Так и живём

Наталия Воскресенская

Так и живём

1. РАССКАЗЫ

ПЕНСИОНЕРКА – БЕЗБИЛЕТНИЦА

Это за границей женщины выходят на пенсию глубокими старухами, а у нас пенсионерка в 55 лет ещё хрустящий огурчик, если, конечно, сама не старается вогнать себя в пенсионный статус. И хотя пенсия с гулькин нос, это её не убивает; наоборот, только подстёгивает крутиться и носиться с утра до вечера.

Вот и пенсионерка Козлякина носилась-носилась: то по магазинам, выискивая, что где подешевле, а тут дочке надо было помочь с внуками понянчиться; в результате потеряла бесплатный проездной билет на автобус, выданный ей отделом социальной защиты. Вошла она в автобус, что курсировал от железнодорожной станции до посёлка, где жила Козлякина, тыр – пыр – билета нет. То ли где-то из кармана вытряхнула, то ли впопыхах у дочки оставила, когда торопилась на автобус – ну не помнит. А кондукторша пристаёт:

– Раз билета нет – платите деньги.

– У меня нет лишних денег,– бодро отвечает Козлякина.

– Так, билета нет, денег нет – выходите из автобуса.

– Не имеете права,– говорит Козлякина.– Я пенсионерка – вот моё пенсионное удостоверение,– вынимает она из сумки маленькую книжечку удостоверения.

– Мне билет ваш на проезд нужен, а не удостоверение,– не унимается кондукторша.– Так, выходите из автобуса; контроль пойдёт, я не хочу из-за вас неприятностей.

– Да какой контроль в девять вечера?

– Так, водитель, останови автобус,– закричала через весь салон кондукторша.

Водитель, видимо, не услышал и продолжал движение.

– Ну что вы к ней привязались,– вступилась за Козлякину пожилая женщина,– видно ведь, что пенсионерка. Удостоверение вам показала. Небось, к безбилетному пьяному не вяжетесь – боитесь в глаз получить…

Пассажиры разделились на два лагеря: одни осуждали горластую кондукторшу, но их было человека три, не больше; остальные – пенсионерку-безбилетницу; за то, что по её милости создаётся нервозная обстановка в автобусе.

– Да есть у неё деньги, она у рынка вошла,– кричала толстая молодая баба.– Раз на рынке была, значит, есть деньги – пусть платит.

–Так, всё,– подвела итог кондукторша,– автобус останавливаем, женщину выкидываем.

– Как это выкидываем? Я что – мешок, что ли какой?– вздыбилась Козлякина.

Но в автобусе уже кричали, чтоб она не задерживала остальных пассажиров и лучше уж заплатила 16 рублей.

– Да нету у меня денег. Пенсии только на молоко и хлеб хватает, да за квартиру заплатить – чтоб ещё и из квартиры не выкинули. Везде так и норовят выкинуть.

Автобус остановился.

– Так, женщина, выходите.

– Довезите хоть до остановки, я пересяду на другой автобус.

– Мы не обязаны довозить вас до остановки – вы без билета.

– Ну, тогда уж до Ленинградки до тёмной довезите,– разгорячилась пенсионерка,– там как раз лес начинается. Привяжите меня там к дереву – раз такие жестокие.

– Женщина, не остроумничайте и не задерживайте пассажиров – выходите, – настаивала кондукторша.

Делать было нечего, пенсионерка вынула из сумки потрепанный маленький кошелёчек, достала оттуда 16 рублей.

– Нате, грабьте последнее,– сунула она деньги кондукторше. Села, и обидно ей стало. Даже не из-за того, что незаконно с неё стребовали совсем не лишние 16 рублей, а из-за того, что основная масса пассажиров была на стороне кондукторши. У нас ведь как? Кто громче кричит – тот и прав.

ВАЛЕНКИ

Крещенские морозы. Температура понизилась до 30 градусов. Таких холодов давно уж не было. Кто мёрзнет, а кто радуется – настоящая зима, наконец, пришла. У каждого свой настрой, но все – утепляются.

Вот и пенсионерка Дарья Осиповна поехала из своего Подмосковья в Москву поискать себе добротные валенки. Старенькие-то не выдержат таких морозов – уже десять лет она их носит; носки в валенках совсем тонкими стали, а пятка у правого валенка отвалилась и притянута по периметру пояском.

Вот так и приехала Дарья Осиповна в магазин валенок. Пришла и обрадовалась, что есть её размер. Большие-то расхватали сторожа да дворники, а её остался. Старушка померила валенки, поохала – как тепло да вольготно ноге, и уж совсем собралась нести их к кассе, пробивать, да тут проходил вдруг мимо директор магазина. Глянул он на её старенькие валенки, остановился и говорит:

– На фабрике, при которой наш магазин, музей валенок есть. Если разрешите, я ваши старые заберу в музей. А взамен новые бесплатно получите.

Старушка не могла в это поверить.

– Ну, хоть что-то с меня возьмите, – разводит она руками.

– Ничего не нужно, отвечает директор,– только старые валенки для музея. Десять лет вашим валенкам?

– Да,– ответствует старушка. – Как это вы угадали?

– А я хоть и директор сейчас, а раньше на фабрике валенок работал – чесальщиком. Такой фасон, как у вас, лет десять назад выпускали.

Вот и стоят сейчас рядом с другими экспонатами музея старенькие, ветхие, перевязанные пояском, валенки Российской пенсионерки, датированные началом 21 века.

ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ

Кандидат сельскохозяйственных наук Восьмёркин ещё до наступления Нового Года упился так, что у него поменялся состав крови, да и, надо полагать, состав всего организма тоже. И когда подошла минута поднимать бокал с шампанским за наступление ещё более радостного, чем был предыдущий, года, жене его пришлось это делать одной, потому что сам Восьмёркин впал в полную отключку. Такое состояние для него было истинным счастьем, а поскольку оно случалось нередко, то уже считалось нормальным. Когда же по требованию многострадальной жены ему иногда приходилось выходить из своего блаженства, чтобы починить кран или помочь ещё что-нибудь по хозяйству, вот тут начинались муки. Состав крови опять силился прийти в норму, раздутая печень не знала что делать: то ли возвращаться в задуманные природой пределы, или пока подождать, не мучиться – а вдруг снова начнётся поступление алкоголя.

За два дня до наступления Нового Года Восьмёркин сам решился сделать небольшой перерыв в питие – надо было на работе срочно сдавать тему, коей он был руководитель. Жена его ну никак не могла понять: уж если такие – руководители, то какие же тогда не руководители? Правда, и получал он за свою работу, хоть и имел учёную степень, совсем не много, как раз на 100 рублей больше жениной пенсии.

Так вот, уже на первый день воздержания, случилось у Восьмёркина умопомрачение. Стал он вдруг, придя с работы и посмотрев после ужина телевизор, дергаться, упал на кровать, глаза закатил, захрюкал. Жена, конечно, в панике, давай ему уши тереть – слышала она, что так надо делать, там, видите ли, какие-то нервные точки есть. И действительно, Восьмёркин пришёл в себя, на следующее утро быстро побежал на работу, сдал тему, а потом начались всенародные зимние каникулы, и он всё пил и пил и был чрезвычайно мил и счастлив… если б не стали катастрофически таять деньги.

В положении Восьмёркина оказались очень многие. По команде свыше вся страна принялась яростно отдыхать, но, похоже, не рассчитала свои силы. Раньше-то как было: 1 и 2 января – выходные, а там на работу пожалуйте, делу время – потехе час. Но с недавних пор всё переменилось, и велено было народу задержаться для отдыха на 10 дней: отдыхайте, граждане, работа не волк – в лес не убежит. А силы-то народ привык выкладывать на отдых за 2 дня, а тут целых 10… А кто велел – быстренько укатили в горы на лыжах кататься, а иные из них в экзотические страны, на яхтах ходить по океанам да брюшко на солнышке греть. А народу приказали телевизор смотреть – чем бы дитё ни тешилось, лишь бы не плакало.

За два дня граждане пересмотрели все фильмы, всех эстрадных певцов переслушали – надоело. Все запасы спиртного выпили, многие даже отравились дешёвкой. Все салаты перепробовали, животы даже у некоторых разболелись. Пошли с ледяных гор кататься – многие с непривычки или с похмелья кости переломали. А одна дама, это в новостях передавали на всю страну, умудрилась на дискотеке ногу сломать. Уж как она там танцевала – никто так и не понял: ни на Камчатке, ни в Ярославле, ни в Краснодаре, ни в Воркуте.

В общем, веселился народ – кто как умел. А дни всё не убывают, ещё пять осталось. А денег уж нет ни у кого. Забеспокоился народ – что делать? И жаловаться некому – они где-то на горных лыжах катаются, да под солнцем жарких стран нежатся.

И все-таки кто-то вычислил, где это может быть. Шлёт им туда телеграмму: «Уже наотдыхались. Надоело. Хотим на работу. Приезжайте скорее».

А оттуда ответ: «Потерпите ещё немного. Скоро вернёмся».

Вот так. Наступил Новый Год. Год свиньи. Ура!!!

ВСЯК СЧАСТЛИВ ПО-СВОЕМУ

Был жаркий августовский день. Елена Андреевна, дама средних лет, которая совсем недавно разошлась с мужем и проводила отпуск на даче в Фирсановке, решила искупаться. Пруд был довольно далеко, в усадьбе Середниково, где когда-то Лермонтов гостил у своей бабушки, и ехать туда нужно было на автобусе минут десять. Елена Андреевна любила это место; она отдыхала там душой. Сразу, сойдя с автобуса, она попадала в тенистый парк, а потом шла по живописным аллеям мимо барского дома к пруду. Он показывался ещё издали, и казался ярко-зелёным из-за отражавшихся в нём деревьев.

Дойдя до пруда, Елена Андреевна быстро разделась и с наслаждением вошла в мягкую тёплую воду. Она поплыла на середину пруда; оттуда хорошо смотрелось белое здание усадьбы со спускавшимися к воде каменными ступенями. «Ах, какая красота! – думала она. – Какое счастье!» Она поплыла вокруг одного из двух островов, расположенных симметрично по отношению к дому. Наплававшись вдоволь, вышла из воды, легла на махровое полотенце под деревом. Солнечные лучи мягко согревали её тело. «Ах, как же хорошо жить!– чуть ли не вслух произнесла она». Окунувшись ещё несколько раз, Елена Андреевна решила возвращаться домой обедать. На обратном пути она всегда заходила на родник набрать воды. Родник был в глубине парка, в овраге. Дойдя до родника, она увидела там женщину примерно такого же возраста. Та уже набрала воды и завинчивала пробку бутылки. «Где-то я видела её,– подумала Елена Андреевна.– Может в магазине, или где-то на дачах». Набрав воды, Елена Андреевна отправилась на автобусную остановку. Женщина уже сидела и ждала автобус. Рядом сидели два несвежих мужичка, явно в подпитии. Вокруг валялись какие-то бумажки, урна была переполнена бутылками, пакетами. Солнце на открытом месте жарило нещадно – хоть опять полезай в воду. Елена Андреевна вошла в тень остановки, села по другую сторону от женщины. Та кивнула на пьяненьких мужичков:

– У меня вот такой же дома; пьёт, пьёт, никак напиться не может. Ругаю его, а он говорит: «Чем ругаться, села бы рядом и тоже выпила, тебе лучше бы стало».

Елена Андреевна чтобы не быть не вежливой, улыбнулась.

– И ведь главное,– продолжала женщина,– нигде не работает. Говорю ему: «Доколь я тебя кормить буду; иди, устраивайся на работу». А он у меня такой смиренный вообще-то. Утром, и, правда, побрился, приоделся, ушёл куда-то. Вечером приходит и говорит: «Всё, почти устроился. Надо только медкомиссию пройти». «И куда же ты устроился?» – спрашиваю». «На Останкинский мясокомбинат». «Ну, правильно, – говорю, – свежая закуска всегда под боком будет, хорошее место выбрал. Только тебя туда не примут. Там знаешь, какая строгая медкомиссия – не пройти тебе. У тебя кровь на половину водкой разбавлена. Ни за что не пройдёшь медкомиссию».

Чувствую, обиделся он, но смолчал. На другой день опять ушёл куда-то. Вечером приходит пьяненький и радостный. Заявляет: «Приняли; медкомиссию лучше всех прошёл».

– Не знаю, долго ли там продержится… – усмехнулась разговорчивая женщина.

Елена Андреевна, с любопытством выслушав её, поскольку совсем недавно сама страдала от пьянчужки-мужа, удивилась:

– Может он от природы такой здоровый, что никакой алкоголь не берёт?

– О, вы бы видели – замухрышка, смотреть не на что.– Потом призадумалась: – А вообще-то не знаю – может и впрямь алкоголь прочищает организм, не знаю, – в недоумении пожала она плечами.

Тут подошёл автобус, и женщины поспешили занять места. Уселись рядом. Елена Андреевна вдруг поймала себя на мысли: «Ведь только что, несколько минут назад она была абсолютно счастлива в чистом парке, по другую сторону реальной жизни, а сейчас опять чувствует какую-то тяжесть. Отчего? Ведь она-то освободилась от участи жён, у которых мужья пьют. Но почему опять ей стало тяжело? И зачем эта женщина рассказала ей всю эту историю? Только потому, что пришлось ждать автобус, и надо было как-то занять время?» Между тем они сейчас сидели рядом, и ей вдруг захотелось рассказать и о своём бывшем муже. Зачем? Она сама не знала. Но ей очень хотелось высказаться, чтобы до конца вытащить из себя осадок, оставшийся после последних пяти лет их совместной жизни, когда муж незаметно превратился в алкоголика. И она сказала:

– У вас муж хоть пристроился куда-то работать, а мой бывший – работал на полставки и не собирался никуда устраиваться, чтобы заработать побольше денег. А что – и так хорошо. Обед всегда есть, салатики всякие, мясо чуть ли не каждый день. Приходит с работы уже в два часа и блаженствует: почти одновременно разогревает обед, наливает стакан водки, включает музыку и раскрывает очередной роман. Он у меня когда-то интеллектуалом был. Забивается на кухне в угол на табуретке и кайфует – счастлив. Когда с работы прихожу – уже лежит готовенький, похрапывает. И нет для него другого счастья.

– Да, всяк счастлив по-своему,– участливо отозвалась попутчица.

НЕДОСТОЙНАЯ

– Да что же это такое? Вроде не глупая женщина, а постоянно разговариваешь с телевизором, удивляюсь прямо,– выговаривал жене неожиданно появившийся в дверях комнаты муж. Жена, застигнутая врасплох, смущённо молчала и поскорее отошла от телевизора. Она и сама в последнее время стала замечать, что включается в разговор с экраном. Особенно активно она беседовала, когда шла реклама, заполонившая все каналы, и уже невозможно было спокойно посмотреть какой-нибудь интересный фильм или передачу. Сначала она нервничала, уходила на кухню, чтобы не пропадало время. Но там не могла ничего начать делать, потому что того и гляди, будет продолжение фильма. В конце концов, она решила не очень расстраиваться из-за выскочившей вдруг рекламы и придумала игру: не злиться на рекламу, а быть её активным участником и честно высказывать свое мнение на рекламируемые товары.

Например, красотка рекламирует дорогущий крем и в заключении так хитро заявляет: «Вы этого достойны». Мол, бегите в магазин и раскошеливайтесь. А она не злится на то, что не может позволить себе этот крем и очень спокойно отвечает красотке: «Нет, этот крем очень дорогой, он не для меня, я его не достойна, пойду и куплю что-нибудь подешевле». Хорошо ещё, что красотка на этом и заканчивает растравлять душу, но чувствуется, что она так и хочет сказать: «Конечно, не достойна, посмотрись в зеркало».

Идёт другая реклама. Уже другая красотка одета с исключительным вкусом и вещает: «Я одеваюсь у лучших модельеров мира – я этого достойна. А вы где одеваетесь?» – ехидно спрашивает она. И опять вылетает честный ответ: «А я одеваюсь на рынке, потому что этих модельеров я не достойна».

Третья цветущая примадонна рекламирует здоровое питание и при этом выпытывает: «А чем вы питаетесь?» «Да как все, – отвечает совершенно спокойно жена, – что бог пошлёт». Вот на этой фразе и застал её муж.

«Кто это придумал такие рекламы,– думает она,– чувствуешь себя какой-то гадкой кикиморой. И как только муж ещё терпит меня, такую недостойную?»

С РАБОТЫ

В самом центре Москвы по Пушкинской улице шла стая собак. Она появилась из-за угла, со стороны Большого театра. Шли собаки понуро, устало, и были неимоверно грязные. Накануне прошёл дождь, и шерсть на светлой шкуре свисала тёмными сосульками. Впереди шагала сука с отвислым после родов животом; чуть сзади плелись двое кобелей. Все трое были удивительно похожи друг на друга – и по масти, и ростом, и одинаковой усталостью, и безразличием к суетливой столичной жизни.

– Господи, откуда такие грязные?! – увидя их, ужаснулась одна из женщин, раздававших у выхода из метро рекламные листовки.– Ты только глянь на них.

Её напарница, давно работающая на этом месте и, видно, уже приметившая стаю, невозмутимо отвечала:

– Да из Большого театра.

– Как из Большого театра? – не поняла первая.

– Они там работают.

– Шутишь что ли?– всё не понимала новенькая.

– Не шучу. Они стерегут по ночам.

– Такие грязные?– с недоверием смотрела на собак женщина.

– Они же не внутри стерегут, а снаружи, у двери. Работа грязная – лежи всю ночь под дождём, вот и увазюкались.

– Устали бедняжки после ночной смены,– посочувствовала собакам женщина.

– Пожалела…– сказала её напарница.– Нас-то кто пожалеет – тоже стоим тут в любую погоду.

– И то правда,– вздохнула новенькая.

Женщины проводили сочувствующими взглядами работяг, которым то и дело приходилось огибать спешащих по Пушкинской людей, и снова принялись раздавать рекламки.

ВЕСЁЛАЯ ЭЛЕКТРИЧКА

Мимо деревень и дач, мимо полей, лесов и оврагов мчится из Москвы в Тверь набитый до отказа пассажирский поезд. Люди рады бы после московской сутолоки расслабиться, отдохнуть немного пока едут, да куда там… То и дело раздвигаются двери тамбура, и кто-нибудь появляется в вагоне. И не просто появляется, а ещё и кричит. Так кричит, чтобы все его слышали – от дверей до дверей.

– Перчатки, кому перчатки для огорода? – кричит малый в замызганной куртке. – Не пропускают из почвы грязь! Десять рублей пара! Дешевле, чем в магазине!

Товар нужный, многие спешат купить. Малый, спешно торгуя, постепенно продвигается к противоположным дверям вагона.

Едва задвинулась за ним дверь, тут же появляется тётка. Она достает из сумки здоровенную книгу:

– Библия для малышей!– кричит она.– Покупайте библию для своих малышей, пусть они постигают религию с малолетства!

Все смотрят на увесистую библию и думают: «Не дай бог упасть этой библии на ногу малышу – оставит его калекой на всю жизнь».

– Набор отвёрток! – появляется из тамбура третий.

Кто-то из пассажиров заинтересовался, стал доставать деньги. Глядя на него, полез в кошелёк другой. Видно, у этого бизнес тоже идёт неплохо.

Не успел продавец отвёрток дойти до конца вагона, двери снова раздвигаются; появляются двое молоденьких парнишек. Один разворачивает своими нежными пальчиками складное пианино, другой вешает себе на шею гитару. Начинают играть очень приятную мелодию. Видно, ребята образованные, в консерватории, наверно, учатся, пытаются подработать. Отыграли, свернули пианино, деловито пошли через вагон – никто ничего не подал. Что-то они не так сделали; наверно, шли очень быстро – народ не успел сообразить, что за удовольствие надо платить. Не опытные ещё ребята.

Вдруг по вагону пронеслось: «Контролёры!» Кто-то их увидел в окно. Молодежь встрепенулась, понеслась к дверям. За ними поползли безбилетники постарше. Когда контролёры вошли в полупустой вагон, там сидели только дисциплинированные граждане и уже протягивали им свои билетики.…Куда все разбежались – никому неведомо, но уже на следующей станции все сбежавшие сидели на своих прежних местах. Опять стало тесно в вагоне, а тут ещё пришельцы не унимаются.

– Граждане, помогите приюту бездомных собачек,– раздалось у дверей.– Подайте бедным собачкам на прокорм, – канючила краснорожая баба.

– Попробуй, проверь, собачкам она на колбасу собирает или сама разживается, – засомневалась модно одетая девица.

– А собачку у вас можно приобресть? – поинтересовалась тётка в платке.

– Какую собачку? – уже забыла про приют баба. – А-а! – спохватилась она.– Какую вам породу?– скорчила она услужливую физиономию.

– Мне бы таксу, очень обожаю такс, у вас есть в приюте таксы?

– Поищем, поищем, – явно обдумывала она, как отделаться от навязчивой пассажирки.– Скоро сука разродится,– придумывала она на ходу, – только у неё не таксы будут. Другую хотите? Бульдожки тоже такие хорошенькие…

– Нет, – закачала головой пассажирка, – мне бульдожки не нужны.

– Не нужны, так и не приставайте, – рявкнула краснорожая.

– Очень ты мне нужна, приставать к тебе, дура, – вспылила тётка в платке.

– От такой же и слышу, – незамедлительно парировала краснорожая.

– Потявкались, собаки, – приоткрыл один глаз, дремавший у окна дядька. – Ух, ненавижу баб, вечно сцепятся…– опять закрыл он глаз, что-то ещё пробормотал и снова заснул.

– Журналы, кроссворды! Скрасят утомительную дорогу! – предлагал бородач, волоча за собой большую сумку на колёсиках. – А также всевозможные карты, схемы, расписание поездов.– Проворно доставал он из сумки то, что требовали покупатели.

Как только бородач скрылся, в дверях появляется крепкая женщина лет пятидесяти:

– Подайте на лекарства. На еду не хватает,– требует она стальным голосом.– Люди добрые, не оставьте помирать,– говорит она напористо, как на собрании. Народ чувствует, что-то тут не так. Что-то пассажирам не нравится в этой женщине.

Дойдя до конца вагона и ничего не выпросив, она резко поворачивается и заявляет:

– Жмоты вы все. Расселись тут, катаетесь… а бабе помочь не хотите, жмотины.

– Работать надо, – крикнул парень, явно из работяг, – вон какая здоровенная, а по электричкам шастаешь.

Обиженная напыжилась, но, не найдя, что ответить, повернулась и пошла за подачкой в следующий вагон. Ещё не закрылась за ней дверь, как является новый продавец:

– Кому ручки многоцветные, записные книжки… За его спиной уже дожидается своей очереди молодая продавщица.

– Краска для волос! Красит надолго! – кричит она на весь вагон.

«А это кто ещё ползёт? Что это он там бормочет себе под нос? – заинтересовались пассажиры.– Ну-ка, ну-ка, что ты там бормочешь, иди ближе, послушаем. Книгу свою предлагает: сам написал, сам издал, теперь сам продаёт».

– Купите книгу. Очень интересная, свежий сюжет, – мямлит никому неизвестный высокий сухощавый писатель, явно стесняясь своего положения.

«Да разве так продают? Кто ж с такой рекламой купит?– сочувственно глядит на него народ. – И не слышно, что ты там бормочешь, надо как другие орать на весь вагон: «Лучшая в мире! Таких ещё не было в истории человечества! Последний экземпляр!» Сразу расхватают, ещё и подраться могут за последний экземпляр. Доставай другой «последний» и двигай в следующий вагон – вот и будешь богат и знаменит, а то стесняется… При сегодняшней жизни стесняться не принято. Вот дурачок – ушёл, ничего не продавши».

А это что за шум? – Дверь тамбура опять с грохотом распахнулась. Появились двое мужиков с видом только что выпущенных из тюрьмы – низкорослые, обросшие и явно в подпитии: один – гармонист, другой – певец.

Народ, успевший заскучать после писателя-интеллектуала, вздрогнул от кабацких воплей:

– Концерт по заявкам! Чего желаете послушать, дамы и господа? – орал гармонист.

Пассажиры уже ничего не желали. Только бы их оставили в покое.

– Споём любую песню, ну давайте, давайте, заказывайте! – подбадривал публику гармонист, певец при этом вращал осовелыми глазами.

– Мурку могёте? – сразу догадавшись, откуда гастролёры, крикнул хитрый дядька с прищуром, жевавший черный хлеб в прикуску с одесской колбасой.

– Мурку, так мурку, – орал гармонист, – только все подпевают! – развернул он свою весёлую гармонь. Народ в вагоне заулыбался, вмиг развеселился. Вагон наполнился залихватской тюремной песней. Всё, пошло-поехало.

И так всю дорогу из Москвы до Твери, что-нибудь да происходит – не заскучаешь. Да ещё и товар кой-какой приобретёшь.

ОДИНОКИЕ ДУШИ

Волк остановился, несколько секунд пристально глядел ей в глаза и вдруг прыгнул, метясь вцепиться в горло. Все это могло печально кончиться, если б.… Но всё по порядку.

Валерия, или просто Лера, жила на самом севере Тверской области в маленьком старинном городке. За рекой Мологой уже начиналась Вологодская область. Городок со всех сторон был отделён от мира многокилометровыми лесами. Леса эти в полном смысле слова были дремучими, тёмными. В основном росли в тех местах высокие прямые сосны, а под соснами – мох, в котором в зависимости от сезона появлялись то черника, то брусника, то клюква. Мох покрывал ямы и ухабы, и ходить по нему было тяжело. Пока насобираешь ягоды, так наломаешься…. Вот почему они на рынке такие дорогие.

Лера жила в этом городке уже восемь лет, с тех пор, как развелась с пьяницей-мужем; разменяла квартиру в Перми, и купила здесь просторную двухкомнатную. В то время ей хотелось, во что бы то ни стало, уехать подальше от тех мест, где муж похитил у неё десять молодых лет жизни. Теперь ей было уже пятьдесят. Физически она была ещё здорова и энергична. Возле дома у неё был небольшой огородик, где она соорудила себе гимнастический снаряд. Садилась на скамью, закрепляла ноги и накачивала пресс. От таких упражнений у неё не было ни жиринки лишнего веса. У Леры было довольно оригинальное лицо, в нем угадывалось что-то восточное – слегка раскосые карие глаза, смуглая ровная кожа, тёмные волосы.