Наизнанку

– И опять ты не совсем права, – качнул головой Хендрих. – Чародеи со Сканниге – редкие гости на борту любого корабля, а если уж и едут, то в Зеридан или Эфольхарт – там сосредоточены места силы. Да и к тому же чародеи сами по себе явление на Сканниге редкое, то ли дело друиды и знахари. В общем, если бы у вас тут или в Центре объявился какой-нибудь чародей с редкой рунической магией, то о нем всенепременно бы узнали. К тому же все пересекающие границы маги вносятся в отдельный реестр, а за последние два с половиной месяца таких чародеев въехало пять, а выехало всего четыре. Несложно догадаться, у кого из пятерых просочился срок пребывания в Империи и какой из них не вернулся на родину.

– Думаешь, это тот же самый, что пять лет назад? – отозвалась Ива, потирая виски.

– Не знаю. Сможем это проверить только тогда, когда его поймаем. И мне, Ива, очень пригодится твой ментальный дар. Чародеи со Сканниге – сильны, но против ментальной магии у них нет никакой защиты. Хоть с ног до головы рунами обвешайся.

– Если он тут уже был, то, должно быть, пригляделся ко всем в управе. Как минимум половину из тех, кто со мной работает, он точно знает. На рожон лезть не будет. Да и то, что ты явился за ним, тоже не пройдет мимо. Возможно, он попытается бежать.

– Бежать? Это в море, что ли? Нет, Ива, он не побежит. Сезон закрыт. Редкий корабль приходит со Сканниге, а на маленькой лодке далеко не уплывёшь. Ему теперь до весны ждать.

– Не радужная перспектива до самой весны тупо находить, – хмуро отозвалась Ива, отходя к мойке и собираясь помыть кружку. – Да и вообще, он затаится, я считаю. Ну, может, еще Ариссию выбросит к нам, чтобы избавиться от балласта, но сидеть будет тихо, он наверняка наслышан, как скоро вы способны найти всякого рода…

Ива не договорила: Хендрих мягко обхватил ее ладонями за плечи, целуя шею.

– Ты все такая же, лисенок…

– Хендрих, мы все обсудили, – глухо отозвалась Ива, внутренне жалея, что все-таки не согласилась на предложение Эльги пойти с ней.

Она ощущала его эмоции как свои, понимала, что все это время он просто сдерживался, а потому вел с ней задушевную беседу, отвлекая от чтения его состояния и поделился лишь той толикой важной информации, что мог сказать, всего лишь, чтобы, в очередной раз, подцепить Иву на ее любимую удочку: работу. Хендрих не был ментальным магом, но он прекрасно умел читать и узнавать слабости людей безо всяких способностей: этому его учили в Университете. Он просто насадил на крючок наживку, а Ива послушно ее проглотила.

– Обсудили? По-моему, ты так ничего мне толком и не объяснила. Да, я знаю, что ты была зла на меня за слежку и прочее, но я делал это исключительно ради твоего блага. Ты тогда только перешла сюда работать и мало ли, что могло с тобой случиться. Ива, я переживал.

– Твоя забота, Хендрих, хуже удавки. Не буду я сидеть дома и рожать тебе в год по ребенку, по-моему, это очевидно, – нервно фыркнула Ива, пытаясь выбраться из его объятий, но Хендрих лишь развернул ее лицом к себе и внимательно посмотрел в глаза:

– Я когда-нибудь говорил с тобой об этом? Если бы я хотел такую женщину, то я бы так и сделал. Что до моей заботы, то позволь тебе напомнить, как тебя чуть не зарубили топором в баре «Пять китов». Если бы не мои люди, упрямая ты лисичка, то сейчас бы ты лежала в земле.

– Это было оперативное задание и все было под контролем. Эльги внимательно следил за ними, а твои люди…

– Эльги? Это тот самый оборотень, что провожал тебя сегодня? Ну и что же он не учуял, что тебе собираются проломить череп? И как ты, ментальная ведьма, этого не поняла? Ива, я могу быть резким и неприятным, я согласен, но причинять тебе вред – ментальный или физический – я бы никогда не стал. Я знаю, как тебе важно чувствовать себя профессионалом, ну так и зачем мне тебя загонять к ногтю? Что я получу, если ты станешь послушной безвольной куклой? И, пожалуйста, оставь эти рассказы про то, что ты мне якобы не пара, для своих подружек. За винцом поохаете и поахаете, какой я мудак.

– Пытаешься выставить меня неуравновешенной истеричкой, которая сама не знает, чего хочет? – спокойно спросила Ива, пытаясь внутренне успокоиться и не выдать перед Хендрихом, что сейчас она желает лишь вытолкать его за дверь.

– Нет, Ива, – он качнул головой и серьезно посмотрел ей в глаза: – Я понимаю, что ты… Ты живешь в мягком уютном мирке, куда ты пускаешь лишь самых избранных, и до дрожи боишься показаться наружу, потому что там не очень приятная и дружелюбная обстановка: – Хендрих усмехнулся, плавно перехватывая Иву за подбородок и заглядывая ей в глаза, мягко улыбаясь, пытаясь словно бы успокоить ее: – Тебе не приятен не я и дело не во мне, тебе не приятна и страшна сама мысль, что можно доверить свою жизнь другому человеку и принять его. Ты всю жизнь живешь в панцире, потому что именно он служит тебе фасадом, за которым скрывается твоя неуверенность: – он мягко, переходя на шепот, коснулся кончика ее носа своим и продолжил так, чтобы слышала только она: – Я не знаю, что с тобой случилось за годы до нашего знакомства, но прошлое остаётся в прошлом. Если ты не примешь свое настоящее, в котором есть я, то ты не сможешь дальше жить. Весь жизненный опыт, Ива, дается через боль. Нельзя постоянно прятаться в панцире.

– Все сказал? – тихо спросила Ива, глядя ему в глаза, ощущающая лишь раздражение и сожаление. Но не своего, а Хендриха.

– Да, Ива. Я все сказал. Ах да, – он отпустил ее, отходя к двери, набрасывая пальто, – и, знаешь, комплекс замухрышки или как его еще называют «комплекс страшненькой подружки» тоже стоит отпустить, потому что ты лишь убедила себя в том, что ты такая, но на деле не являешься ей.

– Ну а теперь точно все или будут какие-то дополнения? – сложив руки на груди, раздраженно поинтересовалась Ива, сверля мужчину взглядом: – Наверняка, есть, что сказать…

– Брось, Ива. Сейчас в тебе говорит уязвленное самолюбие. Ты уж извини, если я был резок, но клин клином вышибают. До завтра.

Он закрыл за собой дверь квартиры, оставляя Иву в полной тишине со странным состоянием на душе, будто бы ее выдернули из теплой ванны на мороз. Она злилась на Хендриха, но, как не неприятно было это признавать, он был абсолютно прав. Ива почувствовала, как увлажнились глаза и защипало нос: никто и никогда не говорил ей таких вещей прямо в лицо. Она сама перетягивала это все внутри себя, в своих мыслях, но никогда не говорила даже с самыми близкими подругами об этом. Страшно было произнести все, что сказал ей сейчас Хендрих. От его правоты было только больней.

Ива вяло повернула ключ на три оборота в замке, медленно отошла к дивану, и легла на него. Несколько минут она лежала в полной тишине, а затем перевернулась на бок, вглядываясь в обивку дивана. Она не любила себя за такое состояние, но появление Хендриха и его слова выбили из колеи и теперь она всеми силами пыталась восстановится по тому методу, что рекомендовали профессора в Академии.

«Все хорошо, Ива, все хорошо. Да, он засранец, но он ведь сказал правду. Было бы хуже, если бы он произнес сладкую, но лживую речь. Ложь бы ты почувствовала и легче бы от нее стало. В чем же он виновен перед тобой? В том, что осмелился правду сказать? Так ты девочка уже давно не маленькая и не глупенькая, сама себе вещи похуже по сотне раз на день говоришь. Злись на него, сколько хочешь, но вот если бы ты была ему безразлична, то стал бы он ждать тебя, чтобы все это высказать? Не стал бы. Да он тебе не приятен: самовлюбленный, зазнавшийся нарцисс, его фамилия открывает перед ним почти все двери, но, он же ведь просто сказал правду. Ничего такого, что ты сама бы не знала.»

Ива медленно встала с дивана, немного поежилась от схлынувших с нее эмоций, а затем, тряхнув головой, направилась в душ. На душе мерзко скребли кошки, но Хендрих был прав от начала и до конца, а Ива, хоть и привыкшая к прямоте, все-таки, ощущала себя от его слов прескверно. Каждый их разговор с Хендрихом кончался на такой ноте, будто бы он – то единственное счастье в ее жизни, которое Ива могла бы иметь, и он, как истинный джентльмен, принимает на себя эту ношу. Их учили мыслить холодной головой, но все, что касалось ее собственной головы, а не чужой, с трудом поддавалось какому- либо управлению и здравомыслию.

«Ладно, хватит убиваться по его словам. В конце концов, нечто похожее мне недавно пыталась сказать Хельга», – подумалось Иве, и она принялась расчесывать мокрые волосы.

Лежа в кровати, Ива невольно подумала о том, что забыла спросить Хендриха о выписке из книги учета въезжающих. Наверняка, там хранятся все имена чародеев, въезжающих со Сканниге.

«Вряд ли Хендрих просто забыл об этом… Скорее всего, он давно проверил эту версию, и получилось так, что там ничего нет или имя фальшивое. Но, тогда как же он с фальшивыми документами въезжал? Они же легко находится во всеобщей картотеке, а на границе легко раскусывают даже самую умелую подделку… Чародей со Сканниге… Бред какой. Они никогда не убивали или…»

Ива не сразу поняла, спала ли она вообще или же всю ночь провела в тяжёлых раздумьях над делом, но часы уже давно пробили половину седьмого утра, а потому нужно было собираться на работу. Сколько себя помнила, Ива всегда успевала позавтракать, сложить себе обед и даже с вечера наготовить зелий, если того требовало задание. В этот раз она выпила пару ложек микстуры от головной боли, поморщилась от кислого вкуса и, накинув на спину тяжелый рюкзак, нехотя отправилась на работу. Воздух был холоден и чист, а домики тонули в предрассветных сумерках: зимой солнце быстро выходило и также быстро закатывалось за горизонт, погружая всё в темноту. Ива шла, глядя под ноги по главной дороге, размышляя над теми крупицами информации, с которыми вчера так великодушно поделился Хендрих.

По дороге Ива зашла в булочную, вспомнив, что за ней был должок перед Хельгой: две недели назад под предлогом выезда надо было ненадолго отлучиться для еженедельных медитаций. Единственная из всех практик для ментальных ведьм, которую Ива сохранила со дня выпуска из академии. Остальные были слишком затратными по времени, а раз в неделю можно было убежать в лес из-под зоркого глаза шефа.

В управлении стояла звенящая тишина, лишь кое-где в кабинетах горел свет, а потому Ива вздохнула спокойно: в последнее время всё чаще и чаще из центра приезжали с проверками, и шеф оставался на ночные бдения, после которых был в далеко не самом лучшем расположении духа.

– Доброе утро, – улыбнувшись, произнесла Ива, приветствуя Эльги, который уже успел налить себе кофе в неизменно огромную кружку.

– Привет-привет… – отозвался Волк и принюхался к пакету: – Булочки?

– Да, для Хельги. Мне нужно было отлучиться, а она прикрыла, – ответила Ива, сбрасывая рюкзак и расстегивая пальто.

– Для меня не найдется? – Эльги широко улыбнулся, и Ива, вздохнув, достала из пакета еще теплую булочку с мясом.

– Вот спасибо! А как вчера все прошло? Не пожалела, что я с тобой не пошел? – Эльги внимательно посмотрел Иве в глаза, но та лишь качнула головой и ответила:

– Нет, все в прядке. Хендрих в своем репертуаре, но мне удалось от него даже кое-что узнать по нашему делу.

– Ну надо же… – с набитым ртом отозвался Эльги, а затем, внимательно посмотрел на Иву и спросил: – Только не говори, что он по этому самому делу сюда направлен…

– По нему самому, – кивнула Ива, располагаясь за своим письменным столом. – Да, приятного мало, а зная Хендриха, даю тебе гарантию в сто процентов, что шеф наш взвоет через неделю после такого сотрудничества, а мы вслед за ним.

– Ну и что же он такое поведал тебе вчера? – осведомился Волк, отпивая из чашки, и стоило только Иве открыть рот, как он жестом прервал ее:

– Судя по стукам каблуков, сюда на всех порах несется Хельга, за ней неспешно Элис и… – чуть тише, – Эрих. Сейчас… Три, два, один!

Со скрипом распахнулась дверь в их кабинет, и, не сбавляя скорости, Хельга подошла к своему столу, по-хозяйски сбрасывая сумку на стул:

– Всем доброе утро. Булки мои лопаешь, а, Эльги?

– Ива, ты уверена, что она не ментальная ведьма? А то уж часто она стала с легкостью определять, кому какой кусок принадлежит, – подколол ее Волк.

На это Хельга только фыркнула, сбросила серебристую шубку, отороченную пушистым мехом, мельком глянула в зеркало у входа и опустилась на стул.

– Да тут семи пядей во лбу быть не надо: Иву я с булкой в зубах вижу только по великим праздникам, она у нас только овощи с вареным мясом ест, Элис мучным брезгует, предпочитая шоколад, Эрих вообще только мясо признает, а потому мои булки с печеньями таскаешь только ты.

– Браво-о-о… – протянул Волк, все еще ехидно улыбаясь, и добавил: – Может, ты к моим парням в отдел пойдешь? У тебя талант.

– Ой, отстань, а, – фыркнула эльфийка и деловито принялась изучать содержимое пакета от Ивы: – М-м-м, зериданский шоколад. Ива, если ты мне каждую неделю будешь такие отступные приносить, то я готова прикрывать твои походы в лес намного чаще.

– Ты ж на диете, – отозвалась, неслышно вошедшая в комнату Элис.

Старшая эльфийка, в отличие от своей соотечественницы, выглядела именно так, как описывают эльфов в сказаниях: бледная кожа, высокий рост, стройная фигура и бледно-голубые глаза. Скажи Иве хоть кто-нибудь, что эта изящная эльфийка не актриса или певица, а боевая ведьма, то она бы рассмеялась прямо в лицо.

– Еще одна! Вы что, сговорились сегодня? – обиженно надула губы Хельга, пряча пакет с вкусностями в нижний ящик, где, по обыкновению, хранила свои запасы.

– Нет, для меня ты всегда выглядишь прекрасно, – улыбнулся Эрих, входя в кабинет и располагаясь за столом. В ответ ему было дружное и дружелюбное хихиканье.

– Ну, а теперь, когда все в сборе, поведай-ка нам, Ива, что ты узнала от своего друга Хендриха, – попросил Волк, ловким движением стащив печенье из вазочки, стоящей на краю стола Хельги.

– Хендрих? – удивленно спросила Элис, внимательно оглядывая Иву. – Тот самый Хендрик Вольфхарт, от которого Свелке в последние месяцы на посту ссался в штаны?

– Не знаю, что там насчет недержания у Свелке, – качнула головой Ива. – Но да, это тот самый Хендрих Вольфхарт. Не смотри меня так, Элис! – раздраженно фыркнула девушка, отчего столкнулась с вопросительным взглядом Элис. – Извини, но ты уже вторая, кто на этой неделе расспрашивает меня о нем. Это к делу не относится. Относится лишь то, что тот, кто убил Викторию, начал свои дела не в Норфолке, а в Центре. Там уже несколько жертв. Сколько – Хендрих не сказал, но там крепко за это дело взялись. Как подозревает Тайная Канцелярия в лице Хендриха, убийцей является маг со Сканниге, обладающий рунической магией. На лодыжке одной из жертв обнаружили руну, а когда коронер коснулся ее льдом, то жертва рассыпалась в прах. Такой, что едва на спичечный коробок удалось наскрести. Предупреждая вопросы: нет, в списках пересекающих границы его нет, более того, он просрочил время пребывания и, по моему мнению, остался ждать здесь до весны кораблей со Сканниге с поддельными документами на руках.

С минуту все молчали, а затем Эрих задумчиво протянул:

– Чародей с редкой магией – дело дрянь, а если еще и серийный маньяк, то вообще… Кхм, совсем плохо. Руническая магия вообще следов не оставляет, мы его по заклинанию обратного действия никак не найдем. Можно до весны караулить.

– Плюсом со Сканниге выдачи нет… – задумчиво протянула Элис, помешивая ложечкой сахар в кофе: – Нам его не выдадут, даже если он половину города порешит.

– А если бы ты его встретила на улице, смогла бы понять, что это он? – неожиданно спросил Эльги у Ивы, на что девушка качнула головой:

– Если бесконечно сканировать фон, то, да, смогла бы, просто потому что у них нет от этого защиты, а руны всегда просят что-то взамен, потому что владение ими не является врожденным даром: ему обучают, а руническая магия очень требовательная, и ментальное поле от нее сильно страдает, а учитывая, сколько у него совершенных преступлений за плечами, то там не психика, а решето.

– Не думаю, что, грохнув с десяток-другой девиц, он остался ментально здоровым, – фыркнул Эрих, мотнув головой: – Кстати, если уж мы заговорили про твоего Хендриха, то он, вероятнее, к расследованию тоже будет подключен? Или же исключительно по линии Канцелярии, а мы, как всегда, на подхвате?

– Я не знаю, – Ива пожала плечами и посмотрела стопку листов, лежащих на краю стола: – Это только за вчерашний вечер?

– А то думаешь, – отозвалась Хельга, которая зорко бдела, чтобы Эльги не стащил у нее еще печенье. – Вчера такая странная дамочка приходила: говорит, я вам тут анонимку написала, а теперь передумала и хочу забрать, а я ей все говорю, что, женщина, анонимки у нас все равно в архив идут, а она все заладила: отдайте да отдайте. Тут зазвонил телефон, я отвлеклась, а она – хвать! – и утащила бумажку прям из-под носа. Я даже опомниться не успела!

– Вот так тебя утащат, а ты и не заметишь, – отозвался Эльги, отрываясь от бумажек, которые на его столе тоже высились приличной стопкой.

– Да ну тебя! И знаешь, Ива всё причитала, чтобы к тебе попала бумажка: мол, хочу, чтобы госпожа Ива Анвиель прочла, а я ей: «Ну так пишите на ее имя, какая проблема?» Будет вам еще сыскная уполномоченная анонимки читать, да потом по запаху выяснять, кто ж ей послания оставить изволил.

– Как выглядела женщина? Надушила своими духами послание? – спросила Ива, не сильно напрягая голову, чтобы порыться в воспоминаниях Хельги: одно про эльфийку она знала точно – она опишет любого человека с головы до пят в самых мелких деталях, только посмотрев на него меньше, чем полминуты.

– Ой, странно выглядела. Вчера ж пасмурно было, снег срывался, а она вся в шубу до пяток закутанная, на лице огромные очки черные, волосы… Ну, явно видно, что парик, причем не наш, не эльфский, черного цвета, перчатки кожаные, хорошие, с крупной строчкой на ладони. Узор, что ли? Ну не важно, главное, что перчатки приметные, шоколадного оттенка, да белыми нитками выбитые. Ну, видно, что из натуральной кожи, недешевые. И шарф у нее был белый вязаный. Крупной вязки. А! Еще, когда уходила, после себя такой противный запах жасмина в кабинете оставила, дышать невозможно! Пришлось проветрить.

– И вправду, какая странная дамочка, как посмела в шубе зимой ходить… – иронично протянул Эрих, на что Ива едва подавила улыбку, а Хельга вперила в него раздраженный взгляд и ответила:

– Да в очках на пол-лица была! Ну, на черта очки, если солнца нет, да еще и снег крупными хлопьями: стекла только залепит, а в помещении от тепла очки запотеют, и не видно ничего. Тоже мне – оперативный работник.

– Помнится, три недели назад ты купила ультрамодную и дорогущую тушь и на работу в очках ходила, чтобы от снега тушь не потекла, – заметила Элис, на что Ива все-таки не выдержала и хихикнула.

– Может, выглядела она вполне обычно, но вот то, что она меня знает и хотела лично мне послание оставить – необычно. В твоих воспоминаниях она какая-то встревоженная, дерганная, это так?

– Ой, да! Очень дерганная. Нервничала сильно. Будто она в этой анонимке, по меньшей мере, в убийстве сознается. Голос дрожал у нее. И тихо-тихо так говорила. Я едва смогла слова разобрать.

Ива помолчала, внимательно глядя на Хельгу, на что та закатила глаза и постаралась сосредоточиться на воспоминаниях, чтобы Ива могла увидеть всё своими глазами: в мозгу, как в калейдоскопе, быстро проносились кадры, Хельга не очень внимательно отнеслась к женщине, отвлекалась постоянно на телефон, а потом уловить нечто большее, чем уже сказала эльфийка, делалось невозможным.

– Хельга, если она еще раз придет, то попроси ее положить анонимку мне на стол. Сделаем вид, будто бы она сама у меня на столе появилась. Она очень нервничала.

– Ива, есть же предписание… – начала было Хельга, на что Ива улыбнулась и произнесла:

– У Хендриха наверняка есть еще зериданский шоколад… Он знает, что я его люблю, а я же могу поделиться запасами.

Хельга вздохнула, но кивком приняла предложение: сладкое она любила сильнее, чем правила.

– Вот так под натиском низменных удовольствий пал последний оплот следования предписаниям, – трагично отозвался Эрих, сдерживая смех.

– Отстань, а? – фыркнула Хельга и ловким быстрым движением шлепнула Эльги по руке: – Хватит таскать печенья! Брюхо растет.

Эльги лишь хохотнул, подливая себе еще немного кофе, наблюдая за тем, как эльфийка быстро прячет запасы в шкафчик стола.

Остаток первой половины дня прошел тихо и за бумагами. Уже ближе к обеду от количества прошений и ответов на них слезились глаза, а желудок упорно требовал заслуженный обед. Ива потерла глаза, чертыхнулась, вспоминая, что с утра накрасила ресницы тушью, и, подавив зевок, потянулась за столом. В их общем кабинете к полудню она осталась одна: все разбрелись по своим делам.

– Нет, все-таки нужно что-то поесть, – тихо сказала она самой себе и поднялась из-за стола, разминая позвонки, которые тут же отозвались хрустом.

В полной тишине Ива пообедала, глядя, как утреннее солнце давно скрылось за кучевыми серыми облаками, с которых мелкой крошкой сыпался снег. Она бесцельно смотрела в окно, прислушиваясь к шагам в коридоре, но, несмотря на обед, стояла странная и несвойственная тишина. Наконец, покончив с курицей, она обернулась на бумаги и вздохнула: меньше их не становилось. И снова отвернулась к окну, впадая в привычное для нее медитативное состояние: сама погода располагала.

– Привет, – тихо произнесли за спиной, отчего Ива, не ожидавшая ничего подобного, вздрогнула, едва не пролив на себя горячий кофе. В дверях стоял Хендрих: он деликатно прикрыл за собой дверь, а Ива хрипло выпалила:

– Будешь кофе?

– Нет, – он качнул головой и будничным тоном продолжил: – Твой шеф меня напоил им по самое не хочу, пока обсуждали дело. Кстати, теперь ты и я работаем вместе… Ну и весь ваш отдел, соответственно.

– Что же так без энтузиазма? – не удержалась от подколки Ива, а затем спросила: – Может, расскажешь, сколько у вас убил этот массовик-затейник? Я не понимаю его мотивацию двигать сюда, в Норфолк. На торговый корабль его не возьмут, они вообще попутчиков не любят, даром, что он свой, а пассажирские заходят в Нэрине.

– Он нелегал, Ива, – пожал плечами Хендрих, подойдя к ней ближе. – За очень крупную сумму его возьмут на любой, даже полуконтрабандистский корабль, а их здесь немерено, толку-то с того, что лицензию им выдали: как возили всякие порошки интересного действия, так и возят. Для лечения, конечно.

Ива ничего не ответила, а лишь постучала подушечками пальцев по горячей стенке чашки, а затем спросила:

– Зачем пришел?

– Сказать, что работаем теперь вместе.

– Скромничаете, господин Вольфхарт?

– Говорю полуправду, – пожал плечами Хендрих и мягко накрыл своими ладонями ее. – Ива, прости за вчерашнее. Я был взвинчен… Ты извини, если я сказал лишнее, я понимаю.

– Брось, – Ива качнула головой. – Все хорошо, Хендрих.

– Может, пообедаем вместе? Или прогуляемся?

Ива помолчала, а затем утвердительно кивнула головой: откажи она сейчас Хендриху, тот бы непременно решил, что она все еще обижена за вчерашнее, но Ива и вправду не считала его сколько-нибудь виноватым. На улице было морозно и безветренно, лишь сыпался с неба снег. Они отошли в парк рядом с управой, и только там Хендрих, наконец, заговорил с ней:

– Ты согласилась… Не думал, что столь скоро получу от тебя индульгенцию.

– Я просто не хотела говорить при лишних ушах, – пожала она плечами. – Не удивлюсь, если Хельга догадалась, что ты пошел ко мне.

– Это та эльфийка, которая ест пончики у вас в приемной? – с улыбкой отозвался он, на что Ива прыснула: даже в святая святых Хельга умудрялась спрятать что-нибудь вкусное и при этом не получить от шефа нагоняй.

– Странно, как ей позволяется липкими руками трогать бумаги и есть в приемной, – сухо отозвался Хендрих.

– О, посмотрите-ка, в ком заговорило начальство, – со смехом в голосе отозвался Ива: – Сам-то давно перестал уминать булки на рабочем месте?

– Это разное, лисичка. Одно дело, если вы у себя в кабинете чаи гоняете, а другое, если в приемной уплетают пончики с карамелью, попутно принимая важные документы. Я не позволяю такого.

– Нисколько не сомневаюсь, – улыбнулась Ива, останавливаясь перед выключенным фонтаном, который венчала статуя, укрытая толстым слоем снега.

– Так ты не в обиде? Мне не нужно вымаливать прощение, а, лисичка? – Хендрих хитро сощурился, внимательно глядя Иве в глаза, на что та лишь фыркнула и отозвалась:

– Ни за что не поверю, чтобы ты, Хендрих Вольфхарт, вымаливал у кого-то прощение.

– Как видишь, я это делаю, – он улыбнулся и нежно взял ее за лицо двумя руками, отчего Ива не успела ничего сказать, а затем, наклонившись к ней, почти касаясь своим носом кончика ее носа, произнес, доверительно глядя в глаза: – Мне очень понадобятся твои таланты и помощь, лисичка, а после того, как мы закончим здесь, то мне очень понадобишься ты – целая и невредимая. Если тебе так нравится эта работа, то я могу похлопотать о твоем переводе в Центр, если же нет, то поедем вместе со мной. Ива, мои намерения серьезны как никогда, и я не хочу оставить тебя здесь, чтобы ты продолжила безрадостно ковыряться в трупах и выискивать, кто кого вчера по голове треснул бутылкой по пьяному делу. Тебе это не нужно и скоро надоест, поверь мне.