Самоосознание. Рассказы

– Насчет любви соглашусь. В остальном – я грешник не меньше других. Прощайте, мне пора, – кивнул Витольд и пошел прочь. Он решил в дальнейшем больше не садиться в этот троллейбус, потому что вся эта история утомила его.

Живешь, никого не трогаешь, почти ни с кем не общаешься – но нет, кто-нибудь, да принудит тебя к общению. Хоть из дома не выходи, думал Витольд и злился.

Геля согласилась с ним насчет троллейбуса и вообще старалась отвлечь – рассказывала о фильме, который недавно посмотрела. Витольд редко смотрел телевизор. А он все думал об этом старике. Вдруг через пять лет и я таким же стану, немощным и слезливым? Ну, уж нет! У меня есть Геля!

В этот день они гуляли дольше обычного, тем более что стояла отличная погода и хорошо дышалось. А дома он разбирал письма из почтового ящика и читал сообщения в сети. Как он ни старался изолироваться от мира, прежние знакомые, друзья, приятели доставали его – поздравлениями, приглашениями, сообщениями о событиях своей жизни. И почему люди лезут ко мне? Я ведь никому не отвечаю уже несколько лет. Можно ведь понять, что не хочу общения. Что их заставляет писать мне? Зачем?

На мейл ему пришло письмо от Ивана, который приглашал его на свой юбилей. Витольд сидел и думал. Он проработал советником у Ивана много лет, поэтому отказаться было невежливым. Наверняка Иван знал, что Витольд здоров, поэтому пришлось сообщить обо всем Геле. За время своего уединения Витольд отвык от сборищ, но Ивану он не мог отказать. Тем более что тот написал: Жду тебя и Гелю более всех других. И обязательно возьми с собой старшего внука, у меня есть для него отличное предложение.

Егор обрадовался новости и с нетерпением ждал банкета. А Витольд окончательно замкнулся на это время, хотел сосредоточиться, дабы не растерять то, что уже накопил в уединенной жизни. Он по опыту знал, что большое скопление людей способно нарушить его энергетику и откачать у него значительную часть сил. Именно поэтому он всегда ощущал опустошение после любых подобных мероприятий. Только Геля могла защитить его от этого.

Перед самим торжеством он тщательно проверил все свои записи, сохранил все необходимое в архив и постарался зафиксировать в мозгу самые главные выводы, которые успел сделать за все последнее время. Потому что боялся, что этот фуршет может повлиять на ход его мыслей, который он выстраивал последние пять-шесть лет. И это был непростой труд, хотя внятно объяснить его суть кому-либо и себе самому он был не в силах. Но он точно знал, что именно напряжением мысли очистил свое сознание от наносного мусора. А теперь предстояло окунуться в этот мусор с головой.

***6

Геля видела, что он напряжен, и знала почему. Поэтому сказала:

– Ты не должен бояться. Разрушить можно лишь то, что неустойчиво и сидит неглубоко. Мысль невозможно остановить и заставить свернуть в сторону. Пусть она вильнет пару раз вправо-влево, но основной вектор направляет твое сознание, которое опирается не на сиюминутные настроения, а на то, что уже стало твоим фундаментом. Именно поэтому люди бывают одержимы идеями, и каждый раз возвращаются на свои круги.

– Наверно, ты права. Я буду счастлив, если ничто не сможет исказить то понимание жизни, которое уже сформировалось у меня. Но помнишь буддийскую мудрость – Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе учитель?

– Науку, которую ты уже получил за жизнь непросто поколебать чем-то. Можно лишь дополнить. И это не должно пугать, напротив, это должно радовать тебя. Любая свежая струя должна радовать.

Она всегда понимала его. Когда они познакомились, она понимала его нутром. Сейчас она полностью прониклась его мыслями, хотя имела свое собственное, не всегда аналогичное с Витольдом мнение о разных явлениях и предметах. Потому что лучше чувствовала людей. В этом Витольд полностью полагался на нее. Потому что сам стал со временем ортодоксом во многом и людей оценивал по уму, отключив чувства. Все потому, что чувства его почти полностью принадлежали лишь Геле. Остальные люди для него словно лишились и доброты, и слабостей, и влюбленностей во что-то или в кого-то. Он уже давно воспринимал окружающих строго рационально и часто, если не всегда, сразу делил людей на умников и глупцов, не учитывая нюансов. Это Геля находила ростки ума в каждом проявлении близких или просто знакомых. И ценила в людях сострадание, заботу, мягкость, душевность и т. п. Витольд воспринимал все эти качества холодным рассудком с точки зрения нравственности и рациональности. Только Гелина нежность и забота заставляли трепетать его сердце. В остальных он сразу предполагал глубоко сидящую корысть в любом добром проявлении.

– Большинство людей потеряли истинную нравственную чувствительность, – сказал он однажды внуку, – Они смотрят по телевизору на ужасные разрушения и гибель людей от землетрясения, делают вид и говорят, что сочувствуют, а сами с аппетитом доедают свой борщ на обед. И это не лицемерие, они действительно внешне сочувствуют и даже готовы стать волонтерами или оказать материальную помощь. Но чувства их при этом спят глубоким сном, грудь их не наполняется живой болью от вида страданий других людей.

– Не будь жестоким, – возражала ему Геля, – Достаточно того, что человек готов пожертвовать чем-то для других. Искренне и глубоко может сопереживать лишь тот, кто испытал что-то подобное. Вряд ли с такими чувствами человек будет доедать свой обед, если увидит боль и страдания других. Мы с тобой ведь тоже выступаем как наблюдатели, которые испытывают лишь горечь, но даже не пытаются действовать с целью помочь кому-то.

– Помочь кому-то конкретному мы с тобой всегда готовы. Я даже понимаю тех, кто просто зажигает свечи на улице и кладет цветы. Но доходит ли их сострадание до пострадавших?

– Это работает как психологическая поддержка. Неужели ты настолько очерствел?

– Да, наверно. Но все эти ритуалы, флэшмобы мне трудно понять. Я понимаю лишь действенную помощь нуждающимся. Это вопрос совести, а не эмоций.

На юбилее он вел себя словно замороженный. Геля, как могла, пыталась смягчить впечатление от поведения мужа. Он поздравил юбиляра, но не отвечал на приветствия других знакомых и сразу уходил в сторону, если кто-то подходил к ним с Гелей с разговорами. Именно она отвечала на все вопросы. Через час после торжественной части Иван наконец-то подошел к ним и увел Витольда в сторону. Они о чем-то поговорили. Геля с тревогой посматривала в их сторону. Но Витольд выглядел, словно одеревенел. Иван позвал Гелю и сказал ей:

– Ангелина, уведи его незаметно. Он совсем отвык от публичности. Потом вдвоем с ним выпьем и расслабимся. В конце концов, мы с ним уже в том возрасте, когда можем себе позволить игнорировать толпу и приличия. И не переживай ни о чем. Витольд самый близкий мне друг, я никому не позволю злословить о нем.

Однако даже дома Ангелина видела, что муж не в себе. Она помогла ему переодеться и сесть в кресло. Принесла травяной чай.

– Витя, очнись. Все уже позади, – говорила она, обнимая его.

– Да, да. Я в порядке, – отвечал он, но она видела, что он далеко не в порядке.

Ночью ей пришлось вызвать ему неотложку – впервые за долгое время. Потому что он лежал совершенно безучастный ко всему и не отвечал на ее вопросы. Приехал Егор, чтобы помогать Геле. Однако ступор, в который впал Витольд, не был предвестником инсульта или чего-то еще. В частной клинике, куда они приехали, наблюдающий его врач после осмотра и нескольких вопросов сказал Геле:

– Это чисто интеллектуальный протест. Физически он здоров, не имеется никаких отклонений.

– Но он даже мне не отвечает, – заплакала Геля.

– Уверяю, это пройдет. Как бы объяснить… Он просто ушел в себя, выставив броню.

– Да, он пишет книгу, – вмешался Егор, – И наверняка хотел защититься от воздействия множества людей на банкете. Он ведь многих там знает, но почти ни с кем не хотел общаться.

Геля плакала, впервые за очень долгое время. Егор успокаивал ее:

– Тётя, пойми, он в порядке. Все будет нормально.

– Сборище стариков, – вдруг услышали они слова Витольда, – Самовлюбленных и напыщенных стариков, увешанных регалиями.

***7

Почти три дня Витольд приходил в себя. Молча вставал, молча ел, молча садился за ноутбук, но ничего не писал. Геля хотела взять отгулы, но он отрицательно мотнул головой на ее вопрос. Два следующих дня он также не произнес ни слова. На помощь Геле пришел Егор и напал на деда:

– Чем тётя виновата? Почему ты не разговариваешь даже с ней? Она вся извелась! Тебе совсем ее не жаль?!

– Тётя? – удивился Витольд. Потом посмотрел на внука и сказал:

– Проводи меня, я хочу встретить ее с работы.

Они вышли и сели в машину к Егору. Геля не удивилась, но обрадовалась, потому что Витольд обнял ее и шепнул ей на ухо:

– Прости меня, моя принцесса.

Он сто лет ее так не называл. Не сто, конечно, но лет тридцать точно. Когда родилась Лена, из принцессы Геля превратилась в дорогую. Уже в то время Витольд постепенно освобождался от любого пафоса и от игр в слова. Из своей речи он изъял все, что имело уменьшительные и ласкательные значения, все, что могло быть воспринято как лесть или попытка расположить к себе собеседника, любые похвалы и слова восхищения. Для Гели у него осталось лишь одно тайное слово, которое он говорил ей наедине – люблю. И произносил он его всегда на пике чувства, но едва слышно, только ей на ухо. Поэтому она так удивилась «принцессе». Но какая-то догадка все же мелькнула у нее. Так он медленно, но верно восстанавливал весь пройденный путь, которым шло развитие его сегодняшних мыслей.

Он не хотел терять ни дня, потому что считал, что в 70 лет может умереть внезапно, без причины. Поэтому спешил и записывал все, что продуцировал его мозг. Его здоровьем занималась исключительно Геля. Сам он не желал тратить время на какие-то оздоравливающие мероприятия типа бассейна, массажа, лечебного дыхания, гимнастики. Все это заменили ему прогулки с Гелей с ее работы до дома. Ведь теперь они больше не ездили на троллейбусе, когда она возвращалась из библиотеки. Витольд отвлекался от своей работы над текстом только на Гелю. Он вновь ни с кем не общался, даже Ивану не отвечал. Но тот давно привык к этому и спрашивал о здоровье друга у Гели. А теперь и у Егора, которого пристроил в одну фирму юрисконсультом на приличный оклад. Эту новость Витольд вообще проигнорировал как несущественную. Геля сама благодарила Ивана.

– Он всеми днями пишет? – спросил ее Иван.

– Да. Слава богу, хотя бы стал разговаривать, а то после фуршета молчал как рыба.

– Понимаю. Но может, все-таки, не зря я вытащил его на свет из берлоги? Встряхнул хотя бы?

Геля промолчала.

– Ты плачешь? – спросил Иван.

– Уже нет, – ответила она.

– Прости. Больше не буду его дергать. Если уж совсем невмоготу без него станет, сам к вам приеду, пообщаться с ним. Я ведь до сих пор без него как без рук. Тоскую о прошлых временах.

– Ваня, он сильно изменился.

– Знаю, все знаю. Но он как был, так и остался моим лучшим другом. Мне порой очень без него плохо.

– Дай ему немного времени, он восстанавливается. Убрал из лексикона все ласковые и добрые слова.

– Вот же неисправимый ортодокс! – засмеялся Иван, – Но ведь тебя он по-прежнему очень любит?

– Да. Мне не нужны слова. Я давно привыкла все видеть по его глазам и поведению. Опять посуду вручную моет и вытирает насухо, хотя посудомоечная машина стоит без дела.

– Ааа, помню-помню, это признак! – вновь засмеялся Иван, – Ну значит, точно возвращается к жизни.

Они еще поговорили, о супруге Ивана, о его детях и внуках. Он хвалил Егора и приглашал Гелю в гости. Но тут она обернулась и увидела, что Витольд стоит и слушает их разговор. Он взял у нее из рук мобильник и сказал:

– Хватит обольщать мою Гелю, старый греховодник. Лучше приезжай к нам со своей Соней, посидим как в былые времена.

***

2. Горгонейон

На эмблеме модного дома Версаче изображена Медуза Горгона, которая олицетворяет женскую красоту и магические чары. По мнению основателя бренда, этот образ завораживает людей и надолго запоминается.

Горгонейоны – изображения головы Медузы Горгоны в период Античности украшали здания и различные предметы (в том числе монеты) с целью оберега от зла. Исторически сложилось так, что Медуза Горгона олицетворяет мощную женскую силу и ярость, которая на протяжении веков пугала мужчин и отталкивала их от совершения любых грехов.

Горгонейоны встречались как в Византии, так и на Руси, где были весьма популярны обереги-змеевики. На одной стороне изображался образ богородицы или какого-нибудь христианского святого, на другой – Медуза Горгона. Считалось, что эти обереги способны защитить от зла в любом его проявлении. Самым известным древнерусским змеевиком стала Черниговская гривна Владимира Мономаха. Любое кольцо на палец так же можно рассматривать как знаменитый горгонейон.

***1

Днём мы как обычно сидели в кафе, куда Макс приходил на обед, а я просто заскакивал после поездок по городу. Кафе это находилось совсем рядом с фирмой, где Макс работал. А мне потом приходилось добираться до своей съемной квартирки еще минут пятнадцать пешком. Но место было козырное – до метро 5 минут ходу, магазинов куча и парк рядом. Иногда, расставшись с Максом, я забредал туда и отдыхал после дневной беготни под раскидистыми деревьями на берегу небольшого пруда. В этом месте в разгар рабочего дня людей было мало. Макс тоже там часто отдыхал в перерывах.

В тот день я приехал на своей машине, потому что ездил в разные районы Питера, где находились фирмы, у владельцев которых я брал интервью для нашего новостного портала. В этом году я наконец-то начал зарабатывать. Не сказать что много, но на жизнь хватало. Вечерами я писал рефераты для студентов, за которые брал от 3-х до 5-ти тысяч за штуку. Для них у меня накопилось множество заготовок, так что на реферат у меня уходило не больше двух вечеров. Кроме этого моей постоянной работой являлись переводы для двух сетевых издательств, приносившие мне неплохой и главное стабильный доход.

После обеда мы сидели на скамейке в тени, блаженно вытянув ноги. Я лениво поглядывал на уток, плавающих в пруду, а Макс сидел с закрытыми глазами. Мимо нас прошли две молодых особы и уселись на соседнюю скамейку. Они о чем-то оживленно разговаривали, одна убеждала в чем-то другую, которая плакала навзрыд.

Конечно, я невольно смотрел на них.

– Не вздумай, – сказал Макс, дремавший до этого после сытной еды. Он заметил мой интерес к девицам, сидевшим в нескольких шагах от нас.

– А что такое? – удивился я.

– У той, что слева, плохая репутация. Сам видел в прошлом году, как у нее изымали шмаль и составляли протокол. Хотели и меня допросить, потому что я недалеко сидел, так же, как мы сейчас. Пошли, у меня перерыв закончился.

– Ты иди, а я еще посижу, – ответил я.

Макс встал и посмотрел на меня с сомнением:

– Игорь, не глупи.

– А какую из них шманали? – спросил я.

– Тёмненькую.

– А вторая?

– Эта тоже вроде с ней была тогда. Так что имей в виду.

Он дружески хлопнул меня по плечу и быстро пошел к выходу из парка. А я как приклеенный продолжал сидеть и смотреть на этих девиц. Вернее, на одну из них, которая в чем-то пыталась убедить подругу. Тёмненькая успокоилась и притихла после того, как подруга дала ей попить воды из пластиковой бутылки, а потом обняла за плечи, и так они сидели молча.

Привлекла мое внимание подруга тёмненькой. Ее светлые волосы были туго уложены и затянуты странным сетчатым головным убором, как у пловчих или гимнасток. Девица пару раз глянула в мою сторону, потом освободила свое плечо от прикорнувшей на нем подруги и подошла ко мне:

– Извините, не могли бы вы вызвать нам такси. Моя подруга уснула, мне нужно увезти ее отсюда.

– У меня машина тут рядом. Если вам недалеко, могу подбросить, – сказал я.

Она обрадовалась и попыталась взвалить свою спутницу себе на закорки. Но я взял спящую девушку на руки, и мы поспешили к машине.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Анфиса, – ответила светленькая.

– Куда вас везти? – я смотрел в зеркало заднего вида, как девушка усаживает свою спящую подругу поудобней и пристегивает ее ремнем безопасности.

– Дайте мне минуту подумать, – ответила Анфиса. В этот момент ее темненькая подружка застонала:

– Алиса, Алиса…

– Спи, Дашуль, ни о чем не переживай.

Странно, подумал я, так Анфиса или Алиса?

– Знаете, – растерянно произнесла Анфиса, – Мне бы подальше ее куда-нибудь. Она потеряла друга. Передоз. Не может прийти в себя.

– Наркотики? – переспросил я.

– Вы не волнуйтесь, мы не наркоманки. Это ее парень был… Я ее еле-еле из больницы увела. К родителям нельзя, они от нее отреклись из-за него, ко мне тем более. У меня есть деньги, может быть в мини-отель куда-нибудь.

Я внимательно на нее взглянул и сказал:

– Хотите, я отвезу вас с ней на дачу моих родителей. Они в отъезде сейчас. Побудете с ней там пару дней, пока она придет в себя.

– Это было бы отлично. Я заплачу, – ответила Анфиса.

– Я слышал, она вас Алисой назвала.

– Да. Мое имя Алиса. Простите, что представилась своим прозвищем. А далеко ваша дача?

– Часа полтора ехать.

– Как же ваши дела?

– На сегодня я свободен, а завтра уже суббота.

– Хорошо.

Мы поехали. В дороге я часто поглядывал на нее в зеркало. Она так же смотрела на меня в ответ.

– Даша ушла из дома, жила с ним, уезжала ненадолго домой, – сказала Алиса, – А сегодня утром она вызвала ему скорую… но не откачали. Я забрала ее в больнице, еле вывела оттуда. У меня спортивные сборы в Анапе перед первенством России по пляжному волейболу, пришлось от билета отказаться. Тренер меня просто убьёт, дал три дня на всё про всё, скрепя сердце. Напарнице моей придется одной тренироваться.

– Напарнице? У вас разве не команда?

– В пляжном волейболе команда состоит из двух человек.

– Вот как? Не знал.

***2

Выходные я провел на даче вместе со своими гостьями. Съездил в поселок и закупил в супермаркете еду, включил холодильник, подстроил телевизор, у которого от долгого простоя сбивались настройки.

Подруги гуляли по берегу реки, Алиса поддерживала тёмненькую. Я все понимал, Даша пока находилась в шоке от потери своего парня. Но мне хотелось хоть ненадолго пообщаться с ее подругой. Слава богу, вечером Алиса снова дала какую-то таблетку Даше, и та уснула. А мы уселись на веранде, где я накрыл стол для чая.

– Ты дала ей снотворное? – спросил я.

– Да какое там снотворное. Ей обычного глицина хватает, чтобы спать как убитой.

– Глицин? Что это?

– Его даже детям дают от повышенной возбудимости. Успокаивает, нормализует сон. Такая вот хитрая аминокислота. А мне и этого нельзя, а то вдруг пробы не пройдут. Тренер звонил, нам с напарницей хорошие номера в посеве назначили.

– Вас посеяли?

– Ты, наверно, спортом не увлекаешься. Посев – это назначение участникам номеров в предварительном рейтинге при жеребьёвке. У нас с Катюхой хороший рейтинг. Поэтому тренер и волнуется, что я отсутствую, мы ведь рассчитываем на призовое место. Вот, посмотри видео – это с соревнований.

Она протянула мне свой мобильник, где включила ролики для просмотра. Сейчас на ней были летние светлые брюки и футболка, а на видео я увидел двух девушек в спортивных бикини. Они прыгали как напружиненные чуть ли не к верхней кромке сетки и с силой отбивали мяч, так что казалось, что этими ударами хотели припечатать его к песку. Их стройные тела примагничивали взгляд, но мое мужское внимание сразу выхватывало идеальной формы девичьи ягодицы и округлости грудок, уплощённых узкими спортивными лифами. А когда на экране совсем близко мелькнули голые стопы, я воскликнул:

– Тяжело ведь играть на песке без обуви? И что за сетка у тебя на волосах?

Алиса улыбнулась:

– Это? Чтобы ничто не мешало. А босиком мы часами отрабатываем работу на 40-ка сантиметровом слое песка.

Она развязала пару эластичных шнурков и сняла сетку, после чего ее длинные светлые волосы словно волной накрыли ей всю спину. От этого зрелища у меня захватило дух, я молча смотрел на нее несколько секунд.

– Мы так быстро собрались ехать сюда, что я не захватила даже расчески, – сказала Алиса.

– В ванной в шкафчике есть новые зубные щетки и пару расчесок в упаковках. Мать держит для гостей. Там же и чистые полотенца.

– Так странно… ты повез нас сюда, хотя мы не знакомы.

– Разве я чем-то рисковал?

– Не каждый решил бы так сделать.

– Алиса… я честно тебе скажу, ты мне очень понравилась, сразу, с первого мгновенья. Понимаю, что почти ничего о тебе не знаю, так же, как и ты… Обычно я не слишком быстро с кем-то схожусь, но ты сразу вызвала у меня…

– Доверие?

– Я не думал об этом. Нет, буду честен, ты вызвала у меня интерес совсем иного свойства. Тебе наверняка мужчины проходу не дают. Не хочу быть одним из них, но… вот сейчас, ничего о тебе не зная, ощущаю сильное притяжение. Но не бойся, я взрослый человек и умею контролировать себя.

– Я не боюсь, потому что вполне могу за себя постоять. У меня достаточно силы, выносливости и гибкости. Не получится справиться физически, так выскользну и подсеку противника, чтобы упал. А насчет притяжения… Да, что-то такое и я ощущаю. Но сейчас из-за Даши и ее парня мне не до этого. Завтра ты посадишь нас на электричку…

– Нет, я отвезу вас обратно в Питер.

– Хорошо. Я очень тебе благодарна.

Я долго не мог уснуть, но усталость взяла свое. Перед этим Алиса рассказала, что ей 19 лет и учится она на 2-м курсе юрфака, а спортом занимается еще со школы. Даша, ее подруга, учится вместе с ней. Они дружат с детства.

Мне все время вспоминался момент, когда мы случайно пару раз коснулись друг друга. Это когда я забирал у Алисы спящую Дашу, чтобы отнести в машину. Но эти секунды впились в мое сознание, я останавливал в памяти время, чтобы вновь ощутить гладкость ее кожи.

Рано утром я видел, как она причесывалась, потом привычно скрутила в жгут и убрала свои длинные волосы под эластичную сетку и начала энергично разминаться. Совершенство ее тела просто поражало мое воображение. Но не менее приковывало внимание довольно аскетичное славянское лицо с серыми глазами и бледно-розовыми губами. Строгость ему придавали несколько спрямлённые светлые брови, тонко очерченные скулы и вдумчивый взгляд без тени игривости. Скорее всего, серьезной она была сейчас по причине горя своей подруги. Алиса имела довольно низкий голос с небольшой хрипотцой, и этим напоминала хулиганистую девочку-подростка. Чем дольше я смотрел на нее вблизи или издали, тем прекраснее казались мне линии ее плеч, спины, стройные ноги, тонкие грациозные руки, неимоверно гибкая талия и все ее движения – непринужденные, естественные и в то же время как будто принадлежащие существу иной, отличной от людей природы. Когда я наблюдал за ее разминкой, у меня создавалось впечатление чего-то текучего и ускользающего из рук. Я никак не мог сосредоточиться на какой-то части ее тела, оно словно извивающаяся в воде рыбка все время меняло свои очертания.

***3

Вернулись в город мы к 18 часам. Обменялись телефонами. Теперь я знал, где живет Даша, потому что довез своих спутниц до ее дома. Алиса вышла с ней и на этом попрощалась со мной. Я пожелал ей хорошо добраться до Анапы и разрулить все вопросы с тренером.

Когда я ехал домой, то ощущал себя не в своей тарелке, будто забыл сказать или сделать что-то важное. Как-то слишком прозаично и быстро мы расстались. Даше было ни до чего, а Алиса во всем ее поддерживала. Я понимал это, но все же… она выглядела слишком отстраненной.

Я припарковал машину, поужинал в близлежащем от моего дома кафе, купил кое-что из продуктов и поднялся к себе в квартиру. Эту съемную двушку в стиле лофт я обустроил под себя. Меня вполне устраивала небольшая арендная плата и хозяйка, которая оперативно решала проблемы, когда что-то выходило из строя.

Около 22 часов я позвонил Алисе, но ее телефон уже был вне зоны доступа. Я проверил расписание самолетов, она наверняка уже улетела одним из рейсов. И все-таки, не находя себе места, я вновь отправился к дому Даши. Хотя не знал номер ее квартиры. Когда я подъехал, то вдруг увидел, что Даша стоит недалеко от подъезда, куда входила с Алисой, когда я привез их с дачи. Я вышел из машины и хотел уже подойти, но рядом с Дашей вдруг откуда-то оказалась женщина, которая говорила что-то на повышенных тонах. А потом крикнула:

– Да, виновата! Это ты накачала его наркотиками!

После этого она ударила девушку по лицу. Я подскочил и закрыл собою подругу Алисы, а женщина начала бить меня:

– Уже и защитника нашла! Ты убила моего сына, убила!

К женщине подбежал мужчина и попытался ее увести, а я обернулся к Даше и сказал: