Колье потерянной любви

Софья Петрова

Колье потерянной любви

1 глава. Новая жизнь.

За окном серые тучи грозно собираются вместе, предупреждая о своем намерении намочить весь Лондон крупными каплями, которые уже поодиночке падают вниз, ударяясь о крышу дома, из-за чего по крохотной квартире разносится глухой звук, заставляющий съежиться. Все английские дома затягивает густой смог, который кажется плотным мягким одеялом, а не банальным явлением природы. Серые пятна на небе становятся темней, словно какой-то художник разбавляет их черной краской с помощью своей старой кисти, желая добавить в этот мрачный вечер еще больше уныния, —это все-таки хмурый Лондон, а не солнечный Сан-Марино. Прохладный ветер усиливается, о чем свидетельствуют деревья, оранжевые листья которых колыхаются, еле удерживаясь, чтобы не улететь вместе с остальными спутниками осени. Атмосфера в воздухе также нагнетает, буквально сдавливает горло, из-за чего хочется вдохнуть как можно больше кислорода. Постепенно дождь усиливается, разгоняя бродячих кошек, ищущих себе пропитание птиц и прохожих людей, которые, прикрывая слегка намокшую макушку руками или газетой, убегают домой, чтобы укрыться от непрошеной погоды, и беспокоя густой туман, который невольно начинает рассеиваться.

Я выше натягиваю зеленый плед, который подарила мне мама, сдерживая слезы и улыбаясь как самый светлый человек на свете, перед тем как я отправилась в Лондон, чтобы начать новую жизнь – свою жизнь, и чувствую разливающееся тепло по телу, похожее на толику счастья. Я удивляюсь, как приятные воспоминания о матери и плотный плед могут согреть буквально за мгновение. Заправив выбившийся темный локон за ухо, слушаю тишину, которую разрезает ливень, так смело напавший на мирный город Англии. Капли падают с такой силой и грохотом, что я невольно дергаюсь и бессмысленно переживаю, будто крыша может упасть прямо на мое счастливое лицо и испортить все грандиозные планы, которые так упорно составлялись. Я хочу просто сидеть и улыбаться, осознавая, что наконец-то исполнила мечту всей своей жизни. Что отбросила все непонятно откуда взявшиеся страхи, доказала всем, что я могу, и утерла нос Джону, который так бесстыдно прервал наши отношения когда-то.

Я вспоминаю, как решилась на этот шаг, осознав, что больше не могу так: жить чужой жизнью, пытаясь угодить всем и не обращая внимания на свои истинные желания. Как же меня угнетало чувство того, что я делаю что-то не так. Будто мной управляла неведомая сила, которая была мне неподвластна. Но как можно не знать, чего на самом деле хочешь? Этим вопросом я задавалась каждый раз, когда папа пытался уговорить меня продолжить его бизнес, совсем не спрашивая о моем мнении. Хоть я и упорно твердила, что ни в коем разе не собираюсь потакать кому-то, тем самым губя свое будущее, но отец все равно не воспринимал мои слова всерьез. Он просто разворачивался, сжав губы в тонкую линию, и оставлял меня наедине со своими мыслями, – такова была его повседневная реакция на мои вполне обоснованные, как мне казалось, слова. И когда мне надоело давление со стороны отца, я без задней мысли заявила, что буду жить в Англии и работать в Британском музее, где буду изучать экспонаты и местные легенды. Это вылетело совершенно случайно, как мыло из мокрых рук, отчего я прикрыла рот дрожащей ладошкой, сама испугавшись столь громких слов, которые ввели в ступор всю семью. Но это не было настолько странным, потому что всю сознательную жизнь я любила Англию, – на самом деле там жили родители, когда были еще незнакомы, до моего рождения. Лишь потом им пришлось переехать в Нью-Йорк, где, по их мнению, намного больше перспектив. «Меня всю жизнь тянуло в Англию, я хотела жить там, – твердо говорила я, внезапно для себя повысив тон. – Поэтому, папа, прости, но я перееду в Лондон. Буду работать в Британском музее. Твой бизнес – это не то, о чем я мечтала». Эти слова были как молитва для меня, так как впервые в жизни я смогла отстоять свою точку зрения, и это придало мне столько сил, отчего я была более чем уверена, что и вправду добьюсь желаемого. Я даже не обратила внимание на слова отца, которые он бросил после: «Твои мечты такие же непостоянные, как и ты. Посмотрим, что будет через год». В чем-то он был прав: я не из тех людей, кто всегда и все доводит до конца. Но единственное, чего мне хотелось в тот момент – следовать себе. Остальное было неважно. Хотя отец и махнул на меня рукой, что-то недовольно буркнув и прескверно закатив глаза, я лишь улыбнулась, потому что теперь у меня была цель. И к счастью, только отец пренебрежительно относился к моей позиции, ведь мама поддержала, сказав, чтобы я не обращала внимание на недовольство отца, планы которого замарала жирными чернилами. Она так радовалась за меня, словно я выиграла в лотерее миллион долларов.

Сидя в лондонской квартире и рассматривая сквозь оконное стекло таблички с названиями уже знакомых улиц, я лишь улыбаюсь и умиротворенно вздыхаю.

Вдруг из воспоминаний меня вырывает звонок, который кажется таким громким, словно звучит прямо над ухом.

– Привет, красотка! – слышу я звонкий голос Луизы.

– Привет из Лондона, – отзываюсь я, невольно подняв корпус и поджав колени.

– Как у тебя дела? – интересуется Луиза.

Я не видела ее всего несколько дней, а уже так скучаю по ее голубым, словно ясное небо, глазам, которые краснели и извергали потоки слез при просмотре любой мелодрамы, из-за чего мне каждый раз становилось неловко, потому что я могла пустить лишь жалкую слезинку, – и то, если мой любимый герой умирает трагичной смертью. Мне не хватает ее необдуманных фраз, из-за которых нам обеим не раз приходилось краснеть. Наверное, сейчас разлука невыносимее, потому что я осознаю, что увижу Луизу через мучительно долгое время.

– Я слишком волнуюсь перед завтрашним собеседованием, – с чувством необъяснимого стыда говорю я. – Просто… Вроде я так мечтала об этом, готовилась, но все равно боюсь, что что-то пойдет не так. Ведь это Британский музей! – восклицаю я, разведя руками в стороны. – Есть множество более профессиональных людей, желающих попасть туда…

– Джулия! – перебивает меня Луиза раздражительным тоном. – Ты, как всегда, накручиваешь себя! Сколько раз ты боялась не поступить, не сделать, не угодить? Но все у тебя получалось даже лучше, чем должно было. Я каждый раз тебе говорю, чтобы ты не накручивала себя, потому что делаешь еще хуже. Знаешь, – после недолгой паузы продолжает подруга, – я уверена, что тебя возьмут, ведь ты Джулия Франческо! Согласись, Джексон? – спрашивает она у мужа, и я слышу одобрительное «конечно», за которым следует детский крик.

Я улыбаюсь, вспоминая милого Джексона, который когда-то очаровал мою подругу, по ее словам, своей харизмой и добротой. Все говорят, что они слишком милая парочка, чтобы быть настоящими. Но вот Луизе, в отличие от меня, повезло еще как – родить прекрасную дочь от любимого мужчины, который так трогательно обрадовался, узнав, что станет отцом. Помню, как он расплакался у Луизы на плече, не веря, что это наконец-то случилось. Я искренне рада за подругу, так как для ранимой Луизы нужен только самый лучший мужчина, а Джексон более чем подходит.

– Ну, и как там семейная жизнь? Все путем?

– У Рони лезут зубки, поэтому так часто капризничает, что Джексону приходится возиться с ней, когда я работаю. Это тяжело, но что поделаешь, – с тяжелым вздохом говорит подруга, постоянно шепча что-то вроде «подгузник там» или «соска закатилась за диван».

Как ни странно, – хотя Луиза твердит, что это довольно странно, – но мне нравится слушать их бытовую жизнь, потому что она наполнена таким родным теплом, словно я наблюдаю за родительскими беседами из детства. Благодаря доброте Джексона и мягкости Луизы эта пара никогда не кричит друг на друга, даже когда те ссорятся. Но несмотря на все это, они всегда остаются верны своим чувствам и никогда не бросают друг друга даже в самой сложной ситуации, из которой, кажется, нет выхода. И как этим можно не любоваться?

– Жаль, что мы так далеко друг от друга, – слишком грустно протягиваю я, наблюдая сквозь окно за женщиной, которая догоняет свою собаку, сбежавшую с поводка, попутно прикрывая лицо ладонью.

Я слышу тяжелое дыхание и понимаю, что не одной мне жаль.

– Джулия, только не смей ни о чем жалеть, – ободряюще произносит Луиза. – Это твоя мечта и я очень рада, что она сбылась. Осталось только дождаться момента, когда ты будешь научным сотрудником в Британском музее. И я искренне желаю тебе этого! И самое главное – перестань накручивать себя. Наслаждайся пока безработной жизнью.

Я тепло улыбаюсь, понимая, как мне повезло с подругой.

– Это те самые слова, которые я хотела услышать. Спасибо… Передай привет Джексону и Рони от тети Джулс, – с ухмылкой произношу я.

– Обязательно, тетя Джулс. – На фоне слышатся мольбы Джексона успокоить плачущую Рони. – Мне пора. Люблю.

– И я тебя, – напоследок произношу я, после чего звонок завершается.

И я понимаю, как сильно мне будет не хватать Луизы – ее поддержки. В свое время она так сильно мотивировала меня, что, может быть, многое из того, что я имею, не случилось бы без наставлений любимой подруги. Но еще больнее от того, что теперь мне придется жить одной и искать поддержку лишь в себе и желанном городе. Наверное, эта поездка, если даже мне придется вернуться в Америку, хотя верить в это я наотрез отказываюсь, научит меня обходиться без всех и полагаться лишь на себя.

C горьким чувством ответственности я иду в миниатюрную, как и впрочем, вся квартира, кухню, чтобы вскипятить чайник. Хоть на улице и довольно мрачно, я не хочу включать свет из-за странного желания прочувствовать такую погоду Лондона во всех красках, думая, что смогу привыкнуть и в будущем частые дожди не будут навивать на меня тоску. Я и вправду хочу свыкнуться с этой тесной квартирой с минимум мебели, она кажется мне конурой, хоть и очень гостеприимной. Но смогу ли я в будущем считать это место домом? Я так привыкла к апартаментам в Нью-Йорке, где выросла: эти панорамные окна, вид которых будоражил и заставлял восхищенно охать; мягкие кожаные диванчики, которые можно спутать с живыми бегемотами; и как я обожала свою огромную кровать, в которой, в детстве представляла я, спала настоящая королева английских кровей. Это кажется мне таким родным, что я боюсь признать все остальное, будто предам свое прошлое. Но мечты не исполняются так легко, поэтому я знаю, что еще тысячу раз придется преодолевать себя и свои страхи.

Раздается гулкий звонок от чайника. Я и не замечаю, как стою две минуты, просто всматриваясь в прозрачные капли, резко скатывающиеся по стеклу. Развернувшись, наливаю в свою любимую кружку с фотографией меня и Луизы, которая смешно кривляется и делает мне «рожки», зеленый чай, приобретенный мной в соседнем безлюдном магазинчике. Капитальная вылазка по городу мне еще предстоит.

Приятный аромат чая ударяет в ноздри, и я чувствую дикое желание сделать первый глоток, чтобы согреться. На удивление, напиток даже лучше, чем тот, который я постоянно приобретала в родном городе. Нотки вкуса открываются медленно и не придают никакой горечи, отчего кажется, будто чай даже сладкий, хотя я не добавляла ни крупинки сахара. Довольно улыбаюсь, обняв замершими ладонями горячую кружку, и неосознанно плюхаюсь на диван, отчего часть чая выплескивается прямо на мягкую обивку.

– Замечательно! – сквозь сжатые зубы говорю я, быстро хватая салфетку и пытаясь оттереть пятно с дивана цвета зефира. Слава богу, что я пила не черный кофе.

Утром я встаю в пять часов, что совсем несвойственно для меня. Целую ночь ворочалась и думала о предстоящем собеседовании, которое должно изменить мою жизнь. Мысли прерывал ливень. Но к четырем часам он все-таки прекратился и уступил место яркому солнцу. И поняв, что больше я глаз не сомкну, иду умываться, пытаясь убрать с лица разочарование, тревогу и довольно заметное негодование. К сожалению, в зеркале вижу ту же недовольную Джулс с мешками под серыми, совсем не светящимися счастьем глазами, опущенными уголками губ и жирной кожей. С разочарованием принимаю душ, довольно хорошо ободривший и сумевший придать уверенности моему дню, который уже не задался, когда я ударилась тазом о столешницу, из-за чего на месте удара теперь красуется большое багровое пятно. Ноет даже при легком прикосновении. Прекрасно!

Я не могу скрыть факт того, что изрядно волнуюсь, ведь это не обычный поход в магазин, а собеседование, на котором мне нельзя ошибиться. А прекрасно зная себя, я вполне могу. Поэтому прокручиваю в голове все возможные вопросы и отвечаю на них максимально профессионально и четко, даже если не совсем получается. Но я должна доказать всем, а самое главное себе, что могу достичь своей цели.

Эти мысли заставляют меня выровнять спину и поднять подбородок выше, словно я читаю грандиозную речь. С каждой добротной мыслью уверенность повышается, поэтому не мудрено, что к десяти утра я буду держаться достойней, чем сейчас.

Чтобы скоротать время, я листаю телевизионные каналы, которые смотрит добрая часть Лондона. Все-таки мне необходимо как-то окультуриваться, если я хочу здесь поселиться на всю жизнь – начну хотя бы с английских телеканалов. Посмотрев какое-то шоу, показавшееся мне немного абсурдным своими вопросами, которые задавились звездным гостям, я принимаюсь завтракать и грустно осознаю, что аппетит вовсе пропал, хотя по утрам у меня должен быть самый плотный прием пищи. Видимо, небольшой стресс стеснил чувство голода. Но несмотря на слабые позывы, я, можно сказать, через силу пихаю в себя пищу, совершенно понимая, что иначе на собеседовании мой живот будет урчать, словно озлобленный волк. А даже такая погрешность приводит меня в ужас – точно сумасшедшую.

Когда до собеседования остается час, я начинаю судорожно собираться, так как мгновение назад мой рот, да и ключицы тоже, были измазаны шоколадным батончиком, который я так беспристрастно поглощала и который все-таки смог соблазнить мой желудок. Я начинаю надевать поглаженные вещи, которые приготовила еще с вечера: черную юбку карандаш до колен и бежевый жакет, который приятно сочетается с белой рубашкой, приобретенной мной на распродаже в США. В плане макияжа я всегда непостоянна: то хочу роковую красногубую львицу, то скромную девочку с бантом на затылке. Но сегодня я решаю не мудрить и просто подчеркиваю глаза подводкой и водостойкой тушью, расчесываю густые брови и придаю припухлость губам розовым блеском. На голове делаю строгий пучок, который просто кричит о моих серьезных намерениях на эту должность. Посмотрите, я сама серьезность! После этих мыслей показываю самой себе в отражении зеркала язык.

Спустя долго время, когда, наконец, я точно решила, что ничего не забыла и не потеряла, вызываю такси и иду обуваться.

На самом деле сначала я хотела дойти до музея пешком, так как очень люблю ходить, к тому же я не желаю терять возможность лишний раз прогуляться по Лондонским улицам, но, признаться честно, мне необходимо экономить, потому что такси здесь недешевое, а автобусная остановка довольно далеко. Но потом, прикинув, сколько придется до туда идти и во сколько придется вставать, чтобы вовремя выйти, я ужаснулась. Поэтому, скрепя сердце, я решаю доехать на такси. А вот обратно можно и пешком! Все-таки те деньги, которые я отложила и которые мне благополучно дали родители, заканчиваются.

Запираю дверь, перед этим еще раз проверив наличие всех нужных документов, и выхожу на улицу, преодолев вниз один этаж. Такси уже ждет меня у ворот, поэтому я, уверенно подняв голову и заправив выбившийся темный локон обратно в пучок, иду к машине уверенной походкой, словно на подиуме. Хотя, наверное, это мне так кажется.

Когда я сажусь в машину и повторяю адрес назначенного пункта, расслабляюсь, увидев довольно опрятного водителя, который не задает лишних вопросов. Из-за Луизы я теперь более настороженно отношусь к водителям. Та рассказала мне однажды про таксиста, который буквально домогался до нее, хотя та довольно четко дала понять, что не имеет к тому никакого интереса. Весьма неприятно оказаться в подобной ситуации. Хотя, может, британцы более воспитаны и не позволят себе такого?

Пока мы едем, я рассматриваю улицы Лондона, которые быстро сменяют друг друга, позволяя нечетко рассмотреть их. Золотые деревья украшают каждый дом предвещаниями о долгожданной осени, которая встретила меня дождями. Мне уже нравится этот город: его добродушная атмосфера, крайне эстетичный вид и довольно дружелюбные люди, которые рады помочь приезжим. Улыбаюсь при мысли, что мои ожидания оправдываются и что я вижу город своими глазами, без толики чужих лестных прилагательных, в которых Лондон совсем не нуждается. Думаю, как долго буду восхищаться этим городом, гуляя по одной из улиц. Особенно я ожидаю того момента, когда наконец отправлюсь в центр Лондона, чтобы узреть величественный Биг-Бен, который так любопытно рассматривала в книгах: его благородный цвет, большой циферблат, благодаря которому хочется проверять время чуть ли не каждую секунду. По телу проходят мурашки, когда я понимаю, что совсем скоро смогу сделать селфи для всех близких мне людей на фоне этой достопримечательности, изящно облокачиваясь о красную телефонную будку. Казалось бы, моя мечта была нереальной, но сейчас я стою напротив главного входа Британского музея, поражаясь красотой его внешнего вида. Именно с сегодняшнего дня моя жизнь не будет прежней, осознаю я с мурашками по коже. И всеми мыслями пытаюсь погрузиться в положительный для меня исход событий – буду верить, что у меня получится.

В жизни Британский музей совсем другой, нежели на самых качественных фотографиях в интернете. Его величественные колонны, на фоне которых я кажусь ничтожной букашкой, возвышаются вдоль всего музея, словно без них здание бы рухнуло. Хотя, скорее всего, так и было бы, потому что вся тяжесть музея приходится именно на огромные колонны, рядом с которыми встают туристы и фотографируются, корча рожи и делая «пис».

Я немного останавливаюсь, чтобы привести себя в чувство, потому что все это слишком напоминает хороший сон. Но поняв, насколько это является реальностью, я сжимаю ручку офисного чемодана и на дрожащих ногах двигаюсь к главному входу.

Сначала я вхожу в небольшую палатку, где милый мужчина проверяет мой чемодан на наличие запрещенных предметов и веществ. После благополучно выхожу и с трепетно бьющимся сердцем двигаюсь к главному входу.

Вокруг так много людей, ожидающих открытия музея. Они кричат, смеются, визжат, отчего уши сворачиваются в трубочку. И я на миг чувствую себя самозванкой, которая пытается пройти в музей без очереди, совсем не обращая внимания на время открытия и эту толпу.

Когда я слишком близко подхожу к главному входу, то останавливаюсь, чтобы перевести дух. Кажется, словно я иду навстречу смерти, которая вынесет окончательный приговор. Хотя негативный исход для меня сравним с крахом, так что перевести дух не помешает. Когда я оглядываю массивные двери музея, в которые мне с минуты на минуту предстоит зайти, смотрю налево, где вижу статую Ханса Слоуна – в прошлом врач и путешественник. Его стальной взгляд и слишком реалистичные черты лица пробирают до мурашек. Даже кажется, будто сейчас эти медные длинные волосы затрепещут из-за легкого ветра, а тонкие губы вымолвят слово. От этих мыслей я неосознанно мотаю головой.

Вдруг из дверей появляется светлая копна волос:

– Ты Джулия Франческо? – спрашивает меня девушка с наивными глазами ребенка.

Я киваю, не в силах что-то сказать.

Блондинка с голубыми глазами неожиданно хватает меня за руку и тянет внутрь, быстро закрыв за собой дверь. Я чувствую, как ее длинные ногти больно впиваются в кожу, но та испуганно убирает руку, когда видит мое сморщенное от боли лицо.

– Прости.

Я чуть ли не с открытым ртом оглядываюсь вокруг: огромные люстры, возвышающиеся над залами, множество экспонатов, хвастающиеся своими сотнями лет древности, блестящие от чистоты полы, на которых, кажется, с легкостью можно поскользнуться.

В центре музея находится огромная библиотека, которая раскололась в 1972 году. Это читальный зал, где можно взять любую книгу и насладиться чтением. Белый купол обвивают лестницы, которые ведут куда-то за библиотеку. Подняв взгляд, я обращаю внимание на решеточный потолок, который гипнотизирует своими узорами, зато позволяет дневному свету проникнуть в музей. Из-за отсутствия посетителей и до того необъятное место кажется целым городом, в котором можно запросто потеряться. Мне становится немного душно – похоже, я забыла дышать, пока любовалась этим местом, пытаясь запечатлеть свои первые эмоции. И я на самом деле теряюсь в этом месте, потому что объятия музея слишком большие. В таких местах я еще не бывала.

– Ты здесь никогда не была? – спрашивает девушка, немного обогнав меня.

Я киваю, будто немая.

Но, наконец, прихожу в себя, прекрасно понимая, что совсем не знаю эту девушку и куда та ведет меня. Я вопросительно смотрю на блондинку и только сейчас замечаю, каким странным кажется ее наряд – даже немного смешным. Меня вовсе не интересует обычная черная футболка на ее костлявых плечах, нет, я обращаю внимание на ее серую юбку, чуть ли не касающуюся пола. Она кажется такой старомодной и унылой, будто девушка отобрала ее у своей прабабушки. А необычные узоры в форме… Кажется, бананов?.. В общем, они явно делают юбку еще страннее.

Подавив в себе улыбку, я обращаюсь к незнакомке, которая продолжает куда-то меня вести:

– Извините, мисс… А вы кто? – Надеюсь, этот вопрос не звучит неуместно, ведь я не хочу показаться грубой, но пока, к сожалению, причуды лондонской речи выучить не успела.

Девушка сконфуженно улыбается и подходит ко мне, вытянув руку для рукопожатия:

– Извини, я совсем забыла представиться. Меня зовут Камелла Эймбрамсон. Я младший сотрудник, который отведет тебя к Сюзанне.

Я вопросительно хмурю брови.

– Сюзанна Роберто наш рекрутер. И она же проводит собеседование, – поясняет Камелла, уводя меня все глубже в музей. И с каждой минутой перед моим взором появляются новые экспонаты, заставляющие восхищенно ахать.

Но, к моему сожалению, Камелла ведет меня в сторону, где статуй и различных экземпляров становится заметно меньше. Видимо, мы уже подходим к нужному кабинету. Ноги начали предательски дрожать, а в горле першит.

– Ты не волнуйся так, – видимо, заметив мое состояние, произносит девушка. – Сюзанна хоть и строгая, но она очень понимающая.

– Надеюсь, ты права… – подаю голос я.

Камелла ухмыляется.

– Это правда. Она ладит со всеми, особенно с Патриком, – с ноткой зависти заявляет Камелла.

– С Патриком?

Девушка сжимает тонкие губы, будто сказала что-то лишнее.

– Это один из средних сотрудников здесь. Всего лишь на голову выше моей должности, – поясняет девушка и замолкает.

Я осторожно киваю и замедляю ход, так как из-за слишком большого возбуждения ноги несут меня без разрешения. Хоть Камелла и выше меня, я умудряюсь обогнать ее. Либо девушка и вправду не может ходить быстрее, либо она просто не торопится.

К моему разочарованию, не успеваю осмотреть даже малую часть хотя бы какого-нибудь уголка музея, так как Камелла уводит меня прежде, чем я успеваю взглянуть хотя бы на Розеттский камень. Хотя я и без этого могу поразиться красотой внешних колонн и простором внутри.

Вдруг Камелла останавливается, прервав мои мысли.

– Заходи, – приглашает она меня, махнув рукой.

Я благодарно улыбаюсь, и девушка растворяется в длинном проходе, после чего по музею эхом разносятся множество возбужденных голосов посетителей.

Глубоко вдыхаю, пытаясь расслабиться, но дрожь в руках и ногах снять не получается. Перед глазами пролетают все исходы событий: как меня не принимают, и я с позором возвращаюсь в США; или как меня берут на оплачиваемую работу, благодаря чему я позволяю себе снять квартиру ближе к музею. Я очень надеюсь, что именно второй исход меня ожидает. Хотя, может, есть и другие? Но об этом нет времени думать, потому что, собрав всю силу в кулак, я настойчиво стучу в дверь и открываю ее, пытаясь держать на лице уверенную улыбку.

В конце не очень большой комнаты сидит женщина, упорно печатающая что-то на клавиатуре, состроив каменную мину. Но как только замечает меня, всю дрожащую от волнения, расплывается в улыбке и собирает темные волосы в маленький небрежный пучок.

– Доброе утро, вы Джулия Франческо? – спрашивает та стальным голосом, который странно контрастирует с теплой улыбкой на лице.

– Доброе утро, да. Пришла на обязательное собеседование для научных сотрудников, – тараторю я, медленно подходя к креслу, которое одиноко ждет меня у деревянного письменного стола.

– Да-да, я Сюзанна Роберто. Мы разговаривали с вами по телефону. – Я машинально киваю. – Присаживайтесь, – приглашает меня женщина, показав на кожаное кресло рукой.