

Сестра Грация, в очередной ее приезд в приют, обмолвилась, что все имущество семьи прибрала к рукам мафия за какие-то нечестные отцовские дела: «Вряд ли у тебя найдутся средства, чтобы отсудить свое». И она была права. Италия до сих пор славится своими самыми долгими судебными тяжбами в мире, которые по карману лишь состоятельным людям. Эту же версию монахини подтвердил и Энио. Тогда Даниэла осознала, что может рассчитывать только на себя.

Она устроилась за столом. Еще раз перечитала несколько фраз на открытке:

«Надеюсь, у тебя все хорошо, Даниэла. Мои искренние поздравления с Днем рождения! У меня тоже все чин-чином. Тем более, что скоро мы встретимся. Минус год до нашей встречи».

Даниэла откинулась на спинку стула, закрыла глаза, предвкушая долгожданную встречу с Энио. Заметила в стороне недоделанный корпус гитары, потянулась к нему. Взяла его в руки. Осмотрела. «Моя жизнь, как эта деревянная чурка, – я не стала еще ни гитарой, ни музыкой, которая приносила бы счастье. Да и эта мастерская, в которой я провела столько времени, так и осталась для меня чужой. Почему я раньше никогда не думала всерьез о переезде?»

Снова убрала в сторону деревяшку, вырвала из блокнота несколько листов, взяла из подстаканника ручку. Текст не сразу выходил ладным, но потом словно потек из нее:

«Дорогой Энио,

как ты знаешь, приют долгое время был моим домом, моим убежищем, но после больницы, волею судьбы я оказалась вначале у Вероники, потом у Пьетро. Может, так было лучше. Я не буду вспоминать то, что случилось в приюте.

Хотя, из-за потери памяти, я даже не помню, как выглядит моя подружка Наоми, Франческа говорит, что мы были похожи, как две сестренки. Уверена, мы многому научились друг у друга. Но Бог забрал ее. Скорее всего, ему вовсе нет до меня дела. Зато я благодарна тебе, что остаешься моим другом и советчиком. Ты пишешь, что тебя посадили за взятку, которую не брал. Кто этот недоброжелатель? И почему такой большой срок? Это несправедливо!

Не представляешь, как я жду нашей встречи! Твоих рассказов о моем отце, о вашей с ним работе. Как же мне хочется с тобой поделиться. Например, знакомством с духом старухи. Она иногда навещает меня и кое-что рассказывает. Надеюсь, ты не считаешь меня сумасшедшей?

А еще я принялась искать новую работу. Очень хочу стать свободной, самодостаточной, счастливой. Для этого мне стоит переехать в новое место, ибо Малафеммина слишком тесен для моей мечты.

Как ты смотришь на мой переезд в Филодоро? Город успешных людей, где свою судьбу можно встретить на каждом углу. Уехав от прошлого, я окончательно забуду обо всем. Ну же! Мне не терпится узнать, что ты обо всем этом думаешь. Поторопись с ответом. И…

Я очень жду тебя!»

Даниэла сложила письмо в конверт, нежно погладила. Наскоро оделась, чтобы успеть застать Розарио. Раз в неделю каноник по-прежнему ездил причащать заключенных. «Надеюсь, Энио не будет смеяться надо мной, когда получит это письмо. Ведь он всегда понимал меня, и единственный, кто знает всю правду о родителях. Господи, почему бы тебе не освободить его пораньше?»

* * *

– Двадцать девятый, тебе письмо! – Охранник бросил за решетку кусок бумаги, сложенный вчетверо. – Молись, чтобы каноник не протянул ноги. Он, бедняга, на ладан дышит. Не ровен час, отдаст Богу душу. Кто потом будет передавать письма от твоей голубки?

Тот, кого Даниэла называла Энио, поднял листок, щурясь, пробовал разобрать буквы, поглаживая щетину на выдающемся квадратном подбородке. Потом достал очки, краем простыни протер стекла и с жадностью приступил к чтению.

Положил листок на нары. Задумался. Взял в руки гитару, едва перебирая струны, осмыслял то, что прочел. Главное – не подавать виду и поддерживать доброжелательный тон. «Кондитерская? Что ж, я знаю, как все устроить, как привести ее туда. Она ведь ждет моих советов? Имени убийцы? Послушная девочка! Доверяет. Значит, надо подготовиться. Как удачно этот оболтус увлекся пирожными. Буду писать каждую неделю».

Он сел за стол под узким, зарешеченным окном, принялся отвечать:

«Дорогая Даниэла!

Я рад, что ты решила изменить свою жизнь. Стать счастливой – что может быть лучше? Но Филодоро не подходящее место для этого, оно полно риска. Знаю, что именно там живет убийца твоих родителей. Он так коварен, что, уверен, захочет довести дело до конца, ведь ты единственная свидетельница. И это меня тревожит. Твой отец не хотел бы, чтобы с тобой произошло что-то плохое.

Старуха, говоришь? Нет, я-то верю. Конечно, этот мир далеко не только то, что мы видим. В нем еще столько непознанного. Так что же она тебе рассказала?»

Даниэла не верила своим глазам! Ответ пришел так быстро. Их переписка напоминала единый разговор, хотя между ответами проходило обычно не меньше недели. «Энио не ответил, что я глупая и все выдумываю! Он тоже верит, что старуха существует! Наоми бы обрадовалась этому! Надо же! Столько времени я держала это в себе, а сейчас не терпится поделиться!» Она с радостью принялась писать ответ:

«Дорогой Энио,

так вот, я хочу узнать у старухи, кем на самом деле были мои родители и главное – кто убийца. Хотя ты, конечно, знаешь о них намного больше. Понимаю, что ты тревожишься за меня, но не могу больше жить в постоянном страхе, скрываясь от своего прошлого. Хочу смотреть вперед, строить будущее. Обещаю, что буду осторожна и разумна. А потом, ты не знаешь, как я умею за себя постоять. Приютская жизнь много чему меня научила.

Прошу, не сердись за это мое решение. Я очень дорожу нашей дружбой и с нетерпением жду встречи.

Твоя Даниэла».

У Энио перехватило дыхание, он схватился за подбородок. Заметался по камере. Три шага туда. Три обратно. Посмотрел на узкое окно, размышляя вслух: «Откуда взялась эта чертова старуха? Каким образом девчонка все узнала? Конечно! Это все Бесси! Может, она все выдумала? Не-е, на простое совпадение вряд ли похоже. Грязная шлюха! Почему я до сих пор с ней вожусь? Почему она не погибла в ту ночь вместе с Гримальди? Почему медлю прикончить ее на месте? Бог хочет показать, что он сильнее меня в этой игре? Чертова девчонка! Прихлопнуть и дело с концом? Нет. Гримальди заслуживает того, чтобы его отродье мучилось на своем коротком жизненном пути. Чтобы смерть, как жизнь, оказалась ничтожной и мерзкой!»

Схватил гитару, на которой только что играл “Via Gluck”, в неистовстве ударил ею о стену. Потом еще. И еще. Мелкие кусочки дерева, словно крупицы его тайны, разлетались по маленькой душной камере. Рассматривая разодранный гриф, он успокаивал себя: «Хорошо. Она думает, что я друг, друг ее отца, доверяет мне. Значит, надо поторопиться, разделаться с ней и конец!» Он сел и написал короткий ответ:

«Моя хорошая Даниэла!

Ты права. В добрый путь! Только обещай, что будешь сторониться всего, что связано с именем Бенито Бесси, убийцей твоих родителей, и тех, кто имеет к нему хоть малейшее отношение, пусть даже они будут казаться тебе добрыми и честными людьми или предлагать помощь – особенно если будут предлагать помощь! А кондитерскую “Кафе Карризи” обходи стороной. Обещаешь?»

Потом он написал еще одно письмо с инструкциями на другой адрес.

Глава 12. План Даниэлы

Скорпион – фантастический знак! Глубокий, страстный, загадочный, преобразующий. Обладает большой внутренней силой и решимостью. Умеет противостоять вызовам и преодолевать трудности. Главное для него – быть верным, впускать в свою душу только избранных. Впрочем, у него всегда будет тайна, которой он не захочет делиться с другими.

Наши дни, Тоскана.

Филодоро – милый городок в Тоскане на полсотни тысяч обитателей с историей, архитектурой, текстильным музеем, вкусной едой и мягким климатом. Но все это плохо сочеталось с планом Даниэлы.

Ее месть обрела имя: «Бенито Бесси». Почти год, как она потеряла покой, собирая скудную информацию. Следы Бесси терялись в Филодоро. Именно там теперь беглый мафиози прятался от полиции. А может, была еще какая-то другая причина, но о ней она не знала.

В тот момент Даниэла не до конца осознавала, что ее борьба с жестоким мафиози будет неравной. Месть ослепляла, а решимость росла: «Не знаю как, но я отомщу этому злодею».

Найти «Кафе Карризи», которое упомянул в своем письме Энио не составило особого труда. На станции Даниэла очаровательно улыбнулась водителю автобуса, показывая адрес. Он кивнул туда, где на полпути между железнодорожной станцией и площадью дель Дуомо виднелась большая вывеска: «Кафе Карризи».

Гонимая местью и совершенно не понимающая какое отношение это кафе имело к Бесси, Даниэла растерялась перед тем как войти. Ее жизнь была далека от обыденности: воспитание в приюте, спрятанном от реального мира, отсутствие родственников, которые могли бы ей помочь на первых порах с жильем, незнакомый город. «Но это твоя цель, и ты не остановишься ни перед чем!» – повторила она сотый раз себе, решительно вошла внутрь.

Твердым шагом подошла к кассе, где ей улыбнулся симпатичный парень с бейджиком «Паоло»:

– Привет, красотка! Уже что-то выбрала? Бутерброды с вяленой ветчиной? Есть еще паста с трюфелями или белыми грибами.

Даниэла посмотрела на ценник и подумала, что это выходит за рамки ее бюджета: «Шесть евро за этот сэндвич! Да это же грабеж!» Два раза пробежалась взглядом по аппетитно разложенным булочкам из пышного белого и темного цельнозернового теста, из которых бесстыже выглядывали сыры, блестящие ломтики хамона, свежие листья салата, кусочки вяленых помидоров, маринованных артишоков, тунца. Живот жалобно заурчал от такого изобилия. Даниэла сглотнула слюну, заказала самый дешевый соленый круассан с помидорами и моцареллой.