Десерт из тайн для Скорпиона

– Иди, Даниэла. Этот говнюк больше не тронет тебя.

Диего отряхнул колени от наполнителя.

– Вы еще у меня попляшете!

– Очень-то мы тебя испугались, – огрызнулась Наоми и утерла ладонью кровь.

– Совсем не испугались! – вторила ей осмелевшая Даниэла, глотая слезы.

За обедом Диего плюнул на стул Даниэлы. Пока Наоми помогала подруге вытирать сиденье подолом фартука, он обильно посыпал спагетти Наоми солью, из-за чего есть их стало невозможно.

С опаской глядя в сторону кухни, за которой раздавался строгий голос Грации, Даниэла прошептала:

– Если сестра увидит твою еду нетронутой, то снова посадит тебя в чулан. А Диего разрушит наш домик.

Вместо ответа рука Наоми юркнула под стол вместе с тарелкой. Пес Бруно без особого приглашения слизал все за несколько взмахов ресниц. Наоми хитро сощурилась:

– Я придумала план.

Даниэла подвинула к ней свою тарелку и, пока подруга отправляла в рот намотанные на вилку спагетти, скомандовала:

– Рассказывай!

– Нужно найти у сестры Грации снотворное.

– А лучше слабительное. Будет проще его попросить, – предложила Даниэла. – Мы истолчем его и подсыпем в любимый яблочный пирог Диего?

– Чтобы он обосрался на уроках, а ребята подняли его на смех! – захихикала Наоми.

– Но как мы его достанем?

– Когда Грация завтра утром уедет в город.

– Украсть?! У сестры Несчастье? – ужаснулась Даниэла. Очень часто между собой девочки называли Грацию «сестрой Несчастьем».

– Ты боишься? Ну, хорошо. Мы его просто займем, понимаешь? – нетерпеливо ответила Наоми.

– Да, но где мы найдем яблочный пирог? В среду?

– У сестры Франчески. Вызовемся ей помочь, а там что-нибудь придумаем. Вряд ли она сможет нам отказать.

Наоми уже не раз замечала, что взгляд монахини становился более милосердным, прямо как на иконах Святой Катерины, когда она, Наоми, с грустью произносила слово «мама».

Вот и на этот раз Франческа взяла с собой девочек в погреб, где хранились фрукты, овощи, мясо и еще куча всяких запасов.

– Наоми, захвати, детка, пучок петрушки и немного салата.

Увидев яблоки, Наоми спрятала несколько штук в фартук. Сверху положила салат и петрушку:

– Сестра Франческа, я очень люблю зеленый соус с вареным яйцом. Мы приготовим его на ужин?

– Поэтому ты спрятала в фартуке яблоки? – пожурила ее монахиня.

– Было бы неплохо дополнить зеленый соус с яйцами маленьким кусочком яблочного пирога. Ведь он пахнет домом. А еще… мамой. Ну, пожалуйста! – Девочка изобразила печаль, сложив руки в молитвенном жесте. – Такой простой. Всего три яйца, стакан сахара и неполный стакан муки, гашеный содой. И, разумеется, щепотка ванили!

Монахиня изумилась кулинарному озарению девочки, но все же назидательно ответила:

– Вы ведь знаете, что сестра Грация не любит, когда в приюте нарушается пост по средам и пятницам. Сделаем его на выходные?

– Ну, пожалуйста! – взмолились хором девочки, и Франческа расплылась в улыбке, давая понять, что согласилась на маленькую хитрость.

Монахиня пропустила девочек вперед, закрыла дверь погреба, и перед ней показалось суровое лицо Грации.

Глава 6. Учение об Аде и Рае

Дети-Скорпионы в свободное время предпочитают занятия, которые стимулируют их интеллект или позволяют погружаться в мир фантазий и тайн. Они увлекаются чтением детективных историй, разгадыванием головоломок или участвуют в ролевых играх, где часто проявляют харизму и лидерские качества. А еще Скорпионы любят природу и могут наслаждаться временем, проведенным на свежем воздухе, исследуя окружающий мир.

Следующее утро прикатилось к Даниэле и Наоми пирогом с золотящейся солнечными лучами корочкой. Пахло домашним уютом, корицей, яблоками. И вот девочки уже бежали на кухню на ароматы, несмотря на окрики Грации. Франческа, ловко действуя на опережение, угостила их пирогом, пока вторая монахиня отчитывала кого-то у церкви. Стряпня таяла во рту, вызывая у девочек восторг. Даниэла со скоростью света съела кусок, а Наоми, хитро улыбнувшись, спрятала свой в фартук.

После утренних молитв в холле Наоми подошла к Диего и Линде, предложила:

– У нас есть очень вкусный яблочный пирог. Прямо как ты любишь, Диего. Я готова тебе его продать.

– И что ты хочешь взамен? – Диего сунул руки в карманы драных коричневых брюк и наклонил голову вбок.

– Четыре шоколадных конфеты.

– Это слишком дорого. Твой кусок пирога не может стоить четыре конфеты. Ищи дураков! —фыркнула Линда, худая и такая же коварная, как и брат, а иногда и хуже.

Диего сжал зубы. Ему стоило немалых усилий собрать этот трофей с начинкой из тягучей помадки в пестрой, шуршащей обертке, которые он так любил. Для этого он придумывал тайные места, где можно было спрятать что-то ценное от глаз Грации: еду или одежду, которые приносили гости приюта. Иногда это были даже сигареты. Шоколад в приюте Грация разрешала давать только по воскресеньям на обед, и эти четыре конфеты имели способность подслащивать ему остальные дни недели. Теперь Наоми предлагала махом обменять их на кусок пирога. «Но как же он вкусно пахнет!» – Диего сглотнул слюну, снова посмотрел на любимые конфеты.

– Послушай, на яблочный пирог большой спрос. Поэтому пользуйся случаем, пока он не ушел кому-то другому, – пришла на подмогу подружке Даниэла, чем еще больше раздразнила его.

Диего побежал за конфетами в спальное крыло. Вскоре торопливо вернулся, шурша пакетом. Наоми дала знак Даниэле бежать, а сама отдала ему пирог, в сахарную пудру которого добавила истолченные в порошок таблетки слабительного. Диего, не подозревая о подвохе, тут же затолкал кусок в рот, чавкая. Наоми же давилась от смеха, торопливо уводя Даниэлу от греха подальше, но та вдруг остановилась: хотела убедиться, что их план сработал:

– Ты ешь, ешь. Вкусный пирог! А нам еще таблицу умножения зубрить, потом Франческе помочь. Ну, мы пошли.

Через пару часов группа из нескольких ребят с воинственным видом шла на девочек, которые старались починить куклу Марию, разодранную Диего.

– Ловите их! – завопила Линда. – Не дайте им убежать! Они отравили моего брата!

– Вы попадете в Ад! – голосил похожий на ржавый ключ, хилый Мирко с рыжей гривой. – Диего вот-вот умрет. Он уже час сидит на унитазе и стонет!

Подружки бросили свою единственную игрушку и рванули в сторону открытой в сад двери. Даниэла едва поспевала за Наоми.

– Спрячься в тайник! Меня они не догонят! – крикнула она.

И Даниэла юркнула в дупло старого тутовника под густой листвой и зарослями шалфея. Ходили слухи, что там повесилась одна из работниц. Дети приближаться к этому месту боялись, потому что Наоми рассказывала, будто там поселился призрак.

Наоми же тем временем быстрее всех добежала до огромного яблоневого дерева, и притаилась.

– Поймайте меня, если сможете!

Преданный пес Бруно скалился, яростно рычал на бегущих детей, не подпуская к Наоми, которая обезьянкой забралась на самый верх. Когда преследователи взялись трясти яблоню, девочка крепче ухватилась за ствол. Засмеялась.

– Спускайся! – кричали разъяренные дети. – Не то хуже будет!

– Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.

Линда толкнула Мирко, чтобы он помог ей забраться на дерево. Но каждый из мальчиков был слишком хилым, и сразу падал на пожухлую траву. Линда побежала ябедничать, и вскоре за ней уже торопливо шла сестра Несчастье. Приютские тут же постарались исчезнуть из поля зрения монахини, чтобы не попасться ей под руку.

Наоми наблюдала с дерева за возней на земле и хихикала. Но, увидев злобную гримасу монахини, засомневалась: «А если я на самом деле отравила Диего? Он умирает? Что меня ждет? Но он убил куклу Марию. Заставил плакать Даниэлу. Разбил мне нос до крови. Разве справедливо обижать маленьких? А потом я хотела всего лишь пошутить». Сестра Несчастье уже ждала ее под деревом. Подняла с земли палку с металлическим крючком, которым обычно собирала в саду хурму и яблоки, зацепилась им за юбку Наоми, потянула вниз.

Девочка испуганно вскрикнула и рухнула с дерева, ободрав коленки и локти. Кожу защипало, из ранок засочилась кровь. Поднимаясь, Наоми ответила монахине дерзкой улыбкой.

– Ты снова служишь дьяволу? – Она сверлила девочку холодным как лезвие взглядом.

– Как же вы меня напугали! – Наоми отряхнула руки и платье.

– Я не удивлена. Ты воровка. Обманула ребят. Теперь дразнишь их. Диего мучается из-за спазмов в животе. Знаешь, что все это грех?

– Нет, это не грех, – возразила Наоми и игриво продолжила: – Это шутка. Сестра Франческа говорит, что у Бога хорошее чувство юмора.

Лицо Грации стало покрываться пунцовыми пятнами, а маленькие глазки смотрели так, словно собирались пригвоздить девочку к стволу того самого дерева, с которого она только что упала: – Ты оскорбляешь нашего Господа своим поведением. Гневишь дьявольскими проделками.

– Нет, я развлекаю его.

– Развлекаешь? – Маленькие глазки сестры выпучились. – Как ты можешь так думать? Бог не нуждается в том, чтобы ты его развлекала. Он ждет от тебя почитания и послушания. Obedientia melior est quam sacrificia3. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя жизнь наполнилась испытаниями?

– Нет, я ужасно не хочу быть послушной. Послушные не могут оставаться свободными. – Наоми осторожно коснулась свежих ран на коленях.

– Не трогай их! Свобода не приведет тебя к спасению. – Монахиня погрозила толстым пальцем, похожим на колбаску, отчего Наоми снова захихикала. – Ты должна следовать правилам приюта и церкви, если хочешь находиться под сенью нашего Господа.

– Но я и так счастлива. Я люблю подружку Даниэлу и монахиню Франческу, еще песика Бруно. А вас не люблю. Нисколечко! – Наоми сжала дешевую ткань серого платья под фартуком, готовая бежать. К ней подошел Бруно, требуя ласки. Она нагнулась, потрепала его за ухом.

– Бог видит все наши поступки и мысли. Он будет судить тебя по ним, – экзальтированно произнесла Грация, как это делала во время церковной службы.

Из кустов вышла Даниэла и встала рядом с подружкой.

– А как он будет судить?

– Взвешивать добрые и злые дела на весах правосудия. Если злые перевесят, вы попадете в Ад, вечно страдая в муках и позоре.

Даниэла задумчиво пососала палец.

– А что будет в Раю?

–Только послушание поможет вам. Там свет, много света. – Сестра Грация благоговейно прикрыла глаза. – Но не для вас двоих.

– Это почему же? – захныкала Даниэла.

– Вы не следуете моим советам, стать хорошими католичками. – Монахиня поджала губы и скрестила руки на животе. – Я слишком хорошо знаю, как заканчивают такие, как вы.

Но Наоми уже не слушала ее, играла с псом и смеялась, получая его искренние поцелуи.

Даниэла замолчала, будто о чем-то задумалась, растерянно взглянула на Грацию.

– А вы куда хотите попасть, сестра? В Рай или в Ад?

Монахиня даже не раздумывала.

– В Рай, конечно. Поэтому я иду на эту жертву. – Задрав подол фартука, она расстегнула несколько пуговиц сорочки на талии.

Наоми оторвалась от Бруно, с интересом рассматривая ее. Пояс с шипами впился до крови в тучную плоть Грации. Даниэла часто заморгала и перевела взгляд на Наоми, как бы ища поддержки.

– Зачем вы так себя мучаете? – Наоми открыла рот, потянулась, чтобы дотронуться до кожи с шипами, но Грация тут же опустила фартук и застегнула сорочку:

– Чтобы спасти душу.

– Даже сестра Франческа ничего не знает? – удивилась Наоми.

– Не твое дело. И не смей ей об этом говорить! – пригрозила пальцем-колбаской Несчастье. – Хотите быть моими ученицами, чтобы попасть туда?

Наоми покачала головой:

– Нет, в ваш Рай я не хочу!

Глава 7. Сахриста

Маленькие Скорпионы обладают неукротимым духом и независимостью, что делает моменты наказания сущим испытанием. Они воспринимают его не как заслуженное последствие, а как вызов своей воле. Если Скорпионы ощущают, что кто-то нарушает их личные границы, то могут в ответ проявить упрямство. Они готовы принять наказание, только если понимают его причины и видят в нем справедливость.

Когда Франческа за завтраком объявляла о своих делах в Малефеммине, это предвещало лишь одно – конец счастливой безмятежной жизни для Наоми и Даниэлы. В ее отсутствие за главную оставалась Грация, которая устанавливала строгий режим. Под него попадал даже приютский каноник4 Розарио. Девочки сначала приняли его за лешего: маленького роста, с короткими ручонками, седой и волосатый. Он им казался ужасно старым, хотя ему не было и пятидесяти. В обычные дни Розарио появлялся на службе с опозданием, поскольку жил один где-то в лесу.

Грация, несмотря на более низкий статус, игнорировала субординацию и строго требовала от него приходить за пятнадцать минут до начала службы. Жаловаться Франческе никто не решался, так как Грация могла отыграться сполна в ее отсутствие.

Из-за этого сурового, даже жестокого обращения в приюте не задерживался и специализированный персонал. Педагоги, социальные работники, медсестры менялись, как неверные буквы в кроссворде. Только Марина, выполняющая роль то учительницы, то нянечки, да уборщица Пия удерживались в седле, словно опытные наездницы. Детей редко вывозили на экскурсии, и их существование в приюте больше напоминало тюремное заключение.

Особенно тяжело отсутствие Франчески сказывалось на девичьем корпусе. Правый, мальчишеский, спал еще глубоким сном, а Грация поднимала девочек, как только стрелки часов показывали пять утра и приговаривала: «Истинная католичка обязана наводить порядок в доме, пока не проснулся муж. Заправить постель, умыться, причесаться и молиться, молиться, молиться!»

Именно «молиться» напоминало зверский ритуал, ибо в каменной часовне, с ее высокими сводами и тонкими витражами, по утрам стоял лютый холод. Стены, кое-где покрытые мхом, походили на мрачную башню, до которой вряд ли когда-нибудь доберется сказочный принц-спаситель. Наоми получала свою зажженную свечу и, отвлекаясь от молитвы, поочередно держала ладони над пламенем. Сбоку к ней тесно прижималась Даниэла, пытаясь согреться. С первыми аккордами органа, льющимися из магнитофона, девочки склоняли головы в молитвенной позе, ожидая шаркающего к алтарю Розарио. Длилось это довольно долго, потому что каноник был настолько болезненным, что еле переставлял ноги.

Наконец Грация взмахнула рукой, делая знак садиться, но это не означало, что ад закончился. Нет. Он только начинался. Монахиня расхаживала вдоль рядов, с длинной указкой в руках, подпевая низким голосом, выкрикивала слова как только отыскивала очередную жертву среди нерадиво молящихся. Звон цепей кадила, тяжелый запах ладана заполняли пространство, и вот уже указка Грации приземлялась на спину очередной непокорной.

Сегодня влетело Монике, подружке Линды. Она пела в неполную силу еще и забывала склонить голову после фразы «Услышь нас, Господи!»

Единственным приятным моментом мессы было теплое рукопожатие с пожеланием мира. В этот момент Наоми и Даниэла на мгновение забывали о своих разногласиях с Линдой, и их руки встречались в дружеском жесте, который растапливал лед в самых озлобленных сердцах.

«Ура!» – едва не закричала Наоми перед моментом причастия. Она уже предвкушала, как насладится горячим какао с ароматным печеньем. Но радость была преждевременной. Слова «едим тело и пьем кровь Христа» еще звучали в воздухе, а маленькая Эмма, новенькая в приюте, внезапно осела на пол, потеряв сознание. Некоторые из девочек поспешили ей на помощь, но Грация так строго на них посмотрела, что они вернулись на свои места. Тогда в проходе тут же появилась Марина, заплаканная, крепкая, с полными сострадания глазами. Она бережно взяла на руки Эмму и понесла в левое спальное крыло.

Лицо Даниэлы побледнело, как первый снег, который дети не любили, ибо от него становилось только холоднее.

Наконец каноник взял у Грации поднос с вином и просфорами. Девочки выстроились в очередь. Наоми не могла отвести взгляд от Розарио, и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не засмеяться. Каноник, подавая причастие, шевелил губами, произнося «Тело Христа, кровь Христа5», да так неуклюже, что его слова превращались в невнятное «сахриста». Наоми едва сдерживала смех, прикрывая ладонью рот.

– Сахриста! – громко шептала она на ухо Даниэле, захлебываясь слюной. – Леший по имени Сахриста! Вот умора!

Очередь на причастие оживилась. Даниэла принялась дурачиться, а за ней – и другие дети. Все это не могло пройти незамеченным от сурового взгляда сестры Грации. Ее глаза налились кровью. Она приблизилась к Наоми, схватила за воротник платья так, что он впился в тощее горло. Не дожидаясь окончания причастия, потащила девочку в сторону бани, откуда вскоре доносились звуки хлеста и свиста.

Даниэла вышла в коридор, села на корточки, чтобы видеть дверь. Обхватила голову руками, закрыла уши ладонями. Сокрушенно молилась, молилась. Молилась. Отчаивалась, почему в отсутствие Франчески Бог не защищает своих сирот? Ведь он не должен позволять обижать маленьких! «Почему ты молчишь, а?»

И тогда она подумала, что, возможно, Грация не любила Наоми из-за дьявольской отметины на шее, которую Франческа называла родимым пятном, волья6, утверждая, что таких детей обычно ждет счастливая жизнь. Так где же она, эта счастливая жизнь?

Наконец, в конце коридора показалась Наоми. Она плелась, загибая пальцы, словно что-то считала. «Сколько раз прошлась по ее заднице и спине розгами Несчастье?» Но глаза подруги сощурились. Даниэле стало понятно, что у подруги появился план.

Наоми махнула Даниэле, увлекая за собой на кухню, оглядываясь назад, не следует ли за ними Грация. Уже там вытащила из ящика нож, сняла с вешалки шарф Франчески.

– Что ты делаешь? – удивилась Даниэла.

– Сегодня первое воскресенье месяца. Помнишь, что это значит?

– Возвращается Франческа?

– Да нет же! В Малафе́ммину съезжаются торговцы со всей Тосканы. Меня угостят засахаренными орешками, солеными оливками, будет много ларьков с красивой одеждой и еще куча всего интересного. Настоящая жизнь!

– Но это ведь так далеко.

– Далеко?! Ты хоть видела мир за стенами этого приюта? Идешь со мной?

Даниэле очень бы хотелось ослушаться. Но, в отличие от Наоми, битье розгами она вряд ли смогла бы пережить.

– Прости… Я буду за тебя молиться.

– Ты говоришь как Франческа. Только кому помогли ее молитвы? – Наоми закуталась в шарф, обняла подругу. – Ладно, помолись. Чтобы я не убила сестру Несчастье. Расскажу тебе потом, что происходит за стенами приюта. Пойду.

– Будь осторожна!

Наоми кивнула.

– Бруно! – крикнула она собаке. Удаляясь, важно добавила: – Только ты мой настоящий друг.

Глава 8. Зачарованная Хриза.

В коридоре Наоми чуть не столкнулась с Грацией. Лицо ее раскраснелось, кудри вылезли из-под чепца, из носа валил пар. Она походила на упитанную ведьму. Наоми юркнула под лестницу, дождалась, пока монахиня исчезнет за дверьми своей кельи, и выскользнула на улицу, ощущая на себе из окна сочувственный взгляд Даниэлы. Добежала до изгороди, перелезла через нее на дорогу, ведущую в областной центр. Бруно бежал рядом, виляя хвостом и обнюхивая изгородь. Наоми любовалась красотой изгибов зеленых тосканских холмов, размеренным движением ветряных мельниц вдалеке.

Бруно тявкнул, заглядывая девочке в глаза.

– Мы с тобой нарушители скучных правил, и нам здорово попадет. Но этот побег стоит того, правда, песик? – Она нагнулась, потрепала его и снова зашагала в сторону Малафе́минны, мурлыча под нос любимую песенку. Оттуда уже скоро послышались веселые возгласы покупателей, громкие призывы торговцев, пестрые одежды на вешалках мобильных павильонов, манящие запахи жареных орешков, свежеиспеченных вафель и сахарной ваты.

– Где Наоми? – Грация тыкала пальцем в тощую грудь Даниэлы. Ей стало страшно, казалось, она вот-вот ее проткнет.

– Я н-не-е знаю. Побежала во двор. Бруно искать.

– Ее там нет! – истерично пропищала монахиня.

– Я правда не знаю! – захныкала девочка. Если Бог позволял Несчастью обижать маленьких, то и ей можно было лгать!

– Вот вернется сестра Франческа. Скажу, что замещать ее больше не собираюсь. Сама вас распустила, пусть сама и расхлебывает этот суп! A cane non magno saepe ingens aper tenetur7! – процедила Несчастье сквозь зубы.

Даниэла вся сжалась и шмыгнула в свою комнату. Благо, по воскресеньям после длительной службы появлялось немного свободного времени. Она села на кровать и принялась молиться за подружку. Ей снова достанется от Грации, но скоро вернется Франческа, и в приют снова спустится рай.

– Боженька, прости, что я плохо о тебе думала! Ну, пожалуйста? Защити подружку от злых людей, а главное, защити ее от Несчастья. Ты ведь умеешь всех любить! Почему тогда не можешь научить этому Грацию? Почему не освободишь ее от страшного пояса на талии? Он так ей жмет, что от страданий не оставляет ни капельки жалости.

Смеркалось. Даниэла уже потеряла надежду на возвращение подруги, когда послышался мотор авто. Она подбежала к окну. Выглянула. Это была полицейская машина. Внизу Грация застучала железным затвором. Раздавались голоса. Среди них Даниэла узнала и бойкий голос подруги. Полиция тут же уехала.

Даниэла так обрадовалась возвращению Наоми, что рванула ей навстречу. Но наверху лестницы остановилась, подслушивая ее разговор с монахиней. На удивление Несчастье оставалась спокойной:

– Ну? Хочешь рассказать, где ты была, Наоми?

– Я пошла на рынок, сестра Грация, – по-свойски ответила Наоми. – Очень хотелось посмотреть на красивые вещи и все, что там продают.

– На рынок?! – изумилась сестра. – Без спроса? Ты знаешь, что это грех?

– Почему же? Мы не в тюрьме. Если у нас нет родителей, это не значит, что мы преступники.

– Ты знаешь, что там полно соблазнов и опасностей для девочки?

– Весь мир полон соблазнов и опасностей. Это жизнь, сестра Грация, – усмехнулась Наоми.

Даниэла видела, как Грация сжала зубы, готовая растерзать ее на месте:

– Это иллюзия. Она отвлекает тебя от истинного пути к Богу. Послушание, Наоми. Ты должна забыть о своих глупых мечтах и желаниях. Obedientia est legis essentia8.

– Почему вы так говорите, – сощурилась Наоми и развязала шарф, обернутый вокруг тела. – Вы же не всегда были монахиней? Любили кого-то?

– Замолчи! Да что ты знаешь? Чем я заплатила за грехи, знаешь? – В истерике звучали нотки отчаяния и боли. – А вот за непослушание тебя ждет наказание.

Она вцепилась в руку Наоми и вновь потащила ее по коридору в сторону бани.

Даниэла подбежала к иконе Святой Катерины, которая раскрыла ей свои объятия в тот день, когда погибли ее родители. Снова сложила руки в молитве.

– Спаси ее, моя дорогая Катерина! Я обещаю, что сделаю себе такое же дьявольское клеймо на шее. Только спаси ее! Пожалуйста!

Даниэла слушала за дверью удары и свист, но потом зажала до боли уши ладонями, запричитала: «Розги! Вы оружие дьявола! Я ненавижу вас! Хотите, чтобы мы вас боялись? Только Наоми вам не сломить!» И тихо заплакала. Заплакала от бессилия – помочь подруге она никак не могла.

Когда Грация вышла из бани, Наоми что-то зло пробормотала ей вслед. Это не понравилось монахине, и она хлопнула дверью, не позволяя девочке выйти.

Баню топили лишь раз в неделю, по четвергам, и с октября по март там было холоднее, чем на утренней мессе в церкви.

Даниэла дождалась, пока Грация, уловив аппетитные запахи с кухни, отправится туда отчитывать Марину и помогавшую ей Пию за слишком сдобный обед, нырнула к запертой двери и подставила ухо к замочной скважине.

Услышала знакомые слова из любимой маминой песни, которой научила подругу. Принялась подпевать ей:

– Когда ты просыпаешься и чувствуешь себя разбитым… будь сильным встретить этот день… – Остановилась на мгновение, спросила: – Наоми! Как ты?

– Неплохо. Совсем неплохо. А ты как провела свой день? – Голос Наоми ей показался на редкость тихим и отстраненным.

– Сегодня выходной, ты же знаешь, когда нет Франчески, все меняется. Зубрили латынь, потом Несчастье читала стихи какого-то Умберто Пьерсанти. А еще за Эммой приходили родственники погибшей матери, хотели забрать ее к себе. Всего на несколько дней. Знаешь, что ответила Несчастье?

– Могу себе представить!

– Отныне дом девочки здесь, в объятиях Святой Катерины.

– А Эмма?

– Она приклеила хлопушки к колоннам алтаря жвачкой, которую выменяла у Диего. Только он, разумеется, сказал, что все это враки. Ну, что было дальше, уже можешь себе представить.

– Розги прошлись по ее худой заднице. Веселенький денек! – озадаченно заметила Наоми.

И в воздухе повисло молчание.

– Эй, Даниэла! – Голос Наоми зазвучал веселым колокольчиком. – Я столько всего видела на рынке! Красивые синьоры в дорогих одеждах под ручку с мужьями. Они расплачивались за свой товар большими пачками денег. Симпатичные парни на виду у всех бесстыдно обнимали и целовали девчонок. А еще витрины с яркими, красочными пирожными и тортами. Там столько всего вкусного, Даниэла, у меня слюнки текли! Знаешь, я хочу открыть свою кондитерскую, когда вырасту.