Колье потерянной любви

– Хотя большую часть ты все равно будешь проводить не в центре этой суматохи, – разрезает тишину в моей голове мягкий голос Камеллы. – Все-таки наше место в другом корпусе, где мы изучаем новые объекты, поступившие к нам.

– Ты, я смотрю, тут бываешь намного чаще, – замечаю я.

– Ну, просто у нас обстановка нудная и… такая рабочая, – брезгливо протягивает девушка. – Кстати, отдел Древней Греции и Рима есть на нулевом и первом уровнях, – между делом добавляет Камелла.

Я киваю, пытаясь впитать информацию, хотя прекрасно понимаю, что из-за эмоций не смогу запомнить ни слова Камеллы, – но я хотя бы постараюсь.

– Я сейчас проведу тебя до кабинетов сотрудников, где и выдам все документы. Также покажу тебе места, куда складывают только появившиеся, неизученные, то есть рассортированные, готовые на изучение, изученные и готовые на показ экспонаты, но все это практически в одном кабинете, так что не переживай. – Камеллу, видимо, забавляет мой ступор, раз она дает мне так много информации, хотя, уверена, прекрасно понимает, что я смогу запомнить лишь то, где находятся массивные двери на выходе.

Я иду, оглядываясь и удивляясь древностью нашего мира – столько всего существовало даже до появления человека. И как они смогли сохраниться до наших времен? Чудо – ничто иное. Лишь оно смогло сохранить структуру камня, на котором человек разумный впервые опробовал письмо.

Вдруг Камелла останавливается, из-за чего чуть ли не врезаюсь в девушку. Я недоуменно смотрю на нее, но понимаю, что ее взгляд устремлен куда-то вперед. Поднимаю глаза и поражаюсь случайностью, которая почему-то произошла именно со мной.

– О, а это Патрик Джонс, наш средний сотрудник, – восхвалено произносит Камелла, похлопав мужчину по плечу и обкатившись об него локтем так непосредственно, что тот даже не обратил на это внимание.

Мужчина непринужденно оглядывает меня, а потом заинтересованно останавливает взгляд на моем лице. Но я уверена, что моя гримаса выражает не меньше удивления. Я сразу узнаю голубизну глаз мужчины и его темную шевелюру, которая не так старательно уложена, чем в прошлый раз. Патрик улыбается, обнажая белые зубы, и скрещивает мускулистые руки на груди, не скрывая своего удивления.

– Тот Патрик, с которым так хорошо ладит Сюзанна? – наивно спрашиваю я, не отводя взгляда от, признаюсь честно, приятного на вид мужчины, которого совсем недавно чуть ли не сбила с ног. – Хм, забавно.

– А вы разве знакомы? – удивленно спрашивает Камелла, одаривая взглядом то меня, то Патрика, который совсем не обращает внимания на детский интерес девушки.

– Не совсем. Просто недавно мы столкнулись в магазине, – иронично объясняет Патрик, говоря о «столкнулись» в прямом смысле.

Лицо Камеллы сразу расцветает, будто она узнает о женитьбе друзей, которых лично познакомила. Она мне кажется слегка инфантильной, но это ей явно идет.

– Вот же совпадение! – восклицает Камелла, хлопая в ладоши.

– А вы?.. – произносит Патрик, с надеждой смотря на меня.

Я только открываю рот, чтобы представиться, как меня перебивает Камелла:

– Ой, это Джулия! Джулия Франческо, наша коллега.

Удивление накрыло Патрика второй волной. Естественно, он не ожидал такого поворота событий!

– Ну тогда принимайте мои поздравления, Джулия Франческо, – с обворожительной улыбкой произносит мужчина.

Я киваю и добавляю, даже совсем не подумав:

– Я бы хотела попросить без формальностей. Просто Джулс.

Я перевожу взгляд с Камеллы на Патрика, чувствуя резко появившийся страх того, что мои слова сейчас засмеют. Все-таки Патрик, как оказалось, выше меня с Камеллой по должности, поэтому может показаться неправильным то, что я хочу обращаться к нему – словно к другу! Из-за этого я, незаметно для себя, начинаю теребить край ткани синей юбки, но потом быстро одергиваю руку, поняв, что вокруг много людей.

– Как скажешь, Джулс, – не подавляя усмешки, произносит Патрик, наконец взглянув на Камеллу, которая с восхищением смотрит на происходящее.

Но ее лицо искажается в ужасе, и она вытаскивает из кармана своей серой блузки мобильник.

– Черт, уже двенадцать! – восклицает она, с ужасом смотря на экран телефона. – Патрик, пожалуйста, покажи ей тут все, мне нужно бежать!

– Что? – с недовольной гримасой растерянно спрашивает Патрик, разводя руками в возмущенном жесте. – Но…

Камелла умоляюще смотрит на мужчину, слегка теребя его за плечо, словно та уже готова бежать, и не дает Патрику сказать ни слова, как бросает на прощание «спасибо» и растворяется где-то в длинном коридоре. А мы с Патриком стоим в центре зала, непонимающе глядя друг на друга и подавляя еле заметную неловкость, которая возникла еще при встрече. Когда он медленно переводит взгляд на меня, поднимая густые брови, я больно закусываю губу.

– В принципе, я могу сама… – начинаю я, указывая рукой на вход в другой зал, но Патрик заставляет меня замолчать, протестующе подняв руку и сказав:

– Нет-нет, Джулия, я сейчас свободен, – пожимает плечами он.

– Но я, наверное, все равно тебя отвлекаю.

– Не волнуйся! Пойдем… – Он поворачивается спиной ко мне и, усмехнувшись, бросает напоследок: – Только, прошу, не сбей никого.

Я закатываю глаза, уверенная, что Патрик этого не видит, и иду вслед за ним.

Около получаса мужчина водит меня по залам музея, рассказывая о самом важном. К моему удивлению, его грубый голос так приятно слушать, что порой я замедляю ход и мечтательно смотрю по сторонам, отчего несколько раз чуть ли не врезаюсь в посетителей, что очень забавляет Патрика. Но несмотря на некоторые неприятные нюансы, мини-экскурсия от голубоглазого мужчины мне понравилась, потому что его монологи были не то чтобы интересны, они были профессиональны, что я очень оценила, ведь не хочу всю жизнь быть младшим сотрудником, а его речи я запомнила даже лучше, чем Камеллы. Может, он по профессии преподаватель, предположила я, но ответа на это знать не очень хотела, потому что не желала, чтобы Патрик подумал, будто мне интересна его жизнь, – эти слова могут показаться грубыми, но я, наверное, просто не хочу признавать того, что мужчина очень привлекателен. Хотя он сам порой задавал вопросы скорее личного характера, нежели профессионального. Но на них я отвечала не развернуто, а очень скудно, постоянно обращая свое внимание на древних статуй. Каждый раз вдохновлено вздыхала, на что Патрик улыбался; видимо, тот ценит такое отношение к работе. Интересно, а чем для него является музей?.. Я помотала головой, отбросив эти мысли, которые мне совсем не интересны!

Видимо, показав мне все красивые места, которые предназначаются для посетителей, Патрик повел меня в более безлюдный корпус, где снуют туда-сюда люди с бейджиками, а некоторые в белых халатах.

– А это наше рабочее место, Джулс, – поясняет Патрик, подойдя к письменному столу и начав перебирать какие-то бумаги.

Я оглянула огромный кабинет с белыми, скучными обоями и ослепляющей лампой наверху, из-за которой я зажмурила глаза. Пол такой же бледный, а пустоту комнаты заполняют книжные шкафы, хотя по помещению все равно разносится небольшое эхо. Кабинет какой-то безжизненный, словно совсем недавно обустроенный, но что-то мне подсказывает, что работники проводят здесь не очень много рабочего времени. Теперь я начинаю понимать слова Камеллы.

И в подтверждение моих слов Патрик произносит:

– Не обращай внимания на унылость этого место. – Он обворожительно улыбается, из-за чего я почему-то немного смущаюсь. – Мы, научные сотрудники, основное время проводим в лаборатории или хранилище, где изучаем экспонаты и помогаем им хоть как-то возродиться. Ну, найти их место происхождения и, по возможности, узнать их историю, – поясняет Патрик. – А вот и документы, – протягивает он, подойдя ко мне с папкой, на которой прикреплена бумажка «Джулия Франческо», и протянул ее. – Там все карты, описания и прочее.

Я благодарно улыбаюсь и, чуть не уронив бумаги, кладу их в свой портфель. Заметив, как довольно улыбается Патрик, я спрашиваю, непринужденно оглядывая кабинет, который на самом деле меня уже не интересует:

– Получается, один из этих столов будет моим?

Патрик кивает и подходит к пустому и одинокому столу, на котором, как мне показалось, даже есть небольшой слой пыли.

– Вот здесь, рядом с Камеллой, – произносит мужчина, показывая одной рукой на уже мое рабочее место и заваленный кипами бумаг письменный стол.

– А можно я сейчас загляну в хранилище? – спрашиваю я, мечтая о том, чтобы посмотреть на экспонаты, которых нет даже в музее.

– Конечно. Я тебя провожу.

– Спасибо.

После мы выходим из кабинета и Патрик легкой походкой, странно взглянув на меня, бредет куда-то дальше по коридору. Мои каблуки громко стучат, отчего кажется, будто очень тихо, хотя вокруг ходят люди, оживленно что-то обсуждая и катая маленькие тележки, на которых лежат предметы, укрытые белым полотном. Я то и дело пытаюсь заглянуть в открытые двери, но вспоминаю про Патрика, который из-за меня тратит свое свободное время, поэтому послушно шагаю за ним, пытаясь не отставать, хотя наша разница в росте не позволяет этого сделать, из-за чего мужчине приходится замедлять шаг. Но когда мы, наконец, приходим, я ускоряю шаг втрое, потому что перед моими глазами возникают сотни экспонатов, еще не выставленных на полки музея для всеобщего восхищения. Куча маленьких фигурок, древних камней и рукописей покоятся на полках и ждут своей очереди. Яркий свет позволяет рассмотреть их глубокие трещины, подтверждающие древность этих предметов. Все кажется таким хрупким, будто одно касание может погубить их, хотя мне все равно так хочется дотронуться до шершавых поверхностей, провести пальцем, но я не позволяю себе этого сделать, понимая, чем мой порыв может обернуться. Поэтому я просто иду вдоль полок, чувствуя трепет в груди. Но неожиданно для себя резко останавливаюсь и таращусь в одно место, будто вижу привидение. Былой трепет почему-то превращается в неприятную дрожь, словно я испытываю страх, хотя сердце бьется с былой скоростью.

– Кстати, здесь хранятся только появившиеся, неизученные и готовые на показ экспонаты. А готовые на изучение и уже изученные в другом помещении, – говорит Патрик, но его голос, постоянно прерываясь, эхом разносится у меня в ушах, словно неисправное радио.

– Какая красота, – шепчу я, не обращая внимания на громко говорящего мужчину, и приближаюсь к стенду, на котором аккуратно расположено колье.

Такое красивое и блестящее, заставляющее восхищенно ахать! Первым в глаза бросается большой розовый сапфир (карат тридцать, не меньше!) в виде сердца, которое обрамлено десятками маленьких бриллиантов. Помимо этого, колье украшено синими сапфирами цвета моря, они переливаются с крошечными белыми бриллиантами, которые похожи на первый снег в декабре. Некоторые камушки уже потерты и потеряли свой блеск, но даже несмотря на это, глаза ослепляет их красота. Будто сама природа сделала это колье и наделила его особой силой.

– Нравится? – подойдя ко мне, спрашивает Патрик.

Я, будто выйдя из транса, моргаю и резко киваю, словно душевно больная. Мой жест странно забавляет Патрика.

– Только вчера выловили это сокровище из Северного моря, – начинает рассказывать Патрик, но почему-то останавливается, наблюдая за моей реакцией. Когда я заинтересованно поднимаю брови, тот продолжает: – Позвонили какие-то рыбаки, сказали, что нашли это колье в своих сетях, которые были расставлены довольно далеко от берега. Видимо, принесло течением, объяснили они.

– Какие порядочные оказались, – ухмыльнулась я, рассматривая голубой сапфир, изуродованный глубокой царапиной, которая вблизи очень заметна. – Мне кажется, любой бы на их месте просто забрал себе да продал это колье.

– Но это незаконно!

– Разве кого-то это останавливает?

Патрик будто машинально пожимает плечами и отходит от меня, рассматривая что-то в другом месте. Я продолжаю стоять, желая запомнить угол каждого камня, будто от этого зависит моя жизнь.

– А неизвестно, в каком году оно попало в море? – в нездоровом любопытстве спрашиваю я, кивая на колье.

– Примерно с 1820 по 1870. Пока точнее установить не можем, потому что основные работы начнутся только завтра. К тому же, – громко добавляет Патрик, – вряд ли такую дорогую вещь просто выкинули бы за борт как ненужную. Возможно, где-то есть потонувшая шлюпка или же что-то побольше. Но во всяком случае, у этой безделушки наверняка интересная история.

Я согласно киваю и отхожу от стенда, когда краем глаза замечаю уходящего Патрика. Плетусь за ним, напоследок посмотрев на колье, которое здорово меня заинтересовало. Поверить не могу, что я буду работать с подобным!

– Патрик, – спрашиваю я, догнав мужчину, – а кто будем изучать это колье?

– Ну, как обычно, историки, лаборанты, подключится, наверное, местный геммолог… И я.

– Ты? – удивленно спрашиваю я.

Патрика, кажется, обидела моя реакция.

– Джулия, я почти что старший сотрудник, поэтому имею отношение ко многим здесь происходящим вещам, – с некой иронией произносит Патрик. – К тому же я уже сказал, что история, я уверен, у этого колье интересная.

– А я? – с надеждой спрашиваю я, обогнав Патрика. – А я тоже буду… изучать его?

Мужчина тепло улыбается, будто утешая.

– Прости, Джулс, но ты даже дня не проработала… А это колье слишком ценное, чтобы отдавать его новичкам.

Я хочу еще что-то сказать, но решаю замолчать, потому что и вправду прошу слишком многого. А Патрик, как я смею предположить, очень хороший человек, поэтому я не хочу ставить его в неловкое положение, уговаривая на авантюру, которая выйдет ему боком. Поэтому я решаю просто попросить его, если что-то выяснится об этом колье, рассказать мне. Но к сожалению, я делаю это у себя в голове, почему-то не желая просить об этом Патрика именно сейчас. Будто мне неловко это делать, пока я его совсем не знаю…

Так как Патрик мне рассказал абсолютно обо всем и показал какую-то часть музея, – полностью музей обойти нереально, так как он настолько необъятный, что потребуется более двух дней на его изучение, – мы идем к выходу из музея. Он провожает меня, вновь пошутив, чтобы я никого не сбила. Я не обращаю внимания на его колкости, опасаясь того, что он и дальше продолжит пускать едкие шуточки, которые меня совсем не забавляют. Поэтому я прерываю его вопросами наподобие: «Ты знал об этой истории?» или «Этот экспонат часто хотят украсть?»

Когда мы, наконец, доходим до огромных дверей, которые открываются новым посетителям, приходит время прощаться.

– До завтра, Патрик, – робко произношу я.

– Не заблудись, Джулс! – С чего он вообще взял, что я теряюсь?!

Я скрываю свое недовольство и дружелюбно улыбаюсь. Мне почему-то хочется еще раз заглянуть в гамму голубых глаз, от которых исходит какая-то прохлада синего моря. Они такие красивые и знакомые, будто я видела водоем с точно таким же темно-голубым отливом. Какая нелепость, подумала я и, медленно развернувшись, пошла ближе к дороге, попутно вызывая такси, ведь экономить мне уже не нужно.

Всю дорогу я, к своему удивлению, думала не о музее и долгожданной экскурсии, а о Патрике, который теперь в моих мыслях ассоциируется с началом карьеры в Британском музее – все-таки именно он познакомил меня с бытием музея, а не Камелла, убежавшая куда-то по делам. Хотя к девушке я испытываю странные чувства – вроде бы она очень даже милая и дружелюбная, но могу ли я конкретно судить о человеке, которого вижу во второй раз? И чтобы не разочароваться в будущем, я перестаю думать о ней как о подружке, с которой буду пить кофе в обед и сплетничать. Но, признаюсь честно, я очень хочу обзавестись в Лондоне не просто знакомыми, а настоящими друзьями, с которыми могу поговорить по душам. Все будет, успокаиваю себя я, просто нужно подождать! И чтобы отвлечься от этих мыслей, я смотрю в окно, огорченно вздыхая и замечая, что на небе ни одного просвета и что дождь льет еще сильней, чем утром. Эта картина навивает тоску на меня, но я пытаюсь найти где-то внутри свое одобрение или хотя бы намек на него, ведь привыкнуть к этой погоде уже пора, иначе я так и буду печально смотреть в окно, словно брошенная чихуахуа. Для еще большего эффекта я открываю окно, и в нос проникает мягкий свежий воздух города, от которого хочется закрыть глаза и уснуть. Звук радио, откуда доносится мужской хриплый голос, прерывают тяжелые капли, все-таки заставляющие меня закрыть глаза. Я чувствую их прохладу, которая одновременно освежает и расслабляет, словно приятная маска для лица. Решив, что ветер недостаточно сильно теребит мои волосы, я высовываю голову из окна, – со стороны это, наверное, выглядит нелепо. Но мне все равно, как я выгляжу, потому что именно сейчас, чувствуя холодные капли на лице и лондонский сильный ветер, начинаю понимать суть Лондона – особенности его климата и аромата, витающего в воздухе. Это расслабляет, но также и заставляет двигаться, словно после сильного энергетика. И, продолжаю думать я, это не унылая погода, а просто дождь, смывающий всю грязь и плохие эмоции, которые оставили люди, и приносящий с собой радость и силу – именно это я поняла всего за минуту. Видимо, только по-настоящему влюбленные в Лондон люди смогут понять и принять настоящий город. И, похоже, я именно из тех людей…

Машина резко останавливается, и я, даже разочарованно выдохнув, расплачиваюсь с водителем, после чего выхожу из машины, прикрывая голову чемоданчиком и ускоряя шаг чуть ли не до бега. Может, я и полюбила дождь, но вот промокнуть в планы не входит.

Когда я прихожу в квартиру, то вяло снимаю обувь и верхнюю одежду, а потом устало плюхаюсь на диван, доставая мобильный телефон, чтобы отправить сообщение Луизе. По-хорошему: я должна позвонить маме и поделиться с ней добрыми новостями, но почему-то желания у меня пока нет… От этого я начинаю считать себя плохой дочкой!

«Отнесла документы. Познакомилась с коллегами и осмотрела музей», – кратко написала я.

Спустя минуту телефон вдруг вибрирует, оповещая о полученном сообщении.

15:06 «Слава богу, все хорошо! Ну как там? Как новые коллеги?» – написала Луиза.

Я не решаю ее игнорировать и с охотой набираю новое сообщение, хотя и вымотана:

«Музей просто обалденный! Мне все понравилось, завтра первый рабочий день (я немного волнуюсь, хотя Камелла и Патрик меня успокоили). Коллеги вроде адекватные».

15:12 «Что за Патрик, колись!»

Боже, не надо было рассказывать ей о Патрике, а то Луиза всегда реагирует на мужчин, словно ей пятнадцать, особенно когда дело касается меня.

15:14 «Луиза, перестань. Это просто коллега».

15:15 «Ты и про Райана так говорила!»

Я закатываю глаза, вспоминая Райана, в которого влюбилась, пока работала в одном из музеев – он подрабатывал смотрителем и был на два года младше меня. Я думала, что ничего не испытываю к нему, но потом тот неожиданно признался в своих чувствах, и я вдруг поняла, что чувствую то же самое! Правда, у нас ничего не получилось, потому что он переехал с родителями в другой город. Тот еще маменькин сынок был.

15:18 «Фу, Луиза, не напоминай мне про него! А Патрик это другое, не драматизируй!»

15:19 «Да, Райан мне никогда не нравился. Вы были похожи на заботливую мамочку и капризного сына!»

15:19 «Может, сменим тему?»

15:20 «Ладно-ладно! Но если что, обязательно мне обо всем рассказывай».

15:21 «Можешь даже не сомневаться!»

15:21 «Рони проснулась. Удачи, Джулс, мне пора!»

Я мысленно прощаюсь с подругой, так и не написав это в электронном сообщении, потому что так устала, что засыпаю прямо на диване, расстегнув юбку и половину пуговиц на блузке.

4 глава. Эпоха Ариэль.

Ариэль сидела в своей просторной комнате, в которой порой чувствовала себя маленькой букашкой среди пышных платьев и дорогой мебели. Вся эта роскошь заставляла девушку сворачиваться в клубочек, обнимая худые коленки, потому что чувствовала себя не в своей тарелке, хотя уже должна была за девятнадцать лет привыкнуть к подобному.

За окном лил сильный дождь, из-за которого Ариэль не могла даже сходить прогуляться, что ее очень расстраивало. Она так любила ходить по парку, рассматривая красивые цветы и красные листья на деревьях, и вдыхать свежий воздух, который здорово бодрил ее и заставлял улыбаться. А мокрые капли, стекающие по стеклу, навивали такую сильную тоску на девушку, что та и пальцем пошевелить не хотела, будто целый день трудилась в поле. Она хотела просто лечь на пол и раствориться, – так она хотя бы смогла увильнуть от родительских попыток выдать ее за какого-нибудь богатого старика. Но, увы, все ее попытки исчезнуть были тщетны.

Ариэль сидела на мягком стуле и расчесывала свои длинные темные волосы, смотря в зеркало, в котором видела унылое лицо, синяки под глазами и впадины вместо пухлых розовых щек. В последнее время она так исхудала, что сама боялась смотреть на себя. Ариэль не привыкла видеть плоский – даже чересчур – живот и такие миниатюрные груди, которыми раньше могла похвастаться. Эта мысль теперь преследовала Ариэль, и девушка каждый раз чуть ли не плакала, не понимая, почему теперь она была не такой привлекательной, как раньше. Возможно, размышляла она, любовь заставляет нас так меняться. Но она не хотела этого признавать, ведь эти изменения были отнюдь не на пользу.

– Ариэль! – вдруг распахнула дверь в комнату Ариэль обеспокоенная Мисс Шелтон. – Ты что, еще не оделась? – воскликнула та, увидев разодетую Ариэль с расческой в руках.

Мисс Шелтон, не проронив больше ни слова, полезла в шкаф и вытащила оттуда милое платьице, которое Ариэль надевала крайне редко, называя его слишком старомодным, будто то принадлежало ее покойной бабушке. Но гувернантка и слушать не хотела девушку, которая устало твердила, что в этом платье пойдет лишь на одинокую прогулку по берегу моря, поэтому положила его на кровать, приказав девушке раздеться и тут же надеть что сказано.

– Но, мисс Шелтон, почему я не могу надеть что-нибудь другое? – мычала Ариэль в то время, пока гувернантка затягивала ее темные волосы в хвост.

– Милая, это семейный ужин, хватит носить одно и то же. В конце концов, мистер и миссис Бекер покупают тебе роскошные наряды не для того, чтобы они пылились в шкафу, – добавила мисс Шелтон и резко дернула девушку за волосы, пытаясь как можно сильней затянуть длинный хвост, который скоро превратится в пышный пучок.

Ариэль в недовольстве закричала и нахмурилась.

– Я не понимаю, зачем они тратят столько денег на эти тряпки! – возмутилась та и показала рукой в сторону лежащего позади платья.

Мисс Шелтон вздохнула, утомленная характером юной мисс Бекер, которая в последнее время то и делала, как придиралась и всем была недовольна. Что за вздор! Ее родители делали все, чтобы та ни в чем не нуждалась, но Ариэль все равно ничего не ценила, принимая эта как должное, хотя многие дети бы ей позавидовали. Но мисс Шелтон не могла долго сердиться на Ариэль, потому что слишком сильно любила ее. Она была ей как дочь. И как можно сердиться на свое дитя?

– Ариэль, милая, ты же знаешь, как важен семейный ужин для твоего отца, – мягко сказала мисс Шелтон, закончив с прической. – К тому же в последнее время ты так мало ешь! – Она оглядела девушку и ужаснулась ее худобой. – Ну что тебе стоит посидеть полчаса?

Ариэль утомленно вздохнула.

– Но с ними придется разговаривать.

– Они же твои родители, Ариэль! – воскликнула мисс Шелтон, обескураженная столь неуместными словами.

Ариэль пожала плечами и быстро объяснилась, зная, как мисс Шелтон уважает ее родителей:

– Мисс Шелтон, вы ведь знаете, что в последние пять лет они предпочитают работу мне. Их почти нет в моей жизни! А когда они, наконец, соизволят навестить меня, то примутся расхваливать завидных женихов! А мне противны эти разговоры, мисс Шелтон!

Женщина покачала головой, не зная, что и сказать, поэтому молчала. Ей было тяжело смотреть, как Ариэль мучилась, ведь ее родители не знали, что сердце той уже было занято. Но ничего не поделаешь, так надо…

Когда Ариэль поняла, что мисс Шелтон больше ничего не скажет, послушно надела платье, оголив свои до жути худые плечи. Только ноги внушали надежду на то, что девушка не умрет от голода. После Ариэль встала, как солдат, напротив мисс Шелтон и словно ждала приказа, хотя прекрасно понимала, что никто ей не указ. У Ариэль была лишь наставница, которую она любила, как матушку – наверное, даже чуточку больше.

– Я готова, – с нескрываемой грустью произнесла Ариэль, тяжело вздохнув в конце.

Мисс Шелтон сидела и смотрела в глаза Ариэль в отражении зеркала, сжимая в руках письмо, которое она не осмеливалась отдавать получателю. Но она не могла скрывать от Ариэль того, чего та ждала с замиранием сердца.

– Ариэль, тот мальчуган, почтальон, принес еще одно письмо…