Донбасс. Дорога домой

Глазырин посмотрел в глубину подземного перехода. Где- то далеко на другой стороне дороги маячило мутное пятно.

«Метров пятнадцать» – определил Глазырин, представив ширину проезжей части. Прислушался. С той стороны по- другому, более глухо, слышались приближающиеся редкие выстрелы. Дых… дых…

– Ты что, туда? – спросил с некоторым страхом в голосе парень в очках с металлической оправой. Он угадал намерения Глазырина.

– Ухожу на ту сторону. Теперь ты остаёшься за старшего. Понял?

– Так точно! Буду за старшего!

– Тут, друг, по факту получается два стрелковых отделения. Почти взвод. Обязаны не допустить, чтобы вас повязали голыми руками. Не сбивайтесь в кучу. Растянитесь цепью по всему фронту. Ты лично наблюдай за этим проходом. Если буду возвращаться, запомни мой пароль «Кузня». Если не отвечу или назову другой, стреляй без промедленья. Усёк? И Глазырин полез, низко сгибая ноги в коленках. Когда оказался на противоположной обочине дороги, отметил, что одиночные выстрелы из автоматов не прекращаются. Более того, даже усиливаются, значит, приближаются и, казалось, раздаются почти рядом.

«Вот гады… Наступают, экономя боеприпас» – отметил Глазырин.

Неожиданно его охватила глубокая, безысходная одинокость. На этой стороне дороги опереться было совсем не на кого. Мелькнула мысль, что он – Глазырин – приближается к последним минутам своей жизни. В какой-то миг вражеская пуля отыщет в нем слабое место. Не поможет ни каска, ни «броник». И все. В черном полиэтиленовом мешке свезут его этой же ночью до ближайшего морга, а там путь в Сибирь – «двухсотым» в багажном отделении попутного самолета…

Но тут Глазырин как бы стряхнул с себя тяжесть сволочных мыслей, костяшками пальцев протер глаза, поправил сбитую на глаза каску, внимательно осмотрелся. До него дошло, что он находится под защитой – на дне водоспускной канавы, которая тянется сюда откуда-то сверху. Лежать удобно, но ждать, что появится кто-то сверху и прикончит одним выстрелом, Глазырин не мог. Нахлынувший до этого страх и мысли о смерти внезапно отступили.

Почему-то вспомнился боец Александр Матросов – человек из совершенно другой эпохи. Тот парень точно так же вышел на верную смерть, не надеясь на чью-то подмогу и команду. Знал своё дело и целенаправленно шел вперед до последнего своего вздоха. Глазырин понял, что проклятая «дээргэшка» – это дот на его личном счету, и он, во что бы то ни стало, обязан выйти на него и уничтожить. Ни второго, ни третьего не дано.

Глазырин почувствовал накатившуюся волну мести за старлея Ткаченка, захлебнувшегося в собственной крови, и за недокурившего сигарету водителя автобуса в камуфляжной форме.

Автоматные выстрелы приблизились вплотную. Только приподними голову – и увидишь скребущегося к дороге противника. Глазырина даже передёрнуло от мысли, что бандеровцы уже сумели обойти его, и кто-то из них хозяйничает в подбитом автобусе. Нет, такого оборота его ребята допустить не могли!

И в это мгновение левее, почти рядом с краем сточной канавы раздался взрыв, жахнуло намного сильнее, чем был хлопок на дороге возле автобуса. Глазырин еще плохо отличал взрыв пушечного снаряда от взрыва мины, но понимал, что в эту минуту никакое орудие не могло прийти ему на помощь. Значит, рванула мина. До него долетели мелкие комки земли и грунтовой гальки – они противно ударили по каске, бронежилету на спине и по икрам ног. Вскоре в свежем полевом воздухе докатился кисло-приторный запах тротила от взорвавшегося снаряда.

И вдруг почти перед собой он услышал голос. Глазырин замер. Но не от страха перед чужими людьми, а от того, какое слово произнёс тот голос.

– Вовчик, осторожней!

Всё перемешалось в душе Глазырина. Когда из темноты кто-то назвал его Вовчиком, он чуть не ответил: «Я всё делаю, как надо». Но Глазырин вовремя сумел разобрать последующие слова:

– Тут натыканы мины. Слыхал, как Мыкола полёг на одной из них?..

Теперь он понял, что перед ним настоящий враг. Через несколько мгновений обозначился не только силуэт головы приближающегося человека, но и докатилось его тяжёлое дыхание. Кто-то полз навстречу ему.

Глазырин понимал: сейчас его обнаружат. Он машинально прилип скулой к металлической рамке приклада. Целиться бесполезно. Мушка на конце ствола утопала в сгустившейся темноте.

Из глубины ложбины, видимо, тот самый Вовчик подал скрипучий голос. Глазырин разобрал и эти слова. «Как там у тебя, Корень?»

Вместо ответа Корень, вероятно, тоже прицелил глаз возле своего автомата, стараясь разглядеть, что это темнеет в нескольких шагах впереди него. Стрелять Корень не мог, обнаруживать себя раньше времени было не с руки. У русни за дорогой могли быть ручные гранаты. Не хотелось нарываться на дурацкую смерть, как это произошло с Мыколой. Корень был обязан уничтожить всех, кто скрывался сейчас возле москальского автобуса…

В это время, не доезжая до места, где разгорался бой, с одной стороны – от Луганска, с другой – со стороны фронта скапливался транспорт. Видно было, как на расстоянии каких-то двух сотен метров прибывали одиночные машины, останавливались и мгновенно тушили фары. Но там, наверняка, не было никакой силы, которая могла бы помочь, вступив в завязавшуюся перестрелку. Это понимали приблизившиеся почти к самой дороге диверсанты. У них был свой расчет – за оставшиеся несколько минут уничтожить представляющий интерес транспорт, забрать ценные вещи, документы, вооружение и отступить в недосягаемые места.

Глазырин старался угадать план наступающего врага. Он слился с землей и с автоматом. И краем уха уловил короткий звук, похожий на металлический щелчок, а, может, это был просто хруст сухой ветки. Глазырин медленно потянул на себя указательный палец, лежавший на курке. Он даже не осознал, что нажал на спусковой крючок.

Казалось, прошла вечность, как он безотчётливо поливал и поливал перед собой тёмное пространство пулями. И очнулся только тогда, когда понял, что у автомата опустел магазин. А ведь не прошло и одной минуты. Глазырин боялся, что не успеет перезарядить оружие, дрожащая рука нащупывала, но никак не могла ухватить новый магазин из тех, что находились у его груди. Еле успев вставить новую обойму, безрассудно кинулся в сторону, где находились бандеровцы. И неожиданно увидел, как безжизненно замер, заломив руку, Корень. Его автомат лежал на земле, а голова в каске уперлась в деревянный приклад. Метрах в трёх за Корнем, раскорячившись, сидел парень по имени Вовчик. Его лицо скрывала чёрная балаклава с тисненой челюстью человеческого черепа. Вовчик обхватил руками низ живота. При появлении Глазырина попытался поднять руки – мол, сдаюсь. На обеих кистях и на рукавах были видны черные пятна крови.

– Не добивай, братишка! – простонал Вовчик писклявым голосом.

А недалеко справа, в сторону убегающих к лесу, но отстреливающихся на ходу людей, летел заячьим скоком Терлеев. Он орал, охваченный радостью, словно больной, вырвавшийся из психлечебницы.

– За Родину! За Сталина! – кричал обезумевшим голосом Терлеев. – Бьем и гоним сучьё поганое до самого Берлина! Урр-ра!

Вслед за Терлеевым вприпрыжку бежал его большеносый напарник и тоже выкрикивал «ура, ура!», притормаживал, стрелял короткой очередью вслед убегающим диверсантам и снова с диким криком летел, стараясь не отстать от Терлеева. Глазырин остановился. Понял, что дальше соваться некуда, более того, опасно. В эту минуту он увидел, как, рассекая возникшую напряжённость, со стороны фронта к их автобусу подкатила «бэха» – боевая машина пехоты. Из неё выскочили солдаты и в темпе перемахнули на эту сторону дороги.

Глазырин даже не сообразил, как быстро первые из них оказались возле него.

– Ты чей? – спросил худой скуластый лейтенант, когда увидел возле ног Глазырина двух поверженных диверсантов.

– Я наш! Мы наши, товарищ лейтенант! – то ли от радости, то ли от неожиданности выпалил невпопад Глазырин и, поняв свою оплошку, добавил. – Рядовой Глазырин, направляюсь из учебки к месту будущей службы!

– Молодец Глазырин! Считай, что службу уже начал. Хорошая обкатка, – и уже своему подразделению, – стоп, ребята, теперь они рассеются. Наверняка, в лесу расставили растяжки. С утра сапёры займутся этим районом.

Подошёл, прихрамывая, Терлеев. Увидев его, лейтенант вскинул брови:

– А тебя какой леший занёс в эти края? Ты ж вроде как по ранению…

– Вроде как да. Только пришёл срок возвращаться к своим ребятам. Как там, товарищ лейтенант, наши пацаны? Все целы?

– Задавай вопросы по моему званию. Я тебе не генерал Конашенков. Доберёшься – узнаешь из самых первых источников.

Постоял, подумал, добавил:

– Ваших парней сейчас наш транспорт заберёт, а у нас на «бумере» найдётся три свободных места. Не возражаете прокатиться?

Терлеев с теплотой посмотрел на Глазырина, потом глянул на носатого напарника с лейкопластырем на переносице и вроде как приказал ему:

– Гена, ты тоже поедешь с нами!

Вышли на дорогу. В кузове грузовика лежали тела Ткаченка, водителя автобуса и ещё двух солдат, которых ни Терлеев, ни Глазырин не знали. Старшего лейтенанта положили у самого борта. Лицо его было неестественно белым, веки плотно сомкнуты. Зато в губах появилось странное выражение, похожее на улыбку. Казалось, старлей был рад, что теперь у него никто на свете не перебьёт его долгий сон.

Женщина в форме сержанта медслужбы перевязывала ногу парня с рыжеватыми усиками. Попутно приговаривала:

– Потерпи, миленький! Потерпи! Скажи боженьке спасибо, что так отделался. Через неделю забудешь, в какую ножку ранило.

– А что делать с патронами в ящиках? – раздался чей-то знакомый голос.

– Этот товар, считайте, мы экспроприировали! – заявил лейтенант с «бэхи». – Зарубин, организуй мероприятие!

Мимо в двух направлениях пошли редкие потоки машин. Протарахтел невесть откуда оказавшийся в этих краях строительный кран. Торопливо проскочили отставшие от «Авроры» машинёшки во главе с забрызганным вдрызг «шишариком». Водители и редкие пассажиры пялились через стекло – хотели получше разглядеть, какой сыр-бор здесь только что разгорелся.

Все спешили по своим делам. Из-за дурацкой стрельбы и заварухи им несколько минут пришлось проторчать на перекрытой дороге.

Наталья Литвиненко. НАЧАЛО ВСЕГО

…Что такое мир? Я вам расскажу, что такое мир…

Российская таможня. Возле самого здания, где стоят проходящие автобусы для всяких манипуляций над ними, носятся ласточки. Мимо людей, между автобусов. К дождю? Зря я зонтик выложила? Да нет. Дело в том, что там установлен относительно низкий навес, и под ним прилеплена тьма-тьмущая ласточкиных гнезд, совсем низко. Рукой не достать, но можно смотреть фактически в упор. Я и смотрела, уронив челюсть.

Как же жаль, что нельзя заснимать на таможне! Уже стоим на выходе из здания, уже собираемся на автобус, вижу – на фонарном столбе сидит шото. Шото сидит гордо. Орел? Беркут? Привлекаю внимание других, кто поглазастее.

– Да ворона.

Да какая ж ворона, оно крупное. Мужик говорит:

– Дятел.

Не сразу в голове щелкнуло, что шутка. Начинаю лихорадочно перебирать варианты – как дятел? Желна? Дятел так не сидит!

– Да ворона, — опять же утверждает мужик. Отшутилась:

– Сразу видно, что ворона на таможне работает, основательно так сидит.

Но там не только ласточки и орланообразная ворона, которая не дятел, не пугливые. Еще не подъехали к таможне, стоим, немного ждем. Смотрю в окно. О, трясогузка? Нет, цвета воробья, светлее и, кажется, с хохолком. Не боится – ну не больше боится, чем наши трясогузки. Деркачик?

Посмотрю в инете. Степь, ввиду ее приграничного состояния, и давнего – непуганая, заповедная, и птица выходит к человеку. Синантропные птицы вон вообще – только что шапки с туристов не сбивают и гнезда в них не делают.

… А между двух границ, среди колючей проволоки – небольшой монумент со звездой, белым покрашенный, еще советского времени.

Хочешь мира — помни войну.

Мы въезжали в Россию, ерзая и волнуясь, 21 июня —

накануне 22 июня…

80-летия начала войны.

Июль, 4, 2014

Неделю назад, вечером, на площади перед ОГА (Областная государственная Администрация) звучали жалобные крики. Голубенок, слеток – мы выросли, но мы хотим кушать и перелетаем за мамой от подоконника к подоконнику Белого дома, не особо считаясь со званием и должностью сидящих в кабинетах деятелей. Пока мама снесла яйца, высидела, выкормила его где-то там, на дальних высотах – три раза взяли ОГА, произошло баррикадное бутербродное сидение, началась война… А мама всё сидела, а потом кормила.

И вот теперь оно за ней бегает, игнорируя как историчность и необычность момента, так и положение «прынца Белого дома».

Просто бегает, перелетает и орет.

Апрель, 7, 2014

Про донецкую весну.

У нас вчера революция победила. К двенадцати на площади Ленина собралось где-то двадцать пять тысяч человек, часа два-два с половиной помитинговали (выступало много ветеранов силовых служб, вообще людей военных), сожгли чучело Таруты. Потом традиционно пошли посмотреть на ОГА. Потом парни его внезапно взяли (внезапно для рядового митингующего) – отобрали щиты и пару шлемов у милиции, потом отдали.

Было заметно, что этот штурм, в отличие от двух предыдущих, готовился тщательно. Почти сразу привезли микроавтобус с портретом Сталина, покрышки, потом мешки с песком, потом опять покрышки. Витренковцы1 оперативно развернули озвучку. Собрали денег и сходили толпой, купили еду. Мужики по очереди сгоняли по домам, переоделись и поели, и вернулись дежурить. Люди понадевали маски на лица.

Сейчас вроде бы милиция учит ребят ходить со щитами.

Губаревцы2 с утра пораньше сходили – взяли СБУ. Это уже… или третий, или четвертый раз.

Была в перерыв на ОГА. Людей – море, флаги, хорошее настроение, плюс погодка поёт, и тепло. Слушала советский гимн – ну в конце-то концов услышала мелодию, под которую хочется стоять прямо, и которая волнует. После него жахнули Интернационал – революция же, без него никак.

Объявили независимость Донецкой республики.

На ступенях баррикады, обвитые колючей проволокой. Вынесены стулья, на них сидят, еще какие-то подушки и что ни попадя разложено по парапетам, и тоже сидят люди.

Хорошо!

С БЛАГОВЕЩЕНИЕМ, ДОНЕЦК!

Дальше должны быть только хорошие новости.

Про ночь с 15 на 16 апреля 2014

Инет – зло. Начиталась всякого про Краматорск и Славянск, решила, что без меня никак, рванула на ОГА – выяснять, будет ли автобус ополченцев на Славянск. В конце концов оказалась внутри – так поняла, что будет. Рванула домой, в спешке собрала рюкзак и переоделась. У меня в доме и так особого порядка не наблюдается, плюс ввиду всех военно-политических событий времени хоть минимально имущество раскидать нет – но тут я превзошла саму себя и оперативно устроила в спальне полный разгром. Потом, уже утром, слегка разгребла… Да, масштабный труд меня ожидает после нашей победы. Попугайчик уехал к соседям, кошек было обещано кормить. Рванула обратно к ОГА. Восемь-полдевятого вечера: народу на улице – море. Подходя, встретила Крестный ход: от пятидесяти человек, а то и все сто; шла до нужной дорожки вместе с ним. Выяснилось, что автобуса то ли не будет, то ли уехал без меня. Учитывая мою исключительную боеспособность и женский пол – неудивительно. Осталась дежурить: сначала было разместили на седьмом, потом переселили вниз на первый. Там ночь и провела.

Кроме меня, ещё одна девушка. Народ опытный, не первый день дежурит – по неделе. Слева от двери, на расстоянии ступеньки, на них навалена небольшая баррикада из мебели. Перед ней сложена одежда, пожертвованная гражданами. Там периодически кто-то что-то ищет. Баррикада отделяет как бы маленькую комнату, это и есть расположение небольшого отряда, который буду считать своим. У стены – одеяла, на них народ размещается спать-отдыхать. Стоят два или три банкомата стайкой, нерабочих, вокруг кресла, стол, стулья, огнетушитель даже, лежит-висит снаряга: каски, дубьё, броник. Бивуак гусар летучих…

С вечера обсуждали вопрос о том, трудно ли брать медведя на рогатину – комплекция некоторых мужиков располагает к таким обсуждениям. Что с нас взять, с москалей – сразу про медведей. Один из них (из мужиков, не из медведей) участвовал в операции «Анадырь»3 – отца моего не вспомнил, знаком не был.

У лестницы на верхние этажи – медицинский пост с лекарствами. Спросила у них что-то от пропавшего голоса, взяла «Лизак» – спасибо неизвестному кому-то, кто его принес! Большой телеэкран – слушаем по 112 каналу, какие мы сепаратисты и как нас уже победили. На стене – портретик Януковича, на нем шарфик с символикой ПР4 – похоже на икону, покрытую рушником. Висит большой флаг губаревцев, по бокам советские плакаты. Вообще, по стенам много чего навешано уже в холле – распечатки, листовки, сканы.

Сооружен ужин – бутерброды в ассортименте, рыба, кофе. Одноразовые чашки-ложки. «Кто последним встанет из-за стола, тот и убирает». На самом деле переточили пищу только к утру. Периодически забредает какое-нить огорченной тело: нету ли зарядки к такой-то марке телефона? И её или нет, или она внезапно есть. Потом следует ответный визит – зарядку- то отдайте

Чем ближе находишься к месту событий, тем менее волнительно и менее страшно: народ в ОГА исполнен спокойного оптимизма и здорового пофигизма. Три часа ночи: работает телевизор, народ бродит, кушает и треплется, на входе регулировщики грамотно разводят людей – вход и выход по очереди. Народу с дубьём и трубчатым боевым металлоломом в холле толпится много, мебель представляет собой некоторую защиту, входящих обыскивают и смотрят в сумки.

Около пяти-полшестого уже из динамиков гремит «Русский марш». Бедные жители окрестных домов – если можете, простите нас! Звуки с улицы внутри слышно плохо. Кто спит, кто бдит; выяснилось, что в кресле дремать неудобно. Камрад5 чинно следует бриться-умываться, потом начинает уборку в нашем углу расположения. В мешок уходят тарелки, объедки и пакеты из-под семечек.

По улице мимо палаток медиков ползет мусороубирательная машина со щетками – ей освобождают дорогу: поднимают переноску или какую-то длинную белую веревку. На столике в красной палатке уже лежат газеты.

Мыслила выйти во вторую смену – получила по шее от начальника.

Попугайчик вернулся из непродолжительной эмиграции.

Июль, 7, 2014

Первые похороны донецкого страйкбола.

«Вчера в районе Луганска (по моим данным, с местом могу ошибаться) попал в засаду и был расстрелян боевиками правого сектора наш боевой товарищ Кортес, вечная память тебе Костик пусть земля тебе будет пухом», – пишут мужики.

«Вчера» в этом тексте – это 4 июля. Похоронили 6-го.

Поминайте Константина (в страйке «Кортес»). Вспоминаются ежегодные «вьетнамские» игры.

Август, 24, 2015. 22:11:00

Человечность.

Не раз и не два видела в поселке поилки для животных. Около ДК на Смолянке, под магазином, ещё где-то. Рядом с расположением тоже есть своя общепоселковая собака – сама подливаю воду в такую поилку. «Цыганцыганцыган-цыган, на».

И вот какое соображение выскажу. Начну издалека. Еще задолго до войны в кругу моего общения была мысль о том, что ЧТО-ТО будет – вскоре или потом, но будет. Каждый готовился в меру своего разумения и возможностей. В сетке читались выживальщические сайты, их советы учитывались. Накупите консервов, почините зубы, учитесь стрелять – желательно с левой и правой изготовки. В квартире, дома, стоит угольный самовар с трубой, угольный утюг и т.п. как памятник того периода в моей жизни.

И вот постапокалипсис настал…

Нет, меня все-таки Бог помиловал: зимовка у печки, дрова и уголь, есть довольствие, относительно редки обстрелы (не бубухалки постоянные, а именно по нам прилеты). Кто-то в городе вообще жил как жил, с центральным отоплением. Вот когда зимой в Углегорске люди сидели по холодным подвалам без еды – вот это был постапокалипсис! Но там советы выживальщиков вряд ли помогли бы. Там выживать без проблем, наверно, только некий лютый спецназовец бы смог, а не бабулька под тремя одеялами.

Из рукопашки пригождается только умение падать. Из страйка и рекона6– форма, я в ней и сейчас хожу. Привезла из дома штаны «на партизана» на Великую Отечественную, любовно подобранные и купленные в Инете, и партизанила в них всю зиму. Навык работы автоматом с двух рук парни, вышедшие живыми из-под Ямполя, а до того сидевшие в Славянске, откровенно высмеяли. Добро пожаловать в реальный мир… Великое знание о том, как правильно штурмовать лестницу снизу, подчерпнутое из Инет-роликов, не пригодилось. Как и знание о штурме лестницы сверху.

Вообще все эти советы не учитывают такого просто реала, как обстрелы. Накупил ты правильной еды, фонариков на солнечных батарейках и т.п. и сидишь на сундуке сокровищ… И тут прилетает снаряд – и все твои запасы идут прахом и дымом. Хорошо, если сам жив. И зубы опять наверняка чинить придется. Наталья Литвиненко. Начало всего

Со здоровьем вообще творились чудеса. Я, хронический гайморитчик, постоянно замерзая, порой в мокрых носках сутками – за всю зиму не заболела ни разу. Уже ближе к весне посвистела носом… Зубы болели, до крика – выключались только по молитве. Но выключались, я свидетельствую.

В целом, все оказалось так и не так. Возможно, у каждой горячей точки или даже местности свое лицо… Так что не надейтесь только на чужой опыт – все будет так, да не так.

Но главное, чего я, собственно, разговор и завела, перейдя с собак на выживальщиков, во многих книгах, на сайтах речь шла о том, что люди непременно озвереют. Почитайте того же

«Мародера» Беркема, классическую книгу этой темы. Вроде и события в Новом Орлеане на то намекали…

Они ошиблись.

Мы остались людьми.

Об этом каждая бродячая собака в поселке знает.

***

…Возвращение? Ты ушёл в ополчение в одной стране, пришёл в другую и теперь осторожно разбираешься с бытом. Супермаркет – большой, яркий, громкая музыка, и… и я забыла, какие полки в каком порядке. Забыла, где искать. Обратно привыкаешь к продуктам…

Вообще, много чего забыла после ополчения. Стою на антикварной барахолке и смотрю на портсигары – там Илья Муромец с богатырями и т.п. и не могу вспомнить, какого они временного периода! Реально! Потом уже вспомнила, что послевоенные.

…Продолжила разгребать зал в квартире, начала спальню.

Наведу порядок, вернусь домой…

Попробовала воду. Вода есть! В ванной только горячая, в кухне только холодная. Аааааа!

Я забыла, какие у меня были проблемы до войны! Подумала даже, что надо бы купить новые краны.

Газ не пробовала.

Вкрутила пробки – свет! В ванной зажегся, в зале.

И вот я вся в трудовом процессе, и тут мне позвонили, что сделали паспорт ДНР! Ура! В конце- то концов, подала 11-го декабря, сделали 27-го апреля. Ещё чуть-чуть и полгода....

Но тема же в том, что можно, получая паспорт ДНР, сразу подавать документы и на Россию! Все нужные бумажки уже получены, даже в целом сложены, нужна только справка о том, что я работаю вот там-то.

Забрасываю уборку! Звоню на работу, мне сбрасывают телефон отдела кадров, там девчонки обещают сделать справку, как только начальство придёт с планерки. Говорю им, что люблю все человечество и начинаю с них!

Рванула на работу за справкой и прочими документами, которые тоже лежат там. Хватаю все, чухаю в миграционку. Жду под дверью. Получаю свой паспорт!

Но тут заминка, уже с российским. Дело под вечер, и уже никто не хочет браться начинать сбор документов на российский. Одна сотрудница против, вторая…

Подала на российский третьей. Я фамилий не меняла, мужьями не обзавелась и т.п., папочка документов куцая. Забрали оные, выдали квитанцию на оплату – я хочу и загран, ибо неизвестно, что и как пойдёт за эти пять лет. Мне сотрудница сказала, что позвонит после – ибо уже поздно, и заполнить все бумаги явно не успевает – чтобы я донесла ксерокопию свеженького паспорта ДНР и оплаченную квитанцию.