Чернильные орешки

Зловеще тихий голос принца, злорадство, мерцавшее в его холодных и жёстких глазах, навели Сано на мысль.

– Верно, император узнал о вашей тёмной магии и запретил вам использовать её, – сказал Сано, – И тогда вы решили отравить его? Какую цену вы заплатили за свои гнусные деяния, Ваше Высочество? Чем вы запятнали свою душу? Какой мерзостью напитали свой разум?

Принц издал короткий, отрывистый смешок, его глаза горели нечестивым огнём.

– Если вы действительно расследуете его смерть, то начните хотя бы с дамы Нисё, – молвил он лениво. – И по одному углу отыщите три остальных.

Тишину разломили звуки леса: переполошившиеся птицы взметнулись в небо, уханье сов наполнило воздух тревогой. Луна вышла из-за рваных облаков. Её слабый дрожащий свет проник сквозь полог леса, создавая на земле причудливые тени.

* * *

Юдзиро, прильнув к стволу дерева, сидел и тяжело дышал. Кровь стекала по подбородку, на одежде выделялись кровавые дорожки. Тело пронзала боль от отражённой магии, а дрожь сотрясала его. Его силы были на исходе, и побег казался невозможным.

Его тёмные помыслы устремились к «печати послушания». Ему следовало сразу же сковать Сано с помощью этой печати, но его сгубило любопытство, которое подтолкнуло подсмотреть на жизнь этого человека.

Собравшись, Юдзиро начал пробуждать свои силы До, чтобы создать силовое поле. В воздухе сгущалась тёмная энергия.

Сано приготовился к повторному столкновению. Хотя сил у обоих почти не оставалось, а борьба была уже окончена, принц продолжал сопротивляться.

Сано внимательно наблюдал за изменениями вокруг. Он сосредоточил свою собственную энергию, которая помогла ему ранее, и создал волну духовной силы, призванную отразить тёмную магию. Как только принц завершил печать и направил её на Сано, мощный импульс силы столкнулся с его защитой. Зыбь покрыла воздух, как поверхность воды.

Вместо того чтобы связать, она отскочила, усиленная отражением, и ударила обратно в Юдзиро, как проникающая сила в его собственные духовные каналы. Глаза Юдзиро расширились от ужаса, когда сила печати, предназначенная для другого, поглотила его самого.

Мышцы непроизвольно напряглись, разум затуманился, воля начала ломаться. Борьба была короткой, но мучительной. Он почувствовал принуждение подчиняться человеку, стоящему над ним. Тело обмякло, а весь его вид принял змеиное очарование.

Сано едва ли понимал, что тело принца сковано «печатью послушания». Он подошёл ближе. Его тень упала на лицо принца, в глазах которого сверкнул мимолётный проблеск досады.

– Ваше Высочество, – сказал Сано спокойным тоном. – Поднимайтесь. Мы возвращаемся во дворец.

Глава 10.

Верхние этажи сыскного ведомства, отпущенные под покои служащих, разделялись на небольшие помещения. Стоя на галерее, опоясанной решётчатой перегородкой, Сано обратил взор на сад, сверкающий от росы. Воздух свежий и чистый заставил очиститься его сердце и разум.

Ведомство Тёмных и Светлых начал возобновило обряд изгнания злобного духа из дворца Живописных видов. Сквозь поднятые створки ситоми снова поднимались клубы дыма.

Сано подумал о печальной судьбе дамы Нисё.

«Концентрация демонических сил здесь вовсе не чувствуется», – на ум пришли слова наследного принца.

«Если та бедняжка погибла от заражения множества глаз, значит она подверглась нападению сластолюбивых демонов».

Эти слова, которым Сано поначалу не придал значения, продолжали медленно проникать в его сознание.

«Такими демонами становятся те, кто при жизни был сластолюбцем, и утопился в воде сам или по чьей-то злой воле. Демоны-сластолюбцы не действуют в одиночку, они нападают всем скопом и могут поселиться в живом теле, выступая одними только глазами. Зная это, можно предполагать, что эти демоны водятся только в водных пучинах. Побочный эффект такого чудовищного подселения в том, что оскверненный теряет всякий стыд, постоянно стремясь показать людям свои «глаза».

Если бы Нисё выказывала такое поведение, то об этом стало известно во дворце. Если Нисё пала жертвой демонов-сластолюбцев, в последние дни своей жизни она должна была искупаться в каком-нибудь водоёме, осквернённом демонами-сластолюбцами. Если во дворце и существовал такой водоём, то об этом стало известно и его бы осушили.

На небе, начинающем светлеть, луна ещё сохранила свои бледные очертания. Клочья тумана, выползая из-за гор, почивших в темноте, поднимались вверх. Туман ещё не рассеялся, когда раздался мрачный и зловещий тембр гонг, разрушивший безмолвие утра. А вместе с ним объявили об охоте:

«Сегодня нашей чести быть свидетелями охоты на лису! Всем достойным сановникам предоставляется возможность принять участие в этом великом событии и удостоиться королевских даров!».

За приземистым столиком с тушечницей и свитками пергамента сидел наследный принц и зевал, в попытке вытянуть сонные мысли. Канцлер, излучая величие, сидел на златотканых подушках и спрашивал у него сутры.

Его лицо, обвеянное временем, было покрыто сетью тонких морщин. В глазах, цвета плавленой янтари, читался горький опыт жизни при дворе, полном интриг и амбиций.

Облачение Мотоцунэ состояло из множества слоёв, выполненных из дорогих тканей, затканных узором. Его белые, как снег, волосы, собранные в традиционный японский узел, были спрятаны под каммури, где прикреплённая шёлковая лента ниспадала на спину.

(Каммури – традиционный японский головной убор, который носили дворяне и высокопоставленные чиновники в период Хэйан (794–1185).

Он начинал зачитывать сутру, а принц должен был её закончить, и страшно гневался, что тот не помнит ни одной.

– Ответь мне, – голос канцлера был резким. – Какова последняя строка сутры о «Пути Истины»?

Принц потянулся, как если бы собирался вновь уснуть. Высокая причёска открывала его благородно вылепленный лоб. Обшлага рукавов, расшитые серебряными нитями, подолы и шлейфы, сплетённые серебряным же шнуром… Как снег в горах сверкали его одежды на солнце! И ничего, ни одна деталь не намекала на то, что наследный принц сведущ в тёмных практиках.

– Пути… и-истины?

Принц широко зевнул, прикрывая рот рукой. Его взор затуманился, а губы чуть приподнялись в усмешке, когда он увидел Сано.

– Ах, дедушка, мысли мои… они ещё спят.

От избытка чувств канцлер изо всех сил ударил внука по спине своей деревянной табличкой.

– Ай! – воскликнул наследный принц, хватаясь за спину.

Канцлер сжал табличку и пристально взглянул на внука.

– Ты помнишь лишь, как бездельничать! Сядь прямо, безвольное создание! Сосна не гнётся во все стороны. Она возвышается среди леса, гордая и неподвижная. А ты развалился, как мешок с рисовым жмыхом!

Сано приблизился к столику, обмахиваясь веером с непринуждённой грацией.

– Гёбукё-доно, – обратился канцлер, не отрывая строгого взгляда от принца. – Скажите мне правду. Наследный принц прошлой ночью снова пытался сбежать из дворца?

– Сбежать? Дедушка, какая ужасная мысль! – вонзился принц. – У меня была… мучительная бессонница! Я лишь искал покоя в ночном саду, чтобы обрести душевное равновесие, но э-эти вездесущие слуги! Они не давали мне и шагу ступить без надзора! Пришлось немного… ускользнуть от них. Но дворец? Никогда! Я был в его стенах! – он посмотрел на Сано с мольбой и лёгкой ухмылкой. – Ведь так, Гёбукё-доно? Вы же видели, я не покидал дворец?

– Господин канцлер, я не был свидетелем всех передвижений Его Высочества прошлой ночью и не могу утверждать с полной уверенностью, – ответил Сано, оказавшись под тяжестью их взглядов.

– Ночь, – тихо начал канцлер, – дарует успокоение, лишь шаги слуг отравляют тишину двора. Ночью мы теряем путь, потому не дозволено совершать ночные прогулки после часа свиньи. Если у тебя бессонница, попроси у лекаря снадобье. Или… – канцлер сделал паузу, его взгляд задержался на принце. – …может, тебе поможет киноварь?

(«Час свиньи» в контексте старинного японского исчисления времени: это промежуток с 9 до 11 вечера).

– Киноварь, – повторил принц, и глаза его вспыхнули. – О, дедушка, какая… прекрасная идея!

«Что он задумал на этот раз?» – озадачился Сано.

– Впредь, – продолжил Мотоцунэ, нахмурившись, – не смей сбегать. Твои тайные вылазки всех утомили! В последний раз ты вовсе пустили в странствия!

– Но, дедушка, я думал, вы это одобряете, учитывая ваше бахвальство перед министрами моими… странствиями!

– Служба народу – неотъемлемая часть твоей сущности! – голос канцлера стал жёстче. – Если продолжишь так, тебя может не быть на месте, когда придёт время решающих выборов, а народ будет ожидать от тебя мудрости!

– Как понять эти земли, кроме как через свои собственные ощущения? – принц с улыбкой опустил локоть на подушку, а ноги вытянул. – Я должен быть частью этого мира.

– Если вы хотите быть частью этого мира, предлагаю вам присоединиться к сегодняшней охоте на лису, – предложил Сано.

Принц скривил лицо так, словно вкусил кислый плод.

– Охота? Утомительно! Мой способ быть частью мира… – он снова зевнул. – …это постигать его во сне.

Мотоцунэ вздохнул, глубоко и многозначительно, словно его внук был проклятием и благословением одновременно.

Глава 11.

Туман ещё окутывал освещённые восходом холмы, когда сановники в своих ярких одеждах, с луками и стрелами за спиной, начали облетать местность, стоя на небольших земляных платформах. Рядом с ними находились лучшие гончие псы, нюх которых был натренирован за множество охот.

Прошлую ночь Сано находился под влиянием сил До. Мог ли император, узнав о тёмных силах принца, распорядиться, чтобы тот прекратил свои практики либо остановит его ценой собственной жизни? Тогда наследный принц мог бы пойти на убийство… Могла ли императрица, узнав о том, кто виновен в смерти императора, организовать его похищение?

В видениях, которые мучали Сано, в него яростно вбивали гвозди. Но это были не его воспоминания, а, казалось бы, воспоминания наследного принца. Можно ли предположить, что наследный принц когда-то подвергся такой жестокой пытке? И куда делись шрамы от гвоздей на теле принца?

Сано поднялся в воздух на круглой земляной платформе и предложил наследному принцу присоединиться к нему на платформу.

– Сегодня рассчитываю, что ты схватишь лису! – крикнул Мотоцунэ. Одетый в охотничьи одежды, он медленно и уверенно поднимался в воздух на своей платформе.

Принц Насицубо вскинул брови и с лёгким удивлением взглянул на канцлера. Его настроение, казалось, колебалось между размышлениями о собственных способностях и любезным предложением Сано лететь вместе. Он сделал едва заметный жест рукой, как бы приглашая Сано к дальнейшим действиям.

– Схватить лису? – переспросил принц, возвращая взгляд к Сано. – Что думаете насчёт такой задачи, Гёбукё-доно?

Сано кинул быстрый взгляд на канцлера, затем снова на принца.

– Мы обязательно справимся, Ваше Высочество, – уверенно сказал Сано. – Путь будет трудным, но совместными усилиями мы, несомненно, достигнем цели. Хотите отправляться немедля?

Принц, ощущая подступающее волнение, кивнул.

В этот момент к месту сбора подошёл Тюдзё, волоча за собой своего сына, Котаро, который сжимался под бременем своей болезни. Подростка одолело нервное расстройство, и с каждым днём болезнь лишь обострялась. Предметы с заострёнными концами приводили его в беспокойство, любая малость могла вывести из душевного равновесия.

Ощущение собственной вины в его болезни стало так же неотделимо от Сано, как мерцающая кромка от луны.

– Ваше Высочество, какая радость видеть вас здесь, в предвкушении славной охоты! – голос Тюдзё был полон показного почтения, но взгляд, остановившийся на Сано, был холодным. – И Гёбукё-доно… Не думал встретить вас в столь… активном занятии.

– Тюдзё-доно, не думал, что вы приведёте сына на охоту, учитывая его недуг души, – с укором произнёс Сано.

– Гёбукё-доно, вы предлагаете запереть сына? Разве я не должен помочь ему преодолеть его недуг?

Взгляд Сано упал на Котаро. Бледный, испуганный вид племянника вызвал в нём искреннее сердечное сочувствие.

– Ваше старание похвально, но не рискуете ли вы усугубить его болезненное состояние, подвергая такому испытанию?

– Вы, Гёбукё-доно, всю жизнь один, как перст. Много ли вы смыслите в воспитании детей?

Слова Тюдзё обезоружили Сано. Он промолчал, сдерживая гнев. Действительно, что он может знать о тяготах отцовства?

По сравнению с высокородной аристократией, Тюдзё можно было назвать человеком, испытывающим трудности в общении. Потому его неловкие попытки сладить с окружающими обычно воспринимались, как заискивания.

Он происходил из семьи сановников среднего ранга. Его семья не была столь знатной, как Фудзивара или Минамото и даже Соитиро, веками возглавляющие судебное и сыскное ведомство, но достаточно уважаемой, чтобы дать образование и возможность поступить на службу при дворе. Он стремился к продвижению и хотел, чтобы его сын тоже «вровень встал с людьми сановными».

Свою супругу Акико он встретил в доме Соитиро-но Томотари будучи молодым гвардейцем, и влюбился с первого взгляда. Церемонию надевания юбки «Мо» было решено не затягивать и, как только она состоялась, Тюдзё взял её в жены. Спустя годы она – его первая и единственная любовь – была разбита параличом, но он не отказался от неё. Сам кормил, одевал, умывал и причёсывал её волосы, хоть нехватки в слугах она не испытывала.

(Церемония надевания юбки Мо – японский обряд, который проводили для девочек в возрасте 12–14 лет. После него девочка считалась взрослой и пригодной для замужества. На девочку надевали мо (складчатый шлейф, привязывающийся сзади к поясу лентами) и делали причёску на взрослый манер).

Сигнальные рога протрубили, ознаменовав начало охоты. Платформы сорвались с места и устремились в лес. Шум леса, треск веток и лай собак заглушили мысли Сано.

Они направились в рассветный лес, который становился всё гуще. Ветер срывал одежду и обдувал лицо. Мимо проносились деревья, словно были двигающиеся.

– Гёбукё-доно, сколько всего сутр вы выучили за свою жизнь? – спросил принц, наклонив голову.

– Их было много, Выше Высочество.

– И какая из сутр вам наиболее запомнилась?

Сано задумался, слушая, как порывы ветра приносят с собой отдалённый лай собак.

– Наиболее всего мне по душе сутра о метте. «И никому не следует обманывать другого, как презирать не следует нигде и никого…»

Он посмотрел на принца Насицубо, взгляд которого блуждал куда-то вдаль, возможно, просто наслаждаясь тенью леса.

– Почему вы изволите спрашивать?

– Видите ли, с первыми лучами солнца мой сиятельный дедуля спрашивал у меня сутры, – начал принц. – Оказывается, раньше я знал их все наизусть. Не только их, но и известные произведения китайских классиков. Когда дедуля велел мне учить их заново, то ему стало известно, что я ещё и не помню знаков… Вам надо было видеть его лицо!

Наследный принц рассмеялся, и его смех прозвучал несколько натянуто.

– Либо ваша память слишком избирательна, раз вы запомнили лишь то, как использовать силы До и даже забыли письменность, либо вы ничего и не забывали, – произнёс Сано, концентрируясь на управлении. – Помимо этого, вы помните о проклятии этих земель, откуда-то и информация о демонах-сластолюбцах отыскалась в вашей памяти, но всё остальное вы забыли напрочь. Разве так бывает?

Принц холодно усмехнулся, не отвечая сразу. Сано замер, не зная, что ожидать от этого опасного безмолвия. Тишину нарушил лишь одинокий крик птицы вдалеке, усиливая напряжение, повисшее в воздухе.

– Вчера вы сказали, чтобы я расследовал смерть дамы Нисё. Почему? Вы что-то знаете?

Заповедный лес разросся на территории дворца. Густая трава была мокрой от росы, и повсюду мерцал утренний свет. Гончие собаки, взбудораженные запахом добычи, с громким лаем проносились мимо, стоя на платформах вместе со своими хозяевами. В воздухе слышались рычание собак и окрики сановников.

– А разве вы не находите странным то, что у неё были «глаза»?

Сано как раз вдохнул воздух, чтобы ответить, когда их опередил принц Хёбукё. Его платформа резко поравнялась с их платформой и замедлила ход. Его взгляд, настороженный, метался между братом и Гёбукё.

– Что вы здесь делаете вместе? Это случайность или есть нечто, о чём мне стоит знать? – голос принца Хёбукё был низким и пронзительным.

Гёбукё и наследный принц обменялись быстрыми взглядами, прежде чем заговорить. Сано взял на себя объяснение:

– Принц Хёбукё, ваша забота о нас трогает, но можете не беспокоиться. Мы вместе по моему настоянию. Не могли бы вы присоединиться к нашей команде? Ваши ресурсы и знания будут бесценными в охоте за лисой.

Слова его были искренними. Вслушиваясь в них, принц Хёбукё, казалось, постепенно успокаивался.

– Как я могу отказать в помощи такой достойной компании? Всегда интересно наблюдать за неожиданными союзами, – произнёс принц Хёбукё с лёгкой улыбкой, но улыбка не коснулась его глаз.

Казалось, он едва сдерживал презрение, наполнявшее его холодные водянистые глаза при одном лишь присутствии Гёбукё. Учтиво склонив голову, принц Хёбукё направил платформу ближе к ним.

– Значит, решено! Мы будем охотиться вместе. Оставим формальности и приступим к делу. Лиса не останется без внимания долго, – обрадовался Сано.

Прощупывая почву, принц Хёбукё прислушивался к каждому слову и вздоху, стремясь понять, какие скрытые течения могли бы пролить свет на истинную суть отношений между Гёбукё и его братом. Взгляд его то и дело перебегал с одного на другого, не упуская ни единой детали.

Сано же пытался разгадать тайны наследного принца, но лишь безмолвное спокойствие сквозило в каждом его движении.

– Принц Хёбукё, ваша помощь была бы бесценна в решении одного вопроса следствия, – наконец заговорил он, разрывая долгую паузу, чувствуя, что момент подходящий.

– Даже здесь вы остаётесь на службе, Гёбукё-доно, и не знаете отдыха, – с насмешкой отметил принц Хёбукё.

Внимание Сано было направлено на путь перед ними, где могли появиться препятствия и подвохи. Солнечные лучи, служившие ещё одной неожиданностью, пробивались сквозь листву и мириадами режущих частиц вонзались в глаза.

– Напрасно изволите хвалить, принц Хёбукё. Я дал присягу служить империи и всегда буду её верным слугой.

– Хорошо, что вас интересует?

– Речь идёт наследном принце. Не помните ли вы точную причину вашей ссоры до того, как он пропал? Ваш ответ может пролить свет на многие вещи.

Принц Хёбукё вздохнул, но это был скорее звук раздражения, а не усталости.

– Мой брат, – он поглядел на Первого принца с выражением, которое могло быть истолковано как угодно: от жалости до презрения, – выросший в окружении слуг и нянек, собирался подвижничать в горах. В горах! Как бы вы поступили на моём месте? Не попытались бы вразумить, к примеру, своего племянника?

Сано заметил Котаро, который с помертвелым лицом стоял на круглой платформе, словно дрожащий тростник. Тюдзё шипел ему в спину, чтобы он взял стрелу, натянул лук и был готов стрелять в случае появления лисы.

Тяжёлое состояние Котаро дошло до того, что даже обычные предметы, такие как щипчики для углей и палочки для еды, вызывали у него беспокойство, и никто не мог сказать, что с ним. Летящие же вокруг него стрелы, ввергали подростка в леденящий ужас.

– Попытки убедить кого-то могут быть восприняты как вмешательство в его личное пространство и желание навязать свою волю, – произнёс Сано, вздыхая от беспокойства за Котаро.

Принц Хёбукё усмехнулся, как будто услышал что-то наивное и глупое.

– Когда твой брат, словно безумец, собирается броситься со скалы, ты не думаешь о его душе, ты хватаешь его за шиворот и тянешь назад, – сказал он и, пообещав отыскать их позже, направил платформу к смене курса.

Убедившись, что вокруг никого, и за ними нет отстающих, Сано приземлился. Он знал, что времени у них немного. Если задержка будет долгой, вскоре лес наполнится криками поисков.

Глава 12.

Юдзиро гнал от себя плохие мысли, свои худшие опасения. У него оставался лишь один способ связаться с Тсутому и дать понять, что господин не покинул этот мир. Чтобы осуществить «призыв», ему требовались киноварь и уединение. Где добыть киноварь, он знал, но вот с уединением было сложнее – его постоянно кто-то окружал и расстраивал его намерения.

Оказалось, у него полчище слуг разных рангов, десятки учителей, дюжина нянек, помогавших ему с утренним и вечерним туалетом. В конце концов, у него есть Ун! И хоть бы одна наложница!

Он должен призвать Тсутому. Время утекало, как песок сквозь пальцы, и даже миг отсрочки ставил его в опасное положение.

Когда они сошли с платформы, Сано начал говорить, не сдерживая эмоций:

– Вот какие сведения у меня есть: за день до вашего исчезновения императрица отправилась в храм Камо, но так и не появилась там в тот день. Возможно, она поехала в дом господина канцлера. Женские экипажи не досматривают на выезде из двора и при въезде, что даёт право предположить, что она могла вывести вас. Тем более, что прямо на следующий день выяснилось, что вы пропали.

Сначала я предположил, что она оставила вас в доме канцлера, но что-то заставило вас покинуть его жилище. Не зная, куда податься, вы пустились в странствия. Однако ваши странствия были недолгими, так как вы не успели загореть на солнце, а ваши ступни не загрубели.

Я также предположил, что кровоподтёки и ушибы на вашем теле – результат встречи с разбойниками во время ваших странствий. Учитывая, что ваше путешествие и испытания были недолгими, мне непонятно, почему, когда мы встретились, вы были настолько обезвожены и истощены.

Однако все эти предположения ставят меня перед другими вопросами. Если вы практикуете тёмную магию, то зачем вам идти на все эти ухищрения с женскими экипажами? Вчера ваше умение убеждать помогло вам открыть ворота. А как вы могли позволить избить себя разбойникам? Управлять чужими духовными силами, подчинять и вызывать болезненные воспоминания способен только тот, кто использует силы До. Другого объяснения нет.

По встревоженному лицу Юдзиро пробежала ухмылка. Он ожидал услышать от главы сыскного ведомства серьёзный и изобличающий разговор.

– Вы забыли письменность и сутры, как будто никогда их не знали. Но свои практики вы помните хорошо. В отражённых воспоминаниях в ваше тело вколачивали гвозди, и от них должны были остаться следы, но их нет…

Сано смотрел на Юдзиро, как хищник смотрит на загнанную в угол добычу. Сердце Юдзиро запрыгало в тяжёлом ритме. Он больше не желал выдумывать оправдания. Ему нужна помощь, как никому другому, и хоть кто-то во дворце должен был стать его союзником.

Время неумолимо утекало. Юдзиро собрал всю волю в кулак. Он вдохнул глубоко и стремительно отбросил суету своих мыслей.

– Гёбукё-доно… как вы и сказали вчера, любые дела можно уладить путём взаимных соглашений и уступок. Предлагаю компромисс. Выполните одно моё условие, и я обо всём поведаю вам, не утаивая ни единой пылинки.

– Время для условий прошло…

– В таком случае, мои уста запечатаны, пока не услышу согласия.

Сано издал долгий, измученный вздох.

– Какое у вас условие?

– Могу ли я рассчитывать, что оно будет выполнено?

– Можете.

– Отправьте своих людей в провинцию Иэ Нэн, в храм под горой, за человеком по имени Тсутому.

Сано поднял свои уставшие глаза, под которыми залегли глубокие тени.

– Тсутому?

– Именно так, а провинция называется Иэ Нэн. Храм под горой. Запомните, Гёбукё-доно.

– Я уже слышал это имя, когда подобрал вас на дороге. Кто он такой?

Внезапно лес ожил. Крики начали раздаваться со всех сторон и нарастали. Юдзиро пронзительно посмотрел Сано в глаза.

– Перво-наперво распорядитесь своими людьми, чтобы отправились за ним.

– Я распоряжусь по возвращению во дворец, – обещал Сано.

– Тогда я обо всём поведаю лишь после вашего приказа, – сказал Юдзиро.

Сано пытался разгадать загадку, которая скрывалась за фигурой, стоящей перед ним. Он принял решение и не мог позволить себе игнорировать слова этого человека.

– Хорошо, я выполню ваше условие. Придётся надеяться, что вы не обманете мои ожидания.

Юдзиро с облегчением вздохнул, но не позволил себе расслабиться окончательно. Он сделал шаг назад, стараясь притупить остроту момента.

– Что здесь происходит?

Стоя на платформе, принц Хёбукё попеременно оглядывал глаза Гёбукё и брата. Лицо его выразило недоумение, смешанное с раздражением.

Сано бросил на него решительный взгляд.

– Принц Хёбукё, мне необходимо немедленно вернуться во дворец. Есть важные дела, которые следует обсудить. Позвольте мне довести это до конца.

Принц Хёбукё, скривив брови, задумчиво кивнул. Он смотрел на Сано, словно пытаясь понять подлинность его намерений через мутные воды подозрений.