Так и живём

Лера нигде не работала. Последнее в городе производство – маслокомбинат закрыли полгода назад. А больше работать было негде. Молодежь уезжала и где-то потом оседала. В городе оставались в основном старики да пьяницы. Работала, правда, школа, почта, больница да библиотека, но рабочих мест всё равно не хватало.

Леру выручали ягоды. Она их собирала, как только они начинали поспевать, а потом ходила по ягоды всё лето до самой поздней клюквы. Сначала собирала возле дома, потом уходила всё дальше и дальше в лес, а когда и там было собрано, садилась на велосипед и уезжала за пять километров. Там прятала свой велосипед в кустах и ползала по кочкам и мхам. Тем и зарабатывала себе на жизнь. Ягоды потом сдавала перекупщице из соседнего дома. А та возила их на рынок в Москву. Поговаривали, что в здешних лесах водятся волки, кабаны, медведи. Но никто их не видел, а потому к возможной встрече с дикими зверями относились легкомысленно и не думали об этом. Да вроде и не было пока никаких случаев. Вот только однажды Лера, как всегда, села на свой велосипед и поехала в дальний лес за железную дорогу. Она давно уже приметила одно место, где было много брусники. Но когда приехала туда, ничего не могла понять: все кусты были помяты, и ягод было совсем немного. Что такое? И вдруг она явственно увидела свежие следы медведя. Он, видно, отобедал совсем недавно. Лера почему- то не испугалась тогда и спокойно стала искать другое место с ягодами. Не могла же она уехать с пустыми руками. И только вечером, ложась спать, вдруг подумала: а ведь она могла наткнуться на медведя, хорошо, что разминулись.

Лера очень любила лето. Это была пора и работы и отдыха. Недалеко от её дома протекала ещё одна река, не такая широкая, как Молога, но купаться в ней было одно наслаждение. Вода в ней была рыжая, чистая и спокойная, а берега необыкновенно живописные. Купаться Лера ездила тоже на велосипеде, проезжала мимо бывшего маслокомбината; видела, как его территория уже заросла травой, молодой порослью деревьев. Обидно и тоскливо становилось. Плавала она хорошо. Плыла сначала против течения, далеко-далеко, а уже назад – по течению реки. Усталая и голодная возвращалась домой. Там сначала лежала на своей лоджии, оборудованной под спальню, а потом обедала. Никто её не торопил, не подстёгивал, делала, что хотела. Так проходили лето и осень.

Но вот наступала зима. Природа преображалась. Сосны задерживали снег, складывая его в пышные сугробы. Лера каталась на лыжах, любила читать. Книги она брала в библиотеке. Но целый день не будешь кататься на лыжах и читать. Скука и тоска подкрадывались к ней с наступлением холодов. Одиночество охватывало её своим бесчувственным покрывалом. От белизны снегов и невозможности выбраться лишний раз из дома щемило сердце. Она даже не могла поехать в гости к сыну, который жил с женой и маленькими своими дочками в Петербурге. Это был сын от первого её брака. Она очень любила своего первого мужа, который умер очень рано. Конечно, сын присылал иногда ей деньги, но она знала, как тяжело они ему доставались, и тратила только на самое необходимое, главным образом на скромное питание. Внучек она не растила, а потому не испытывала к ним особенных чувств. Сам же сын к матери приезжал тоже редко, так как страдал сахарным диабетом, и отпуск обычно использовал, чтобы подлечиться. Так что зимой Лера чувствовала одиночество во всей своей полноте. Оно усугублялось ещё и тем, что от природы она была тонким человеком. В компании соседки Тони ей скоро становилось скучно, так как все их гулянки сводились к банальному пьянству, а ей хотелось чего-то другого, а чего, она и сама не знала, но чего-то нового, необыкновенного, чего она не могла увидеть в своём городке. Она была уверена, что в Москве уж точно живут одни образованные и культурные люди. Вот где надо искать знакомства.

В газете «Крестьянская Россия» печатались объявления о знакомствах, и она стала регулярно покупать эту газету. В основном в ней печатались объявления пожилых женщин, которые всё ещё надеялись найти «спутника жизни». Мужских объявлений почти не было.

Как-то раз она решила сама подать объявление – чем чёрт не шутит. К своему удивлению получает она как-то письмо. Пишет ей москвич, желает приехать в гости познакомиться. Лера обрадовалась и испугалась одновременно. Ответила, мол, приезжайте; написала, что ехать из Москвы надо либо восемь часов на автобусе, либо добираться на поезде. Стала ждать.

Долго ждать не пришлось. Приезжает к ней этакий беззубый плюгавенький мужичок лет шестидесяти. Как только она увидела его, расстроилась. Но всё же, что делать, повела в дом, накормила ужином. В подарок он привез ей керамическую сахарницу. После ужина постелила ему в одной из своих двух просторных комнат постель.

На утро он спрашивает:

– Где тут у вас можно зубы вставить? В Москве мне дорого.

Лера поняла, что она ему тоже не понравилась, раз такие вопросы задаёт.

– Да ты сюда приехал зубы вставлять, что ли? – спрашивает.

– А сколько это у вас стоит? – гнёт он своё.

– Знаешь что, уезжай,– говорит Лера. Не похож он был, даже отдаленно, на мужчину, которого она хотела бы видеть в своём доме. Всё же разрешила ему пожить три дня, всё-таки сама пригласила в гости. Зубы он, конечно, не вставил, только договорился, чтоб его поставили на очередь, мол, приедет ещё. Когда он доложил об этом Лере, она была в отчаянии, набралась храбрости и твердо сказала ему:

– Знаешь что, содержать тебя тут я не намерена. Ты мне ничего не даёшь на еду. Отдохнул от Москвы и довольно. Уезжай вставлять себе зубы, где хочешь, а мне ты не нужен.

Он, обидевшись, уехал, а она начала уже бояться, как бы он ненароком опять не нагрянул.

И опять она одна, опять не знает, куда себя девать. А зима такая длинная, вечера уже с четырех часов тёмные, никуда не выйдешь, да и сообщение плохое. Летом хоть на велосипеде в магазин или на почту съездишь, а зимой по сугробам далеко ли уйдёшь. Что делать? Лера продолжала просматривать объявления о знакомствах, так, ради интереса. Всё одно и то же: старые бабы ищут себе мифических кавалеров. Вдруг она наткнулась на необычное объявление: «Одинокая женщина ищет себе сестрёнку, о которой будет заботиться, как о родной». Лера подумала: «А ведь это неплохо иметь сестру, у неё ведь в жизни не было сестры, был только брат, который живёт там, в Перми, и которого она и братом-то не может назвать – сейчас, наверно, совсем спился».

А тут сестрёнка. Какая она, сколько ей лет? Где работает? Лера написала письмо. Ответ пришёл скоро, вместе с фотографией Вали. Лере понравилось её лицо – миловидное, с худыми скулами; и в то же время с острым волевым взглядом. Что-то в этом было необычно, заинтриговало Леру. Она написала ещё письмо, отправила свою фотографию, но о возрасте своём пока не говорила. Она уже знала, что Валя моложе её на пять лет, и стыдно ей как-то было в немолодые свои годы в сестрёнки набиваться. К тому же в объявлении Валя говорила, что будет заботиться о сестрёнке, имея ввиду, наверное, о младшей, а тут выходило что-то не то…

«Ну ладно, посмотрим,– думала Лера.– Приедет, а там разберёмся, что к чему». А Валя обещала приехать только в начале лета, когда пойдёт черника. С трудом Лера дождалась конца зимы, а потом серой слякотной весны. Наконец лес оделся в зелёный наряд, засветило яркое солнце, на траве уже заблестели красные ягоды земляники. А вот и черника стала поспевать. Надо Вале писать, чтоб скорей приезжала, пока не собрали возле дома, а то придётся далеко ходить.

И вот настал день, когда должна была приехать Валя. Лера с утра волновалась, вечером поехала на велосипеде встречать её. Было уже темно. Валя приехала из Москвы на междугородном автобусе. Как только она вышла из автобуса, почувствовала сильный запах сосен, свежий воздух. Таким воздухом она, казалось, никогда в жизни не дышала. Её ждала Лера. Она стояла одна. А за её спиной был пугающе тёмный лес. На этой остановке, ближайшей к Лериному дому, не было ничего – ни домов, ни даже самой автобусной остановки – только сосны, сосны, сосны. И рядом с Лерой её старенький велосипед, который она придерживала одной рукой.

Валя показалась Лере какой-то худенькой. По фотографии она казалась ей крупной женщиной. Волосы у Вали были седые, но красивые, вьющиеся. Лера поставила Валины вещи на велосипед, и они пешком пошли к дому: через тёмный лес, через поляну молодых пушистых сосенок с бойко цветущим разнотравьем вокруг них, через картофельное поле, потом начинались уже дачные дома, и, наконец, Лера показала на блочный обшарпанный трёхэтажный дом: «Во-о-он там моя лоджия,– во-о-он там, на втором этаже, я там сплю».

Валя привезла с собой из Москвы бутылку хорошего дорогого коньяка, икру, коробку шоколадных конфет, ещё кое-что для стола. Пока они шли до Лериного дома, в разговорах неловкость первой встречи постепенно уходила, уступая место простой беседе. И сейчас обе, уже успокоенные, в приподнятом настроении сели за ужин. Поужинали вкусно, весело, с аппетитом. Обе понравились друг другу. Как это ни удивительно, действительно почувствовали какое-то родство душ. Лера вставляла в магнитофон кассеты с музыкой, какую имела. Они рассказывали о себе, о своей жизни. У Леры был хоть сын в Петербурге, внучки, невестка; хоть и теоретически, но были. Валя была на свете абсолютно одна. У неё никогда не было мужа, не было детей, родители рано умерли. Тем не менее, беспомощной она вовсе не казалась. Наоборот, в ней чувствовалась такая сила, такая мощь, какую Лера не ощущала даже ни в одном из своих мужей: ни в первом, ни уж тем более во втором.

Они разомлели после выпитого коньяка, после вкусного ужина, после такого чудесного ужина, которого не было уже давно, ни у той, ни у другой. Стало жарко, и Валя, сняв свитер, осталась в одной кофточке с короткими рукавами. Лера удивилась ее мускулам на руках, но ничего не сказала. Валя стала подпевать песне, которая лилась из магнитофона. Голос у неё был мягкий, бархатный, приятный, и Лера попросила её спеть что-нибудь из своих любимых песен.

– Я романсы люблю,– сказала Валя, не зная, как новая подруга в своей «тайге» отнесётся к такому жанру.

– Я тоже люблю,– с жаром заявила Лера.

Оказалось, что они обе любят одного и того же исполнителя романсов Олега Погудина. Лера видела его только по телевизору, а Валя несколько раз была на его концертах. Ей нравился весь облик молодого стройного паренька, его удивительный, чисто русский голос с простыми милыми интонациями.

– Спой какой-нибудь романс из его репертуара, – попросила Лера.

Валя запела. Лера в умилении слушала, а потом просила спеть ещё и ещё. Потом вспомнила, что в магнитофоне есть записывающее устройство, и начала записывать.

– Ты уедешь, а я буду слушать твои записи. Валя, польщённая вниманием благодарного слушателя, с удовольствием пела, уже не стесняясь. Иногда, входя в роль настоящей певицы, вскакивала с кухонной табуретки, комично складывала на груди руки, театрально протягивала их вперед. Они от души хохотали, хохотали как в далекой и уже забытой молодости, когда были девчонками. Их смех тоже записывался на магнитофон. Валя требовала стереть с плёнки хохот, Лера настаивала оставить. Она будет всё это слушать, когда останется одна, и ей будет также хорошо и весело, как сейчас. А сейчас они чувствовали себя подругами, почти сестрами.

У Вали оказались золотые руки. Она починила второй велосипед, стоявший у Леры в сарае, и теперь они могли ездить купаться на двух велосипедах. Однажды, пока ехали, начал вдруг моросить дождь. Доехали до реки, решили переждать дождь под деревом, но непременно искупаться. Так и сделали. Дождь прошёл так же неожиданно, как и начался. Вода была тёплая, приятная. Лера поплыла, сильно работая руками, за ней Валя, но скоро начала отставать. Лера сплавала на другой берег, нарвала букет кувшинок для Вали. Когда выходила из воды, чувствовала пристальный Валин взгляд, оценивающий её стройную, благодаря постоянному движению, фигуру, не лишенную женственности. Чего никак нельзя было сказать о самой Вале. Она, казалось, вся состояла из мускулов: сильные, как у мужчин, ноги, мускулистые плечи и руки. Лера осторожно спросила:

– Ты спортом, что ли, занимаешься?

– Да, – ответила Валя. – Приходится тренироваться каждый день. Профессия у меня такая. Потом как-нибудь расскажу. Сейчас не хочу. Лучше скажи, где ты плавать так научилась?

– Сколько я себя помню, всё время далеко плавала. Люблю я плавать. Вот я тебе сейчас случай расскажу. Мы как-то с первым моим мужем, ещё когда в Перми жили, поехали отдыхать на Каму. А Кама, знаешь, какая широкая…. Он сидит на берегу, а я поплыла, решила до другого берега доплыть. Доплыла, повернула назад, и вдруг вижу, баржа плывёт и тащит за собой лес; и не видно конца-края этому лесу. Думаю, как же я обратно-то вернусь, замерзать уже начала. Всё же поплыла, доплыла до этого леса. Что делать? Вскарабкалась на брёвна, и по ним перебралась на другую сторону, чтобы поплыть к берегу. Плыву и чувствую, что уносит меня мимо того места, где мы с мужем остановились. Вижу, бегает он по берегу, волнуется, а меня всё дальше проносит, а там уже берег крутой начинается, не выбраться. А силы мои, чувствую, кончаются. Спасло меня тогда только то, что плыл какой-то рыбак в моторке. Я кричу ему. Он увидел, втащил меня в лодку. Если б не он, всё, не выбраться бы мне тогда.

Обратно они ехали по узкой лесной тропинке, опять мимо злополучного маслокомбината. Потом остановились пособирать подосиновики, чтобы поджарить на обед, чернику. Устав, Лера легла в мох, в блаженстве растянула тело на мягком зелёном ковре. Валя последовала её примеру. Так лежали они рядом, глядя на вершины сосен, на очистившееся от облаков небо. Валя не думала, что это так приятно, вот так лежать на мхе в безлюдном лесу, вдыхать настоянный на соснах воздух.

Лера вдруг сказала:

– Знаешь, Валя, о чем я мечтаю? Только не смейся. Не будешь смеяться?

– Не буду.

– Точно не будешь? Знаешь, какая у меня мечта?

– Ну, какая?

– Залезть на сосну, привязать туда люльку и жить там.

Валя не могла удержаться от смеха.

– Ну вот, а говорила, что не будешь смеяться.

– Но подумай. Народ пойдёт в лес, посмотрит вверх, а там ты болтаешься в люльке.

– Это я, наверно, от одиночества уже схожу с ума,– печально сказала Лера. – Но мне так хочется.… Сверху всё, наверно, выглядит совсем по-другому, посмотреть бы. Я бы там и ночевала.… Как мне хочется, ты не представляешь.

Придя домой, они ещё раз позавтракали, напились кофе, который обе любили. Часок отдохнули, а потом пошли к Мологе. Там у Леры была укромная поляна, где она собирала землянику.

Вечером за ужином они допили коньяк, и опять был Валин концерт. Но Лере уже и этого было мало. Уловив Валин московский акцент на «а», она стала просить сказать что-нибудь для записи.

– Ну, я не знаю, что сказать. Давай лучше стихи какие-нибудь почитаю. Есть у тебя стихи? У Леры была библиотечная книжка со стихами Андрея Дементьева, и она принесла её. Валя стала выбирать стихотворения на свой вкус. Лера записывала на магнитофон и не переставала восторгаться, какая Валя способная. Как выразительно она читает, ей только со сцены читать. Валя опять комично раскланивалась, подражая эстрадным артистам.

– Ты замужем была когда-нибудь? – спросила Лера.

– Никогда, – решительно ответила Валя.

– А что, не встретила что ли никого?

– Каждый день встречаю. Знаешь сколько у меня мужчин на работе? И все под моим началом. И все должны слушаться меня и подчиняться. Так что у меня с мужчинами особые отношения. Так постепенно они всё больше и больше узнавали друг о друге.

На следующий день к ужину Лера съездила в магазин и купила кагор, но после него Валин голос почему-то не зазвучал. Пришлось на следующий вечер опять покупать коньяк; и опять были романсы, восторженные возгласы такой на редкость благодарной слушательницы, смех. Валя не особенно рассказывала о своей работе, но и без того Лера поняла, что она служит в органах безопасности и занимает высокий пост. И тем более её поражало, как при такой профессии, в таком сильном мускулистом теле, может скрываться такая нежная чувствительная душа. Такая восприимчивость к утонченной салонной музыке, к хорошим стихам.

Неделя пролетела незаметно. Вместе они насобирали Вале ягод. Обратно она решила для разнообразия возвращаться в Москву поездом. Лера опять поставила Валины немногочисленные пожитки на велосипед, и они пошли на станцию. Валя забралась в вагон. Лера, не любившая никаких сентиментальных прощаний, села на свой велосипед и поехала домой.

Из окна ещё стоявшего на платформе поезда Валя наблюдала за удаляющимся велосипедом; он становился всё меньше и меньше. Валя – далеко не поэт; ей никогда в голову не приходило сочинять стихи, а тут вдруг неожиданно сложились фразы:

Одиноко опять. Гляжу я в окно.

Только лес да вокзал – всё чужая округа.

А тебя уже нет, ты уже далеко.

Вновь увижу ль тебя, родная подруга?

Но они встретились. Этим же летом Валя приезжала к Лере ещё два раза. Они уже были как настоящие сёстры. Обе они считали, что им необыкновенно повезло, что они вот так неожиданно нашли друг друга. На второй раз Валя привезла в подарок Лере дорогие часы, подарила мобильный телефон, чтобы они могли перезваниваться. Лера не хотела, было, брать подарки, но Валя уверила, что это не разорит её; у неё хорошая зарплата; она даже помогает детскому дому.

Потом Валя уехала на полгода в командировку на Кавказ. Они переписывались, созванивались. Лера говорила, что она чуть ли не каждый день слушает её романсы. А весной Валя пригласила Леру к себе в Москву, заранее спрашивая, куда бы та хотела сходить. «В зоопарк мечтаю попасть», – отвечала в письме Лера.

В день приезда Валя была на службе, и встретить её не могла. Зато Москва встретила Леру суматохой вокзала. Выйдя из поезда, ей начало казаться, что она никогда не выберется из толпы, заблудится, пропадёт. И действительно, она заблудилась в переходах метро. Но не растерялась, пошла искать полицию. Молоденькие полицейские заулыбались, написали ей в записке, как лучше ехать. И она наконец-то добралась до Валиного дома на самой окраине Москвы.

На следующий день они пошли в зоопарк. Весна была ещё холодная, зябкая. Большинство зверей находилось в тёплых отапливаемых помещениях. На открытом воздухе были в основном звери с густой шерстью: лисы, верблюды, тигр, волки. Подруги-сестры сначала пошли на новую территорию, прошлись мимо клеток с обезьянами, с интересом наблюдая за их шалостями, особенно забавны были обезьяны-детёныши. Потом пошли на старую территорию. Подошли к клетке с красными волками. Пока Валя изучала табличку с надписью, где обитают красные волки, Лера в упор разглядывала мечущегося по клетке зверя. Он под её пристальным взглядом вдруг остановился и начал тоже пристально смотреть на неё. Это продолжалось несколько секунд, и вдруг волк единым рывком прыгнул на Леру. Его зубы, если б не металлическая сетка ограждения, вонзились бы ей в горло. Валя увидела этот прыжок со стороны. Он был как в дикой природе. Волк повис на металлической сетке, зацепившись когтями. Лера, словно завороженная, всё стояла против волка, но он уже спрыгнул на землю и опять стал метаться по клетке.

«Надо же, – думала Лера, – сколько ходила по своей «тайге», ни разу не встретила волка. А тут в центре Москвы набросился…»

– Бедный,– промолвила она.– Ещё одна одинокая душа. Посадили тебя в клетку, отделили от всего остального мира на всю оставшуюся жизнь; и не выбраться тебе из этой клетки никогда. Остаётся только есть, пить да бегать из угла в угол целый день. Вот и бросаешься на людей.

Осенью Валя опять приезжала и жила у Леры. Опять чудесно они проводили время. Валя насобирала целую корзину брусники, чтобы увезти домой. Зашёл разговор, чтобы перебраться Лере в Москву. Валя обещала купить для неё однокомнатную квартиру; куда ей ещё тратить деньги… Лера отказалась. Только после визита в Москву она поняла, что её место здесь, среди лесов. Тот волк дал ей понять это. В Москве она тоже будет сидеть в клетке, только в каменной. А без леса ей, как тому волку, жизнь будет не мила.

МОБИЛЬНИК

У меня мобильник – ну прямо проходной двор. Приходят все, кому не лень. Мне то и дело приходится читать какие-то несуразные сообщения, прибывшие неизвестно от кого, отвечать на какие-то странные звонки.

– Погасите в ближайшее время задолженность по кредиту, – звонят мне из банка.

– Какую задолженность? – пугаюсь я. – Знать не знаю. И в мыслях не было брать кредит.

–Всё сходится на вас, – непреклонно отвечают из банка, – и имя, и отчество, и фамилия.

Звонок повторился через две недели.

– Отстаньте, – говорю. – Надоели со своим кредитом, без вас забот хватает.

Вроде перестали звонить. Отыскали, видно, кто у них кредит брал. Зато пошли сообщения.

«Не забудь, что завтра ты дежуришь»,– напоминает неизвестный.

«Где? Когда? – Опять пугаюсь я. – Кто это написал?»

Смотрю, номер отправителя какой-то незнакомый. Успокаиваюсь – наверное, ошиблись.

Через некоторое время другое сообщение:

«Срочно переведи мне 200 рублей. Серёга».

Не вытерпела, пишу ответ:

«Обойдешься, Серёга, без моих 200 рублей. Фёкла».

«Ты кто такая? – тут же получаю сообщение от Серёги. – Чего лезешь в мою мобилу?»

«Ну, наглость, – думаю, –я же ещё и виновата».

Опять сообщение:

«Завтра можешь спать подольше, никуда не спеши. Котик».

«Что такое? Что значит «спи подольше», когда в 8 утра я уже должна быть на работе. Неужели уволили втихомолку?! И потом, что это за подпись «Котик». С каких это пор наш зам. директора Константин Александрович стал Котиком?»

Бегу на работу ни жива, ни мертва. Прибегаю – вроде всё спокойно. Подруге Светке показываю послание.

–Да ты что? – изумляется она.– Константин Александрович уже третий день на конференции в Швейцарии. Станет он оттуда такие глупости писать?

Разозлилась я на этого котика. Думаю, напишу ему: «Ты не котик – ты балда». Может, в следующий раз внимательнее будет номер набирать. Но разумная подруга Светка отсоветовала.

– С каждым может такое случиться, – сказала она.

И точно. Через некоторое время вышел и со мной прокол.

Собрались мы со Светкой в кино. Зная её рассеянность, пишу ей на мобильник напоминание:

«Встречаемся у кинотеатра в 8 часов. Не опаздывай».

Получаю ответ:

«В 8 не могу. Смогу только через 5 лет, когда выйду на свободу. Вася».

Во дела! К заключенному попала. Что-то с номером, наверное, напутала.

НОВОГОДНИЕ РЕПОРТАЖИ

ИЗ ЗАГСа

Моя невеста Наталья не хочет брать мою фамилию. Говорит: «Ты – Рыбин, это ещё ничего. А я что, буду такая толстая Рыбина?..» Не хочет быть Рыбиной, а хочет остаться Крысиной. Мне тоже не особо нравится моя фамилия. И когда меня спрашивают: «Вы Рыбин?» Я обычно отвечаю: «Нет, я Рыбинович». Это как-то лучше звучит.

ИЗ ЗАЛА СУДА

Слушается дело о легковушке, въехавшей на автобусную остановку. И хотя по счастливой случайности никто из людей, дожидавшихся автобуса, не пострадал, все участники происшествия были страшно напуганы. Водитель легковушки даёт показания, и в конце своей речи пламенно заявляет: «Накажите меня как можно суровее». В зале слышится плач. Свидетели происшествия уверены, что его винить не в чем. Виноват водитель КАМАЗа, который вытеснил легковушку с проезжей части. Но и тот, как показала экспертиза, в момент происшествия был трезв, и объяснял случившееся тем, что шарахнулся от пытавшейся подсечь его иномарки. Где эта иномарка – бог его знает.

– В общем, никто не виноват, – заключает корреспондент.

С ШУМНОЙ МАГИСТРАЛИ СТОЛИЦЫ

– На улице Турская… нет, всё же Тульская… извините, отсюда не разберу названия – многокилометровая пробка,– бойкий корреспондент Чёртиков кричит, пытаясь донести свою информацию до телезрителей. – Скоро пуск объездной дороги – наверное, после Нового Года, которая разгрузит улицу. Я так думаю, вообще-то не знаю.

– Чего он не знает – он и сам не знает, – возмущается за кадром режиссер.– То ли не знает, когда пустят объездную дорогу; то ли не знает, разгрузит она улицу или нет. С какой улицы-то он передает? Никогда не поймёшь этого Чёртикова.

ИЗ КАБИНЕТА СТАРЕЙШЕЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ

– Я сейчас застыла в своих мемуарах. Я их пишу уже 60 лет, а теперь мне кажется, что они сошлись с сегодняшним моим днём. И как-то не идут дальше.

– Эта задумчивость, этот уход в себя – многого стоят, – заявляет корреспондент.

С КОНФЕРЕНЦИИ КИНОПРОКАТЧИКОВ

– Нет, у нас доход стабильный,– говорит корреспонденту потомственный владелец Индийского кинотеатра. Он молод, богат, лицо его лоснится от удовольствия жить. – И отец мой и дед не жаловались на доходы. У нас все фильмы в Индии красивые, хорошие. Поэтому и сбор большой. Уж не знаю, что может случиться, чтобы был маленький сбор. Нет, у нас такого не бывает. Все фильмы нравятся зрителям.